Phantom

Йен

      Служба проходила в ветреную погоду. Ветер соединял внутренности Йена вместе, освобождая его от любой связи с реальностью. Всё остальное же было физическим. Кончики его волос падали на лоб, звуки птиц, создававшие шум на деревьях, щебеча песни для Микки высокими пронзительными свистами.       Голос Светланы нарушил барьер между реальным миром и фантастическим отрицанием разума Йена.       – Эй, морковный мальчик. Ты идёшь на приём?       – Я, наверное, пойду домой. Я не могу, это слишком много для меня.       Светлана скользнула взглядом по Йену. Клубок напряжения, который висел над ним, было сложно не заметить.       – Ты? – вздохнул Йен.       – Нет, – она покачала головой, с внезапно появившимся грустным взглядом. – У меня много дел.       Йен кивнул. Ему нужно было закурить.        – Если тебе всё ещё нужно место, где остаться... – Йен не знал, зачем он это сказал. Её ситуация была уже исправлена, но его сердцу, разрушенному суматохой, нужно было что-нибудь, что спасёт его от погружения в омут скорби.       – Нет, я уезжаю завтра. Поэтому я и занята. Надо собирать вещи.        Йен изумился. Её глаза были изумрудами страха, а осколки переживаний прятались в словах, укрытые поддельной беспечностью.       – Завтра? – его голос был низким и с маленьким недоверием.       – Я бы хотела уйти раньше, но я осталась дольше до похорон. Он отец ребёнка.       Йен боролся с раздражением. Завтра. Светлана могла быть убедительной для остальных, но Йен видел на стальном русском лице беззащитные глаза. Зелёные, как и у него, она не могла скрыть своих сомнений.       Почему его волнение о ней внезапно возросло от неуверенного настоя мыслей, до невероятного огорчения. Было что-то в их отношениях с Микки и Евгением. То, как она целовала их обоих на кухне, прежде чем отправиться на встречу с родителями своего суррогатного ребёнка; как он менял подгузники Евгению, когда Микки уходил на работу; и времена, когда они вместе со Светланой приходили к Микки, находящемуся за стеклом, среди тюремных стен.        Этого всего не будет с Мэнди, которая в ближайшие пару недель уедет в Нью-Йорк. Терри скоро выйдет из тюрьмы, но он не вариант одного из Милковичей, с кем можно было бы поговорить. Он мог бы поговорить с Игги, если бы он был достаточно умён, чтобы вести беседу, которая не сводилась бы к сексу, наркотикам и насилию. В какой-то степени, Светлана и Евгений были самыми близкими людьми, связывающими его с Микки, и они скоро будут дальше от Йена, чем кто-либо другой.        – Я оставила одежду и другие вещи, спрятанные в Алиби, так, что эта грёбаная парочка не смогут их найти, но я должна взять их, когда они отвлекутся. Я всё ещё не знаю, где жить, когда вернусь в Россию, – она глубоко вздохнула и сжала руку Евгения. У неё есть какой-нибудь грёбаный план? подумал Йен.       – Нам нужно уходить. Давай, Ев, попрощайся с папой.       Рука маленького блондинистого мальчика трогательно махнула в сторону могилы. Так или иначе, несмотря на свой юный возраст, он понял смысл этого ящика в земле.       Они ушли к машине, а Йен повернулся к могиле, которые сразу ударила его по лицу потоком раскаяния. Дешёвый надгробный камень был маленьким и блестящим, а тонкая каллиграфия уставилась на него со злобной улыбкой, произнося дату смерти Микки и крича его имя.        Когда он ворвался в Алиби, разозлённый, Кевин широко улыбался, вытирая серый стакан сухой белой тряпкой.        – Что, чёрт возьми, с тобой не так? – Йен не терял много времени, и недолговечная улыбка Кева сменилась на недоумение на его лице. – Вы добились депортации Светланы? Чёрт, серьёзно, что за хрень?        Вероника вышла из-за спины Кева, который медленно заговорил.       – Йен, успокойся, она украла наш бар. Какого чёрта мы должны были делать? – брови Кева взлетели вверх, показывая восклицание. Ноздри Йена раздулись в агрессии. Он почти прокусил свою губу, а его сердитые глаза заискрились надеждой, когда он взглянул на Веронику.       – Ви? – взмолился он. Но она покачала головой, доливая виски седому мужчине с бакенбардами.       – Я не собираюсь вмешиваться в то, что явно является результатом чьего-то дерьма. Кому ещё налить?       Несколько рук поднялись вверх, и Ви подошла к ним. Её тёмные тонкие руки двигались так быстро, словно паучьи лапки, ухаживая за суровыми мужиками, приходившими в бар. Лицо Йена стало напряжённым, и он с отвращением посмотрел на них обоих.       – Ладно, я рад, что ты вернул свой бар. Надеюсь, это стоило того, чтобы с разрушить чью-то жизнь.        Дверь громко захлопнулась, когда Йен покинул Алиби. Его ноги шли по тротуару так быстро, как только на могли. Ему действительно нужна была сигарета.       Фиона резала палочки сельдерея для Лиама, когда вошёл Йен и аккуратно закрыл дверь. Его прогулка от бара сохранила недавно усиленную раздражительность, которая была крошечным пятном, скрытым от внешних факторов мира. Лиам на мгновение взглянул на Йена и продолжил бить маленькими ножками по табурету. Фиона улыбнулась, когда он подошёл к ним. Йен уже успел ослабить галстук на шее, спасая себя от удушения.       – Хороший костюм. Что за повод?       – Похороны, – вздохнул Йен, потирая шею. Он никогда не думал, что ему придётся сказать эти слова в таком близком отношении друг к другу, – Микки.       – О, – Фиона затаила дыхание, уронив нож на разделочную доску, – чёрт, Йен, ты должен был сказать мне, что похороны сегодня, я бы пошла с тобой. Я бы дала Липу выходной и мы бы вместе пошли.       Йен покачал головой.       – Нет, всё в порядке. Там была Мэнди, Светлана... Что ты делаешь?       Фиона печально улыбнулась и продолжила резать сельдерей на половинки.       – Закуски для Лиама. Мне надо будет задержаться в квартире и проверить Пэтси, а потом.. – она широко улыбнулась и положила овощи на оранжевую тарелку, – У меня свидание.       Йен сделал всё возможное, чтобы согнуть рот во что-то, издалека похожее на улыбку.       – Правда?       Она с энтузиазмом кивнула.       – Рад за тебя, – Йен снял пиджак и повесил его на руку вместе с галстуком.       – Чем будешь заниматься? – его темноволосая сестра прополаскивала разделочную доску, продолжая удерживать Йена.       – Просто... думаю полежать. Чувствую себя не очень хорошо. Классная раскраска, парень, – Йен потрепал кудряшки Лиама, поднялся по лестнице и закрыл за собой дверь. Он посмотрел на свою кровать и бросил вещи на пол, разглядывая комнату, ища.       Он искал, потому что что-то пропало. Часть его пропала. Часть его пропала, и пустота начала заполнять глубокую, тёмную, кровоточащую дыру в его груди. В постоянном потоке горя, пробуренном в его сердце, острые когти царапали спину, и он не был уверен, что найдет что-то, чтобы остановить кровотечение.        Оно не остановится. Кровотечение не остановится. У меня будет огромная брешь в груди, где Микки останется до конца моей жизни. И, когда эта мысль вошла в сознании Йена, окрасившись в цвет крови, что-то мокрое скользнуло по его щеке.        Наконец-то. Слеза.