В мире, где две луны

Холодно. Крим осторожно выглядывает из гнезда — ветер бросает ей в лицо колкий снег. Это ничего. Ей ли, одной из Вернувшихся, бояться снега? Она спускается вниз, медленно, очень медленно, цепляясь за застывшие ветки. Спрыгивает на землю, легко перевернувшись в воздухе, и Пика ловит её почти на лету. — Я просил тебя! Быть осторожней! — его рыжие волосы мелькают у лица, его руки стискивают плечи почти до боли. — Хотя бы сейчас! Крим фыркает, легко поднимает его и швыряет в снег. «Не стоит меня недооценивать! Даже сейчас». Пика, ничуть не обидевшись, вскакивает на ноги и отряхивает рукавицы. На земле ничуть не лучше, чем на дереве: метель бьет в лицо, холод забирается в рукава, под меховой капюшон. Она привыкла к холоду, но всё еще чувствует его. — Жаль, что ты не едешь с нами. Мне не у кого выигрывать, — подначивает её Скот, запрыгивая на волка так же легко и ловко, как Пика или Комель. Крим отвечает ему ухмылкой. Дразнишься? Дразнись — до первого снега за шиворот! Конечно, на самом деле она не собирается так делать. «Все здесь?» — Рубака как будто вздрагивает при этой мысли, зная: не все. Рядом с ним нет его спутницы и его друга, нет уже много зим, и Крим кажется, что он совсем утратил надежду и словно замерз — не от холода. Ей было бы так же страшно потерять Пику и Скота, так же — и не так, потому что она не боится смерти. Но не смерть забрала Литу, Звездочета и близнецов, а время и расстояние, и Рубака всё ждет, когда они вернутся к нему. Крим думает, что она бы устала ждать. Но сейчас — можно и подождать. Она провожает взглядом волков и их всадников. Они возвращаются, безмерно уставшие и замерзшие, но довольные собой. Сегодня им все-таки удалось — впервые за трижды восемь дней — загнать и убить оленя. «У тебя кровь на лице», — замечает она Пике. «Я знаю». А потом они забираются под меховые шкуры, все втроем, чтобы согреться. «Ужасно холодно, я промерз до костей» — жалуется Пика, а потом добавляет: — Никогда такого не было. — Ты говорил то же самое прошлой зимой, — фыркает Скот и прижимает их обоих поближе. Крим кивает. Снег, холод, метели привычны для Вернувшихся, живущих в горах севера. Народ Рубаки не настолько легко переносит зиму. И все-таки… Холод и вправду сейчас как будто сильнее, и метель яростнее, и снег колется не так, как в прошлом году, как все прошлые зимы до этого… Пика угадывает её настроение: — Что-то не так? С детёнышем? Она закрывает глаза и прислушивается. Всё в порядке, насколько она может чувствовать. Если бы тут была Лита, она бы сказала точно. — Ничего, — отвечает Крим и сердится на себя же — зачем ей прибегать к помощи целителя?! — Нет, ничего. Медленно тянутся дни — четыре, еще четыре, восемь… Зима — это ночь в смене сезонов. И хотя Лесные Всадники привыкли охотиться по ночам, зимой им едва ли удается добыть еды. Крим не жалуется на голод, даже когда чувствует, как слабеют руки. Это пройдет. — Можно? — из-за прикрывающей вход ткани выглядывает загорелое лицо Шеншен. — Конечно! — Пика бросается к ней, помогает влезть внутрь, отряхивает снег с её капюшона. — Мы всегда рады тебя видеть! Скот усмехается из своего угла. Крим согласна. — Я принесла подснежных ягод, — Шеншен бросает на неё пристальный взгляд, и Крим ничего не остается, кроме как подставить ладони. — А с нами не поделишься?! — возмущается Пика. — Ей нужнее, — хором отвечают Скот и Шеншен и переглядываются. Крим смеется и пересыпает часть ягод в первую попавшуюся миску. Уговорил. — Пожалуй, я… — Шеншен оглядывается на вход, сильнее обхватывает свои дрожащие плечи. — Останусь у вас, пока метель не стихнет. — Да! — улыбается Пика. — Сколько угодно! «Нахал, решаешь за других, а меня и Скота спросил?» — интересуется Крим. «Да чего вас спрашивать, — отмахивается он. — Я же знаю, что вы не против». С этим, конечно, не поспоришь. В середине месяца у Крим рождается сын. Шеншен не может сдержать свою радость, когда передает ей крошечного, сонного мальчика. — Ты молодец, — повторяет она. — Мне почти не пришлось за вами следить. Как ты его назовешь? Крим смотрит на светлые волосы сына — такие же, как у неё самой — на горящую свечу, на стены, и рассеянно отвечает: — Чипар. Пика едва ли не плачет и бросается обнимать всех: её саму, Скота, потом Шеншен, и, наконец, посылает в вещании всем эту чудесную новость. Скот более сдержан, но и он улыбается как никогда раньше. — Наш детёныш наконец появился! — Пика подпрыгивает от радости. — Я уже не могу дождаться, когда он станет старше и узнает всё, что знает племя! — От тебя он может узнать только то, почему не следует есть пьяные ягоды горстями, — ехидно замечает Скот. «Эй, вообще-то…» «…ни одного лета не проходит, чтобы ты не наелся ими и не уснул, сказочник!» — смеётся Крим. Она тоже думала, чему может научить сына. Владеть клинком, стрелять из лука и ничего не бояться. А, может быть, её маленький Чипар станет превосходным следопытом. Она пока не знает. …Шеншен выглядит настолько потерянной и расстроенной, что даже её темная кожа, кажется, посветлела от переживаний. — Прости, — она опускает голову, зарываясь лицом в мех. — Маленький Чипар… Крим знает. Наверное, она знала это еще до того, как он родился. — Может быть, что-то и есть в вашем «Предназначении», — отвечает она. — Он с самого начала был слабым. Смерть привычна для Вернувшихся, она живет с ними, ждет в лесу, в снегу, на вершинах гор. И Лесные Всадники знают: когда приходит смерть, она не друг, и не враг, она просто есть. Но Скот, который сидит рядом, склонив голову, и Пика, вытирающий слезы, явно не готовы принять это так просто. — Мы попробуем ещё раз, — глухо произносит Скот. — Все четверо. Время не помогло Рубаке справиться со своей потерей. Крим думает, что им — поможет. Сейчас — долгая, тяжелая, зимняя ночь. Потом придет весна.