Восьмая пятница

Коричневые листики черного чая держались за руки, в хороводе своем словно выстраивая на бледном фарфоре узорной чашки кирпичики маленькой крепости, что по форме своей напоминала трухлявый домик на дереве. Петуния разглядывала его, прилипшего чаинками к внутреннему боку кружки, и аккуратно разрушала, соскребывая ложкой. — Ты меня слушаешь, Пет? – долетел до неё голос Хэнди, который сидел напротив и внимательно наблюдал за её действиями. – Ты какая-то… Слишком мрачная. Это на тебя не похоже, Пет. — Когда твои друзья умирают один за другим, это не внушает оптимизма, верно? – горько усмехнулась она, поднимаясь из-за стола и направляясь в прихожую. — Скоро стемнеет. Куда ты собираешься идти, Пет? – спросил Хэнди, выйдя следом за ней. Петуния не ответила. Прочем, в её объяснениях Хэнди не нуждался, ибо прекрасно понял все с одного только её полувзгляда. — О, Господи, — вздохнул он, помрачнев, словно грозовая туча. – Неужели ты всерьез?.. Взгляни фактам в лицо, Пет. Идти сейчас к нему — то же самое, как дергать за хвост спящего тигра. — Мы с тобой оба знаем, что это совсем не так, – отмахнулась девушка. — Я лишь только… — Он убьет тебя, даже не задумываясь. Ты же понимаешь это! Пет, милая, у тебя же есть голова на плечах! Не делай этого, прошу тебя! — Я только поговорю с ним, Хэнди! – воскликнула Петуния. – Зачем устраивать трагедию? Я очень хорошо чувствую людей. И именно поэтому моя обязанность разобраться, что происходит сейчас в его душе. Чтобы затушить огонь, пожирающий все на своем пути, не следует носиться вокруг да около. Нужно всего лишь залить его водой и только. — Но почему я не могу пойти с тобой? – возмутился он. — Извини, Хэнди… — она замялась, с осторожностью подбирая каждое слово, чтобы ненароком не задеть самолюбие механика. – Ты мастер на все ру… М-м… То есть, я хочу сказать, что ты потрясающий мастер во многих делах, где без отвертки и навыков строителя не обойтись, но вот разговоры по душам… Боюсь, это не для тебя. Ты можешь усугубить ситуацию. Я знаю, на что иду, Хэнди. Поверь мне, всё пройдет гладко. Хэнди не ответил, продолжая хмуро буравить её взглядом. — Только не говори мне, что ты ревнуешь! – фыркнула Петуния. – Что за вздор! Как можно всерьез полагать, будто мне нравится безумец, которого весь город боится и избегает? — Ладно, Пет, — проворчал Хэнди, тщетно пытаясь скрыть смущение, — Поболтай с ним, я не против. Но если ты не вернешься спустя час, клянусь, я возьму гаечный ключ и выколочу… — Хотелось бы на это посмотреть… — протянула Петуния, скептически посмотрев на него, — Как же ты возьмешь вон тот двухкилограммовый ключ зубами… — Я серьезно, Петуния! – пропустил мимо ушей её слова механик. – Короче, я немедленно вызову полицию. — До этого не дойдет, – заверила его Пет, наконец, заделав свои тщательно причесанные волосы в хвост и надевая пальто с пушистым белым воротником. – До скорого. Она мягко клюнула его в щеку на прощание и вылетела за дверь. Хэнди же, послушав удаляющиеся быстрые шаги за порогом, со вкусом выругался себе под нос и уселся воле телефона, принявшись напряженно поглядывать на тяжелые старинные часы. Часовая стрелка нервно вздрогнула под его взглядом, и часы негромко пробили пять вечера. Летящей походкой шагая по серому, словно дождевые тучи, тротуару, Петуния быстро направлялась к дому Флиппи. С каждым шагом она чувствовала, как сердце всё более и более убыстряет свой ход, отдаваясь гулким эхом в ушах. Это было не из-за слишком быстрой скорости её шагов, что почти перерастали в бег. Петуния ужасно волновалась. И с каждым новым шагом к такому далекому и знакомому дому с чешуйчатой серой черепицей сомнения в правильности своего решения начинали вгрызаться в её мысли. «Что, если Хэнди прав?» — думала она, утыкаясь взглядом в белый сосновый забор и невольно замедляя шаг в некоторой нерешительности. – «Что, если все-таки эти убийства на самом деле его рук дело? Ведь, в конце-то концов, ему к такому не привыкать…» Но, ноги, казалось бы, совсем не слушались, сами собой ведя её по бетонной дорожке к массивной широкой двери. Петуния вздохнула, мысленно кляня себя на чем свет стоит и нажала на кнопку звонка, понимая, что пожалеет об этом в тот же миг, когда дверь откроется. Никто не отзывался. Тогда Петуния вновь дотронулась до беленькой кнопки и на сей раз тщательно прислушалась. Но лишь тишина была ей ответом. «Должно быть, звонок безнадежно сломан. Это к лучшему» Она развернулась с твердым намерением уйти, но что-то остановило её. Скрип. Слабый и едва различимый, словно стон, скрип едва долетел до её уха. Краем глаза Петуния заметила, как дверь сама собой отворилась, выставляя взору мрачную темную прихожую. «Словно так и должно быть…» — смутно подумалось девушке и какое-то странное предчувствие ухватило её за плечи, заставляя сердце нервно вздрогнуть. Благоразумное желание уйти сменилось праздным любопытством. Поддаваясь его повелительному мановению, Петуния толкнула приоткрывшуюся широкую дверь и шагнула за дощатый порог. Пред её взором предстал полумрак просторной прихожей. — Флиппи? – осторожно позвала Петуния, проходя в коридор и стараясь шагать как можно тише по скрипучему и щедро наполированному паркету. – Прошу прощения. Но у тебя была открыта парадная дверь и поэтому я… — она оборвалась на полуслове, уловив тонким слухом тяжелое хриплое дыхание невдалеке. Прямо перед ней по темной стене слабо ковылял, прихрамывая и шатаясь, пучок тусклого света, шедший со стороны приоткрытой двери в гостиную. Чувствуя себя мотыльком, бездумно летящим прямо на огонек свечи, Петуния проскользнула в комнату. Гостиная встретила девушку уютным теплом горящего камина, который и являлся её единственным источником света, поскольку все лампы были почему-то выключены. — Зачем ты пришла? – спросил Флиппи. Он сидел в кресле возле камина, и Петуния видела лишь только его руки, спокойно возлежавшие на подлокотниках. — Эти несколько дней тебя не видели в городе, – сказала Петуния, продолжая стоять в дверях и смотреть на спинку кресла. – Мы подумали, что все это время ты провел у себя дома. Но все же мы начали беспокоится. И если судить по тому, что происходит сейчас, это вполне понятно… — Может быть, — равнодушно ответил Флиппи, — Вы уже допрашивали Флейки, не так ли? Тогда почему вас это волнует? — Мы… — начала, было, Петуния, но Флип перебил её. — Подожди, — он выразительно поднял указательный палец вверх, — Дай угадаю. Вы с ребятами… Вернее, с теми, кто остался в живых, если быть точнее. Короче, вы все думаете, что убийца – это я, верно? — Лично я так не считаю! – поспешно возразила девушка, наконец, выйдя из дверей и подойдя на пару шагов ближе к нему. — Зачем ты пришла, Петуния? – проигнорировав её слова, бесцветным тоном снова поинтересовался Флиппи. — Просто поговорить, — неуверенно ответила та. — В этом нет смысла, — промолвил Флип, поднимаясь из кресла и поворачиваясь к ней. Петуния невольно отступила назад. — Уходи, — произнес он, с явным трудом не повышая голоса. — Послушай, Флиппи! – воскликнула Петуния, — Я понимаю, ты винишь себя во всем, что сейчас происходит, но ведь так нельзя! На сей раз все совершенно иначе!.. — К чему все это? – вздохнул Флип, — Зачем тебе эти нелепые попытки заверять меня в обратном? Прошу тебя, Пет, просто уйди. Перестань строить из себя благородную сочувствующую дамочку. Мы оба знаем, что это ложь. Ну же, уходи. Иначе может стать слишком поздно. — Мне действительно было тебя жаль, Флиппи. – холодно сказала Петуния. – Ну, что ж... Прекрасно. Продолжай торчать в своей берлоге и ненавидеть самого себя. Похоже, только это у тебя отлично получается. Но чтобы ты знал, Флип. Будь мне плевать, как всем остальным, то вряд ли я стала бы рисковать своей шкурой, придя сюда. Подумай над этим. Она развернулась на каблуках и направилась к двери. — Петуния, ты… — пробормотал Флиппи ей вслед, — Ты дура!.. — Что?.. – она остановилась, почувствовав, как сильно впечатываются его слова в её мозг. Петуния почувствовала почти физическую боль и совершенно не понимала её причины. Слово, брошенное сгоряча просто не может быть обидным – именно так она считала до этой поры, но, тем не менее, его слова её задели. Сердце ухнуло куда-то вниз, словно карточная колода, лишенная равновесия. Огонь в камине полыхал все ярче, яростно впиваясь в дрова с сухим шорохом. Этот шорох все нарастал, превращаясь в звенящий треск. «Это добром не кончится» — зловеще прошептал голос разума, но Петуния впервые его не послушала. Она стояла возле двери, молча уставившись на Флиппи. — Извини, — прошептал он, вцепившись ногтями в обивку кресла и неотрывно наблюдая за искорками, что отлетали от хрустящих дров за каминной решеткой. «Он убьет тебя, даже не задумываясь» — Тебе лучше уйти. Немедленно, — Флиппи замолчал. Лицо его исказила болезненная гримаса. Он судорожно вздохнул и, зажмурившись, помотал головой, в тщетной надежде отогнать только одному ему видимые картины, что порождал собой треск огня. «Должно быть, нет ничего хуже такой боли, не правда ли?» Петуния вздрогнула, и, наконец, очнулась от странного оцепенения. Она подняла взгляд и немедленно увидела лицо Флиппи, который уже стоял рядом с ней. Тогда она закрыла глаза, безропотно ожидая того, что за этим последует. Ощущение ледяного металла лезвия, что все глубже впивается в её плоть, безжалостно уродуя, и горячую кровь, что ринется на пол и забрызгает стены… А потом все будет кончено, чтобы начаться вновь. Снова и снова. Каждую неделю. «Я ненавижу умирать понарошку, если для кого-то всё это всерьез»