Я отомщу тебе, если не полюблю снова...

Чжунхону на мгновение кажется, будто мир вокруг замер: как-то разом стало тихо, пусто внутри и снаружи, и даже делать шаг вперед, в пропасть, расхотелось. Сейчас замысел начинает казаться бредовым, становится невообразимо страшно, от чего по телу пробегается стая мурашек, а в голове возникают картинки возможного будущего: несколько секунд полета, встреча с твердой и обледенелой землей, хруст костей, алый цвет крови из поврежденных сосудов... Чхве передергивает, а к горлу медленно начинает подступать тошнота из-за прокрученного в мыслях "кинофильма", настолько схожего с реальностью: видимо, богатое детское воображение еще живет в нем, несмотря на все пережитое. Его колотит, губы подрагивают, а пальцы вцепляются в пиджак школьной формы Банга: ему жизненно необходимо чувствовать чье-то присутствие рядом; слишком страшно, слишком неминуемой казалась гибель буквально минуту назад. Енгук чуть наклоняется вперед, пытаясь заглянуть в глаза младшему, пытаясь понять причину столь отчаянного и, на его взгляд, неправильного поступка. Только вот заслуживает жалости или чего-то другого подросток, стоящий рядом? Или, может, порицания за столь опрометчивые действия? Хоть и вспоминается картинка, развернувшаяся сегодня утром перед его глазами, но разве такие вот разборки могут довести человека до крайних мер? Вопросов много, а вот ответов, увы, нет. Поймав взгляд паренька, Банг осторожно встряхивает его, про себя подмечая синеву его приоткрытых губ, испуганные глаза, спрятанные за толстой оправой очков, и подсохшие на щеках дорожки от недавних слез. "Почему же ты так горько плакал?" Хон чувствует, как дыхание перехватывает, глаза округляются от удивления, все мысли разом испаряются из головы, и только сердце бешено колотится в грудной клетке, отдаваясь эхом в ушах так, что пульсирует в висках. Он смотрит на человека напротив, крепко сжимающего его плечи ладонями... Так близко и так интимно... Его словно прошибает током, и Хон шарахается от старшего, отступая на пару шагов назад: его личное пространство слишком хрупкое, чтобы в него так спокойно врывались, тем более тот, кого, по сути, боготворишь. Сложив руки на груди в защитном жесте, громко сглотнув и встряхнув головой в попытке убрать с глаз мешающуюся челку, младший нервно облизывает пересохшие губы, с которых срывается протяжный выдох: - Енгук? - Чжунхон пугается собственного голоса: слишком неестественным и затравленным он вышел, осипшим и тихим. - Что ты... - Пойдем, тут холодно, - он тянет Хона внутрь здания, не сразу замечая, как лицо подростка искривляется от боли, когда он неосторожно попадает ему локтем в живот, пытаясь поскорее скрыться от ледяных порывов ветра. - Там поговорим, скорее. Секундная заминка - и Чхве послушно следует за Енгуком, чуть поодаль, неторопливо переставляя ноги, налившиеся свинцом, а на каждое резкое движение тело вновь отдается ноющей болью: видимо, шок от случившегося начинает проходить, и все опять возвращается на круги своя. Банг оборачивается, смотря на сгорбленную фигуру подростка, отстающего на пару шагов от него, замечая небольшую хромоту на одну ногу. Что же творится в стенах самой обычной школы, если ученики решаются на нечто столь радикальное? Волна сочувствия к пареньку поднимается из глубин сознания и прокатывается по организму, из-за чего приходится сжать кулаки, чтобы унять мелкую дрожь в руках. Почему-то Енгуку кажется, что он несет ответственность за этого школьника, словно старший товарищ или друг, вытащивший своего знакомого из очередной передряги, вот только есть одна проблема: они даже ни разу не говорили, но вот, увидев отрешенный вид Чжунхона, поднимающегося на самый верхний этаж, который ведет к выходу на крышу, решил последовать за ним, будто нутром почувствовал приближение чего-то неладного. Странно все это и даже мистично, что ли. Действие магнитных полей, чужих мыслей или духовная связь? "Больше не буду смотреть триллеры и ужастики с Химчаном: так и шизиком недолго стать... Что за бред?" Усмехаясь собственным мыслям, старший широко распахивает дверь, ведущую на лестничную клетку, где громоздятся коробки с каким-то школьным хламом, в которых школьники прячут заначки сигарет, во время больших перемен выкуривая их на крыше, подальше от глаз учителей и директора. Пропустив вперед Чжунхона, он прикрывает за собой дверь и, взъерошив волосы на макушке, решает, с чего стоит начать разговор, при этом стараясь не задеть младшего. Гук, спустившись с Хоном на пару лестничных пролетов, садится прямо на ступеньку и прижимает ладони к собственным плечам, слегка их массируя, надеясь немного согреться. - Спасибо, - чуть слышно произносит Чхве, спускаясь на несколько ступенек ниже Енгука, и устремляет взгляд на потолок, прижимаясь спиной к стене, словно ища новую дополнительную точку опоры, которой до этого был старший. Грудная клетка нещадно ноет, как и остальные места ударов, но, прикусив внутреннюю сторону щеки, он терпит. - Знаешь, я даже не знаю, относиться к самоубийцам с уважением за смелость или, наоборот, считать трусами. Вроде так просто сделать шаг вперед... и в то же время это так сложно. Не находишь? - громко произносит Банг, понимая, что, возможно, выбрал слишком резкий тон, да и для начала разговора жестко как-то получилось. - Я... - Хон не знает, как ответить, да и зачем хотел это сделать сам - тоже не знает. Теперь сомнения рвут его изнутри, вынуждая понять одну простую вещь: жить ему хочется больше, чем... Чем лежать мертвым грузом среди белого снега. - Просто... насколько безвыходной должна быть ситуация, насколько человек должен убедить в этом и себя, и окружающих, хотя бы только себя, чтобы шагнуть? - Чжунхон с интересом смотрит на старшего, разглядывающего свои ладони, будто он пытался по линиям прочесть дальнейшую нить разговора. Он старается запомнить его образ как можно четче, выхватывая каждый напряженный мускул, каждое телодвижение: он не был еще так близко от него. Сначала Чхве кажется, будто Енгук читает ему нотации, но он просто размышляет вслух, даже не спрашивая "почему", ведь это слишком личное, да и не сказал бы младший ему все равно о своих проблемах: ему банально стыдно. И разве человеку, которого любят, про такое говорят? Тяжко вздохнув, Хон вновь переводит взор на потолок, пока громкий звук входящего звонка не заставляет вздрогнуть обоих парней. Банг вопросительно приподнимает одну бровь, но Хон, взглянув на дисплей, сбрасывает вызов и переводит телефон на режим "вибрации", ведь поговорить с Чонопом можно и чуть позже. И под громкий аккомпанемент стучащего о ребра сердца, взвешивая все "за" и "против", все же решается озвучить витающие в голове мысли. - У каждого свой порог восприятия и терпения: кто-то терпит долго и до последнего, порой так и не решаясь, а кто-то срывается раньше, - задумчиво тянет младший, чувствуя, как в кармане вибрирует сотовый. - Но это, и правда, настолько страшно... Когда стоишь на краю, когда... Чжунхон прикрывает глаза, чувствуя, как разом пересыхает в горле, как в животе свербит от нервов... Он не понимает, почему перед незнакомым человеком ему хочется вывернуть душу наизнанку, рассказать о том, что чувствовал, стоя у края - не о причинах, приведших к такому повороту событий, а именно чувствах: вдруг Гук поймет, вдруг его мечты о дружбе, об общении с этим парнем вполне реальны. Но, отрицательно качая головой на свой же мысленный вопрос, Чхве прикрывает глаза и замолкает, не решаясь продолжить дальше свою речь. Сложно преодолеть порог, даже стену, которую выстроил сам для себя, боясь обжечься об людское непонимание. У каждого на языке крутятся вопросы, которые они оба не решаются задать, поэтому на несколько минут наступает тишина, иногда прерываемая звуками мобильного, от чего рука Хона часто дергается в сторону кармана пиджака, но брать трубку он не спешит, хоть его и мучает совесть, ведь Мун так и не знает, где его друг и что с ним. "Прости, Оп", - мысленно просит прощения Чжунхон, надеясь после оправдаться перед ним. Ноги гудят, в висках пульсирует, голова начинает кружиться, поэтому Хон неловко, даже немного грузно оседает на ступеньку, усаживаясь спиной к Енгуку, по-прежнему сохраняя молчание. Проще говорить не видя лица собеседника, ему даже с Чонопом пока проще разговаривать по телефону, хоть он и стал близок за такой короткий промежуток времени. - Ты прав, но все же мне кажется это глупым. Если ты любишь, то время лечит, чувствуешь себя одиноким - да рядом всегда есть люди, которые помогут и поддержат, а остальное - обычная блажь, люди любят себя накручивать излишне. Я думаю, что с твоей стороны это очень опрометчиво, тебе лет-то совсем ничего, а ты решил... О родителях подумал? "Я им не особо и нужен", - про себя, а в ответ - мотания головой. Енгуку знать об этом вовсе не обязательно. Они же никто друг другу; все-таки глупо тешить себя надеждами и пустыми мыслями о чем-то невозможном. Они не сбываются - вот единственный урок, усвоенный Хоном за время обучения в школе. - Максимализм до добра не доводит, - вкрадчиво произносит Банг, а Хону кажется, что у него опыт за плечами гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд: слишком легко и понятно старший рассуждает обо всем этом, ловко обходя выбоины, которые привели бы к конкретным вопросам "почему" и "зачем". Чхве хочется узнать побольше о нем, но он даже не решается обернуться: так и сидит, вцепившись пальцами в колени, ссутулив спину и прикусив нижнюю губу. Он чувствует на своей спине изучающий взгляд Енгука, и ему не по себе, но подросток продолжает упрямо сидеть, борясь с желанием вскочить и убежать подальше от проницательного "товарища". - Всегда есть кто-то, кто будет беспокоиться о тебе и никак иначе, - Банг поднимается на ноги и отряхивает штаны от пыли. "— A где же люди? – вновь заговорил наконец Маленький принц. – В пустыне все-таки одиноко… — Среди людей тоже одиноко, — заметила змея." - А вообще, если кто-то так обрывает твой телефон звонками, значит, беспокоится. Не игнорируй, - Гук спускается, застыв на несколько мгновений на ступени, где сидит Хон. Сжав на несколько мгновений его плечо, он продолжает идти вниз по лестнице. - Знаешь, если будет плохо и невмоготу - приходи, я выслушаю и помогу, если смогу. Крыша и прыжок - это не выход. - Спасибо, - все, что может из себя выдавить Чжунхон. - Бывай, - взмахнув на прощание рукой, старший скрывается из поля видимости на следующем лестничном пролете. А Чхве понимает, что, как бы теперь не было плохо, он не станет обращаться к нему за помощью, пока не изменится, пока не будет соответствовать Енгуку, пока что-то не изменится в его жизни. Я не знал, что еще ему сказать. Я чувствовал себя ужасно неловким и неуклюжим. Как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу, ускользающую от меня…