Вне камер

У Хенрика были причины торопиться в кафе. Мамин голос в трубке, просивший его поскорее приехать, был очень обеспокоенным, а его мама всегда даже в самых стрессовых ситуациях сохраняла полнейшее спокойствие. Он представлял себе самые страшные ситуации, но то, что произошло на самом деле, повергло в шок. Ресторан был закрыт, хотя обычно они открывались в 7 утра. На входе стояло человек 7, которые недоумевали, почему место, где они всегда завтракали, заперто. Хенрик вбежал в зал. За одним из самых дальних столиков сидела Леа. Ну, как сидела, лежала на столе, качаясь и бормоча что-то нечленораздельное. Холм впервые видел ее в таком состоянии. В ней явно было несколько бутылок крепкого алкоголя. Как говорится — в хлам. Мама подошла и взглянула с сожалением. -Она позвонила мне пару часов назад. Хенке, она была полностью трезва! Как можно было так напиться, Боже?! — она снова посмотрела на Лею.- Она и на ногах-то еле держалась, не понятно, как сюда дошла. Тебя звала. Потом материлась. Потом опять звала. Я кофе закрыла от посторонних глаз подальше. Хенрик, что ты натворил? — мама имела потрясающую способность жалеть и ругать одновременно одними глазами. -Я ничего не творил. Отвезу ее домой. -Х… Х… Хенке? Любиииимый, прости… Ой, прости меня. Я такая дура, дура такая, — Лею просто размазало по столику. Язык ее явно не слушался, но это и неважно. Холм подхватил ее и потащил к выходу, но вовремя опомнился. -Нужно вызвать такси. -Обижаешь, — мама указала пальцем на стоящую прямо под окнами кафе машину. -Ты золотая женщина, мам. Я позвоню, — Хенрик улыбнулся и понес пьяное тело в машину. Через 40 минут бреда, криков перепуганного водителя, слез и заливистого смеха они добрались до дома Хенрика. Леа сейчас жила с подругой, и ей не стоило быть там в таком состоянии. Холм практически впихнул ее в квартиру, потому что пьяная женщина напрочь отказывалась идти и прикладывалась к каждой стене. Хенрику удалось заставить Лею умыться и выпить таблетку. Уже через несколько минут девушка храпела на всю квартиру, сотрясая потолок. Парень не просто был удивлен, он был в ужасе. В таком состоянии она показывалась впервые, и алкоголя в ней было явно предостаточно. Большинство девчонок вырубаются уже после 3 стакана виски или текилы, но Леа высосала не меньше бутылки. Хенрик устало выдохнул день только-только начался, а эмоций уже через край. Он достал телефон и позвонил маме в Skype. Они немного поговорили о Лее, мама давала советы и рекомендации, ругала сына за то, что он «довел бедную девочку» и даже пару раз пошутила на этот счет. Но разговор неожиданно свернул в совершенно другую сторону. -Где ты ночевал? — Холм нервно сглотнул, и мама все поняла. Ну, почти все. -У друга. -У какого, Хенке? — он не мог ей врать, отчаянно пытался до последнего, но не мог. -У… ты его не знаешь. Мы недавно познакомились.- Играть уверенность у него хуже всего получалось. -Хорошо, Хенрик, я спрошу по другому, ты ей изменил? — мамино лицо было невероятно сосредоточенное. -Я…- спасительный телефонный звонок. Тарьей. Боже, Холм никогда не был так рад звонящему телефону.- Извини, я должен ответить.- Он отключился. -Да, Тарьей. -У тебя, эээм, все хорошо? -Да, нормально. -Точно? -Да. -А что случилось-то? — Хенрик задумался на секунду, стоит ли говорить, но то, как мама на него смотрела, выбивало последние мозги. -Леа напилась и пришла в ресторан к маме, я ее забрал. -А, ясно. Отвез ее домой? -Нет, привез к себе. Она в неадеквате полном. -Ладно, пока? Было слышно, как Тарьей расстроился. Он даже перестал дышать на на какое-то время. Для себя он понимал, что конец пришел. Холм вернется к Лее, забудет все, что успело случиться, а Сандвик умрет. Может, не физически, но морально точно. Вдруг Хенрик будто прочел его мысли и выпалил: -Я поговорю с ней потом. Приехать сегодня? Словами не передать, насколько младший расцвел. Весь порозовел, улыбка растянулась до самых висков. Так выглядит счастье. -Да, да, конечно.- Он шумно выдохнул, пытаясь хоть чуть-чуть преуменьшить улыбку, и робко добавил.- Приезжай… Но Хенрик не приедет. Ни сегодня, ни завтра, ни всю следующую неделю. Это время станет самым тяжелым для обоих… Леа очнулась вечером того же дня. Холм ни о чем не спрашивал, а она и не горела желанием рассказывать. Они всего на пару секунд заглянули друг другу в глаза, и Хенрик понял, что не может причинить ей боль. Они поговорили обо всем. Хенке рассказал о Тарьей, о прошлой ночи. Леа не осуждала, не обвиняла в измене, не смотрела укоряющим взглядом. Казалось, что она понимала Холма лучше, чем он сам. Они обсудили все. Свои отношения, всю ситуацию в целом. Хенрик был поражен, на сколько Леа мудрая и прощающая. Уже глубокой ночью, попивая терпкий кофе и глядя в окно, она скажет: -Знаешь, Хенке, я ведь люблю тебя. Хочу обижаться, хочу ненавидеть, хочу не прощать, но не получается. Что бы ты не сделал, я приму это, Хенрик. Такая вот она, любовь. Холм пару секунд стоит полностью сраженный. Пожалуй, едва ли не первый случай в истории, когда он просто не знает, что сказать. В голове звенящая пустота. Вся боль, которую чувствует Леа, бьет его самого с двойной силой. Все, что он может сейчас, подойти и, еле касаясь кожи, обнять. Только 20 минут спустя он прошепчет ей куда-то в район подбородка: -Я тебя тоже люблю, Леа. Спасибо за все. И это правда. Правда, которая вдребезги разобьет жизнь Тарьея. Но Хенрик не думает об этом. Он действительно любит свою девушку, он счастлив рядом с ней, а значит все остальное было ошибкой. Хотя какая теперь разница? Они проведут всю неделю только вдвоем. Забьют на разрывающийся от звонков Тарьея телефон, на мятую постель, на пустой холодильник, на социальные сети. Только изредка кидая родителям весточку, что они живы, Леа и Холм пролежат в обнимку семь дней подряд. Не разжимая рук, не отрывая губ, бесконечно смотря друг другу в глаза. Пицца, хорошее кино, вино и мирно сопящая рядом любовь-что еще нужно? Хенрик боялся отпустить руку девушки, боялся, что она уйдет. Но сделать это все-таки пришлось. Мама совершенно не справлялась в кафе одна и требовала сына прийти на помощь. Так что их до боли нежная и милая неделя закончилась. Холм, уходя на работу, еще около часа целует Лею и только потом покидает дом. По пути покупает кофе и наконец включает телефон. Сообщения и пропущенные от Сандвика он благополучно пропускает, а вот пара попыток связаться от Джули настораживают. Он перезванивает. -Алло, Хенрик? Хенрик, я звонила и писала тебе, что с твоим телефоном? Ладно, не важно. Ты знаешь, что Тарьей уходит из сериала? Это из-за тебя? Он ничего не объяснил, даже встретиться отказывается. Его родители понятия не имеют, что с ним такое. Говорят, он плачет целыми днями и даже Давида к себе не подпускает. Тебе известно что-то об этом? Сердце Холма болезненно сжалось. Хотелось крикнуть: «Мы переспали, а утром я сбежал к своей девушке, слова не сказав. Я, блять, полный мудак!» Но на деле он лишь тяжело дышит в трубку. -Я попробую зайти к нему после работы, — в голосе слишком много безысходности. Мелкий и на порог его не пустит. -Хенрик, я…- Джули нервничала, ей было безумно тяжело говорить.- Зачем ты это делаешь? Тебя выгнали из сериала, у тебя есть все основания послать меня сейчас к черту, но ты согласен помочь. Дело в Тарьее? — последнее она произнесла почти шепотом, голос чуть дрогнул. -Если я могу помочь, почему я не должен этого делать? — он максимально пытался увильнуть от темы, связанной с мальчиком. -Я просто… -Мне нужно идти, Джули.- Хенрик бесцеремонно прервал девушку.- Потом поговорим, я позвоню. -Хорошо, — она облегченно выдохнула. Холм уже подходил к кафе и предчувствовал тяжелый разговор с мамой. Он зашел внутрь и обомлел. За барной стойкой сидел его бывший малыш. Он выглядел как смерть. Скорее всего он не ел всю эту неделю, и щеки уже успели впасть, под красными глазами были огромные синяки. Он пялился на пустую чашку, в которой когда-то был кофе. Неделей ранее Тарьей весь день только и мечтал о приходе Хенрика. Даже комнату постарался немного прибрать. Время тянулось убийственно медленно, так еще и нога разнылась, но это все мелочи. Родители буквально заставили его вылезти из комнаты. Они сидели на кухне с какими-то друзьями семьи. Милая женщина лет сорока звонко смеялась без повода и заражала всех этим оптимизмом, а ее муж стучал по столу кулаком так, что все семейство Сандвиков дружно подпрыгивало на стульях. Так не привычно было видеть в их доме гостей. Чаще всего это были странные папины друзья, которые никогда почти не разговаривали, а просто сидели в своих ноутбуках. Либо малочисленные мамины подруги, которые забегали только приобнять Тарьея, что дико раздражало парня, и выпить кофе, а потом они снова убегали. Шумные посиделки были настоящей редкостью. Сегодняшних гостей парень почти не знал. Кажется, они жили в Швеции какое-то время и только недавно вернулись. Захватив с собой огромный торт, они сразу заполучили расположение Тарьея, который кидался на все сладкое, как будто его не кормили вовсе. Они пили чай, лопали десерт и дружно начинали хохотать от смеха гостьи-дамы. Так прошло около 4 часов. На улице уже вечерело. Тарьей, наевшись и насмеявшись, отправился в свою комнату. Первым делом схватился за телефон. Тишина от Хенрика. Тогда он отправил: «Во сколько ты придешь? Я расстелю постель» и несколько зеленых сердечек. Интересно, когда он успел так испортиться? Холм определенно плохо на него влияет. Да какая разница? Он завалился на кровать, ожидая, что вот-вот от Хенрика придет какая-нибудь пошлая шутка, но телефон молчал. 5 минут, 7, 10… Парень не выдержал и позвонил. Ответа не последовало. Весь вечер, ночь и половину следующего дня он звонил, писал, молил об ответе. Он так боялся, что с Холмом могло что-то случиться. Он бы просто не пережил. Уже выбиваясь из сил, он додумался набрать маме Хенрика. -Здравствуйте, Сив, это Тарьей.- его голос дрожал и бился в истерике. Волнение, а точнее самый настоящий страх, скрыть было невозможно. -О, привет, Ти, как твои дела? — беззаботный тон женщины приободрил мальчика, и он продолжил более спокойно. -Я не могу дозвониться до Хенрика, он мне нужен, вы не знаете, что с ним? -Ой, Тарьей, боюсь, что ты не сможешь до него дозвониться ближайшие пару дней, — мелкий перестал дышать, а Сив продолжила, — они с Леей помирились. Он мне-то не пишет почти. Им там не до нас сейчас. Тарьей не помнит, как бросил трубку. Не помнит, как подушка, на которую он, видимо, упал, насквозь стала мокрой. В какой-то момент он очнулся, как будто от плохого сна, и потряс головой. Рядом сидела перепуганная мама и звонила в скорую. Тут же стоял отец, который метался из стороны в сторону, не знаю что делать. Мало того, что мальчик рыдал и стонал, он еще и не реагировал ни на что. Его трясли, кричали ему, поднимали- все тщетно. Следующие сутки стали сущим адом. Тарьей как во сне видит Марлона и Давида, маму, кажется, даже каких-то врачей, но ему плевать. Хенрик так стремительно ворвался в его жизнь, стал огромной ее частью. А теперь эта часть безжалостно вырвана, и вместо нее красуется дыра. Все это было слишком больно. Холму удалось сделать мальчика по-настоящему счастливым, но от этого ему было только невыносимее теперь осознавать. Ему стало немного лучше. Оказывается, Марлон провел с ним всю ночь, что-то рассказывая, а Давид пришел с самого раннего утра, и теперь они уже в двоечка пытались вернуть друга к жизни. И им удалось. Ну, почти удалось. Где найти врача, который зашьет порванное сердце? Или хотя бы таблеток пропишет, чтобы не так сильно? «Время» — скажете вы? Нет, оно не лечит. Совсем не лечит. Только мучает еще сильнее. Что вообще за болезнь такая-любовь? Как иммунитет получить от нее? Наверное, для тех, кто любит, нужно создавать хосписы. Там будут собираться все неизлечимо «больные», им будут колоть лидокаин внутривенно, чтобы притупить все чувства. От такого Тарьей бы сейчас не отказался. Сложно поверить, но в его жизни случилось и хорошее. Нога полностью срослась за столь короткий срок, и теперь в гипсе не было необходимости. Теперь, когда он снова мог ходить на двух лапах, ему предстояли съемки. Само собой, он уже давно решил, что больше ни ногой на площадку. Все, сериал для него закончился. Встретиться с Джули он так и не решился, лишь позвонил ей и, выпалив все на одном дыхании, поспешно скинул вызов. Теперь Ти мечтал побыть один. Он никого не подпускал к себе, полностью закрылся. Практически перестал спать, есть, говорить. Он медленно умирал как морально, так и физически. Больно было не оттого, что Хенрик просто поигрался с ним и выбросил, а оттого, что Тарьей по-прежнему продолжал его любить. Это как настоящее проклятье. Этот вторник запомнился на долго. Ему позвонила Сив и буквально потребовала приехать. За его жизнь реально беспокоились все окружающие, так что предпринимали любые попытки помочь. Он приехал прямо к открытию ресторана и неуверенно шагнул внутрь. Здесь всегда пахло выпечкой. От этих ароматов у мальчика мгновенно разыгрался аппетит, впервые за всю неделю. Мать Хенрика сразу подхватила его под руки и потащила за барную стойку, где уже было целое море еды и кофе. Она начала практически запихивать в ребенка пищу. Она ни о чем не спрашивала, зато сама трещала без умолку, просто говорила о всякой ерунде. От ее материнской опеки стало немного легче. Сив не знала, что происходит между парнями. Точнее, лишь догадывалась. Но не решалась заговорить об этом с Тарьеем, слишком плохо он выглядел. Через час она поднялась и сказала: -Я отойду на пару минут, не скучай, — она беззаботно подмигнула. Сандвик чувствовал себя лучше, чем дома. Он крутил в руках пустую чашку с кофе и разглядывал свои кроссовки, когда почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Хенрик. Они смотрели друг на друга так, будто увиделись впервые. Тарьей первым отвел взгляд и закрутил головой в надежде отыскать скорее Сив. Холм в два шага преодолел расстояние между ними. Он все пытался заглянуть в глаза. Хотел увидеть в них хоть намек на понимание. -Привет, Ти, — это прозвучало настолько грустно, что мальчик поднял на него глаза. Пару минут они, казалось, оба не дышали. -Почему в тебя так легко влюбиться, Хенке? — на этот раз Тарьей не отводил глаза. Это вопрос был полон боли, обиды, непонимания, злости, но в то же время настоящей любви. У Хенрика сердце заболело от этих слов. Он почти застонал, но сдержался. -Я все объясню тебе, пожалуйста, не думай, что я просто играл с тобой. Я идиот, Тарьей, прости меня. Но…- он запнулся и все-таки отвел взгляд.- я люблю ее, теперь я это точно понял. Мир Тарьея медленно рушился. Холм резал остро наточенным ножом, не задевая жизненно важные органы, чтобы он подольше помучился. Лицо теперь не выражало никаких эмоций, он на глазах превращался в камень. -Я кретин, мудак, урод, я знаю это, но ты не можешь уйти из сериала. Я знаю, что он слишком много значит для тебя. Не позволяй такому дураку как я ломать твою мечту. «Ты ее уже сломал, Хенрик» — почти кричат глаза Тарьея. Он не моргает и не отводит взгляд. Так странно видеть его таким. Он быстро встает и поворачивается к двери, но Холм хватает его за руку. Он должен услышать, что парень вернется в проект. -Обещай хотя бы подумать.- младший снова смотрит прямо в душу. Его переполняет страх и поразительная решимость одновременно. -Исак без Эвена уже ничего не значит, как и я без тебя, — он практически шепчет. Едва заметно проходится тыльной стороной своей ладони по руке старшего и уходит, оставляя пораженного Хенрика стоять посреди кафе.