Связующий браслет

— Ох, пожалуйста, не надо. Голос прозвучал тихо и отчётливо — Дукат открыл глаза, удивлённо повернул голову. Напрем лежала на боку лицом к нему, уткнувшись щекой в подушку, подложив под неё ладонь. Розовый рот чуть приоткрыт, веки смежены, на голом округлом плече, высвободившемся из-под одеяла, отчётливо проступили мурашки. Дукат машинально потянул край одеяла, чтобы прикрыть её, но пальцы её свободной руки, лежащей поверх, сжали складки ткани. — Не надо, — пробормотала Напрем в подушку. — Я не хочу. Дукат моргнул, отгоняя сон, чуть приподнялся на локте, вглядываясь в её напряжённое лицо. Светлые ресницы едва заметно вздрагивали, на белом лбу залегли морщинки. Ей что-то снилось — без сомнения, не слишком приятное. От звука её глуховатого сонного голоса Дукату становилось и тревожно, и досадно: для кардассианца разговаривать во сне было явным знаком ослабевшей ментальной дисциплины, неспособности себя контролировать. Простейшими навыками самоконтроля дети овладевают в шестилетнем возрасте — и если эти навыки не срабатывают, что должно твориться у такого кардассианца в голове? Но Напрем была баджоркой, а для баджорцев такой ментальный хаос, должно быть, не признак расстройства, а вполне естественное состояние. Вот только, судя по участившемуся дыханию, по сжавшимся пальцам, комкающим одеяло, содержание сна тягостно для Напрем. Разбудить её? Или не нужно? — Хватит, — буркнула она, — так нельзя. Ложкоголовые твари… Перестаньте… Дукат, не раздумывая больше, протянул руку, тряхнул Напрем за плечо. Вздрогнув, она рывком села в постели, карие глаза распахнулись. — Дукат? — она пристально взглянула на него, и из больших зрачков ушла тревога, морщинки на лбу разгладились. — Дукат, — повторила она с сонным вздохом, кончики пальцев потёрли розовый след на щеке от подушки. — Уже пора вставать? Он качнул головой: — Тебе снились какие-то кардассианцы. Ты просила их «перестать». В чём дело, Напрем? — он придвинулся ближе, заглядывая ей в лицо. — Тебя кто-то напугал? Или что-то вспомнилось? — Кардассианцы? Не-а, — она зевнула, поднесла ладонь ко рту, — ты что-то путаешь. Компьютер, время. Взглянув на цифры, высветившиеся на овальном настенном табло, она повела плечами. — Ещё почти два часа до будильника. Давай спать, Дукат. Она опустилась на подушку, подтянула к шее одеяло. Пальцы Дуката настойчиво коснулись её подбородка: — Я слышал, как ты говорила во сне про каких-то «ложкоголовых тварей». Что тебе снилось, Напрем? Чего ты боялась? Она слегка поморщилась: — Какая разница? Спасибо, что разбудил. Мне редко такое снится, так что давай оставим это. — Я хочу знать, — повторил Дукат, чувствуя, что начинает злиться. — Если кто-то из моих подчинённых сделал тебе что-то нехорошее, я должен принять меры. Даже если это было давно… до нас. И если я могу тебе как-то помочь… если ты кого-то боишься… Я не хочу, чтобы ты боялась меня, понимаешь? Напрем вздохнула. — Мне снился первый день практики в госпитале. Почти так, как было. Там не хватало врачей, и позвали добровольцев с медицинских курсов. Я пошла… я попала на операцию. Рабочему с шахты ампутировали руку. Она повернулась к Дукату лицом, приподнялась, подпихнув кулак под щёку. — В таких случаях, если заражение зашло далёко, выращивают биопротез — и приживляют. Так должно быть. Так написано в учебниках. И нечто подобное я могу сделать сейчас, на Терок Нор — хотя и риск отторжения тканей всё равно будет недопустимо высокий в сравнению с теми технологиями, которые используют для кардассианцев. А там — там просто резали. Без нормального наркоза, с очень примитивным обеззараживанием. И из-за холода мы даже не могли открыть окно. Этот запах… — она сжала губы. Дукат смотрел на неё. — Когда мы закончили, врач сказала, что парень должен выжить и что я могу идти. Я побежала под душ — там не было ионного, просто холодная вода… я залезла под него прямо в одежде. Я сидела и ревела, и проклинала всё на свете, и говорила, что ни за что не пойду во врачи, лучше буду мобу в огороде выращивать, — с губ Напрем сорвался смешок. — Пока мы резали, мне столько раз хотелось хлопнуть дверью и убежать. Но ведь врачу было некого позвать другого. Она покачала головой, снова легла. Дукат протянул руку под одеялом, дотронулся до её запястья, и тёплые пальцы пожали его ладонь. — Спасибо, Дукат, — она чуть улыбнулась. — Я совсем не помню, что я говорила во сне. Но если я ругала ложкоголовых… ну да, конечно, я их ругала. Что сделали с нашей планетой? — её голос дрогнул. — Что вы с ней сделали? Почему половина баджорцев живёт, как… как скот, даже не зная, что можно легко лечить болезни, учиться в университете, писать картины, наслаждаться жизнью? — блестящие глаза взглянули Дукату в лицо. — Неужели никто из вас не видит, что происходит? Ты всегда говоришь, что любишь Баджор. Сделай что-нибудь, — она сглотнула. — Пожалуйста. — Напрем, — он прочистил горло, — я делаю то, что могу. Если ты помнишь имя того баджорца… — Вылечат его — ещё миллионы останутся! — она тряхнула головой. — Дукат, я же вижу, что тебе… не всё равно. Но то, что ты делаешь на пользу Баджору… знаешь, это как вычищать из реки мусор и в то же время лить в неё яд. Пока мы остаёмся колонией Кардассии, ничего не получится. — Ты же не предлагаешь мне пойти к Центральному Командованию и попросить вывести войска с Баджора? — хмуро осведомился он. — Это неосуществимо. — Но ты хотел бы это сделать? — пальцы Напрем сильнее сжали его ладонь. — Если бы у тебя была такая возможность — ты бы вывел войска? Дукат помолчал. Он знал, какого ответа она от него ждёт — знал и то, что едва ли она поверит в такой ответ. Слишком хорошо она осведомлена о его желаниях и целях. — Оставить Баджор — значит заявить, что все жертвы с нашей и с вашей стороны были напрасными, — сухо произнёс он. — Я могу сделать Баджор процветающим, привести наши народы к дружбе. Мне лишь нужно время. Напрем покачала головой. Он не особенно ждал ответа, его уже клонило в дрёму, и ему казалось, что и она засыпает, но наконец он услышал тихий голос: — Эри Лас. Мне кажется, его звали Эри Лас. — Проверим его по базам, — пробормотал Дукат. — Если он жив, я прикажу обеспечить ему квалифицированное лечение. Наверняка это порадует Напрем. Жаль только, что она так мало верит в его способность принести Баджору благополучие. Что ж, тем приятнее будет однажды увидеть, как она признает свою ошибку.