Счастливые начала

Реджина замечает через окно ярко-желтое пятно автомобиля на подъездной дорожке дома, когда, переодевшись к ужину, спускается вниз. Тотчас же она слышит звонок и мысленно собирается, так как это наверняка Эмма, и надо что-то сделать, чтобы не выглядеть так, как она себя чувствует — смущенной и смятенной, поскольку после их воскресных посиделок в сауне Эмма каждую ночь приходит в ее сны, и в этих снах она только смотрит на Реджину, не говоря ни слова, и Реджина тянет к ней руку, но все никак не может дотянуться и потому начинает плакать, и это ни черта ни смешно, потому что утром она просыпается со следами слез. Эмма в своем стиле, то есть, в своем новом стиле: нитка речного жемчуга, черный клатч, приталенный жакет, клешеная серая юбка чуть за колено, нюдовые туфли на каблуке и, похоже, чулки. Волосы высоко заколоты, отчего шея кажется длиннее и оправдывающей фамилию. — Это твой автомобиль? — интересуется Реджина, чуть задержавшись на пороге. — Ага. Клайв терпеть не мог «жучка», так что настоял на утилизации. Он бы, конечно, еще лет двадцать проездил, но… — Ты правда пошла на это? — не сразу верит Реджина. — Клайв умеет убеждать. Зато ему пришлось смириться, что новый автомобиль я выбрала в том же любимом цвете. Эмма гордо показывает на ярко блестящую мускулистыми боками желтую спортивную «ауди», и Реджина лишь качает головой. Они проходят и садятся за стол, пьют фреш, потому что снова жарко, и Реджина делает комплимент, как Эмма теперь выглядит, и Эмма кажется одновременно польщенной и смущенной, когда отвечает: — Думаю, это в основном твоя заслуга. Меня всегда восхищал твой внешний вид, Реджина, и в один прекрасный день я подумала, что может быть, майки, кожаные куртки и джинсы стоит оставить подросткам. — У меня есть и джинсы, и кожаная куртка, даже не одна, — шепотом признается Реджина, изо всех сил стараясь не покраснеть от нежданной похвалы. — У меня тоже, — заговорщически подмигивает Свон, и обе смеются. — Все дело в уместности наряда, правда? — продолжает блондинка. — Ужин с матерью моего сына — это не прогулка по лесу, а особенное событие. — Приятно, что ты так думаешь, — чуть заметно смущается Реджина и расправляет салфетку на коленях. Она замечает заинтересованный взгляд Эммы на уровне ниже ключиц, но никак не реагирует. Темно-синий цвет — один из ее любимых, особенно в офисе, но выбранное на сегодняшний вечер платье не вполне офисное, хотя и платьем для вечеринок его не назовешь — оно сдержанно-элегантное, а не вызывающее, длины миди и рукавами три четверти, только, пожалуй, вырез платья чуть глубже, чем она обычно носит в последнее время. Они неторопливо едят салат с морепродуктами и решают сделать перерыв до десерта, чтобы прогуляться по саду. — Почему вы с Робином развелись? — внезапно спрашивает Эмма в середине их разговора о насекомых-вредителях и средствах защиты роз от паутинного клеща. Реджина отводит глаза и прикусывает губу. Прошло почти полтора года, но все еще не отболело. Сверчок был единственным, с кем она обсуждала свой развод. — Я тебе расскажу, — необдуманно обещает она. — Только не сегодня. — Хорошо, — сразу уступает Эмма. — Я еще хотела тебя попросить… Реджина замечает, что Свон волнуется и пытается одобрительно ей улыбнуться, но получается неважно, потому что вопрос о Робине снова сделал ее смятенной. — Если тебе не трудно, можешь съездить на кладбище со мной? Ближе к выходным или в субботу, когда тебе удобнее. — Хочешь навестить Крюка? — понимает Реджина. — Нужно это сделать, — опускает голову Эмма. — Я и так долго откладывала. Реджина хочет спросить, почему она не попросит Снежку, или Дэвида, или Генри, или Белль, или Руби, или… да кого угодно еще сопроводить ее на могилу погибшего возлюбленного, но вместо этого она поднимает уголки губ в грустной улыбке и отвечает: — Думаю, суббота более подходящий день. Поздно вечером она слышит, что Генри возвращается не один, но черт возьми, ему скоро семнадцать, и они много разговаривали о безопасном сексе, и его нынешняя девушка вполне мила (хотя, конечно, Реджина и под пытками не признает, что она так думает), и, в конце концов, Свон сама родила его в восемнадцать, и, потом, даже случись это, они с Эммой станут лишь бабушками, а вот Снежка — хо-хо! — прабабушкой, и под эти успокаивающие мысли она засыпает, и видит во сне Эмму с завернутым в пеленку младенцем на руках, но уже не тянется к ней, а просто стоит рядом — ближе, чем в предыдущих снах, и Эмма смотрит только на ребенка, а Реджина смотрит на них обоих, даже на миг не в силах отвести взгляд.