Условный сигнал

…Там, где плыву, не светят маяки… С. Дворецкий

— А почему у вас в зале один ценник, а на кассе другой? Это безобразие! Дурите народ! Позовите администратора! — Женщина, не задерживайте! — Какая я вам женщина! Никого я не задерживаю! Администратора, говорю, зовите! — Ай! Вы мне на ногу наступили! Вы пьяный, что ли? — Огоньку не найдется? Ты чего пальцами щелкаешь, тупой что ли? Огоньку, говорю, зажигалка там, спички! — Ниче так зажигалочка! Я себе возьму, ты не против? — Серый, брось его, он обдолбанный! Пойдем! — Ну лаан… Живи! … Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Боги, боги, за что мне все это? Где мой Ехо? Где мои милые добрые горожане, где душевные трактиры, где разноцветные фонари? Где мои кошки, мой Друппи, мои смешные девчонки-жены? Где… мои друзья… … Колбасу, молоко в холодильник, хлеб в хлебницу, макароны в шкаф, бумагу в туалет… Так, что еще? Зажигалку отобрали, уроды. Спички есть, хорошо. Сигареты… все нормально. Нормально. Надо поесть чего-нибудь. Или не поесть. Лучше просто выпить кофе, и вот, уже можно, пора, и пачка свежей бумаги возле старой машинки, и сейчас начнется… Стук клавиш, скрип каретки, музыка, единственно милая моему сердцу. Музыка, под которую я отправляюсь домой. В Ехо. Сегодня мы плывем с Анчифой на его «Фило», сегодня я накормлю Кофу снотворным и устрою нападение на ташерский фафун… Как же назывались эти пряности… Ах, да, букиви! Как я мог забыть! Конечно! Время пролетает незаметно, и, выходя из трюма «Фило», я с удивлением обнаруживаю, что уже три часа ночи. Скоро начнет светать, и запоют первые птицы. Лето… Мы подходим к берегам Уандука, и вот мы уже в Кумоне, и уладасы, и запахи, и невероятной красоты здания, и дворец халифа… птицы за окном стараются вовсю, и проносятся уже автомобили, и сосед за стеной просыпается, кашляет и включает радио… Пепельница полна, ночь закончилась. Самое время спать. … И во сне тоже разливается море. То ли я был шиккой, то ли шикка была мной, но мы шли, оставляя позади красные небеса Уандука, и уходили в темнеющий горизонт. Ветер трепал мои паруса-волосы, волны ласкали лицо и плечи, или нос и борта, я так и не разобрался. И мы шли, а впереди наворачивались тучи, и погромыхивал гром. Я плыл в эту тьму, зная, что там, за тучами и всполохами молний, есть желанный край, под бледным небом, прекрасный, любимый, невозможно далекий. Надо только найти дорогу туда. Только найти путь. Стена туч приближалась, волны уже вздымались, как горы, меня швыряло, гнулись мачты, рвались под ветром паруса. Буря подхватила меня, закружила, как скорлупу от ореха, затянула в самую свою сердцевину. Буря очищала, смывала безжалостно ракушки с бортов, грузы с палубы, сорвала якорь и понесла меня вперед. Ничего уже не держало меня, ничего не связывало с оставленным позади, ничего не связывало даже с морем, я летел, не плыл… Мне не вырваться из этого царства хаоса, из насупленных туч, из блещущих молний и раскатов грома. У меня нет направления, я не знаю, куда броситься мне, все стороны едины, и все они темны. И впервые меня охватывает отчаяние, никогда прежде не испытанное мною во сне. Я не достигну своей цели, мне вечно блуждать здесь, среди тьмы и пьяниц, среди авосек и холодильников, грязных автомобилей и тоскливых сумерек… Я не могу выйти на связь… Буря стихла, ветер улегся, и волны успокоились, в просветах туч показалось бледное небо. Яркая звезда заглянула в дыру из туч, свет ее озарил жалкий истрепанный кораблик, качающийся на легкой зыби, без парусов, мачты, команды, печальный покинутый призрак на глади моря… И тогда я услышал Зов.