Шатёр её высочества леди Элии Мартелл (ныне Таргариен) отличался особым изяществом и хрупкостью, как и сама хозяйка. Он был обставлен на дорнийский манер, и приглашённые гостьи испытывали особый экстаз, когда им предлагали присесть на расшитые золотом подушки — это было так по-заморски. Меньшее удовольствие они испытывали, когда принцесса угощала их вином, благородных дам куда больше интересовали низкие столики с резными столешницами и инкрустациями, подушки и летящие ткани, тарелочки с ароматическими свечами, ронявшими восковые слёзы на белый с золотыми узорами фарфор. Шатёр был расположен с тактической точностью: достаточно далеко от ристалища и чертога Харрена, так что приглашённые леди могли сделать выбор в пользу собственной лени, когда им приходило в голову вернуться на трибуны, и все естественно успевали нагулять аппетит на пути к Великому Чертогу, где подавался ужин. В шатре угощали лёгкими закусками, сушёными фруктами и пропитанными мёдом сладостями. Но видимая красота, потоки вежливых слов и ароматы духов, сплетавшиеся между собой, не отменяли того, что Шатёр Её Высочества оставался одним из самых опасных мест Вестероса. Он был задворками политической арены, через который всякая леди, умело использовав свои способности, смогла бы выйти в игру, которую мужчины считали своей. Учитывая толки о возможном перевороте, всякая леди, дочь или жена великого лорда пыталась как бы то ни было снискать дружбы с принцессой Элией: в ход всё шло, от комплимента духам до восторга вышивкой на занавесках.
Принцесса Элия, как всегда бледная, полулежала на подушках в самой глубине шатра, рядом с ней стояли несколько ваз с благовониями, которые, якобы, должны были придавать ей сил. Она виновато улыбалась каждой гостье, но в глубине души радовалась своему состоянию — ни одна из благородных леди не решалась занимать её внимание слишком долго, а если подобное и происходило, то леди Эшара Дейн находила что-нибудь, более достойное внимания гостьи. Обмен любезностями продолжался с самого окончания первых поединков — то есть с полудня — и должен был продлиться до заката, когда наступало время идти переодеваться к ужину. В воздухе витали светские темы для разговоров, присущие всем благородным леди: бедность жителей Харрентона, украшенные эмалью и драгоценными камнями доспехи рыцарей, утерянный леди Уэнт статус королевы любви и красоты и, конечно же, припадок Безумного Короля, который случился, когда Рыцарь Смеющегося Древа покинул ристалище, одержав три сокрушительные победы над лордами Хэем, Блаунтом и Фреем. Он назначил непомерно высокую цену за голову рыцаря и требовал, чтобы люди Уэнтов тотчас же выжгли лес, чтобы поймать наглеца. Принц Рейгар долго пытался урезонить короля, говоря вполне логичные вещи, как то, что лес кормит всех жителей замка. Король, естественно, не прислушивался из принципа и прекратил истошно вопить о великом пожаре, только когда Его Высочество сам возглавил отряд из двенадцати лучников, чтоб поймать рыцаря. Леди в красках обсуждали, как бледнели рыцари, которых король убеждал нарушить долг чести и преследовать победителя, не нарушившего ни одного правила и получившего свою награду благодаря исключительно своему таланту и везению. Конечно, дамы хотели узнать,
кто был героем дня. Одни хотели выйти за него замуж, другие — женить его на своих дочерях, и если накануне вечером ходили толки о том, что странный рыцарь — простолюдин, то теперь его жаловали не менее, чем лордом. По рассказам тех, кто никогда его не видел и видеть не мог, юноша необычайно хорош собой и силён настолько, что мог бы без труда выбить из седла Гору и сразиться с сиром Селми. Одни говорили, что когда Рыцарь Смеющегося Древа проезжал мимо трибун, то всех парализовывал взгляд холодных, как лёд, и голубых, как талая воды, глаз; другие дамы утверждали, что у рыцаря колдовские чёрные глаза. Яростнее всех на эту тему дискутировала леди Серсея Ланнистер.
Поддавшись азарту, она пробралась чуть ли не вплотную к принцессе и убеждала всех в том, что Рыцарь Смеющегося Древа — несомненно один из рыцарей, которые должны были оставаться в Королевской Гавани.
— Уж не хотите ли Вы сказать, что то был Ваш брат, миледи? — снисходительно поинтересовалась леди Олена, не скрывавшая, что разглагольствования юной леди её раздражают. Весь шатёр глядел на Серсею с долей насмешки; она так уверенно и напрямик прокладывала свой путь к свите принцессы, что армии, осаждавшие города, могли ей позавидовать. И чем явнее было её рвение, тем больше благородным дамам хотелось увидеть крах молодой девицы.
— Исключено, — произнесла она на длинном возмущённом выдохе. — Мой брат верен своему долгу, и он ни за что бы…
— Тогда это мог быть другой Ваш брат, — невозмутимо произнесла леди Тирелл, благородные дамы хихикали, прикрываясь веерами, в то время, как на лице Серсеи проступали алые пятна гнева. — Говорят, что Рыцарь Смеющегося Древа
невысок.
— Но он уж точно не карлик, — возмутилась юная львица.
— Как говорится, в седле все равны, — мягко улыбнулась леди Дейн, готовясь перевести разговор в более безопасное русло.
— Если только речь не идёт о Горе, — ввернула леди Оленна.
— Верно… — улыбнулась Эшара.
— А что думает Ваше Высочество, — заговорила Серсея, не обращая внимания на жесты и знаки первой фрейлины, — как поступит Его Высочество с Рыцарем Смеющегося Древа? Получит ли он справедливость?
— Что значит это Ваше ланнистерское «справедливость»? — фыркнула леди Тирелл, но Серсея не замечала её так же, как леди Дейн, набиравшуюся решимости, чтоб попросить юную деву покинуть их общество. Но жест леди Мартелл заставил всех притихнуть, даже дам в дальних краях шатра, которые обменивались недоуменными шепотками. Леди Ланнистер вела всё к придворному скандалу, нарушая все возможные протоколы, но никто не решался как следует её осадить. Даже леди Мартелл, видя воинственный настрой юной львицы, лишь мягко улыбалась.
— Мне кажется, леди Ланнистер, что добрый рыцарь, о котором мы все сейчас говорим, не заслуживает какого-либо зла. И если он таков, каким его считают люди, не желавшие отправляться за ним в погоню, я думаю, мало, что изменится, если он проедет милю-другую по лесу. Что Вы думаете об этом, леди Старк? — спросила будущая королева, глядя со своего пьедестала на вошедшую в её шатёр запоздалую гостью.
Лианна Старк неловко ступала по мягкому ковру, в котором ноги утопали по самую щиколотку, смотрела на леди, выбравших свои лучшие платья, чтобы соответствовать хозяйке, наряженной со свойственным дорнийцам шиком. Лианна со своими взлохмаченными волосами, кое-как заплетёнными в косу, и в помявшемся платье, расшитом цветами, больше напоминала простушку, попытавшуюся напялить на себя краденое платье благородной леди. Вопрос леди Мартелл застал её врасплох.
— Я считаю, — заговорила она медленно, считая каждый вдох и выдох, отчаянно придумывая ответ в промежутках между словами, — что рыцарю нечего бояться, если он не совершил ничего дурного.
— Но король посчитал его опасным, — возразила одна из полных леди, глядевших на Серсею с примесью симпатии, пятые и десятые подбородочки миледи, перетянутые кружевом, не давали ей внятно говорить, поэтому вся выразительность фразы заключалась в глазах под тяжёлыми веками.
— А короля считают без… — сказала было Лианна, но осеклась. По лицам дам было ясно, что смысл фразы до них уже дошёл, и более того — вызвал на лице леди Элии довольную улыбку. Она смотрела на Лианну почти ласково, так что в душе девушки зарождалась слабая надежда, что ещё не всё потеряно.
— Я рада, что Вы всё же пришли, леди Старк, — сказала принцесса. — Ваша смелость заставила нас всех поволноваться.
— «Ваша Смелость» звучит как титул, — довольно проворчала со своего места леди Тирелл.
— И весьма заслуженный, — согласно кивнула Эшара Дейн, глядя на Лианну доброжелательно, как на старую подругу.
— Я прошу прощения за доставленное беспокойство, — опустила глаза Лианна, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из тех уроков этикета, что успел вколотить в её дубовую головушку Эддард Старк. Вместо них осталось только сокровенное: «молчи и вежливо извиняйся», что, собственно, она и делала.
— Не стоит, леди Старк. Располагайтесь и будьте моей гостьей. Леди Дейн, проводите леди Старк, — сказала она и обернулась к пожилой леди, что защищала Серсею Ланнистер.
Эшара подошла к Лианне и кивком головы указала на место рядом с леди Тирелл. Королева Шипов, в соответствии со статусом и невыносимым характером, сидела чуть поодаль от остальных дам и терпеливо цедила вино, внимательно поглядывая по сторонам. В глазах Лианны она была, как остров посреди разбушевавшегося моря; остров, возможно, населённый самыми опасными и ядовитыми тварями, но девушка об этом не задумывалась.
— Держитесь увереннее, леди Старк, Вы лучше многих здесь присутствующих, — сказала напоследок леди Дейн и, приняв из рук слуги кубок с вином, передала его Лианне всё с той же доброй улыбкой. На секунду Лианна подумав, что, возможно, она ошиблась, посчитав, что Неду не стоит уделять так много внимания леди Дейн; теперь же весёлые фиалковые глаза подкупили и её.
— Благодарю, леди Дейн.
Эшара кивнула ей и вернулась к принцессе, готовая снова защищать её от неосторожно брошенных слов. Серсея Ланнистер разошлась в своём занятии и поднимала темы, которые змеились за крепко сомкнутыми зубами остальных дам: чуть ли не напрямую спрашивала о численности соседских армий, о том, кто за кого готов будет поднять стяги и в том же духе. Некоторые дамы бледнели и всё же пытались перевести разговор на тему оборочек и манжеток, но Серсея была непреклонна, и под её напором дамы не могли уступить собственному желанию узнать ответы на все насущные вопросы.
— Хороша, чертовка, — кисло фыркнула леди Тирелл после очередного опасного манёвра Серсеи.
— Нед бы меня за такое убил, — тихо добавила Лианна.
— Ну, ты бы уж до такого не додумалась дорогуша. По крайней мере, не нарочно, — улыбнулась Оленна. — А что до Серсеи… Этой всё с рук сойдёт из-за её непроходимой дерзости. В этом вы с ней похожи.
— Нет, леди Тирелл. Надеюсь, что Вы не правы, — покачала головой Лианна, с жалостью глядя на золотоволосую львицу, молодую, совсем котёнка, бросавшуюся на женщину, которая вот-вот должна была стать их королевой. Едва ли такое поведение можно было назвать достойным, равно как и вмешательство в турнир, но Лианна до последнего надеялась, что сходство с Серсеей Ланнистер, от мысли о котором бежали мурашки, было лишь поверхностным. Оленна лишь терпеливо кивнула и, жестом подманив Лианну поближе, спросила:
— А что насчёт твоей помолвки, дорогуша? Я слышала, что все на грани срыва.
— Я… мне это неизвестно. Это решает мой отец.
— Когда жениха чуть не стаскивают со служанки на глазах у всех лордов и леди, кажется, нерешённых вопросов не остаётся, особенно у вас, северян.
— Со стороны нравственности — да, все очевидно. Но Вы забываете о политике, — девушка сжала губы в подобие улыбки.
— Конечно, не забываю, дорогуша! И именно поэтому сообщаю тебе, что у меня есть ещё два сына и три внука, несколько кузенов и племянников, поэтому если северу когда-нибудь захочется наведаться в Простор… уж где-где, а там тебя любить будут.
— Так уж любить… — вздохнула Лианна.
— Конечно. Если мы с тобой вдвоём повлияем на лорда Старка, то можешь быть уверена, что двери Хайгардена распахнутся для тебя.
Лианна отвела глаза, чувствуя, как леди Оленна прожигает её взглядом и рассчитывает на мгновенный ответ. Девушке стало не по себе от мысли, что она в этот момент должна испустить возглас радости и назвать Оленну «Матушкой», но в то же время она чувствовала, что не должна и не
хочет испытывать подобное.
— Леди Тирелл, — сказала она, надеясь как-нибудь свести этот разговор на нет, — я благодарю Вас за доброжелательность, но пока я надеюсь, что, если моя свадьба не состоится, то все дела сердечные будут отложены до конца зимы.
— Милая, не стоит благодарности, — улыбнулась она и, протянув руку, провела пальцами по каштановым локонам, вытаскивая листик, запутавшийся в прядях. Лианне невольно захотелось уйти от прикосновения, но рука, неожиданно мягкая, легла на её плечо. Леди Тирелл поглаживала её почти успокаивающе, но под материнской нежностью Лианна чувствовала острые шипы. — Но пока ты юна и свежа, то вопрос брака должен быть решён как можно скорее.
— Спасибо, миледи, — с подчеркнутой вежливостью сказала девушка и перевела своё внимание на вазу с пропитанными мёдом ореховыми пирожными. Несмотря на сладкий вкус, растекавшийся по языку, Лианна чувствовала паршивое послевкусие. С леди Оленны точно спал сотканный из света покров, которым Лианна наделила её накануне. Королева Шипов оставалась собой несмотря на свои симпатии, и девушка чувствовала, что провела рукой прямо по колкому стеблю, скрывавшемуся под пышной листвой золотых роз Тиреллов. И в душе девушки кольцом свернулась детская обида, какая появляется, когда ребёнку объясняют то, что в глазах взрослого — шутка или фокус, а для него самого — великий обман. Все красивые и улыбчивые лица вокруг были масками улыбок, и лицо леди Оленны было одной из самых искусных среди них; Лианна испытывала всё меньше удовольствия от необходимости смотреть на них.
— Леди Старк, желаете спеть с нами? — окликнула её леди Дейн, держа в руках лютню.
— Простите, миледи, но я не знаю южных песен, — сказала Лианна с улыбкой на губах.
— А на севере люди не поют? — улыбнулась леди Тирелл, спокойно и ласково, точно чувствуя, что она напугала девушку.
— Боюсь, северные песни не так мелодичны, — покраснела девушка, чувствуя на себе десятки взглядов. Пёстрая стайка молодых леди с флейтами и бубнами уселась возле леди Элии и ждали только знака, чтоб начать играть и петь. Эшара подошла к Лианне и, ухватив её за руку, подвела к остальным.
— Я думаю, нам стоит их услышать, чтобы начать судить о них.
Лианна глядела на неё одновременно с благодарностью и отчаянием. Дочь Рикарда Старка никогда не была хороша в изящных искусствах, но в то же время она была рада оказаться поодаль от политических разговоров с леди Тирелл. Музыка и песни в этом случае становились сродни крепостной стены, которая защитила бы девушку от циничных бесед о браке. С разных сторон полетели робкие просьбы, вежливые, умело скрывающие безразличие благородных дам к северным песням и нежелание сидеть в тишине. Лианна осторожно опустилась рядом с южными леди, почти плечом к плечу с Серсеей, смерившей её взглядом, полным искренней неприязни, настолько честной, ножонка остального карнавала, что она вызывала почти симпатию.
Лианна вздохнула и, прикрыв глаза, запела:
«Цепочка следов уходит к луне
Вверх по реке. Выйдет ко мне
Из ночи волк,
Чёрен как тень, и одинок.
Угли потухли.
Холод и боль
Несёт он в груди
Вместе с чужой
Стрелой.
Кровью написан
закон на снегу.
Волку в глаза
Я загляну.
В лунных лучах
Прощальный стали блеск,
Мне суждено
Стать последней из волчьих королев… »
В тот момент, когда хорошенькая светловолосая девушка, кажется, из Гарденеров, смогла подобрать мотив на своей лютне, колокол снаружи возвестил окончание второго дня турнира. Для дам это был сигнал переодеваться к ужину, а лично для Лианны — знак, что её мучения окончены. Леди обменялись благодарностями за приятную компанию и отправились пестрой лентой по направлению к башням. Лианна едва удерживалась от соблазна побежать вперёд, опережая принцессу со свитой, но две леди, полные, как два бочонка вина , и обладающие запахом, соответствующим выдержке, зажали её между собой.
— Какая интересная песня! Миледи, а всё северные песни такие… мрачные?
— Ну… нет, не всегда, — неловко отвечала девушка. Дамы смеялись и спрашивали её, как северяне танцуют, почему они так любят грустные истории и страшные сказки. Лианна терпеливо отвечала, надеясь, что они рано или поздно устанут, но те с неугасающим любопытством пытались выпытать из девушки детали вплоть до количества снега, выпадающего летом. Девушка пыталась вести диалог, про себя понимая, что если все южные леди такие болтливые, то она предпочтёт остаться старой девой у себя на немногословном Севере.
