Неубиваемый

Если пользоваться чем-то постоянно, то рано или поздно оно станет бесполезным

Независимый отряд убийц «Вария». Эта организация всегда считалась самой опасной и непредсказуемой. В её состав, как правило, входили гениальные головорезы. Однако нынешнее поколение можно было счесть лучшим из лучших. Если речь заходила о Варии, то, как правило, всегда вспоминали его – Капитана отряда, Гокудеру Хаято. Бывший террорист-смертник, выживший в пятидесяти девяти операциях, в каждой из которых он носил пояс шахида. К слову, пояс до сих пор при нём – поговаривают, будто это его оберег от смерти. Те, кто с ним встречается, почти наверняка отправляются на третьи небеса. Впрочем, помимо капитана есть ещё пять офицеров, которые не уступают ему в чёрной славе. Имя Рокудо Мукуро произносили едва ли не с суеверным ужасом. Слухи о его способностях к манипуляции и промывке мозгов едва ли можно было перечислить, а что самое важное – они все были правдивыми. Ему хватало одного разговора, чтобы человек забывал, кто он такой, на чьей стороне и который сейчас год. Девицы, которым не повезло посмотреть ему в правый глаз, мгновенно влюблялись в него, теряя рассудок. А его именем гражданские уже пугали детей. Третий Император Мечей – Ямамото Такеши – при первой встрече мог показаться славным парнем. Его действительно можно было назвать благородным офицером Варии, если бы он не был столь безжалостным к любому, кого вызывал на поединок, будь то ребёнок, беременная женщина или пожилой человек. Ямамото всем давал возможность уйти живыми, но только в том случае, если противник смог победить его или продержаться в течение горения одной палочки благовоний*. Пока что никто не смог. Но если говорить не о навыках, а о Посмертной Воле, то, сильнейшим, несомненно, был действующий чемпион боёв без правил – Сасагава Рёохей. Один его удар пламени Солнца мог стать смертельным. У него в подчинении не было ни одного человека, но зато за пределами Варии он был известен, как основатель Последователей Экстрима – группировки, ставшей головной болью не только мафии, но и всей страны. Эти парни занимались всем, что подходило под их девиз: буквально от сунуть пальцы в розетку с воплем «Экстрим!!» до организовать революцию в Италии. Самым ненавистным членом Варии был Ламбо Бовино – киллер чуть ли не с младенчества и с самооценкой, как у Королевы Англии. Хотя, пожалуй, даже ей пришлось бы потесниться с такой самоуверенностью, как у него. Ламбо был самым младшим офицером в Варии (однако возраст не мешал ему соблазнять пятьдесят девушек в месяц) и, как и положено ребёнку, он обожал играть, особенно в игры со смертью. Своей самоуверенностью он выводил жертв из себя, а затем предлагал сыграть, к примеру, в глотание пилюль, одна из которых ядовита, или в американскую дуэль. Ламбо просто не умел проигрывать. Ни в чем. Хибари Кёя был не просто знаменит в широких кругах, он был настоящей живой легендой в мире мафии. За всю историю Вонголы Хибари был единственным человеком, занимающим сразу три поста – главы CEDEF, Хранителя Облака Вонголы и офицера Варии. Однако была у него одна способность, из-за которой он казался практически бессмертным: каждая нанесённая рана делала его сильнее и, если хотите, безумнее. Однажды недоброжелатели Кёи подорвали целое здание, в котором он находился, только ради того, чтобы его убить. Весь в крови, с переломами и тяжелыми травмами, он выбрался из-под обломков, а затем загрыз до смерти всех, кто приложил к этому руку. Ему было семнадцать. Сущий монстр. Наверное, самым загадочным человеком в Варии является её босс – Савада Тсунаёши. О нём толком ничего не известно, кроме того факта, что в прошлом он обменял своё место Десятого Вонголы на место босса Варии (поступок неоднозначный, и о его причинах среди мафиози до сих пор идут споры). Он никогда не выходил за пределы особняка Варии, а если и появлялся в свете, то только на обязательных собраниях Альянса или приёмах, где Савада обычно только и делал, что ел. Если спрашивали его мнение, то, как правило, Тсунаёши, дожевав свой кусок, говорил: «Вкус у этого дерьма, как у мусора» или «Очень рекомендую, есть можно». Слухи о нём умножались с невероятной скоростью: одни говорили, что он бесполезный шут, другие – что босс Варии не может быть каким-то слабаком, третьи пытались доказать какую-то нелепую, но якобы настоящую интимную связь между ним и Занзасом (нынешним Десятым Вонголой), были и те, кто верил, что настоящий Савада Тсунаёши никогда не покидал своего поместья, а тот, кто появляется на публике, всего лишь фальшивка и чем дальше, тем абсурднее. Было ясно лишь одно: мутный он, этот Савада. Вряд ли бы кому-то в голову могло прийти, что Тсунаёши – это двадцатипятилетний мальчик, который не наигрался в падающее домино. Днём и ночью он собирал замки, мосты, невероятные переходы и многоэтажные сооружения только для того, чтобы потом разрушить. У него были круги под глазами, он ходил небритым и кое-как питался сандвичами. Если кто-то становился причиной преждевременного падения его конструкций, то этот жалкий человек, похожий на бездомного и безработного пьяницу, превращался в смертельно опасного босса Варии. Спасало того несчастного бедолагу только то, что Тсунаёши не умел быстро бегать, однако в подчинении у него были те, кто умел. Рёохей, несмотря на свою нетерпеливую и не самую деликатную натуру, остановился перед дверью босса и аккуратно постучал. Савада шёл на рекорд – он решил использовать двадцать семь тысяч деталек для строительства многоуровневой башни. Мужчина не спал уже третьи сутки подряд, так что любой, кто отвлечет от его важного и жизненно необходимого занятия, мог поплатиться за это жизнью. За дверью сначала ничего не происходило, потом послышалось нетерпеливое: – Войди! и Сасагава с облегчённой душой открыл дверь. Ему помогал Ламбо. Он понятия не имел, как Бовино допустили к прикосновению до святая святых и как этот ловелас успевает выполнять свою норму из пятидесяти свиданий в месяц, просиживая здесь часами. Но экстремиста это не волновало. Башня была готова только на половину, однако росла она, несомненно, как на дрожжах. А может и быстрее. – Савада, экстримально срочно! – Тсс!! Тсуна затряс руками в воздухе, прикусил кончик языка и максимально аккуратно поставил детальку домино. Ламбо, прикрывая один глаз, начал застраивать новый этаж. Парень, находясь в состоянии кота Шрёдингера рядом с боссом, начал вдохновляться новой игрой: построй здание с первого раза или умри. – Босс, я бы на твоём месте передохнул. А то мне кажется, ты умрёшь раньше, чем мы закончим. – Брехня. Некормленый желудок Савады громким воплем не согласился. Если бы он мог, он бы себе точно врезал, подумал Рёохей. Он недовольно цыкнул, вздохнул, посмотрел на своё детище таким взглядом, будто они расстаются навсегда, и убрал рукой назад отросшие до плеч волосы. – Bene. Руки у Тсунаёши были в наколках от кончиков пальцев до локтей, и если уж говорить начистоту, то татуировки ему не шли от слова совсем. Мужчина как будто пытался выглядеть тем, кем он не являлся, словно подражая кому-то. Что это? Переходный период? Бунтарский возраст? Или он всегда был таким чокнутым? Савада вернулся на место босса Варии, уселся в кожаном кресле, закинув ноги на стол, и сделал Ламбо жест рукой, чтобы тот налил ему в стакан виски. Все это делалось в абсолютной тишине, как некая традиция, к которой все обитатели особняка уже давно привыкли. Босс Варии никогда не начинал кого-либо слушать, пока его ритуал не завершался. В стакан упали кубики льда. – А теперь выйди и снова войди, но уже без стука. Рёохею ничего не оставалось, как исполнить приказ. Когда дверь за ним закрылась, Тсуна повернулся к Ламбо с сияющими глазами, как будто это ему недавно исполнилось пятнадцать, и сказал: – Всегда мечтал так сделать. «Но ты это делаешь каждый раз, босс», – подумал Бовино. Сасагава глубоко выдохнул, собираясь с мыслями, как это делал перед решающим боем за право чемпиона. Это всегда так волнительно, заходить в кабинет к Саваде, когда он ждёт. Дверь слегка приоткрылась, и о стену разбился очередной стакан. Рёохей выдохнул с облегчением, если бы он был менее бдительным, то ему бы прилетело в голову. Как множество раз до этого. – Пошёл вон, мусор! Они шли вдвоём, опираясь друг о друга, как лучшие друзья после хорошей попойки. Хотя друзьями эти двое никогда не были и становится не желали даже спустя год близкого знакомства. Ямамото для Гокудеры был избалованным сынком, который живет на всём готовом и, как говорится, жизни не нюхал. Гокудера для Ямамото был отщепенцем, выброшенным на помойку шелудивым псом, который за кусок кости сделает всё, что угодно. Тем не менее, им приходилось полагаться друг на друга. Потому что у Хаято была сломана нога в результате взрыва в зоопарке. А у Такеши повреждены рёбра после столкновения с Ланчией. Им обоим Тсуна приказал оставаться на месте, когда отправлялся за настоящим Рокудо Мукуро, и они оба нарушили приказ. Мечник снова сплюнул кровь. Хаято проследил за красным плевком и задумчиво произнёс: – Теперь мне уже не кажется, что ты из нас выглядишь целее. – Я хотя бы могу идти, – парировал Такеши. – Дальше лестница, – в его голосе послышались издевательские нотки. – Полагаюсь на твои ноги. Парни остановились ради небольшой передышки. Прошлый лестничный пролёт осилить оказалось куда сложнее, чем они предполагали. Вслушиваясь в тяжелое дыхание Ямамото, пока-Не-Дымящая Бомба подумал, что у его напарника повреждение одного из лёгких, а может и обоих сразу. «Да и я тоже не в лучшей форме», – он взглянул на свою искусанную руку, – «Проклятье! Не хочу мешаться Десятому, но и оставлять его одного против этого Рокудо тоже не хочу! Что же делать?» Японец встал на первую ступеньку, неяпонец последовал за ним, опираясь на целую ногу. Перелом давал о себе знать острой болью при любой попытке даже самых простых физических нагрузок. Колено опухло за то время, пока он носился по территории Кокуё Лэнда. Но больше всего была побита его гордость Правой Руки: несмотря на то, что он разделался с противником, он теперь был частично недееспособен. Однако сдаваться Хаято не собирался! Этот богатенький сынок якудза вообще лишился своего меча благодаря той девке с кларнетом, единственное, что у него осталось – это недопитый чай и недоеденные суши. Вот и весь их арсенал для битвы. Гокудера хотел бы сказать, что этот парень без своей катаны бесполезен, как бесполезен сам Гокудера без своих бомб, но Такеши понимал это куда лучше. Его оружие – это продолжение руки. Каким нужно быть идиотом, чтобы в бою потерять свою руку? Ох, если бы только его увидел отец, он бы сильно разочаровался в своём талантливом сыне. «Тренировки совсем не то же самое, что настоящие бои. Если упадёшь, никто не станет ждать, когда ты поднимешься. Если замешкаешься, противник этим воспользуется. Если будешь недостаточно серьёзен, лишишься части себя. Теперь я понимаю, что имел в виду отец, когда говорил, что я слишком неопытен». Иными словами, слаб. Такеши мог сколько угодно оттачивать свои навыки контроля Посмертной Воли, но только смысла в этом не было абсолютно никакого, если он проигрывал первому встречному противнику. Он хотел выжать из этого похода в Кокуё всё, что помогло бы ему получить хотя бы одну лишнюю каплю того самого опыта, который делает из обычного мечника лучшего мечника. Он не признавал поражения. По-детски упрямо и всё же достойно уважения. Сдаться только потому, что ты бесполезен? В таком случае он не достоин зваться Хранителем своего Неба! Ведь кто мог быть бесполезнее Тсуны? «И всё же он сильный, потому что у него сильный дух». – Ради чего ты это делаешь? Хаято давно раздумывал над тем, почему наследник Ямамото-дан вместо того, чтобы заниматься своим кланом, ошивается вокруг Десятого. Несомненно, Вонгола давала много больше перспектив, но и риски вместе с тем начинали зашкаливать. Он смог узнать от тараканов, что со времён Первого поколения никто из потомков Асари Угетсу больше не связывался с моллюсками. Можно было сделать рациональное умозаключение: «Дружба дружбой, а бизнес раздельный, ребята». Вонгола – это воронка, на выходе из которой было неизвестно, чего ожидать. И действия банды Кокуё тому явное доказательство: учеников Намимори размазали по земле только потому, что они были рядом с Савадой Тсунаёши. Стать одним из Десятого поколения означало стать мишенью для всей мафии. Гокудере было нечего терять, так как семья Велено уже давно отреклась от него. К тому же, у него был учитель, который надерёт задницу любому, кто посмеет тронуть его ученика без его разрешения. Ямамото же был единственным преемником своего отца. Молодой господин, который в свои пятнадцать лет заслужил уважение подчинённых. В будущем он мог стать не просто опорой, а гарантом процветания своего клана. Зачем же он променял свою безопасную и спокойную жизнь на место рядом с Савадой? Место, от которого пахнет кровью. Ямамото остановился посреди лестницы, сглотнул кровь и облокотился о подрывника, ожидая, когда боль в груди станет менее острой. Хотя парень прекрасно понимал, что это самообман. Боль никуда не исчезнет и не станет слабее, со временем она будет прогрессировать, как рак, пока он, наконец, не потеряет сознание. Или не умрёт. – Потому что я его Хранитель. На большее Такеши не мог рассчитывать из-за Сасагавы. Киоко, эта двуличная гадина, вползла в жизнь Тсунаёши и устроилась на его груди, пригретая его любовью и вниманием. А он, Ямамото, остался за чертой. Первое время парень сжимал кулаки, когда видел, как они вместе возвращаются домой из школы, как Тсуна ест неуклюже приготовленный ею бенто, как Киоко носит и бережёт первый его подарок – заколку, как у них всё гармонично и складно. Будто так и должно быть. Ему приходилось натягивать губы, чтобы улыбаться, заставлять себя смеяться во весь голос, чтобы никто не заметил, как ему тошно, как ему одиноко, повторять одни и те же глупые шутки, чтобы никто не заметил разницы. И никто не видел, потому что все вокруг держались подальше от отпрыска якудза, а Тсунаёши был слишком занят своей любовью и своим репетитором. Никто, кроме Гокудеры. Хаято видел, но не понимал, в чём причина. Он бы не смог понять, когда нужно против воли сдерживать свою ладонь, тянущуюся к каштановым волосам, отводить взгляд от голой спины в раздевалке, давать советы по ухаживанию за девушкой и постоянно наблюдать со стороны, как Тсуна счастлив. Счастлив без него. Много раз ему хотелось разрушить эту идиллию между ними, но парень отбрасывал эти мысли, как комки грязи. Киоко – это не та девушка, у которой можно что-то отнять, которую можно обидеть, а затем спокойно и беззаботно жить, позабыв о ней. Любая реальная и потенциальная угроза её отношениям с Тсунаёши исчезала, когда она обращала на неё свой взор. Она была готова вырвать своё зубами, а какой-то мечник для неё был таким же лёгким десертом, как клубничное парфе. Они не говорили друг с другом о Тсуне, но как только Сасагава показала на него свои права, Такеши понял, что ему придётся отступить. Не потому, что она сильнее, а потому, что каждый раз Тсунаёши вставал на её сторону. Это связывало ему руки. Но не чувства. Раз Ямамото ничего не мог взять, то он начал отдавать. В какой-то момент его глупая любовь должна была стать слабее, а затем и вовсе испариться, словно сон. Только вот за целый год он просто привык к такой расстановке отношений. Более того, парень упустил из виду тот момент, когда Киоко начала общаться с ним, как с лучшей подружкой: она присылала ему фотографии своих нарядов, спрашивая, какой больше понравится Тсуна-куну; просила купить ей пирожные с заварным кремом, потому что их продавали рядом с его домом; заглядывала к нему на тренировки и отдавала лимонные дольки в меду; даже подарила ему набор коротких мечей на день рождения (подарок, в общем-то, был от них двоих с Тсунаёши, но Ямамото был уверен, что выбирала именно она). «Люди, которые дороги Тсуна-куну, дороги и мне. Даже если это ты, Ямамото-кун», – сказала она. И ненавидеть её стало слишком сложно. – То есть, – продолжил его мысль Хаято, – Десятый – твоя семья. – Не Десятый, а Тсунаёши. Я, – он сплюнул кровь под ноги и, разглядывая её, продолжил, – не собираюсь гоняться за титулами, они ничего не значат. – Верен своему хозяину, как истинный самурай? – Зато я не валяюсь в чужих ногах в надежде на милость. Тсунаёши по доброте душевной приютил тебя, уличную псину, так что верти хвостом усерднее, чтобы оправдать ожидания. Будь уверен, если ты дашь хоть малейший повод усомниться в тебе, я отрежу не только твой хвост. Гокудера сжал губы в одну линию. Ему хотелось отказаться от этой ничего не обязывающей помощи, столкнуть мечника с высоты его самодовольства и не забыть подкинуть динамита, чтобы тот жрал песок. Но больная нога без всяких намёков вопила о том, что дальше без Ямамото она не пойдёт, и, вдобавок, будет болеть ещё больше. – Жалкое зрелище, – послышалось сверху. Парни подняли головы и заметили очкарика со штрихкодом на щеке, он поправил пальцем очки, стёкла которых сверкнули на солнечном свете, и бросил йо-йо вниз, к полу. Рядом с ним, на верхней ступеньке лестницы, стояла кровавая мумия с высунутым языком, она наклонилась к ним, держа руки в карманах, и, кажется, пыталась принюхаться. – Хья! Чую свою добычу, – оскалилось перебинтованное лицо. – Так ты не сдох, – прискорбно вздохнул Хаято, с завистью раздумывая на тем, что его человекоподобный противник выглядел намного лучше, чем он сам. Он не мог знать, что на Кене всё заживало, как на собаке. К примеру, его сломанные кости срастались за несколько дней, на регенерацию разорванных мышц требовалось от силы пара дней, а о внутренних повреждениях, если они вообще были, Джошима узнавал только по цвету своего говна. На самом деле, от взрывов его спасло только обличье носорога – его толстая кожа стала настоящим щитом для уже изрядно побитого блондина. Когда Чикуса достал его из-под завала, то подумал, что его вонючий напарник будет валяться без сознания ещё несколько дней, пока его болячки не заживут. Однако Кен очнулся почти сразу, вылизал свои раны (ну, те из них, до которых дотянулся языком) и сказал, что пойдёт мстить. Зная его, Какипи был уверен, что слюнявый не успокоится, пока не помочится на могилу своей добычи. – Не увлекайся, – напомнил Какимото, ловя йо-йо рукой и тут же отпуская его. – Я не собираюсь обрабатывать твои раны ещё раз. Если снова попадёшься под шипы, то даже не надейся на антидот. – Ты только посмотри на них, бьён! Застыли, как кролики перед удавом. Парень раскрыл рот ещё шире, вставляя зубы льва. Волосы на его голове начали активно расти, обрамляя его лицо, словно грива, потрепанная и порванная кое-где форма Кокуё натянулась от вздувшихся мышц на плечах, а его ладони начали напоминать настоящие мохнатые лапы. «Интересно», – подумал Хаято, смачивая слюной бычок новой сигареты, – «А на груди у него тоже выросли волосы? И увеличиваются ли его гениталии при мутации?» – Я смогу отвлечь их ненадолго, – пробормотал Гокудера. – У тебя будет только один шанс проскочить мимо них. При условии, что он всё же появится. Такеши не ответил. Ну, молчание – знак согласия, так что можно считать, что план он одобрил. Хотя назвать надежды Хаято планом можно было с большой натяжкой. Против двоих противников, один из которых, кажется, был в полном порядке, он мог бы продержаться от силы минут пять в подобном состоянии. Эти пять минут Дымящая Бомба должен был использовать экстримально максимально результативно. – Начнём? – спросил полукровка и прикурил от фитиля динамита, зажжённого пламенем Урагана. Он подкинул к ногам учеников Кокуё свои взрывные подарки, радуясь, что хоть здесь он сможет вдоволь пошуметь. Сверкнула нить йо-йо, разрезавшая бомбу пополам. Хаято цыкнул, и на них налетела большая дикая кошка прямиком из сафари. Рука Такеши, сжимающая его плечи, опустилась на его плечо, разворачивая Гокудеру, словно в парном танце. Раз-два-три. Раз-два-три. Они отступают назад. Хаято с итальянскими проклятиями шевелит сломанной ногой и хватается за шею японца. Такеши морщится от запаха сигарет, хватается за поручень и пинает в бок волосатого Кена. Гайдзин зажимает между пальцев мини-бомбы, поджигает их одну за другой, а затем перебрасывает через плечо, сквозь зубы командуя в шею потного мечника: – Уходим, уходим! Раз-два-три. Три шага вверх, один в сторону, йо-йо разрезает воздух возле пепельного затылка ученика номер два. Гокудера сжимает в руках новую бомбу, отталкивается от груди Ямамото и, прогибаясь в спине, целится прямо в очкастую рожу. Такеши хватает его за руку до того, как он падает на ступени. Раз-два-три. Внизу раздаётся новый взрыв – детонировала ловушка, которую подрывник успел поставить, пока их противники болтали между собой. Парень привык не терять времени зря, раз уж им кто-то разбрасывается, как идиот. Ямамото закашлялся, но всё же увернулся от йо-йо, поздно замечая, что нужно было уворачиваться от шипов, которые тут же посыпались на них. «Я об этом пожалею», – подумал он перед тем, как закрыть Хаято своим телом. Они впились в его спину и плечи, как осиные жала, но мечник сжал зубы, чтобы не издать ни звука. – Идиот! Зачем ты.. – Заткнись, – по его губам потекла кровь. – Я не прячусь за чужими спинами. На него сзади напал подгоревший лев, вцепившись в его шею, словно в свою добычу. Ямамото зарычал и отскочил назад, свалившись вниз по ступенькам на пару с Кеном. Азиат рассчитал угол падения так, чтобы основной удар пришёлся на его итальянского друга. Как только царь блох приложился головой о последнюю ступень, Такеши почувствовал, что хватка челюстей ослабла, и немедля ударил локтем в чужие повреждённые рёбра. Ему удалось отпихнуть Джошиму и подняться на колени прежде, чем закашляться. Парень поздно зажал рот ладонью, уже почувствовав, как сквозь дрожащие пальцы капает кровь. К острой боли от шипов добавилось онемение и озноб. «Проклятье. Это яд. В лучшем случае, вызовет паралич конечностей. В худшем, я умру». – Эй, придурок! – послышался голос Гокудеры сверху. – Я не хочу быть тебе… – На твоём месте я бы не отвлекался, – Чикуса оказался возле Разноцветного отброса. – Иначе не успеешь заметить, как от тебя даже куска дерьма не останется. Какимото пнул его по лицу, ссутулившись, словно Великий детектив Л. Он сузил глаза, заметив, что бастард улыбается, и только тогда заметил, что под ногами у него разбросаны ярко-красные бомбы Урагана. Сумасшедший! Этот отпрыск Хитмана решил подорвать их обоих?! – На твоём месте, – передразнил Хаято, – я бы смотрел по сторонам. Раз-два-три. БУМ! Хибари не был уверен, что именно его разбудило: хихиканье у его плеча или шум от взрыва. Так или иначе кто-то должен был за это поплатиться в скором времени. К примеру, травоядный сенпай, объявившийся в этом клоповнике ни с того ни с сего. Или та стерва, которая залезла ему в голову. Или ублюдок, посмевший ударить Хару железным шаром. А лучше – тут Кёя плотоядно оскалился, совсем как пиранья – все вместе. Он приоткрыл один глаз и увидел, что его руку наглым и совершенно бесстыдным образом использовали в качестве подушки. Миура, как всегда, в своей беззаботной манере лежала к нему спиной, что-то разглядывая на его руке. Что там было? Червяк? Или сломанный палец, торчащий в неприличном жесте? – А теперь скажи «травоядное». – Травоядное, – повторил писклявый тоненький голосок. Девушка снова захихикала. Хибари подумал, что в этом нет ничего смешного. «Совсем не похоже на мою интонацию. В моём травоядном больше презрения и..» – Забью до смерти, – продолжила Хару, не переставая посмеиваться. – Развлекаешься? – спросил Кё-сан за её спиной. От испуга она даже подскочила и достала оставшиеся запасы сюрикенов, готовая атаковать противника. Парень хмыкнул. Тоже ещё, ниндзя. Совсем не умеет быть бдительной – такую застать врасплох легче, чем избить травоядное. Может, навыки скрытности и ловкости у неё были неплохими, однако концентрация и выносливость были ей совсем незнакомы. Боец из неё вышел никакой. Хару смогла бы сгодиться, разве что, за приманку. – Хахи? – ниндзя посмотрела на Кёю удивленными глазами. – Кё-сан проснулся! Хибари хотел спросить её, как долго они тут находятся, но его взгляд зацепился за желток, вспорхнувший вверх с его рукава. Он пригляделся и увидел, что желтком оказалась маленькая канарейка. Она зачирикала и закружила над ним, как стервятник на своей добычей. – Кё-сан! – пищал пернатый комок. – Травоядное! Девушка заметила, что глаза у ГДК неотрывно следят за птичкой, точно так же, как у кошки, наблюдающей за своей добычей. Миура не удержалась и прыснула в кулак. Ну, прямо картинка из старых американских мультфильмов. – Что смешного? – Вы оба похожи на Твити и Сильвестра. – … Эти имена Кёе ничего не говорили. Мультики он смотрел, наверное, только в прошлой жизни. Канарейка чирикнула ещё раз и, решив, что волосы ГДК выглядят вполне себе уютно, приземлилась на его голову. Парень поднял глаза наверх, стараясь разглядеть, что она там делает – вьёт гнездо или гадит, но ничего не увидел, кроме своих бровей. – Может, так и назвать его? Твити. Твити-Твити. Хару задумчиво посмотрела на них обоих и подумала, что Твити всё-таки не подходит. Не сочетается с могучим, грозным и бесстрашным Главой Дисциплинарного Комитета. Тут необходимо что-то более пафосное, что-то посерьёзнее, чтобы сразу было понятно, чей это напарник. – Как насчёт Робин? – размышляла она вслух. – Нет. Robin – это малиновка. А Кё-сан всё-таки не летучая мышь. – Что ты там бормочешь? Он сел и осмотрел себя, стараясь понять, ранен ли он и насколько сильно. Нога, в которую травоядный мальчишка воткнул ему трезубец, была аккуратно перевязана пропитавшимся кровью девчачьим платком. На его мозолистых костяшках пальцев были наклеены разноцветные пластыри, словно стикеры. Хибари не сразу заметил, что его чёлка не закрывала глаза, как обычно, а была убрана невидимками, которые обычно носила Миура. И как это называть? Она о нём заботилась или играла с ним, словно с куклой? ГДК хотел отчитать девушку за то, что она распускает руки, но вдруг передумал, заметив возле уголка её рта стёртую дорожку крови. – Ты цела? Её плотный чёрный костюм скрывал все повреждения, если они и были у Хару. Но зоркий глаз хищника подмечал некоторые несоответствия между обычной Хару и той, кто была перед ним. Растрёпанные волосы, красные от усталости глаза, бледные губы и подёргивание её плечей от холода. Она лежала рядом, чтобы согреться. Кёя подумал, что сейчас эта никудышная приманка казалась такой же маленькой и беззащитной, как канарейка в его волосах. Похоже такая уж у него судьба – притягивать к себе слабых зверьков и защищать их. – Хару в полном порядке! – девушка широко улыбнулась. – Только сильно проголодалась. У Кё-сана ничего не завалялось в карманах? – Я не ношу кошачий корм. – Это не смешно! Между прочим, это Кё-сан больше, чем Хару, похож на неко. – Хм. Нужно выбираться отсюда. Хибари поднялся и посмотрел ещё раз на свою ногу, прикидывая, сколько от неё будет толку, если придётся забить кого-нибудь до смерти. Даже если и немного, этого будет достаточно для него. Главное – не позволять Миуре выпускать когти, чтобы ей не досталось ещё больше. Нет, подождите, самое главное это… Он проверил свои тонфа. На месте. Рукоятки легли в ладони уже как родные. Он покрутил плечами, слушая приятное щёлкание суставов, и посмотрел на стену перед собой. Сломать эту? Или просто выломать дверь? Хибари поднял палец и ногтем с запекшейся кровью под ним почесал перья птицы. Он прислушался к звукам. Помимо бормотания Хару, было слышно, как недалеко кто-то сражается. Кёя слышал удары, журчание воды и рычание дикого животного. Сомневаться не приходилось – это был тот самый примат, оплевавший его. Кто был его противником? Травоядный сенпай или кто-то другой? – А теперь, малыш, повторяй за мной… И вот тут Хибари Кёя запел. Рёбра сжимали его лёгкие в тиски, каждый вдох давался с трудом и болью в груди, голова кружилась, конечности немели, но он не сдавался. Ямамото не привык проигрывать. С помощью пламени Дождя ему удалось на время успокоить ноющее от ран тело. Контроль внутреннего пламени был недостаточно хорош, по сравнению с внешним, однако этого было достаточно, чтобы он двигался. Более того, уходил от погони. Его преследовал человек на четырёх лапах. Он был больше похож на гепарда, хотя Такеши не разбирался в зоологии. Несмотря на мощные задние лапы, Кен всё же не мог поймать свою добычу. Его скорость сильно снизилась, и ему казалось, что эти догонялки больше похоже на то, как ползают улитки. Медленно и противно. – Не уйдёшь, бьён! Помесь человека с гепардом зарычала, присела на задние лапы и оттолкнулась, налетая на Ямамото. Его пасть раскрылась, закапала слюна от разыгравшегося аппетита, когти почти достали спины, усеянной шипами, как вдруг мечник без меча, худший спринтер на памяти Кена, внезапно вильнул в сторону. Джошима посмотрел прямо перед собой и увидел угол перед тем, как врезаться в него лицом. Такеши свалился на ещё одну лестницу. Он унял дрожь и глубоко вдохнул, чтобы привести чувства в порядок. Ещё не конец, нужно собраться. Может, этот гад тупой, как Ламбо, но и такой же живучий. Отделаться от него так просто невозможно. «Если бы только здесь была вода». Стоило парню подумать об этом, как на его лицо упала капля. Он моргнул и поднял взгляд вверх, его губы растянулись в довольной улыбке. По потолку, словно змеи, вытянулись трубы. – Это тупик, тьфу! – послышалось сверху. Кен выплюнул на ладонь вставную челюсть вместе с кровью и языком проверил наличие человеческих зубов во рту. Кажется, нескольких уже не хватало. Сколько потерь за один день! Проклятая Вонгола с её проклятыми азиатами. Да он откусит себе хвост, если они вернутся в эту страну ещё раз! – Теперь тебе некуда бежать, птенчик. Он говорил с высунутым языком, тяжело дыша, как собака, после длительной пробежки. Ямамото поднялся на ноги, носком ботинка задевая кусок арматуры. То, что доктор прописал. Неужели удача, наконец, решила повернуться к нему лицом? Японец подумал, что нужно будет обязательно сходить в храм после того, как они покончат с Рокудо Мукуро. Он был готов сжечь в нём сто благовоний, лишь бы божество даровало ему сегодня победу. – А я никуда и не убегал. Ведь я, наконец, нашёл то, что мне нужно. – Хе-хе, ба~ка. Я сожру тебя, а затем примусь за твоего взрывного дружка. Какипи уже должен был с ним разделаться. – Мы не друзья, – возразил Такеши, и в глазах у него мелькнуло что-то холодное и враждебное. – Если этот придурок проиграл тому очкастому акупунктурщику, я сам его прикончу. С этими словами он наступил на конец арматуры, перехватил его рукой, подбросил вверх и пнул со всей силы. Четвёртый беттер средней Намимори был хорош не только в бейсболе, но и в других играх с мечом, особенно, если они касались меткости. Наточенный глаз мечника ничуть не уступал глазу Хитмана. Это же хоум-ран!! Средняя Намимори лидирует со счетом 9:8. – Какого..?! – Третья атакующая форма, – проговорил он вполголоса. – Внезапный ливень. Тотчас на парня хлынул фонтан воды из пробитых труб, омочив его с ног до головы. На полу и ступенях образовались лужи, которые росли с каждой секундой всё больше и больше. Ямамото почувствовал прилив сил, как будто только что он отбил самую сложную подачу питчера. И теперь он должен пробежать с гордо поднятой головой по базам под гимн своей школы. – Эта зелёная тропинка Намимори~, – запел писклявый голос. – Хья~, какой же ты идиот! – захохотал Кен так, что у него от смеха заболела грудь. – Я здесь, а не на потолке, бьён! Он наступил на ещё один кусок металлолома и взял его в руки на подобие меча. Его глаза сквозь струи воды были похожи на два горящих уголька, которые вот-вот готовы полыхнуть. Такеши принял свою основную стойку, самую первую, которой его научил отец ещё в детстве. Кен почуял что-то и заткнулся, клацнув новой челюстью. Это будет последней атакой для них обоих, которая решит, кто из них лошара, а кто – настоящий самец. Джошима себя лошарой не считал, так что проиграть он никак не мог. – Первая атакующая форма.. – Не большая, не маленькая – Нами великолепна~. – Ось Дождя. Он вступил на первую ступеньку и растворился в воде, словно моча в общественном бассейне. Мозги примата не сразу сообразили, куда подевался этот хлюпик со своей железкой. Его руки зависли над головой в замке, готовые обрушиться на голову азиата и раздавить её. Кену в голову не могло прийти, что это на него обрушится поток воды весом, наверное, в целую тонну. Джошима Кен впервые принял душ за последний месяц. Защитный слой грязи, пота, жира и блох слез с него – и, скорее всего, именно поэтому парень и проиграл. Течение атаки и пламени Дождя унесло его бездыханное тело дальше по коридору. Ямамото выронил из ослабевших рук свой импровизированный меч, сделал пару шагов назад и прижался спиной к стене. Шипы глубже вошли в его кожу, но он уже этого не почувствовал. Сознание ускользало, ему хотелось прилечь и вздремнуть, желательно, около недели. – Средняя школа Намимори~! Пение было больше похоже на чирикание или мелодию музыкальной шкатулки. Такого голоса не бывает у людей, разве что только у кукол. Или птиц. – Долго ты ещё будешь сидеть там, Хибари? На мгновение все звуки стихли, и Такеши подумал, что потерял сознание. Но затем раздался сильный грохот, будто от взрыва одной из бомб Хаято. Тупиковая стена внизу лестницы обвалилась, а сквозь грязь и хлещущую воду показалось довольное лицо Главы Дисциплинарного Комитета. – Хибари-Хибари! – над его головой закружило жёлтое пятно. – Итак, кого же мне забить до смерти первым? Когда Леон разорвался на части, Тсуна было подумал, что вот он – его шанс на спасение его задницы, только его ждало разочарование. Чудо-оружие, которое смастерил волшебный хамелеон, не было даже отдалённо похоже на щит Капитана Америки или хотя бы на дробовик. Ему на раскрытые ладони упали варежки. «И что я должен с ними делать?!» Вряд ли от того, что он погладит ими аники, их битва завершится товарищеской ничьей. Более бесполезной помощи от Реборна придумать было нельзя. Хотя нет, кажется, он хотел что-то сказать. – Надень их. На всякий случай. От безысходности он почти что заплакал, но лить слёзы было некогда. Иэясу со стеклянным взглядом не собирался ждать, когда его младший брат закончит оплакивать свою никчёмную жизнь. Парень оказался рядом и положил руку на раскрытые ладони Тсунаёши, будто бы хотел приободрить его. – Аники? Ты всё ещё… – Глупый Тсуна! Реборн подскочил к ним в то же мгновение и пнул руку Ясу, чтобы тот не отбирал у младшего подарки. Варежки, хоть с виду и выглядели обыкновенными вязанными варежками, были ценны, хотя бы просто потому, что их связал Леон. Леон фигни не свяжет. И Рокудо Мукуро, управляющая телом Савады-старшего, знала это. Хитман предполагал, что будет нелегко, ведь его питомец отбросил хвост – самый дурной знак из всех дурных знаков в этом мире. Его ученик был в смертельной опасности с тех самых пор, как они отправились в Кокуё Лэнд. Но подлинный Рокудо, оказавшийся девчонкой, даже ему, лучшему киллеру последнего столетия, внушал ужас. Более того, у неё в руках был один из самых ценных заложников не только для самого Тсуны, но и для баланса в Три-Ни-Сетте – временный Аркобалено Иэясу. Просто отвратительный расклад. Реборн начал задумываться о том, что его глупый ученик номер три не справится. Хотя больше всего его сейчас волновал вопрос, где его тупица-брат шлялся весь этот год. Чем он вообще занимался? И как попался на крючок к этой обольстительнице? «Не успел вернуться, а уже создаёшь проблемы. Что же ты за человек такой?» Вообще-то Проклятый младенец и не надеялся увидеть его ещё раз. Казалось, что роль Ясу здесь окончена, в Намимори ему делать больше нечего, и он отправился куда-нибудь в Италию или Китай творить свои тёмные делишки там. Но, видимо, где-то его план треснул, как пластмассовая игрушка, и парень снова оказался в своём захолустном отечестве. Реборн бы даже позлорадствовал, если бы не ему пришлось спасать задницу Савады-старшего из нежных рук уголовницы. «Сначала Вендиче. Теперь Рокудо Мукуро. Ты, Иэясу, прямо нарасхват». – Это даже забавно. Прошёл целый год, а ты так и не подрос ни на дюйм. Неужели на тебя тоже действует проклятье Пустышки? Или это проклятье японского роста? Тсунаёши с трудом увернулся от изворотливых ударов брата и натянул варежки на руки, чувствуя, как приятно они греют ладони. Ему было совсем не смешно, в отличие от учителя. Его противником был самый худший из всех вариантов (даже хуже Хибари-сана!) – его собственный нии-сан. Сколько он себя помнил, у них с Ясу были прекрасные братские отношения, они никогда не дрались, не отнимали друг у друга игрушки со сладостями, не обзывались и жили в гармонии, словно Инь и Ян. Аники часто учил его житейским премудростям: как отбиться от стаи собак, на каких днях недели бывает распродажа, каким образом отлепить жвачку от штанов и что делать, если ты пукнул в компании. Он понимал Тсуну с полуслова, на него можно было положиться, и казалось, что он знает и может всё на свете. У него был отстойный папаша, но офигенный старший брат. И теперь этот брат по воле какой-то сумасшедший девчонки стал его врагом. Воистину, женщины злы и коварны. «Но только не Киоко-чан. Киоко-чан не такая». Вы не понимаете. Это другое. – Хватит думать, глупый Тсуна! Это на тебя не похоже. До того, как бесполезного ученика номер три достигла ладонь Иэясу, его пнул в щёку Реборн. Нет времени думать, нужно действовать, если не хочешь стать куском отбивной. А раз уж ты бросил такие смелые слова, как: «Я уничтожу Рокудо Мукуро!», то нужно быть готовым ответить за них. Даже если придётся огребать от старшего брата. Ну, и от своего репетитора, конечно же. – Итте! Реборн, что ты делаешь? Наш враг – это аники! – Твой враг – это твоя неуверенность. Чуда не произойдёт, если ты будешь думать, что это невозможно. – Но это действительно невозможно! Аники ведь.. Тсунаёши интуитивно дёрнулся в сторону, и Савада-старший промахнулся, задев лишь его растрёпанные волосы. Он перехватил одну руку Иэясу, затем вторую, секунду подумал и ударил брата лбом со всей силы. Ему в ответ прилетел такой же удар, но намного сильнее. Голову сразу пронзила боль, и парень тут же притянул руки к лицу. – Итте!! Реборн вздохнул. Дурак – он и есть дурак. – Ку-фу-фу. Это забавно, но мне надоело ждать. Убей его, Тсунаёши-кун. Было лучше решить всё сразу, пока чудотворные варежки не стали перчатками Десятого Вонголы. Не то чтобы Мукуро верила в превосходство фальшивки над оригиналом, но в прошлый раз именно эти вшивые перчатки принесли победу её так называемому боссу. К тому же, ей не терпелось приступить к убийству Реборна и всех остальных. Если быть точнее, вообще всех. Что испытает Тсунаёши-кун, когда на его руках окажется кровь тысячи ни в чём не повинных людей? Цветных и Бесцветных, женщин и детей, родных и случайных прохожих? Его отчаяние будет таким же, каким было у неё, когда Наги пожертвовала собой? Или одного фальшивого мира будет недостаточно? Настоящий Тсунаёши схватил подделку за горло одной рукой. Его пальцы были похожи на холодные железные тиски, сжимающиеся с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Савада-младший начал задыхаться, в глазах заслезилось, слюни потекли из его открытого рта. Он попытался оторвать от себя руку Иэясу, но его жалкие попытки выглядели так, будто парень пытался подтянуться на руке, которая его душила. Реборн посмотрел на лепёшку, оставшуюся от Леона, со смешанными чувствами – его напарник никогда не подводил Хитмана. Но что тогда это было? Бесполезные варежки да ещё и в неподходящий сезон года? Неужели его питомец достиг того самого периода жизни, который характеризуется старческим маразмом? Лепёшка посмотрела на Реборна в ответ, медленно скаталась в кучку и подползла к хозяину, приобретая прежние черты хамелеона. Аркобалено заметил, что в пасти он держит что-то похожее на пулю, которая отличалась от обычных Пуль Посмертной Воли. Леон запрыгнул на раскрытую ладонь Проклятого младенца и преобразовался в CZ75 1ST. Один выстрел – один шанс на спасение задницы Савады номер один и Савады номер два. Ба-бах! Прямо в яблочко! Голова его глупого ученика дёрнулась в сторону от попадания, и он окончательно перестал шевелиться. Неужели помер? На всякий случай репетитор-киллер отсчитал десять секунд, чтобы быть полностью уверенным. Ясу даже не стал дожидаться десяти секунд, он разжал пальцы и с безразличием посмотрел, как тело его отото глухо падает на пол. Мукуро наблюдала внимательно и напряжённо, стараясь понять, сработал ли тот фокус с Пулей Упрёка, как в их изначальном мире, или всё-таки фальшивка сдохла раньше. Тсуна, предчувствуя свою скорую кончину, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Не хватало только букета роз, но это так, формальность. Ну, вот и всё. Прошла его молодая жизнь, будто сумасшедший побег от смерти в стиле Вонголы. С одной стороны, наконец-то можно было выдохнуть спокойно, ведь теперь пресловутый Реборн не последует за ним в ад. С другой стороны, ему было страшно расставаться с близкими людьми, с домом, со своей игровой приставкой. Что его ждало после смерти: абсолютное забвение, вечные мучения или новая жизнь вместе с Реборном? «Только не это. Если я умру, я бы не хотел снова его встречать». Он ожидал предсмертных флешбэков, но те почему-то не спешили начинаться, как будто у неудачной рекламы его жизни возник перерыв. Вместо этого у него в голове зазвучали разные голоса, сначала отдалённые, потом они приближались и становились всё громче и громче, они перебивали друг друга, и Тсуна не мог понять, кто именно и что именно говорил. Но говорили, несомненно, о нём. Несомненно, что-то нелестное. Саваду Тсунаеши вообще мало хвалили, разве что в далёком детстве, когда он научился самостоятельно подтирать попу. Наконец, среди этого гула, от которого у парня начала раскалываться голова, появился голос, зазвучавший очень близко, как будто говорящий стоял прямо над ним. Ну, и чего ты тут растянулся, словно полено? Тебя нужно было назвать не Никчёмным, а Ленивым. Поднимай уже свои булки. Сколько ещё я должен ждать тебя? «Я вообще-то отхожу в мир иной», – возмутился Савада и подумал, что его последние минуты слишком уж растянулись во времени. Если бы я мог двигать своей ногой, я бы тебя пнул. Просто возмутительно, в твоём возрасте я уже мог уложить Рокудо Мукуро, который, на минуточку, был смазливым парнем, а не горячей цыпой, остановил Хаято, Бьянки, а ещё этого слюнявого и очкарика. Неужели меня окружают одни бесполезные идиоты? «Этот нудный тон и словесный понос бреда могут принадлежать только одному человеку! Это же аники!», – мёртво-бледная кожа Тсунаёши быстро начала приобретать краски душистой юности и здоровья. Он даже физически ощутил, как костлявая с косой убирает лезвие с его горла и разочарованно растворяется в воздухе. Кажется, Мукуро хочет наступить на твоё лицо и раздавить тебя. И я с ним вполне солидарен. Кроссовок Иэясу, к подошве которого прилипла грязь и жвачка, завис над головой Десятого босса Вонголы буквально на пару секунд, а следом его перехватила рука в перчатке с цифрой X. На лбу у Савады-младшего вспыхнуло пламя точно такого же оттенка, как и его спокойные бесстрашные глаза. – Обещаю, аники, я тебя не разочарую! Он оттолкнул от себя ногу и поднялся, уворачиваясь от стремительного удара в грудь. Сжал пальцы и выбросил руку так, как показывала ему Киоко, но Ясу без труда поймал его кулак и попытался одним движением сломать его руку. Вырвался из захвата, поставил подножку и ударил под дых. Иэясу, пропустивший последний выпад, скользнул назад, описал руками в воздухе две дуги – нижнюю и верхнюю – и принял стойку. В тот же момент рядом с ним появились ненастоящие иллюзорные копии. Они одновременно сделали шаг навстречу Тсуне, и подлинный аники затерялся в их толпе. Интуиция, перешедшая в новый Гипер-режим, теперь подсказывала Тсуне, какие удары можно было пропустить и кого было нужно атаковать. Они сошлись в схватке один на один – грубая сила внешнего пламени и внутренняя концентрация боевого искусства. Реборн наблюдал за братьями Савада со стороны и пытался понять, кого же напоминает ему Иэясу. Его отточенные движения были смутно знакомы, будто он когда-то давно смотрел фильм с мастером этого стиля. Только Хитман терпеть не мог боевые искусства. Во многом благодаря Фонгу, с которым у него ещё до Проклятья был спарринг, итог которого так и не был решён. Формально, он не проиграл, но был загнан в угол той нечеловеческой аурой, которая у китайца появилась с начала их боя. Более того, он, лучший из лучших стрелков, так и не смог попасть в свою цель. Одну из пуль Фонг схватил голой рукой и раскрошил, словно песочное печенье. В тот момент у него была такая нахальная усмешка, что у Реборна до сих пор при воспоминаниях дрожат руки от бешенства. Никто не смеет смеяться над лучшим в мире киллером. Когда Иэясу ударил его ученика носком кроссовка в подбородок, подняв ногу на 180 градусов, у Проклятого младенца не возникло никаких сомнений. Этот дерьмовый Савада учился не на Тибете, а в Италии у дерьмового бывшего Аркобалено Урагана. «Grazie, Фонг. Я его прикончу, как только увижу. Вот, чем он занимается вместо того, чтобы служить Арии верой и правдой после своего спасения. Даже от Гадюки больше пользы, чем от этой обезьяны». Тсуна чувствовал небывалый прилив сил, он, наконец, перестал считать себя Никчёмным слабаком хотя бы на несколько минут. Буквально до тех пор, пока не осознал одну вещь – даже в этом состоянии он не может победить Иэясу. Его внутренние ресурсы истощались, удары, которыми он пытался попасть в нервные точки, не работали, он начинал уставать. Тсунаёши ударился головой о стенку, его волосы стали мокрыми от крови на затылке. «Мне не справиться с Рокудо Мукуро», – спокойно подумал парень, глядя на то, как Ясу шагает к нему. – «Но с ней справишься ты, аники!» Он сконцентрировал всю оставшуюся Посмертную Волю и поднёс руки ко лбу, его перчатки сразу же охватило пламя. Тсуна не был уверен, сработает ли это, Интуиция со здравым смыслом начали конфронтацию, поэтому он не знал, кому из них верить. Савада-младший оттолкнулся от стены и, оказавшись рядом со своим братом, ударил его в корпус. Это возымело эффект, правда, не тот, на которых рассчитывал Тсунаёши. Он вдруг почувствовал, как что-то откликается в теле аники на его Посмертную Волю. Десятый Вонгола ударил ещё раз, теперь уже в лицо, и с хладнокровным удивлением заметил, что у Иэясу из носа хлынула кровь. Какой бы не была защита внутреннего пламени, она всё равно уступит силе внешнего. Не желая терять мгновение промедления противника, Тсуна положил руку на его лицо и опрокинул на пол. Очищающее пламя Небес коснулась той части разума Ясу, которая была подвластна Рокудо. Оно выжгло Посмертную Волю Тумана, похожего на липкую паутину, примерно так же, как выжигают на теле клеймо. Савада-старший буквально мог услышать в голове мучительные крики Мукуро. «Сожгли, как ведьму на костре», – на лице Иэясу появилась довольная усмешка. Парень перехватил руку в перчатке и открыл такие же золотистые, как и у Дечимо, глаза. Тсуна даже не удивился, увидев, что лоб аники охватил знакомый оранжевый огонёк. Ему всегда казалось более, чем странным, отсутствие у его лучшего в мире старшего брата такой пустяковой вещи, как Посмертная Воля. Внезапно он ощутил сам в себе, что силы его окончательно покинули, и перчатки снова стали варежками, стоило только часам пробить полночь, прямо как в сказке про Золушку. – Следи внимательно, мой глупый младший брат, – произнёс Иэясу в манере Итачи Учиха, укладывая своего двойника на жёсткий и грязный паркет. – Я покажу, как правильно пользоваться этими перчатками.