Счастливая судьба

И вновь на Париж спустилась ночь. Город огней, город любви тихо спал, утомленный после долгого дня. Только-только взошла луна, и таинственно мерцали бесчисленные звезды. Царило спокойствие и безмятежность. Ничего не давало повод подумать, что где-то, в одном из шикарных особняков, находился юноша, готовый взорваться. В самом деле. Адриан лежал в постели и казался себе часовой бомбой. Тик-так — стучало сердце. Тик-так. Так и вправду можно сойти с ума. Мысли никак не хотели оставить его в покое. Придет ли Ледибаг к нему этой ночью опять? Тик-так. Придет ли она? Он нарочно оставил открытым окно. Тик-так, тик-так. Или, может, он раскрыл его чересчур широко? Не выглядит ли это слишком очевидным? Он все-таки не хотел показаться напрочь отчаявшимся (хоть в сущности и был таковым). Он лежал на кровати и дергал ногами. Может, стоит встать и приоткрыть снова поши… — Меня тошнит от тебя! — прокряхтел Плагг с книжной полки, и Адриан от неожиданности чуть не подпрыгнул. — Если ты и дальше будешь так трепыхаться, она тут же заметит, что ты не спишь! И не вздумай подумать, что меня очень волнует, придет Ледибаг облизывать тебе лицо или нет, — пропыхтел пренебрежительно Плагг, и его передернуло от отвращения. — Плагг! Она уж точно не будет облизывать мне… О, Господи! Адриана бросило в жар, и ему стоило немалых усилий, чтобы не скинуть с себя теплое пуховое одеяло, сорвав с тела заодно и пижаму. Обнаружить его в таком виде — совершенно раздетым — это было б уж слишком для Ледибаг. О, небо! Не мешало бы прекратить думать о подобном, но воображение не хотело его покидать. Лизать его лицо? Он был так влюблен в эту девочку, что ему даже не казалось это чем-то плохим. Оно уж, конечно, не так хорошо, как мягкий, проникновенный поцелуй, но и не самое худшее, чего можно желать. Боже мой, как же был он противен, Плагг прав. Лежа истуканом, Адриан чувствовал неизменное тиканье бомбы внутри себя и пытался выглядеть спящим. КАК люди спят? Куда кладут они руки? Как лежит их голова на подушке? Что бы они ни делали, в одном Адриан был уверен: они лежали не так, как лежал он — одервенелый, точно засохший багет. Боже, каким он был трупом! Будучи таким образом занятым попытками уснуть, Адриан не услышал тихого скрипа окна и легких шагов на ковре и ощутил легкий бриз лишь тогда, когда что-то осторожно защекотало его подбородок. Кончики пальцев. Нерешительные кончики пальцев, обтянутые кожаной перчаткой, исследовали его лицо и с каждой секундой становились смелее. О, это было уж слишком, чтоб он мог оставаться спокойным. — Адриан, — произнесла она его имя, словно имя это было грехом, перед которым она не могла устоять. Адриану пришлось затаить дыхание и крепко сжать зубы, чтобы не выпустить млеющий стон. — Может, ты можешь сказать мне, почему я снова здесь? И Адриан расплавился под теплом ее рук, хоть и было оно изнуряющим. Он четко уловил отчаяние в ее словах, и бомба в груди затикала только быстрее. — Видимо, другая часть меня не могла перед тобой устоять, — промолвила она и усмехнулась. — Что в равной мере правдиво и горько. Признаю, я — слабый жучишко. Она вздохнула, и ее сладкое, дрожащее дыхание защекотало его кожу — настолько близко от него она была. — А может, еще и потому, что ты так на него похож. Как будто. Но, возможно, я в последнее время вижу его во всем и во всех. Так что особо не зазнавайся. Она переместилась, и он почувствовал, как ее теплое лицо слегка вдавилось ему в плечо. Ее тело дрожало, и он не был уверен, плачет она или нет, но, должно быть, была близка к этому. Его сердце сжалось от боли. Он всегда представлял ее сильной, самоуверенной, безупречной в любой ситуации, что бы ни случилось, но только сейчас понял, что у нее были стороны, о которых Кот Нуар не имел представления. Быть может Адриану удастся познакомиться с парой из них. Возможно ли, что она открылась бы обычному мальчику, раз отвергала супергероя? Он чувствовал на своей шее ее теплое, ровное дыхание, но с проходящими минутами голова ее стала подниматься все выше и выше. Губы, так близко над его непокрытой кожей, оставляли на ней жгучий след. И в то мгновение, когда они находились прямо над уголком его рта, он больше не мог себя сдерживать. Дрожащим, полным напряжения движением он повернул голову на пару сантиметров в ее сторону до тех пор, пока его губы не легли на ее. И в этот момент часовой механизм остановился, и бомба взорвалась, беззвучно, но со всей своей мощью. Поцелуй длился ровно три секунды, пока она не вырвалась, оставляя пространство между ними. Она стала хватать ртом воздух, в глубоком шоке уставившись на юношу. — Ты-ты не спишь. Он ни разу не слышал, чтоб Ледибаг заикалась. Одно мгновение он раздумывал, не сказать ли что-то очень интеллигентное, типа «нет, я не сплю», но это был не подходящий момент, чтобы выставлять перед ней на смех свою правдоподобность. Он сел на кровати, поднимаясь медленно, как перед диким зверем, не желая его спугнуть. — Прости, — шепнул он. — Я не хотел… Боже, пожалуйста, прости, я не должен был этого делать. Он следил за очертаниями ее фигуры, что покачивались в лунном свете, который просачивался сквозь то окно, через которое Ледибаг проникла в комнату. Она приняла оборонительную позу, глаза сверкали серебром, скрывая уязвимость, и в эту секунду он думал, что еще никогда так сильно не походила она на чудесное существо из другого мира. Она покусывала губы, словно проверяя, остались ли они теми же. — Это было чуть ли не сексуальным домогательством, — сказала она в крайнем смущении. — Ну, знаешь! Это не я врываюсь среди ночи в чужую спальню, — ответил он в чистейшей кот-нуаровской манере, и быть может, по этой причине она, казалось, расслабилась. — Я хотела кое-что проверить, — подхватила она, защищаясь, и переплела на груди руки. — В таком случае, я рад, что ты пришла проведать меня, — ответил он, стараясь казаться равнодушным. — Мало ли, кто знает, что могло бы случиться. Следует признать, что губы Ледибаг и в самом деле были наилучшей защитой от акумы, которая пришла ему на ум. И ему так захотелось поцеловать ее снова. Она не отвечала, лишь только глаза, сверкая, смотрели на него. Адриан слегка похлопал ладонью по матрасу рядом с собой. — Пожалуйста, сядь, — сказал он. — Пол слишком холодный, чтобы стоять на нем на коленях. Она не решалась. Испустив глубокий вздох, она поднялась, чтобы опуститься рядом с Адрианом. Ледибаг села, поджав колени к груди, положила на них подбородок и вдруг впала в задумчивость. Адриан размышлял, продолжать ли ему говорить. Он мог бы задать ей вопросы, что висели на кончике языка и жгли его душу. Но весь ее вид, клубком свернувшееся тело, ясно говорившее о ее полной растерянности, заставили его умолкнуть. Лишь его мысли вихрем кружили вокруг, подгоняемые своеобразием всей ситуации и лунным светом за спиной Ледибаг. — Спасибо, — неожиданно пробормотала она, и едва уловимая улыбка показалась у нее на лице. Адриан сморщил лоб. Он правильно понял? — За что? — спросил он. — За то, что не выгоняешь меня. Он пододвинулся ближе, но дотронуться до нее не решался, борясь с неудержимым желанием это сделать. — Конечно нет, — ответил он тоном, дававшим понять, что выгнать ее — было самым нелепым, что могло бы прийти ему в голову. — Это и есть причина, почему ты приходишь ко мне? Чтобы укрыться? — Может быть. С некоторых пор я перестала искать причину тому, что я делаю и почему. Пока срабатывает. — Кажется, это опасный образ жизни. — Моя жизнь в самом деле опасна, время от времени, — ответила она. Он кивнул с ухмылкой на лице: — Я знаю. Я-я имею в виду, что могу себе это представить. Да. Она подняла голову и почему-то рассмеялась, и в этой огромной, беззвучной комнате ее громкий смех звучал изумительно. — Создается впечатление, что я бедный, бродячий жук, у которого нет дома, — сказала она, смеясь. Вдруг тепло пробралось ему в грудь, и он улыбнулся. Разговаривать с ней казалось таким естественным, и не важно, что на нем было: черный ли кожаный костюм или белая пижама. — Может, мне открыть приют для животных? — спросил он, обрисовывая в пропитанном серебряным светом воздухе контуры таблички. — «Приют Адриана для жуков без единой точки».* О да, он гордился собой за этот каламбур. Ледибаг, казалось, не разделяла его радость. В мгновение ока улыбка ее исчезла во тьме, возвращая во взгляд печаль и горечь. Заметив это, Адриан закрыл рот. Хорошо, над его шутками она никогда особо не смеялась, даже тогда, когда он — Кот Нуар, но чтоб такая реакция! Это уж слишком! Не мог он быть так уж плох. — Не надо, — выдавила она из себя. — Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросил Адриан. — Не открывать приют для животных? Я уверен, что миру нужны они и не мало, так что… — Нет! — она встала и беспокойно зашагала по комнате, отчаянно жестикулируя без определенного смысла. — Я имею в виду… эти шутки. Не делай этого. Это глупо, как сильно и непременно я хочу их слышать. — Тогда зачем же мне прекращать? Адриан не мог оставаться сидеть. Как только она завершила очередной беспокойный круг по ковру, он удержал ее за руку и заставил взглянуть на него. — Ответь мне, — тихо сказал он. — Есть причина, почему ты приходишь ко мне, и это явно не из-за моих шуток, тогда почему? Она находилась так близко. Боже, она стояла так близко, что он снова ощутил этот хорошо ему знакомый, исходивший от нее аромат шоколада и клубники, который порождал в нем чувство, будто он был окутан одеялом из сладостей. Пробудить в нем такое могла только она. — Ты этого не знаешь? — усмехнулась она горестно и всхлипнула носом, что было и милым, и раздирающим душу. — Да уж. Ты, наверное, единственный человек в городе, который не следит за новостями. — О, — захлестнуло его осознание. — Так все дело в нем. Кот Нуар. Они стояли друг к другу так близко, что он почувствовал мимолетное прикосновение ее рук к своему телу, в то время, когда она скрещивала их у себя на груди. Ему не хотелось, чтобы она чувствовала необходимость так от него защищаться. — Кажется так, — пробормотала она и пожала одним плечом, словно на это заявление у нее не было отговорки. И какая могла тут быть отговорка? Она скучала по своему напарнику, по этому нелепому Коту, существование которого всегда принимала как должное. Ее чувства можно было прочесть у нее на лице. Адриан видел кусочек ее обычной самоуверенности, хоть слегка и побитой отчаянием. Он видел тоску и… волнение? Подстегнутый мыслью, что это, быть может, из-за него, у Адриана хватило смелости задать ей вопрос: — Ты его любишь? Поскольку для него это был единственно важный вопрос. Она взглянула на него искрящимися глазами. С улицы послышался отдаленный звон колоколов Нотр-Дама, что били полночь. — Мне кажется — это очень личный вопрос, Адриан. Его имя, сошедшее с ее губ, произнесенное нежно и словно опробывающе, звучало прекрасно, но ему был нужен ответ. — Мы стоим в моей спальне, среди ночи. На мне ничего нет, кроме очень тонкой пижамы, и пару минут назад мы целовались, — тихо сказал он, и взгляд его остановился на ее губах. — Все это мне кажется очень личным, Миледи. Он сделал пол шага вперед, заполнил собой оставшееся между ними пространство и почувствовал, как она затаила дыхание. — Не надо, — пробормотала она, пристально глядя на его губы, веки ее дрожали. Наверное, это было нечестно так раздразнивать ее, подходить все ближе и ближе, в то время, когда она очевидно находилась в таком ранимом состоянии. Он знал, что ей кто-то очень нравился, кто-то, кто был не он и не Кот Нуар. Она не раз это подчеркивала. И сейчас, когда чувства ее были раздроблены, ими можно было легко манипулировать. Это ощущение опьяняло его, но он не станет злоупотреблять ее искренностью, ее доверием к нему, которое она доказала тем, что осталась. И он шепнул: — Я не сделаю ничего, о чем ты меня не просишь, Ледибаг. Ее дыхание было неровным, теплым и сладким. — Почему нет? — спросила она голосом, едва более уловимым, чем дуновение ветерка. Адриан свел брови и пристально посмотрел в синеву ее глаз. — Я уже украл у тебя один поцелуй, — шепнул он. — Я не из тех, кто повторяет свои ошибки. — А это было ошибкой? — выдохнула она чуть ли не уязвленно. — Не поцелуй, нет, — он ласково провел рукой по локону ее темных волос. Они были мягкими. — А то, что я не спросил у тебя разрешения. — Что ты хочешь этим сказать? — Поцелуй не бывает ошибкой. Или обманом. Это всего лишь поцелуй. И иногда он делает так, что тебе… — он нагнулся и нежно поцеловал ее в щеку, —… становится лучше. Глубокий стон, полный непреодолимого желания, сорвался с ее губ. До того, как он успел выпрямиться, она обхватила руками его лицо и прижалась губами к его губам. Чуть ли не яростно ответил он на ее поцелуй, жаждущий ее кожи, запаха, тела. Дрожь пробежала по всему ее телу, когда он так напористо и молниеносно отреагировал. Но она не отпрянула, углубляя поцелуй еще сильнее. Беспокойные руки хватались за кожу костюма, тянули за белую ткань пижамы, обнажая пылающую кожу и неутолимое желание в его чистейшей форме. Губы сражались друг с другом, не заботясь о том, кто победит. Тяжелое, горячее дыхание заполняло крохотное пространство между ними. Их тела были так близко друг к другу, так близко, что их руки выбились из сил, пытаясь заполнить расстояние между ними, которого там уже не было. Ее губы были того же вкуса, что и ее аромат, подумал Адриан, и у него подкосились колени. То был едва ли нежный, ласковый поцелуй, который он мечтал разделить со своей Леди. Но мозг его был слишком занят обжигающими объятиями и пьянящим возбуждением, чтобы быть разочарованным. Да, он понимал, что она всего лишь пыталась компенсировать или, быть может, забыть свои чувства по отношению к кому-то другому. Но вопреки своей речи о незначительности поцелуев, он был окончательно и бесповоротно захвачен. В каждом его движении чувствовалось влечение и привязанность к ней, и, пусть она никогда не разделит с ним эти чувства, сейчас он брал все, что она могла ему дать. И в этот момент большего ему и не нужно было. И для него это было чем угодно, но не тем, что не имеет значения. Она отпрянула первой, жадно хватая ртом воздух, к счастью для Адриана — он был готов скорее умереть от удушья, чем отпустить ее. — Что… — начала она, тяжело дыша, прислоняя свой лоб к его. Казалось, до парящего в воздухе жара можно было дотронуться — так сильно горела она. — Разве я не сказал? — голос его был таким низким и хриплым. — Лучше. Она стукнула его в плечо и подняла на него глаза, их взгляды переплелись. Видеть ее такой, видеть ее лицо и набухшие губы, красные как и костюм, голубые глаза, излучающие вину и удовлетворение — из-за всего этого Адриан казался себе гигантским пудингом. Знала ли она, насколько опасной была? Она улыбнулась, робко, чего он никогда не видел на лице Ледибаг. — Мне, пожалуй, пора уходить, я так думаю, — сказала она. — Эм… да. — Его голос по-прежнему звучал жутко — шершаво, как наждачная бумага. — Спасибо за… помощь. — В замешательстве у нее дернулась бровь. — В любое время, Миледи, — прохрипел он. В любое время. Разумеется. Она могла бы вырвать его из беседы с отцом или даже с заключительных экзаменов только, чтобы поцеловать его, ему было бы все равно. Она медленно кивнула и шагнула к открытому окну. Прохладный ночной воздух ворвался в комнату, и Адриану, на его раскаленной коже, он показался холоднее, чем был. Она на мгновенье замерла, слегка наклонив голову, пристально вглядываясь в ночь, затем поднялась на подоконник и посмотрела на Адриана. — Не называй меня так. Это прозвище уже занято. И сверкнув красной молнией, она исчезла, и все, что осталось, был аромат шоколада и клубники.

***

Пару дней спустя над Парижем распростерся теплый, солнечный субботний день, и каждый горожанин казался расслабленным и счастливым. (Не каждый, как впоследствии поняла Маринетт). Сама Маринетт была не в лучшем расположении духа. Все этим утром пронеслось, как в тумане. Одна из работниц неожиданно заболела, и Маринетт волей-неволей пришлось потратить свое свободное время на помощь в булочной. На самом деле это не было проблемой. Работа в пекарне была тем, с чем она выросла. Но сегодня, при всех Чудесах, сегодня она была сама неуклюжесть: опрокинула ведро с грязной водой, разбила пару яиц, а кексов, что она украшала, перепортила больше, чем готова была признать. Это не из-за Адриана, говорила она себе, созерцая осколки разбитой кофейной чашки так сердито, словно на их совести была вся ее семья. Это не из-за Адриана! Нет, не из-за него. Это из-за поцелуя. Значит, все-таки из-за Адриана. Маринетт раздраженно рыкнула и взъерошила присыпанные мукой волосы. Она была эмоциональной развалиной. Появляется, понимаете ли, какой-то парень, целует ее, и уже она который день не может сделать уверенный шаг? Каким же жалким все это было? (За исключением того, что Адриан не был каким-то парнем, и он ее целовал, Боже, КАК он ее целовал — КАК ТУТ МОЖНО БЫЛО ОСТАВАТЬСЯ СПОКОЙНОЙ?!) Когда вошла мама и попросила Маринетт помочь в магазине с покупателями, проявив там свою твердую руку, это было самой насмешливой иронией судьбы и, вероятно, самой худшей идеей. На удивление, поначалу все шло хорошо. Работа и посетители отвлекали ее от мыслей об Адриане (до некоторой степени), и она и в самом деле была продуктивной. Но вдруг по магазину начал расползаться густой дым. Мужчина, который уже при входе ворчал и выглядел скверно настроенным, зажег сигарету, вызывая громкие недовольства стоявших вокруг покупателей. — Занимайтесь этим на улице, засранец! — начала браниться одна пожилая дама. — Мы не желаем вдыхать эту дрянь! — возмутился другой. Папа Маринетт успокаивающе поднял руки. Размеры его огромной фигуры произвели моментальный эффект, и все мгновенно умолкли: — Прошу прощения, месье, здесь не зона для курящих. Пожалуйста, затушите сигарету. Мужчина в шляпе-котелке на голове и с ворчливым выражением на лице в ярости свел мохнатые брови. — Ну конечно! — он треснул кофейной чашкой по дереву прилавка и стал, выпятив грудь, перед хозяином булочной. — Все сговорились против меня! Мало того, что меня увольняют с работы, и семья меня ненавидит, так еще и какие-то всезнайки будут мне предписывать, где и когда мне должно курить! С меня довольно! Знаете, когда человек так настроен, лучше не перечьте ему. Все равно не поможет. И уж что бы вы ни делали, ни в коем случае не спотыкайтесь и не заливайте его горячим кофе. Но, если честно, разве могла Маринетт это предотвратить? В этот момент в булочную кто-то вошел. Кто-то, из-за кого горячая дрожь пробежала у нее по спине. Кто-то, из-за кого она настолько потеряла самообладание, что ноги ее вконец отказали действовать. Адриан. Адриан зацелуй-меня-до-потери-пульса Агрест. Маринетт чувствовала себя так, словно солнце собственной персоной вошло в магазин. Мужчина с сигаретой, мокрый с головы до ног, еще раз громко и яростно выругался, бросился к двери, и вдруг стало тихо. Когда она отряхнулась, бормоча извинения, взгляды их встретились, и вопросительная улыбка промелькнула в его зеленых глазах. И на мгновенье эта улыбка (и его губы) стали единственным, что заняло ее мысли. Сердитый курильщик уж как-нибудь справится. У каждого бывают тяжелые дни, разве нет? И она не почувствовала ярость, затуманившую все его чувства, не заметила черную бабочку, что слилась с дымящейся сигаретой, не услышала жадный басистый голос, нашептывавший в ее голове. «Дымокур! Я — Бражник. Хочешь отомстить тем, кто поступил с тобой несправедливо? У меня есть к тебе предложение…»