***
— Мне не следует идти к нему снова, не так ли? — сказала Маринетт вечерним часом, глядя из окна. Окутываемый сумерками Париж лежал перед ней во всей своей красе и был совершенно вне ее восприятия. На небе сгущались черные тучи. На горизонте сверкали длинные руки молний, которые протягивались через все небо, словно хватались за землю. — Маринетт, — кротко промолвила Тикки. Квами сидела на плече своей подопечной и держала в своих крошечных ручках слишком большое для них печенье, от которого она то и дело откусывала малюсенький кусочек. — Ты повторяешь это сегодня весь день. Однако не похоже, чтобы ты была убеждена. — Я и не убеждена. Я хочу к нему. Маринетт вздохнула и погладила Тикки по голове. — Тогда, что тебя держит? — Ты же знаешь, что меня держит, Тикки, — пробормотала Маринетт. Тикки посмотрела на нее тем ужасно мудрым взглядом, который был свойствен только ей и говорил о полном познании истины. — Ты очень скучаешь по нему, я права? По Коту? Маринетт смахнула навернувшиеся слезы: — Больше, чем я когда-либо того ожидала… что буду скучать по этому дурацкому Коту. Она горько усмехнулась: — Но без него я чувствую себя ужасно. Я должна продолжить поиски. — Нет. Маринетт повернула голову и изумленно взглянула на Тикки: — Что? — Не ищи его больше, — Тикки вздохнула и поясняющим жестом указала на лицо Маринетт. — Посмотри на себя. Из тебя выжаты все соки. Последние дни ты только и делала, что носилась по городу, даже в пригородных banlieue ты искала. Если до сих пор не удалось его найти… думаешь, есть еще шанс? Маринетт сглотнула. Это был тот вопрос, который она в последние дни и ночи сознательно запрещала задавать самой себе. А на прохладном летнем ночном ветру было проще об этом не думать. Она хотела верить, что отыщет его. Хотела верить, что он найдется, главное только — тщательно искать. — Но что же мне тогда делать? — спросила она надломанным голосом. — Навести Адриана, — Тикки потянулась и нежно стерла слезинку, покатившуюся по щеке Маринетт. — Это действует на тебя хорошо. С тех пор, как Кот исчез, ты совсем отчаялась и обессилила. Маринетт, хлюпая носом, взмахнула рукой: — Разве я не все еще без сил? Мешки под глазами, во всяком случае, говорят «да». Вот. Вещественные доказательства «а» и «б», — и она ткнула пальцем себе в лицо. Тонкие губы Тикки растянулись в улыбке: — Может и так, но по меньшей мере ты остудила свой пыл. Маринетт вопросительно заморгала. Тикки, вздыхая, улыбнулась. — Сегодня утром. Как ты защищала Нино от Хлои! — Я просто переутомилась. — Ты была бесстрашна, — смеясь поправила Тикки. — Ты была прямо как Ледибаг. А еще, только что ты пошутила, разве это не хороший знак! Маринетт ничего не ответила. Она следила за тучами, надвигавшимися с горизонта, и думала о своих сердечных ранах. Тикки была права. Короткий визит к Адриану подействовал на нее хорошо. Она все еще чувствовала жар его тела на кончиках своих пальцев, его дыхание на своих губах, которое пробудило в ней жгучее желание. Она хотела увидеть его снова, она так сильно этого хотела. И все же она знала, что сердце ее не было таким крепким как камень, который трудно разбить. В одном она была уверена: быть Адриану настолько близкой — когда-то тому срок истечет. Аля доказала: Маринетт не могла вечно кружиться у дома Адриана будучи Ледибаг, наивно полагая, что ее никто не заметит. Она была супергероиней, а он… он был Адрианом Агрестом. Вот и все. Когда-нибудь она снова будет одна. — Ледибаг должна заботиться о Коте, — произнесла Маринетт. Едва слышимый стук проник ей в уши, и первые тяжелые, большие капли дождя забарабанили по стеклу. — Точно, — просто ответила Тикки. — А задача Маринетт — заботиться о своих друзьях. И о себе. Так или нет? Тикки была права. И уверенность в этом направила жар и тоску в каждую нервную клетку девушки.***
Адриан был словно вихрь. Он был безжалостен. Быстрый и точный в каждом ударе, направленном в перья. Он был героичен, несокрушим, он был самым остроумным человеком на всем белом свете. Самодельная боксерская груша-подушка смотрела на это дело иначе. Совершенно бесстрастно раскачивалась она, вися на лампе под потолком, словно огромное облако из перьев. Несмотря ни на что, Адриан казался себе в своей пижаме героем. Единственная проблема, так же как и с перевоплощением, была в том, что этого чудовищного усилия хватало всего лишь на время, достаточное, чтобы произвести каких-то жалких три удара. Что являлось причиной тому, что каждые пару секунд он терял контроль над своими конечностями и драматично падал в обморок. Плагг издал протяжный стон, в котором смешались злорадство и скука. — Насколько мне приносит наслаждение это зрелище, как ты тут корчишь из себя обезьяну, настолько же я потихоньку начинаю сомневаться в эффективности того, что бы ни было то, что ты там делаешь, — изрек Плагг. Он сидел высоко на книжной полке и недоумевал, что же, во имя всемогущих сырных богов, накатило на его подопечного. Адриан сидел, прильнув грудью к поджатым коленям, и жадно хватал ртом воздух. — У меня такое чувство, Плагг, что я вот-вот взорвусь. Я не вынесу этого дольше. Я не могу просто так сидеть и бездействовать. Отец и Натали не выпустят меня, и перевоплотиться я не могу… Адриан с досадой простонал. — Слаб, как котенок, — прокряхтел Плагг, и ему повезло, что он сидел за пределами досягаемости того, к кому были обращены эти слова. И посему единственным шансом юноши было запустить в Плагга подушкой, которая, однако, на полпути потеряла силу полета и плюхнулась на пол. Вид Адриан имел плачевный, что он и сам ясно осознавал, и поэтому особо на шаловливые дерзости Плагга не обиделся. Прямо над окном грянул гром, и стеной хлынул дождь. Адриан тяжело вздохнул. — Ладно. Сейчас я все равно не смог бы выйти. — Да-да. Разве что твое любимое хобби — быть ударенным молнией. Как по сигналу, настойчиво раздался звон дверного колокола, и Плагг с Адрианом переглянулись. — Хм, очевидно кто-то имеет такое хобби, — сказал Адриан с ухмылкой и прошмыгнул к двери комнаты. — Просто помешанный, я бы сказал, — успел пробормотать Плагг, в то время как Адриан уже высовывал свою светловолосую голову в коридор. Благодаря длинному коридору, протянувшемуся прямо к парадному входу, Адриан мог без труда наблюдать за тем, как Натали сновала туда-сюда у своего рабочего стола и лихорадочно отвечала в переговорное устройство. — Я прошу прощения, — говорила она, — но у меня нет разрешения кого-либо впускать к нему. Адриан приподнял бровь. Ему никогда не нравился строгий план визитов, на котором настаивал отец, хоть, возможно, он и был необходим знаменитому дизайнеру. Но сейчас над городом бушевала гроза: молнии разрезали небо, и дождь заливал город, словно то был великий потоп. Оставаться на улице было не только неразумно, но и опасно. — Я прошу прощения, — прожужжал голос из переговорного устройства, и несмотря на то, что при передаче он был искажен, Адриан тут же узнал дрожащий голос Маринетт: — Я не планировала приходить, но… Остаток сказанного утонул в громком раскате грома. У Адриана хватило ума накинуть халат до того, как он в пижаме полетел вниз по ступенькам. — Натали, впусти ее! Зная то, что безграничная лояльность Натали по отношению к его отцу не позволит ей пренебречь его приказом, Адриан, не дожидаясь ее реакции, бегом пересек мраморный холл и сам нажал на кнопку. Раздалось жужжание открывающегося замка двери, и в холле появилась дрожащая Маринетт с плоской коробкой под мышкой, промокшая как… котенок. Ха! Какой же он классный шутник! — А-Адриан. Глаза Маринетт раскрылись так широко, как будто это было совершенной неожиданностью увидеть его здесь — в его собственном доме. — Маринетт?! Что ты здесь делаешь? — спросил Адриан. Маринетт хоть и раскрыла рот для ответа, но все, что она сделала — это покачала головой, не отрывая от Адриана глаз. Коридор был явно не подходящим местом для каких-либо разговоров. — Натали, — с просьбой обратился к ней Адриан. Ассистентка покачала головой с чуть ли не паническим выражением на лице. — Нет, Адриан! Твой отец должен с минуты на минуту вернуться, и я не могу просто так… — Две минуты, — умоляюще попросил он. — Натали, пожалуйста! Я должен поговорить с Маринетт. Натали смотрела попеременно то на юношу в пижаме, то на промокшую девушку, с которой стекала вода, заливая чистый мраморный пол, и, уступая, вздохнула: — Хорошо. Две минуты. А потом она сразу уйдет, ты знаешь своего отца. — К несчастью, — сказал Адриан. — Спасибо, Натали. Адриан моментально схватил Маринетт за руку и потащил за собой. Вернувшись в комнату, он, крутанувшись на пятке, развернулся лицом к Маринетт. — Прости, — сказал он, виновато глядя на девушку. На мгновение Адриан испугался, что окончательно запугал Маринетт, но в уголках ее губ показалась застенчивая улыбка. Глаза ее блестели, капли дождя на лице успели испариться от тепла ее тела — вероятно, она бежала сюда бегом. — Я… я не знала, что надо предварительно записываться на прием, чтобы с тобой поговорить, — сказала она, смущаясь. — Не уверен, что на прием было бы дано разрешение, даже если б ты и записалась, — сухо ответил Адриан и услышал в ответ нервный смешок. Маринетт глубоко вздохнула, и тут Адриан заметил, что стоит перед ней слишком близко и все еще держит ее за руку. Хотя рука Маринетт казалась горячей, промокнув под таким ливнем, она могла в два счета подхватить сильнейшую простуду. Щеки Адриана покрылись румянцем, он отступил на шаг назад и почесал затылок. — Эм… знаешь, что? Я поищу для тебя что-нибудь сухое, чтоб переодеться. Наверняка все будет тебе большим, но… Спотыкаясь, Адриан направился к шкафу и начал в нем рыться с таким ожесточением, словно искал путь в Нарнию. Вскоре, издав триумфальный вопль, он извлек оттуда серый свитер, подняв его вверх будто трофей. — Ха! Маринетт продолжала стоять, обняв красную коробку, что принесла с собой. При виде победоносного выражения на лице юноши, в ее взгляд прокралась веселая улыбка. Адриан не мог понять, почему ему непременно захотелось увидеть эту улыбку снова. Это была ведь всего лишь улыбка, разве не так? Маринетт протянула руку, чтобы взять свитер, и магия момента исчезла. — Где… где я могу переодеться? — О. Да. Вон там ванная. Через пару минут, которые показались ему вечностью, она появилась из ванной, и у Адриана застыло дыхание. Он никогда не думал о Маринетт как о красивой девушке. Она была приветлива, симпатична, непосредственна. Он осознавал, что, быть может, был просто ослеплен из-за возбуждения, вызванного тем, что вообще кто-то пришел его навестить. Но то, как она сейчас стояла перед ним, с распущенными, слегка завившимися волосами, с блеском в глазах, в его слишком широком свитере, она была красивая, другим словом он не мог ее описать. И Адриан отреагировал совершенно немужским хихиканьем. — Ты выглядишь такой крохотной внутри этого свитера! — воскликнул он и залился неудержимым смехом. Все это было настолько абсурдно и в то же время прекрасно. Маринетт была в полнейшем замешательстве. Однако заметив, что смеется он добродушно, а не насмешливо, она расслабилась. — Маленьким людям легче пролезать сквозь сети, — сказала она сквозь смех юноши. Адриан смахнул с лица выступившие слезинки и с любопытством спросил: — И что же это должно означать? Ты не хочешь быть замеченной? Это было сказано в шутку, однако, к его удивлению, Маринетт взглянула на него, серьезно задумавшись над ответом. Адриан кашлянул. Такого рода беседы они вели довольно часто. Каждый раз, когда обычного «привет» было недостаточно, он переходил с нарочитой непринужденностью на обсуждения погоды или другой бессодержательной ерунды. Но сейчас был явно не тот момент. Она была здесь в его комнате, одетая в его свитер и выглядела очень красивой. — Я смотрю, у тебя здесь много фотографий Ледибаг, — тихо сказала, наконец, Маринетт. Адриан удивленно уставился на нее. Безусловно, она всегда была с ним дружелюбна и добра, но во всех разговорах с ним она никогда — НИ РАЗУ — не сделала первый шаг, чтобы завязать беседу. Ему казалось, что он заводит знакомство с новой девочкой. — Да, кажется так. Я — ее большой поклонник, — сказал Адриан, скребя в замешательстве затылок. — Я вижу. Ссылаясь на выражение ее лица, можно было заключить, что Маринетт не была в особом восторге. Она стояла, спрятав руки в кармане-кенгуру пуловера, внимательно изучая обклеенную фотографиями и постерами стену над письменным столом. — Она мне очень нравится, — сказал Адриан. — Она — героиня. Разве что-то в этом неправильно? — Ч-что? Нет! Конечно, нет. Только… — Маринетт взглянула на него — синее небо в ее глазах выглядело печальным, — легко любить героиню. Адриан наклонил голову. — Ты считаешь, что я влюбился в иллюзию? — Ты в нее влюбился? — подхватила она, широко раскрывая глаза. Настала очередь Адриана краснеть. Он слегка усмехнулся — лишь правым уголком рта. Он чувствовал, как усталость расползалась по всему телу и знал, что только присутствие Маринетт и мысли о Ледибаг удерживали его от того, чтобы не уснуть прямо на месте. — В настоящий момент я не знаю, чтó я. Я давно ее не видел… и мне ясно, что я многого о ней не знаю. Но я знаю, насколько она добрая, смелая и самоотверженная по отношению к другим. Я уверен, что ей тоже приходится сражаться с жизненными проблемами, так же, как всем нам. И тем не менее, она каждый раз приходит на помощь и спасает положение, как что-то само собой разумеющееся, словно это какая-то мелочь. Это меня впечатляет. — И он с тоской посмотрел на висевшие на стене фотографии. Маринетт робко улыбнулась. — У нее ведь есть помощник. — Кот Нуар? Он же скорее всего лишь помощничек, — усмехнулся Адриан, отмахиваясь. Маринетт почему-то обиделась. — Почему сегодня все его постоянно долбают?! — рассердилась она и скрестила на груди руки. — Без Кота Ледибаг была бы лишь одинокой половиной того, что функционирует только как одно целое. Они — напарники… и друзья. Как ты можешь говорить, что Кот не имеет большого значения? Глаза ее сверкали; теплый трепет окутывал Адриана, когда он слушал, с какой страстью говорила она о его супергеройском «я». Она стояла перед ним и защищала его от самого себя, не зная того, что он — это он, и не требуя взамен какой бы то ни было благодарности. — Ты права, — сказал он мягко. — Прости. Маринетт кашлянула. Вероятно, она вспомнила, что у них в распоряжении было не так много времени. — Вот. Здесь несколько копий моих школьных записей и пара домашних заданий. Мы не знали, когда ты вернешься. Адриан взял у нее из рук листы бумаги и, вздыхая, перелистал страницы. — Я знаю, — сказал он. — Прости, что не предупредил, но в последние дни я едва просыпался. Видимо, мой организм нуждался в большом количестве сна. Адриан замолчал. Он не хотел говорить о причине — о причине, которая лежала в прошлом и накладывала лишь печаль на лица тех, кому он об этом рассказывал. Он не хотел видеть эту печаль на лице Маринетт. — Я не по-настоящему болен. Мой врач не может определить, что со мной. Он считает, что я переутомился. Но… мне уже лучше, — вставил он, нарочито весело. — Прошлая ночь была… мне было хорошо. — Правда? Глаза Маринетт стали большими как луна, только синяя. Адриан кивнул. — Эм… а что в коробке? Еще больше заданий для меня? — Нет, — пришла вновь в себя Маринетт, и из щелочки между губами вырвался наружу дрожащий от смеха воздух. Она протянула ему коробку. Взяв ее, Адриан неуверенно взглянул на девушку и отодвинул крышку. Его глазам предстали ровно пятнадцать маленьких кексиков идеальной формы, сидящих в бумажных формочках красного с черными точками цвета и посыпанных шоколадной крошкой. Они выглядели так аппетитно, будто были украдены из десятизвездочного ресторана. — Ты… — заикнулся Адриан и уставился на Маринетт. — Ты испекла их? Для меня? Она неуверенно кивнула. — Да. Я решила, что это неплохая идея. Мой папа научил меня их делать и… о, пожалуйста, не смотри на меня так. У Адриана задергались веки. — Что? — спросил он хрипло. Он не понял. Сердце его неистово колотилось, а горло основательно пересохло. —… так, как будто никто для тебя никогда такого не делал, — прошептала она. Ему понадобилось ровно четыре секунды, прежде чем он смог ответить. Маринетт, тот факт, что она была здесь и делала ему такие подарки, заставили Адриана совершенно забыться. Это было чуть ли не глупо. — Да… на самом деле… так оно и есть, — промолвил он беззвучно. — Спасибо. Они мне очень нравятся. Он прекратил думать, отложил коробку в сторону и притянул Маринетт к себе. Он признавал то, что не имел большого опыта в обнимании, виною чему был тот факт, что не имелось в наличии такого большого количества людей, находившихся для этих целей в его распоряжении. Но это объятие прямо кричало о своей необходимости. Оно было таким теплым, таким полным страстного томления, таким наполненным почти отчаянной близостью. И Адриан утонул в этом чувстве. Он знал, что быть может в этот момент проецирует на Маринетт, на ее нерешительные руки, обнявшие его, всю свою потребность в свободе, близости и дружбе. Но в эту минуту он чувствовал себя полноценным тем странным образом, когда абсолютно не замечаешь того, что части тебя не хватает. Ему не хотелось терять это чувство, которое вселила ему в грудь Маринетт. — Спасибо, — шепнул он ей в волосы. — По-пожалуйста, — тихо ответила она. — Кексы совсем не трудно было… — Нет. Не только за кексы. Он не мог дольше сдерживать слезы. В его теле не было больше сил. Голова кружилась от переживаний, а сердце щемило от жгучей тоски. Заметив это, руки Маринетт сжались сильнее вокруг его тела, препятствуя полному его развалу. Она не спрашивала, почему он дрожал, почему утопил ее плечи в горячем, соленом потоке. Быть может она знала, что он не сможет дать ей ответ. Тепло ее тела окутало его, как одеяло, состоящее из каждого чувства, которое она с ним разделяла. Адриан знал, то была не заигрывающе-разжигающая страсть, которую он испытывал к Ледибаг. То, что происходило сейчас, было спокойнее, быть может даже более по-дружески, но было именно тем, чего он хотел в этот момент, единственным — и то было правдой — в чем он нуждался. Высвободившись из его объятий, Маринетт грустно и подбадривающе улыбнулась. Неуклюже и смущенно провела она рукой по его лицу. Ах, Маринетт — с ее влажными, волнистыми волосами, веснушками и глазами, которые еще никогда не казались ему такими знакомыми. Над городом громыхнул последний зычный раскат грома, и Адриан не знал, что с ним произошло. — Я, пожалуй, пойду, — прошептала она. — Останься. Пожалуйста. Маринетт прикусила губу. Она раздумывала. Локоны волос подпрыгнули, когда она все же отрицательно покачала головой. — Не знала, что ты можешь быть таким привязчивым, — ласково прожужжала она. Он провел рукой по щеке, на которой все еще лежала рука Маринетт, и накрыл ее руку ладонью. — Не знал, что ты можешь быть такой беззастенчивой, — ответил он тихо. — Ты еще многого обо мне не знаешь. Они смотрели друг другу в глаза, и Адриан понял, что если еще раз откровенно попросит ее остаться, она не скажет «нет», и именно поэтому он должен был ее отпустить. Он вздохнул, снял ее руку со своего лица и запечатлел на ней поцелуй, такой невесомый, что он сомневался, почувствовала ли она его вовсе. Маринетт кашлянула и залилась краской, походившей по цвету на костюм Ледибаг. Адриан отпустил, наконец, ее руку и глядя, как она торопливо хватается за свою розовую сумочку, открыл ей дверь. — Выздоравливай скорей, хорошо? — сказала она, глядя в пол, опасаясь, что не найдет в себе силы уйти, если взглянет на него еще раз. — Мы… нам тебя не хватает. И… спасибо за свитер. И она скрылась, унося на своих щеках последние отблески малиновой краски. Адриан едва успел добраться до кровати до того, как его тело сдалось вконец. Он тут же уснул глубоким, крепким сном, до самого утра. Открыв следующим утром глаза, он увидел Плагга, сидевшего на красной коробке, и ощутил в своей груди оберегающее тепло. И он задумался: о средстве от яда и синей луне.