ты знаешь, мне так тебя здесь не хватает. я снова иду по проспекту, глотаю рекламу, прохожих, машины сигналят, но не замечаю. держусь и опять спотыкаюсь. уж лучше домой, на трамвае, на наших с тобою любимых местах.
А в голове снова проносятся воспоминания, одни за другими, неосознанно растворяя действительность. Так долго она бы все равно не продержалась. Порой надо подумать, все осмыслить и… порыдать? Неред подходит к такой родной и старой стене заброшенного пустыря, с минуту рассматривая новые рисунки и надписи. Как давно она здесь не была? Около года? Ей казалось слишком проблематичным каждый раз сдерживать слезы, проходя мимо их места. Сейчас тут пусто, но так было далеко не всегда. Каждый раз проходя мимо этого места, Лизу охватывал страх. Где же в этот раз она спрячет свои слезы и злобу от посторонних глаз? Всем сердцем ненавидя ее, Лиза мечтала прожить все это заново. Нет, не жестокость, боль и суровую серую реальность, а те теплые летние вечера на старом заброшенном чердаке, ночные кино-сеансы и даже те нелепые шутки, на которые она так часто злилась. Все словно замирало, когда Елизавета видела ее, а в животе появлялись целые плантации с бабочками. Тот мягкий, до боли знакомый и когда-то самый родной голос, девушка была готова слушать его сутки напролет; нелепо взъерошенные волосы, очки постоянно съезжающие на нос и старая помятая рубашка огромного размера, которая стала для Лизы чем-то родным и по-домашнему привычным, как и ее обладательница. Девушка помнила, как они сидели на лавочке в тенистой аллее и спорили о том, кто из них более неуклюжий. Тогда это вызывало радость и улыбку, но сейчас несет за собой шлейф из слез, Лизавета мечтает об одном — забыть это, как один большой, сладостный, но при этом кошмарный сон. Человек, который был для нее всем, вдруг стал чужим, каждый раз все больнее пиная маленькое сердечко Лизы.ты знаешь, погоду здесь не угадаешь, от этого все как-то мельком — прогулки и мысли, стихи на коленках. прости, но я очень скучаю. все носится перед глазами. я должен, я буду, я знаю. вернувшись домой, я пытаюсь уснуть.
В голову не идет ни одной мысли, не связанной с ней. Внезапно, слезы, хранившиеся до этого где-то там, далеко и невидимо для чужих глаз, подступают к горлу. Неприятное чувство начинает душить, и школьница, изрядно уставшая бороться с этим почти ежедневным явлением, зарывается руками в волосы и начинает истерично всхлипывать. Девушка плачет почти беззвучно, но со вселенской горечью, которая, казалось, была способна свести ее с ума. Все то, что копилось долго и весьма болезненно для Лизы, вырвалось наружу в один миг.ты знаешь, мне так надоели вокзалы, хотя в глубине понимаю, что лучше пусть будут вокзалы, чем город, в котором тебя слишком мало. я, кажется, вновь повторяюсь. темнеет, терплю, вспоминаю, о том как мне было с тобою мечтать.
Где-то вдалеке горят фонари, как водится в Чайковском, не все, а максимум — через один. Ветер проникал под толстовку, октябрь и его погодные особенности давали о себе знать. На улице было темно и холодно, в другой ситуации, Елизавета бы разумеется пошутила, а-ля «прямо как в моей душе», но внутри было паршиво, снова внезапно появлялась гора стыда, разъедая зеленоглазую изнутри. Стыдно за свою слабость, стыдно за свою наивность, стыдно за свое прошлое. Взгляд неосознанно падает на маленький шрам на ладони, со стороны девушки исходит глубокий вздох. Слезы все еще пытаются вырваться на ружу, но Лизавета упорно держит их внутри, пытаясь успокоиться.ты знаешь, мне так надоели вокзалы, хотя в глубине понимаю, что лучше пусть будут вокзалы, чем город, в котором тебя слишком мало. я, кажется, вновь повторяюсь. темнеет, терплю, вспоминаю, о том как мне было с тобою мечтать.
Эмоции буквально убивают Лизу, охватывают ее тело и закутывают его в немой, но зато очень сильный и страшный ступор. Она судорожно хватается за волосы и до крови кусает губы. В голове сплошным потоком проносится: "Да кому я, блядь, нужна?!". Она не любит людей. Она ненавидит людей. Ненавидит свою уже спрятанную открытость и умение привязываться к не тем людям. Она ненавидит эти счастливые голоса людей, дома, в которых стены сотрясаются от искреннего смеха, грубые шутки и натянутые улыбки. ************* - Вы уверены, что с ней всё будет в порядке? - обеспокоенно спросила у остальных Эвелина, задумчиво глядя на вечерний город с высоты крыши небольшой многоэтажки, где сейчас и отдыхала вся компания. - А что с ней станется? Чай, не маленькая, сама разберётся, - буркнул Руслан, отвернувшись в сторону. - Но ведь её уже несколько часов нет. Вдруг она заблудилась? Или на неё кто-то напал? Или сбила машина? - Кошкина вскочила на ноги и нервно прошлась по крыше в попытке успокоиться. - Заблудилась - найдётся, не такая ж она тупая. Напасть - её никто не видит, кому она сдалась? А машины... может, они сейчас тоже сквозь нас проезжают, - задумчиво проговорил Ларин. - Но ведь у неё, кажется... э.... я хотел сказать, она была не в лучшем состоянии, когда ушла, ведь так? - Юлик неуверенно шаркнул кроссовком, задумчиво глядя в пол крыши. - Ничего с ней не случится, хватит уже. Я не понял, какого черта мы торчим тут и ждем её, хотя могли бы пойти за той девушкой и хотя бы попытаться разобраться в происходящем?! - Дмитрий раздражённо фыркнул, отведя глаза. - Такого чёрта, что мы сейчас в одной лодке и нам всем плохо. И если мы кинем Лизу - это будет подло и низко. Но, судя по всему, вы не так сильно за неё переживаете, так что лучше я пойду, найду её и сам убежусь в том, что всё хорошо, - довольно резко вдруг сказал Кашин, решительно поднявшись на ноги и направившись к лестнице, ведущей с крыши. Ларин пренебрежительно фыркнул и повернулся спиной к уходящему, а остальные пристыженно замолчали, опустив глаза и задумавшись каждый о своём. ********** "Не хочу жить. Не хочу продолжать быть такой, какой являюсь и за какую себя мне стыдно. Хочу просто исчезнуть. Вместе с чувством стыда, ненужности и злости. Просто исчезнуть, не оставив после себя ничего. Может, это мой шанс?" Лиза сидела на краю крыши многоэтажки, которая на деле находилась не так уж далеко от места, где обосновались ее сотоварищи. Терпкий вечерний воздух будто бы обжигал нахлынувшими воспоминаниями и девушка просто продолжала сотрясаться в беззвучных рыданиях, даже не пытаясь вытереть слёзы и успокоиться. - Лиза? Наконец-то я тебя нашёл. Идиотка, какого черта ты так ушла?! Мы же волнуемся, твою мать! - сзади к Неред подошёл Даня и мягко тронул её за плечо. — Я же просила оставить меня в покое! Вы настолько тупые?! Или настолько «герои»?! — Лиза огрызнулась на парня, судорожно всхлипнув и отвернув от него своё заплаканное лицо. — Ты плачешь? Что с тобой такое? Ты знала… — сбивчиво начал Кашин, сев рядом с Лизой и свесив ноги вниз. — Да, я знала её раньше! И что с того?! Это только моё дело! И вообще, вали отсюда! Иди к остальным и валите отсюда все вместе! — Девушка продолжала судорожно дышать, выпуская большие клубы пара изо рта и непроизвольно сжимая кулаки. — Да прекрати уже! Я помочь хочу, неужели не ясно?! Ты уже стала дорога мне, и остальным тоже, поэтому мы не кинем тебя тут одну, да ещё в таком состоянии! — Кашин решительно повернул Неред лицом к себе и внимательно посмотрел ей в глаза. Сначала девушка сильно нахмурилась и до последнего пыталась не отводить своего напряженного строгого взгляда, но потом напряжение сменилось скорее на усталость и грусть, вперемешку со страхом и тревогой. Лизе было плохо. Ей было плохо от всего сразу. От нахлынувших воспоминаний, от осознания собственного ничтожества, от понимания того, что она снова наступает на те же грабли и уже успела привязаться к маленькой компании, среди которой был и Кашин, и от вида самого Кашина, которому тут же хотелось рассказать всё, поделиться всеми переживаниями и… и просто почувствовать себя в его теплых объятиях. Девушка просто разрыдалась ещё сильнее, спрятав лицо в ладонях.