***
Йен
Половицы скрипели и прогинались под весом Йена, бегом спускавшемся по лестнице. Лип, будучи в одном нижнем белье, искал сигареты, пока Йен собирался на работу, так как никакой реальной причины опаздывать у него не было. Заснуть после вчерашнего звонка не представлялось возможным, но он всё же предпочел остаться под одеялом, пока лучи солнца не станут заглядывать в окно. Йен остановился на кухне, чтобы кинуть свой ланч в сумку, хотя он был практически уверен, что не будет его есть. Фиона спустилась вниз, уже одетая в узкие джинсы и милую рубашку, и направлялась налить себе кофе. Йен стал пробираться к двери, чтобы уйти на работу, однако резко остановился и пошатнулся, как только Лип включил телевизор в гостиной. Монотонный голос ведущего новостей вонзился в Йена, словно злая разъярённая собака. Фиона высунула голову из кухни и стала искать глазами заголовок новостей на экране. Чикагский беглец Михайло Александр Милкович найден мёртвым в Мексике. Опустошённо уставившись в телевизор, Йен постарался спрятать отвращение, которое улеглось в его животе, однако известие о смерти его бывшего парня снова ударило его по лицу. Глаза всех находившихся в доме уставились на Йена. – Вот дерьмо, чувак, – наконец заговорил Лип, задыхаясь от тяжёлой тишины. – Ты в порядке? – Да, – ответил Йен, – да, Мэнди позвонила и рассказала об этом вчера, сказала, что сегодня тоже позвонит, когда узнает детали, про морг, службу, всё в этом роде. Пораженная Фиона подняла брови вверх. – Ты знал об этом со вчерашнего дня? Почему ты ничего не сказал? Йен схватил свой телефон, лежащий на диване, собираясь уйти. – Как ты собираешься работать? Йен вздохнул и поправил сумку. – Нельзя пропускать работу из-за бывшего парня. То, что он сказал, было глупым, и на его щеках промелькнуло сожаление. Он надеялся, у мёртвых нет ушей. – Несколько месяцев назад ты сказал, что не можешь перестать думать о нём, а теперь он просто какой-то бывший парень? – Фиона не собиралась разводить дискуссию. Она лишь проверяла своего младшего брата, насколько сильно он поддался горю. Но Йен был больше, чем Человек-избегаю-пока-это-не-добьёт-меня. – Если я останусь здесь, я всё равно буду думать об этом весь день. И слушать, как вы все говорите о том, как вам жаль. Последнее, чего ему хотелось, так это выслушивать их жалость, да и он не думал, что его работа позволит дать ему отпуск из-за беглеца, с которым он не встречался уже несколько лет. – Если тебе нужно поговорить с кем-то.. – удар двери, которую захлопнул за собой Йен, прервал слова Липа. Идя к вокзалу, Йен заметил, что окрестности были холодными и отдаленными. Все чувства были отрезаны, кроме его способности думать. Мир казался пасмурным и вялым, погруженным в рутину вещей. Если бы он не схватился за металлический поручень в вагоне поезда, он, возможно, рухнул бы на пол, так как балансировать у него плохо получалось. Йен потряс головой, пытаясь рассеять размытость. Когда же в голове немного прояснилось, он подошел к двери на своей остановке. Выйдя на станции, окружение всё ещё было не менее отстранённым, и Йен стонал от нарастающего дискомфорта. В груди была боль, а голова была словно набита перьями. Не лучший ум для медицинского техника. Но, учитывая, что он уже переоделся в униформу и находился на работе, сейчас не надо было ничего подрывать. Его обеденный перерыв, который был удручающим и, как и ожидалось, не вовлекал еду, прервал звонок от Мэнди. Он добавил номер Мэнди себе в контакты, и, когда экран телефона высветил её имя, Йен быстро поднял трубку. – Хэй, – заговорил он после глубокого вздоха. На этот раз слова Мэнди не были покрыты болью. – У тебя есть время поговорить? Перерыв Йена был почти закончен, но его босса не было на месте, чтобы подгонять. – Да, у меня есть время. – Я сейчас в Нью-Йорке, но я сказала Игги, когда доберусь туда, я планирую службу. Он не знает, как самим справляться со всем этим. Я надеялась, ты поможешь мне организовать небольшие похороны для Микки. Думаю, у меня есть достаточно денег, чтобы купить приличный гроб, хотя, я всё же хотела попросить добавить мне ещё немного, потому что похороны всегда стоят денег, несмотря на то, насколько было бы хреновое обслуживание, – усмешка, которая прозвучала в конце речи, казалось вынужденной и немного успокаивающей. Она никогда не показывала глубину своей печали. Йен опять глубоко вздохнул. Этот разговор был словно дюжина колющих его иголок. – Я помогу тебе с расходами, Мэнди, не волнуйся об этом. Я буду с тобой. Мы вместе пройдем с тобой через всё это, – Йен посмотрел через плечо, так как пространство стали заполнять всё больше сотрудников, разговоры которых становились всё громче. Йен постарался отойти от своих отвратительных коллег, но из-за их громких воплей смеха, его нервы стали потихоньку сдавать. – Спасибо, мне просто нужен кто-то, кто поможет мне, знаешь, почтить его. Будь я проклята, если позволю этим тюремным петухам забрать его тело, влепить номер на скале и забыть об этом. Ты был последним человеком, кому я хотела рассказать это. Прости, что так поздно позвонила... просто не знала, как ты отреагируешь. – Я всё ещё не знаю, как реагировать. – Йен потёр ладонью руку, игнорируя нахальных мускулистых техников. – Я буду там через несколько дней, чтобы выбрать гроб и всё такое, – она вздохнула, прежде чем снова заговорила, – я знаю, что он был мудаком, но он всё же был моим грёбаный братом. Он этого не заслужил. Нервы Йена были взвинченны, а горло стало сухим. Он был как оголённый нерв, немым и восприимчивым. Он едва мог найти силы, чтобы говорить. Тяжесть всё ещё тянулась по его плечам. Когда он целовал Микки на границе, он делал это со вкусом прощания на его губах и ожидания, что он больше никогда его не увидит. Но у него была причина довольствоваться тем, что Микки будет хорошо в Мексике, на пляже, где ему и следует быть, но никак не в морге. – Нет, он этого не сделал, – прошептал Йен, после того, как они двое попрощались друг с другом и положили трубки. – Вы слышали о том заключённом, сбежавшем из тюрьмы? Его нашли в Мексике. Йен предположил, что местные новости стали всеобщим поводом для разговоров, но эти замечания от коллег не сделали их менее личными для него. – Говорят, он был полностью сожжён, да так, что его едва смогли идентифицировать. Это просто обычный разговор – говорил себе Йен. – Интересуетесь о сбежавших чикагских заключенных? – весело парировала девушка, внешне похожая на мышь. Лицо Йена налилось краской, и его щеки превратились в пару пылающих розовых пятен. – Видел это в новостях. Беглецы никогда не заходили так далеко, а этот зашёл, да ещё как. Но он всё равно идиот. Пройти через всё это дерьмо, чтобы просто умереть через несколько месяцев. Вены на шее Йена стали твердыми, наполненными кровью и гневом. Никто не был большим идиотом, чем он сам, думая, что для того, чтобы вырваться из тюрьмы, не требуется особого умения. Они могут говорить о новостях всё, что угодно, но, будь я проклят, если позволю им так говорить о Микки. – Твою же мать, ты можешь заткнуться? – наконец не выдержал Йен. Он захлопнул свой шкафчик и повернулся лицом к парню, который уставился на него, будучи задетым и растерянным. – Я что-то не то сказал? Это выглядело странно. Йен и остальные медицинские техники спорили о заключённом. Но это не то, о чём он думал, когда думал о Микки Милковиче. Он был Микки и ему удалось сбежать из тюрьмы. Остальное было неважно. Он всё ещё был тем грязным парнем с Саус Сайда, которого он встретил, когда был подростком. И, хотя, это было нереально заставить их понять, каково это, потерять Микки, он не мог позволить им так о нём говорить. О любом другом ублюдке, но не о Микки, нет, не о нём. – Да, ты говорил о том "идиоте", который умер, как будто он был не больше, чем просто грёбаный таракан. Ты не знаешь его. Ты не знаешь, кого он оставил. Чёрт, в чём вообще твоя проблема? – Йен хотел ударить его. Он действительно хотел ударить его. Он хотел слышать, как его нос трескается о костяшки пальцев, и наблюдать, как он влетает в стену. – Похоже здесь только у тебя проблемы, чувак. Извини, но, чёрт, научись понимать шутки. – Его тон был злобным и презрительным, как будто у него была причина обижаться. Йен бросил ироничную усмешку. – А знаешь, ты прав. Мне нужно научиться понимать шутки. Мне нужно научиться понимать грёбаные шутки, – Йен казалася словно пороховой бочкой, и фитиль был уже зажжён, – потому что... это ведь смешно? Потому что чья-то смерть, это чёртова смешная шутка? Раз. – Успокойся, ладно? Это ведь ничего не значит. – Парень оборонительно поднял руку, что только усилило пыл Йена. – Ничего, чёрт возьми, не значит? Два. – Знаешь что. Я не виню тебя. Ты всё-равно тупой кусок идиота. Ты ведь знаешь, как тяжело сбежать из тюрьмы. А? Знаешь? – Я сказал тебе, мне жаль, – парень был напуган. Хорошо. Его щеки покраснели, а пот выступал на лбу под светлыми волосами. – И это всё? – рассмеялся Йен. – Тебе жаль? Парень слегка кивнул. Три. Кулак Йена встретился с его челюстью, и он отшатнулся назад, прежде чем ответить Йену, отвесив ему фингал под глазом и ударяя его в челюсть. Йен не заставил себя долго ждать и ударил его в зубы. Девушка, с которой до этого разговаривал тот парень, быстро выбежала из помещения. Йен не мог остановиться. Он бил и пинал парня, лежащего на полу. Призрак демонического дыма попал в легкие Йена и поглотил его. Та девушка не заставила себя долго ждать. Она быстро вернулась в помещение вместе с Ритой, указывая на драку. – Этот парень просто ударил Джоша, и они начали драться. Снитч, подумал Йен, когда Рита изо всех сил пыталась разнять их. Он упал на одну из скамеек. Оба их лица были в крови, красные и опухшие, в местах, которые потом превратятся в синяки. – Это правда, Галлагер? Но он не ответил, будучи занятым вытиранием крови, сочившейся из носа и рта. Рита облизнула губы и раздражённо подняла глаза вверх, и Йен понял, что она собирается сказать. – Иди домой. Ты был странным последние несколько месяцев. Я отправляю тебя в отставку до следующей недели, но ещё один инцидент, ещё один, и ты уйдешь отсюда. Не знаю, что у тебя за беспорядок творится в голове, но тебе нужно разобраться с этим, Галлагер. Одна из вещей в психическом заболевании заключалась в том, что этим можно было оправдать свои действия. Но сейчас это был не тот случай, понял Йен, это была скорбь. Были времена, когда к нему приходило оцепенение. Всё было омрачено густым туманом, и единственное, что он чувствовал, это удушение. Но, когда он ударил Джоша, он не ощущал оцепенения. Хихиканье девушки, претенциозные комментарии парня о Микки, всё это прижималось к его груди. Чёрт. Ему хотелось плакать. Он хотел расплакаться, как сломанная девочка-подросток. Он хотел реагировать так, как люди обычно реагируют на подобные вещи, но он физически не мог. Он простил Микки за всё, за каждый удар, который он сделал будучи подростком, за каждую слезу, пролитую из-за него, за каждый раз, когда он раздражался и выходил из-за него из себя, но это, это было непростительным. Как ты посмел умереть, Микки. Йен мог вырвать все волосы, сидя там. Как ты посмел, черт возьми, так покинуть меня. Ему нужно было закричать, ему нужно было закричать и заплакать, ему нужен был вкус соли на языке, а не железа. И он знал, он не может злиться на Микки, ведь он тоже оставил его. Он оставил его там, на границе, с разбитым сердцем и кучей денег, которые он, вероятно, даже не успел потратить. Я должен был пойти с ним, я должен был пойти с ним и я должен был быть там, чтобы держать его в безопасности. Это то, что люди делают, когда любят друг друга. Они заботятся друг о друге и держат друг друга в безопасности. А Йен облажался. Он не смог держать его в безопасности, и он не был уверен, сможет ли он когда-либо простить себя за это.