"Воспоминания", Шуна, Шеншен, Кимо, джен, G
29 сентября 2018 г. в 22:09
День идет неспешно.
Шуна перетирает травы в ступке — хотя руки у нее уже не такие сильные, как прежде. Ей нужны щавель и золотоцвет, они пахнут кисло-приятно, и работа привычна и не утомляет её. Часть трав нужно измельчить в порошок, часть — просто взять в дорогу. Плащ уже зашит умелыми руками Харты (да вознаградит ее великий Трекшт за доброту, хотя Шуна думает, что справилась бы и сама), крепкий посох стоит у двери вместе с сумкой. Шеншен тоже собрала свои немногочисленные вещи. У них есть все, кроме лекарств и трав.
Завтра они покинут эту уютную хижину. Шуне немного жаль: это дом, пусть и не принадлежащий ей.
«Помочь?» — спрашивает Шеншен, и Шуна вздрагивает. Она ещё не привыкла, что может, как и добрые духи, обмениваться мыслями с кем-то.
— Нет, спасибо, — произносит она вслух. Мысленные ответы у нее получаются запутанными, и она не хочет смущать Шеншен потоком своих чувств. — Но не могла бы ты принести воды?
— Конечно! — та подхватывает длинную яркую юбку и скрывается за дверью.
В хижине становится непривычно тихо. Сегодня Харта забрала с собой даже младшую дочь, самую беспокойную из всех. Шуна не помнит, чтобы её сын (а это было много лет назад, когда она ещё не знала, как обращаться с детьми) или кто-то ещё из ее внуков приносил бы ей столько хлопот.
Запах трав успокаивает и радует. Она проверяет развешенные под потолком связки трав: можно забрать белоцвет и ручейник, они высохли, а вот мяту придется оставить.
Возвращается Шеншен с полным ведром воды.
— Знаешь, — смеется она. — Всё-таки иметь пять пальцев намного удобнее, чем четыре!
Шуна улыбается. Когда-то она так мечтала иметь такое же прекрасное тело, как у эльфов, а Шеншен, наоборот, выбрала человеческий облик. Значит, и у «несовершенной» формы есть свои преимущества.
Шеншен вздрагивает, на ее лице страх, а потом — радость. Она смеется и смотрит на пустое окно.
— Это Кимо, — говорит она.
Кимо. Души лесного народа не рассеиваются после смерти, а остаются жить в мире, и иногда приходят к живым. И сейчас он… пришел к ним?
«Здравствуй» — голос Кимо в её мыслях такой же юный и веселый, каким она его помнит, и это невыносимо. — «Ты теперь умеешь вещать, да? Единственная из людей?»
Шуна не может, не может ответить, даже вдохнуть, так больно и тяжело в груди. Последний раз ей было так больно, когда она почти умерла. Она отшатывается к стене, держась за сердце, а Шеншен помогает ей сесть. Ветер бьёт в лицо. Ветер ли это? Или ты, друг и спутник, самый близкий из духов? Ближе тебя мне был только дорогой муж… Мы могли бы быть с тобой настоящими спутниками — если бы не были из разных народов.
Кимо, маленький друг, я слышу твой голос, но не могу коснуться и не могу увидеть тебя…
Это слишком невыносимо. Это — не для людей.
«Я напугал тебя?» — спрашивает он.
Она запрокидывает голову и не сразу понимает, что плачет: громко, в голос.
«Кимо, Кимо, хороший… Я скучала… Я очень…»
Шеншен крепко обнимает ее:
— Он просил это сделать.
Ох, Кимо…
Хлопает дверь.
Шаги.
— Мама!
Сильные руки хватают ее, держат бережно. Шуна поднимает голову и сквозь пелену слез видит испуганное лицо сына. Он прижимает ее к себе так же, как когда-то его отец, гладит по голове, а она всхлипывает, уткнувшись ему в плечо.
— Мама, что случилось? — взволнованно спрашивает он, переводит взгляд на Шеншен. Они обе отвечают (Шуна не узнает свой хриплый голос):
— Кимо здесь…
— …пришел к нам.
Потрясенный, он оглядывается, понимает, и садится на колени, не выпуская ладони Шуны.
— Эй, Кимо! Если ты меня слышишь, то я очень этому рад!
Шеншен смеется:
— Он тоже рад тебя видеть, Шукопек. И желает счастья твоей семье, а нам — удачи в завтрашней дороге.
— Верно, — он опускает голову. — Вы ведь уйдете… Я буду скучать.
— О, я думаю, вам с Хартой долго скучать не придется, — улыбается Шуна, вытирая слезы. — Не с такой младшей дочерью.
Она тяжело поднимается, опираясь на руку сына.
«Кимо?» — спрашивает наугад, не зная, как потянуться к нему мыслями.
«Я здесь».
«Спасибо, что ты пришел»
«Я соскучился, — звонко смеется тот. — Я смотрю, у твоего детеныша появился ещё один свой?»
Шуна неловко улыбается, не зная, видит ли он ее сейчас.
«Появилась… Я- я бы хотела, чтобы ты шел завтра с нами»
«Я буду. Я буду присматривать за тобой, как всегда. И теперь мы с тобой сможем общаться. Не скучай», — отвечает он.
Воздух вдруг делается пустым и не живым. До свидания, маленький друг.
— Он ушел, — грустно улыбается Шеншен после недолгого молчания.
— Он дух, да, мама?
— Да, — вздыхает она. — Наверное, Шеншен все ещё может его видеть, хоть она и в человеческом облике.
— Хотел бы я, чтобы отец тоже был духом, — признается Шукопек. — Тогда у нас было бы что-то, кроме воспоминаний. Ты могла бы с ним общаться, а я — пересказывать его истории своим детям. Мне до сих пор его не хватает.
Наверное, это было бы хорошо. Но это неправильно. Эльфы и люди живут по разным законам.
Шуна закрывает глаза и вспоминает своего милого мужа. Его светлые волосы, его нежную улыбку, его любовь, которую он бесконечно дарил ей и сыну. Ей тоже его очень не хватает.
— Хотела бы я верить, что он тоже присматривает за нами, — отвечает она. — А если бы он был здесь, я бы обняла его и никогда больше не отпустила.
Его нет рядом уже очень много лет. Она забыла его голос. Она почти забыла, что значило целовать его и какая у него прекрасная улыбка и какие глаза. Она не может коснуться его, и никогда не сможет. Но она помнит, что была тогда счастлива, и обещает себе всегда его вспоминать.
Что ей остаётся?
Хранить в сердце его бескрайнюю любовь. Любовь и воспоминания.