Восьмая пятница

Ночное небо застенчиво краснело, покрываясь багряными красками и брезгливо стряхивало с лица последние испуганно мигающие звезды. Одна из них, вспыхнув, словно зажженная спичка, моргнула своим глазом в последний раз и растаяла, без следа растворившись в бездне наступающего утра. Тени, прятавшиеся за стенами разношерстных домов, сонно потягивались и постепенно меняли своё положение, выстраиваясь в ряд и постепенно становясь заметными, как это и всегда бывает с первым лучом солнца. Человек, глаза которого сейчас равнялись свету восходящего солнца, стоял посреди серебристого шоссе, и редкие машины, сонно моргая фарами, неохотно проезжали мимо, совершенно не удостаивая его внимания. — Проклятье… — прошептал он, вскинув голову и глядя на алеющее небо. На его лице смутной тенью мелькала растерянность. — Какого черта ничего не изменилось?!.. — Лимит исчерпан Ваш, — долетел его ушей знакомый голос. Проклятый резко обернулся и заметил молодого монаха, который стоял неподалеку от дороги, прислонившись к бетонному столбу. — Почему ты еще живой? — поинтересовался Дио, подойдя ближе и глядя на него с неудовольствием. — Увы, я вынужден сказать Вам, что проклятья на меня не действуют давно, — монах указал пальцем на один из амулетов, висевших на груди. — А, вот как… — с сожалением вздохнул Проклятый, - А я-то надеялся, наконец, избавиться от тебя, святоша. — Я не святой. Я следую учению иному… — Ты буддист, к тому же монах, и, судя по всему, на стороне Жизни. Совершенно не играет роли, как тебя называть. — Вы не правы. На самом деле мне всё равно, какая из сторон победит. — Ого, — присвистнул Дио, — Я смотрю, ты всё-таки умеешь общаться нормально. — Ох, это? — фыркнул монах, выразительно возведя очи к небу, — Мне суждено вести слог так. Но это не значит, что мне это нравится. Я хотел бы соблюдать нейтральную сторону и отказаться от дурацкого притворства, но… Я дал обещание. Я следую стопам Учителя, потому что такова моя судьба. — Обещания даются для того, чтобы их нарушать, — заметил Проклятый, - Я ещё не видел ни одного смертного, который бы не следовал этому правилу. Подумай над этим. — Я никогда не пойду по пути бесчестья! Ибо путь, усеянный мраком… — Подумай о том, кому ты это говоришь, — нетерпеливо перебил его Дио, брезгливо поморщившись, — Не надо проповедовать мне о морали и чести. — Хорошо. Но что Вы будете делать теперь? У Вас более нет времени. — Понятия не имею, — пожал плечами Проклятый. В его зубах невесть откуда появилась сигарета. Он щелкнул пальцами и ловко зажег её огоньком, появившимся на кончике большого пальца. После чего глубоко затянулся. — Вы же не курите, — удивленно посмотрел на него монах. — Тут, пожалуй, закуришь, — мрачно буркнул Дио, выпуская в воздух колечко табачного дыма и заставляя его поменять свой цвет на ядовито-зеленый. — Я так понимаю, Иной уже приступил к последнему шагу, не так ли? — Должно быть. Я думаю, своими действиями он пытается выманить Сплэндида Великолепного и заставить его узнать о Вашем существовании, тем самым уничтожив старый мир. — Как это низко, — процедил Проклятый, — Вместо того, чтобы, наконец, показаться и встретиться со Мной лицом к лицу, этот жалкий трусливый мошенник… — Да-да. Но все-таки, что Вы будете теперь делать? — Тебе так интересно? Ладно. Я пойду прямиком в его логово. — Что?.. — Ты не ослышался. Мне самому уже надоела эта постоянная волынка. Теперь я хочу покончить с этим. И именно поэтому я пойду туда. С этими словами Дио развернулся и исчез, не оставив после себя ничего, кроме разноцветных колечек сигаретного дыма, которые попеременно меняли свой цвет, мягко растворяясь в воздухе серой дымкой. Некоторое время монах молча наблюдал за редкими проезжающими мимо машинами, после чего тяжело вздохнул и нырнул в тень за стеной здания. * * * * Лэмми недоуменно оглядывалась по сторонам, обводя растерянным взглядом знакомые улицы города, в котором когда-то давно провела большую часть своего детства, прежде, чем переселиться в элитное крыло психиатрической клиники. Однако этот город бы немного не такой, каким она его запомнила. Он был похож на черно-белую фотографию. Казалось, словно из него высосали все краски. И даже яркие разноцветные рекламные щиты были теперь мрачными и темными. А прохожие, проходящие мимо, казались совершенно одинаковые. Когда же один из них быстро проскользнул мимо Лэмми, не удостоив её ни малейшим вниманием, она вздрогнула и шарахнулась в сторону. У него не было лица. Вместо него было только чистое серое пятно. — Не бойся, Лэмми, — раздался вдруг тихий голос возле самого её уха, - Это всего лишь сон. — Да… Я знаю, — неуверенно ответила она, не оборачиваясь, - Но тогда, почему ты здесь? — Это не важно, — промолвил Мим. Он взял за руку и без лишних слов потащил за собой. Лэмми ничего не оставалось, кроме как послушно идти за ним. Когда они свернули за первый серый поворот, улица вздрогнула и съежилась, словно гармошка. Мим ухватил самый край каменного дома и резко потянул на себя. Тот послушно отъехал в сторону, аккуратно разворачивая улицу. Казалось, словно она была всего лишь картонной декорацией. Но не успела еще Лэмми как следует её рассмотреть, как перед её носом из-под земли выросла очередная стена большого серого дома с просторными окнами, рама которых была украшена резными узорами. — Загляни в окно, Лэмми, — велел Мим. Девушка повиновалась. В то же мгновение асфальт подпрыгнул под её ногами, заставляя ухватиться за стену. И в ту же секунду она обнаружила, что оказалась в комнате. Стены были обклеены приятными персиковыми обоями с ванильными цветочками. Под ногами топорщился пушистый белый ковер. К левой стене устало прислонился шкаф из светлого дерева, возле него – письменный стол и большая полка с книгами. В центре комнаты гордо возвышалась кровать с кружевным балдахином, напротив неё – мягкое бархатное кресло, в котором сидел еще довольно молодой мужчина, в руках которого покоилась толстая старая книга. — Боже мой, — изумленно пролепетала Лэмми неуверенно подходя ближе, — Это в самом деле ты, папа?.. Папочка! Но он не обратил на неё никакого внимания. — Папочка, а помнишь, ты обещал рассказать мне какую-то старинную легенду? — спросила маленькая девочка, возлежащая на подушках в кровати. — Это прошлое?.. — прошептала Лэмми, — Поэтому, они не видят и не слышат нас?.. — Верно, Лэмми, — кивнул Мим, — В этой сцене мы с тобой не существуем. Подчиняясь какой-то странной силе, девушка молча подошла ближе к кровати и осторожно протянула руку к девочке, продолжающей что-то говорить своему отцу. Но едва Лэмми дотронулась до плеча прошлой себя, как комнату поглотила ослепляющая вспышка света, заставляя утонуть в своей сияющей глубине. «Когда-то давно существовал на свете Серый Город. Всё в нем было серого цвета — и дома, и деревья, и небо. И те люди, жившие в нем, тоже были Городу под стать — серые, молчаливые, угрюмые и злые. По обыкновению улицы пустовали. Горожане не любили прогулки. Тишина, опоясывающая Серый Город плотной стеной, нарушалась только недовольным шумом ветра, который каждую ночь пытался сорвать черепицу с серых домов и хлопал неплотно закрытыми дверьми и ставнями. И только темная вода, омывающая Город с разных берегов, никогда не поддавалась ветру, оставаясь всё время гладкой, как стекло. Однажды пришла в Серый Город Белая Госпожа. Она была красива и юна. Волосы её были очень светлыми, почти белыми, голос её был приятным и зачаровывающим, а глаза хранили солнечное тепло. Даже серый слой грязи и пыли, пожирающий Город изнутри не мог нарушить чистоту этой девушки. В самые темные и скверные ночи, когда тьма обволакивала своей плотной пеленой каждый закоулок, каждую улицу, уничтожая любой, даже самый слабый источник света и прокрадываясь холодной тенью в сердца жителей Серого Города, Белая Госпожа все равно продолжала словно светиться изнутри. Для серых людей это было странно и чуждо. Прежде, они не верили в то, что в этом мире есть что-то еще, кроме серого цвета и мрака. Горожане очень завидовали ей…» Мужчина замолчал и мягко захлопнул книгу в лакированном переплете. — Что произошло дальше? — с любопытством спросил его маленькая девочка, прижимающая к груди игрушку с черными глазами-бусинками. - С Белой Госпожой что-то потом случилось, правда?.. — У тебя уже слипаются глаза, Лэмми, — заметил он, почему-то старательно отводя взгляд в сторону. — Тебе давно пора спать. Я дочитаю тебе завтра, хорошо? — Но папочка! — укоризненно воскликнула девочка. – Я теперь не смогу заснуть! Почему ты всегда обрываешься на самом интересном месте? — Тебе правда так интересно? — Да! — Ну, хорошо, — вздохнул отец, поудобнее развалившись в кресле. — Только учти, Лэмми. Легенда — это не сказка. Ведь в сказках не бывает плохих концов… — Я знаю! — нетерпеливо перебила его дочь, снова откидываясь на подушки. Тот только вздохнул и открыл нужную страницу, заботливо заложенную картонной закладкой с цветочными узорами. — «Горожане очень завидовали ей. Все больше и больше глядя на неё, каждый из них чувствовал себя жалким и уродливым, а серый же цвет их кожи и одежд теперь казался им слишком тусклым. И без того мрачные пепельные души горожан все больше и больше темнели, отравляясь завистью и ненавистью к белому цвету. Но, тем не менее, никто из людей не показывал своего истинного отношения к Белой Госпоже. Возможно, только потому, что она являлась временной гостьей, а вежливость была принята даже в таком мрачном и угрюмом городе, как этот. Белая Госпожа же, не ведая ни о чем, была мила и весела в беседах с окружающими её людьми, и, казалось бы, даже не замечала хмурых взглядов в свою сторону и неохотных ответов. Но все переменилось, когда один из горожан, совсем еще молодой серый юноша в один из пасмурных дней подошел к Белой Госпоже и начал с ней тихо беседовать. Он не хмурился и не отводил взгляд, в отличие от всех остальных серых людей. Серый юноша был галантен, вежлив и учтив в разговоре с Белой Госпожой. Возможно, в отношении его к гостье целиком сказалось хорошее воспитание и манеры, которые присущи были его семье, чей род славился знатным происхождением, требующим соблюдать традиции. Но от остальных людей все же не сумела укрыться его искренняя улыбка. Это удивило и напугало их. Серые люди не умели улыбаться и не знали, что такое радость. С тех самых пор серого юношу очень часто видели рядом с Белой Госпожой. По небольшому Городу быстро и уверенно начали разноситься слухи, а среди жителей начало возрастать недовольство и еще большая зависть. В конце-концов, когда молодой человек решил уехать в Белый Город вместе с Госпожой, горожане и вовсе вскипели от негодования, но поделать ничего не могли. А серый юноша постепенно становился белым и вскоре даже волосы его стали такими же, посветлев, как у Госпожи. Но уехать в Белый Город вместе с ней было ему не суждено. В день отъезда, войдя в гостиницу, где жила Белая Госпожа, и вошедши в комнату, он обнаружил её, мирно сидящую в кресле. Девушка казалось, спала, но, приглядевшись, он заметил яркое алое пятно на её груди и рукоятку ножа, который он узнал бы из тысячи. Этот нож принадлежал его отцу. Должно быть, целиком уверенный в том, что Белая госпожа околдовала его единственного сына и наследника, отец, не раздумывая, убил её. Юноша, не проронив ни слова, тихо вышел обратно на улицу. После чего, всё так же молча вернулся в свой дом. Тем же темным вечером, в Сером городе впервые пошел белый снег. На следующий день отца юноши нашли мертвым. На теле его не было ни единой раны. Разумеется, поскольку юноша был сыном одного из уважаемых в городе людей, никто даже и помыслить не мог о причастности того к предполагаемому преступлению. Да и не стал никто в Сером Городе объявлять это убийством, сославшись на отсутствие улик, ран и яда в крови почившего. Дело закрыли, спокойно сославшись на «несчастный случай». Быстро организовали пышные похороны и вскоре жизнь в Сером Городе снова вернулась в свое привычное молчаливое и пыльное русло, наполнившись еще большей мрачностью. О Белой Госпоже горожане благополучно забыли. Никто из них даже и не догадывался о том, что Госпожа была убита. Тело её исчезло, словно её и вовсе никогда не существовало. Лишь только служанка, пришедши убирать покинутую комнату гостиницы, заметила тающий снег на полу возле кресла, который почему-то сумел проникнуть сквозь закрытое окно. Молодой человек, и, теперь уже единственный владелец огромного состояния, сразу после похорон не замедлил уехать. Куда именно – в Белый Город ли, или странствовать по свету, никто из горожан так и не узнал, а спрашивать его не осмеливались. С тех пор его видели в Городе только спустя несколько лет, когда он все-таки решил навестить кладбище своих предков. Это был восьмой день зимы. Снегопад, не желая заканчивать свое гуляние по серым улицам, нещадно разгонялся ледяным ветром, облепляя все дома вокруг. Лицо человека было белым и жестоким. Глаза его, когда-то серые, были теперь черными, словно уголь и ледяными, словно сама бездна. Не проронив ни слова, он возложил два букета цветов на могилу своего отца, развернулся и быстрым шагом свернул за железную ограду кладбища, чтобы вновь навсегда исчезнуть из серой жизни Города... С того давнего времени и по сей день, каждый год на Серый Город опускался снег, окрашивая всё вокруг ослепительно- белым цветом. Говорят, если в долгие зимние вечера прислушиваться к вою холодной метелицы на улице, то можно услышать пение Белой госпожи…» Он отложил книгу на тумбочку подле кровати и бросил взгляд на Лэмми, которая уже крепко спала. После чего встал и подошел к окну — задернуть шторы. Но перед этим он замер возле окна, задумчиво оглядывая улицу. За окном, кружась в причудливом танце и ускользая от света фонарей, мягко опадая на тротуар, шел снег. * * * * — Сплэн!.. — настойчиво впивался в его ухо знакомый звонкий голос. — СПЛЭНДИД! — Ну что ещё? — с неудовольствием посмотрев на часы, буркнул Сплэндид, накидывая плащ и вылетая за дверь, смиренно несясь на знакомые вопли Гиджлс. — Сплэндид Великолепный! Сколько я еще должна тебя ждать?! — немедленно взорвалась Гиджлс, едва он только приземлился рядом с ней. — Не кипятись, Гидж, — вздохнул супергерой, — Лучше скажи, что опять стряслось, и что ты делаешь возле дома Пет? — Я ей звонила, — сказала Гиджлс, — Ровно пять раз, но она так и не ответила, представляешь?! Поэтому я решила прийти к ней немедленно. — Ты хоть знаешь, который сейчас час?.. — Я беспокоилась, Сплэн! — перебила его Гиджлс, — Она моя лучшая подруга, понимаешь? И поэтому я решила немедленно прийти к ней и выяснить в чем дело. Я позвала тебя только потому, что… — она внезапно замолчала и выразительно ткнула пальцем на дверь. — Я вижу… — протянул Сплэндид — Пет не заперла дом. Это на неё совсем не похоже. Он помрачнел, заметив следы от обуви, алевшие от порога. — Сплэн, это… Это ведь кровь, да?.. – прошептала девушка, судорожно вцепляясь ногтями в его рукав. — Я зайду и проверю, — произнес Сплэндид, — Лучше подожди здесь, Гиджлс. — Ну уж нет! — воскликнула она, - Я пойду с тобой! — Как хочешь. Они замолчали и вошли в дом, двигаясь по цепочке следов. Помимо бурых отметин от чьих-то сапог, по большей части паркета отчетливо проглядывался еще один зловеще-алый след, словно от мешка с картошкой. Кровавый след обрывался возле двери в кухню. Сплэндид остановился и решительно толкнул дверь. Гиджлс ахнула, выглянув из-за его спины и заметив на столе, покрытом когда-то белоснежной скатертью, лежащего Хэнди. Точнее, то, что от него осталось. Тут и там по полу были разбросаны столовые приборы, какие-то странные лезвия и многочисленные кухонные ножи, разных видов и мастей. Но более всего притягивал взгляд человек, стоящий возле окна. Руки его, упакованные в кожаные перчатки, по локоть были окрашены алым. Но на черной куртке же не было ни единого пятнышка. Как и на маске, целиком выплавленной из какого-то блестящего металла. Спустя одну мучительную секунду, даже не раздумывая, Сплэндид уже повалил убийцу на пол, крепко заламывая его руки за спину. Но вопреки его ожиданиям, убийца не оказывал никакого сопротивления. Мало всего прочего, он не произнес ни звука и покорно замер на полу. — Сними с него маску! — выпалил Сплэндид, посмотрев на Гиджлс, все еще шокировано замершую в дверях, — Пришло время, наконец, узнать правду! — Да, Сплэн… — пробормотала она, осторожно подходя ближе и стараясь наступать только на чистые участки паркета, что было весьма затруднительно. Подойдя к ним, девушка наклонилась и непослушными пальцами неловко стащила металлическую маску с лица убийцы, не подававшего видимых признаков жизни. — Ты видишь то же, что и я, Гидж? — тихо поинтересовался Сплэндид, не веря своим глазам. Несколько минут Гиджлс всматривалась в бледное лицо убийцы. После чего она молча закрыла свои глаза руками и опустилась рядом на колени, не заботясь о крови на полу, которая неумолимо пачкала её новое платье. В длинных иссиня-черных волосах убийцы, спутанными прядями ниспадающими на пол и закрывающими почти пол лица, запуталась заколка в форме красного цветка.