Комната в твоей голове

Весь остаток ночи Ханна не спит. Она возвращается в постель, и до самого утра перед её глазами встают странные и навязчивые образы. В какой-то липкой, болезненной полудрёме она видит неустойчивые, колышущиеся стены, обклеенные бордово-алыми кровоточащими лепестками. Затем человека с волнистыми длинными волосами, похожего на канонического Иисуса с верёвкой – нет, кажется, резиновой лентой красного цвета – вокруг шеи. Затем копошащихся под ногами гномов в острых красных колпаках. Картинки хаотично сменяют друг друга: вот перед глазами бордовые стены, вот – кафельный пол ванной комнаты, вот подрагивает свет, и снова по кругу. Ханна хочет стряхнуть со своих ботинок навязчивых мелких гномов с их отвратительными колпаками и оскалившимися личиками, но не может пошевелиться. Так приходит утро. Ханна умывается холодной водой, стараясь отогнать остатки сна и бреда, заканчивает запись под номером двенадцать, и ей внезапно становится легче. Груз с души падает оттого, что она смогла выплеснуть хотя бы часть своей боли наружу. Она берёт синий лак для ногтей, которым всё это время подписывала кассеты, и впервые за долгое время использует его по назначению. И тут на глаза ей снова попадается листок со списком имён, повернутый вверх запиской из сновидения. Она боится её перечитывать, ведь там наверняка окажется полная околесица. Сейчас она пойдёт на занятия, попробует поговорить со школьным консультантом, чтобы сделать последнюю попытку, и, если тот не поможет, отправит кассеты по почте первому адресату из списка. Ханна знает, что нужно делать, но вместо этого так и сидит, тупо уставившись на листок бумаги. В этом нет ни капли рационального, и всё же, она думает о том, что школьный психолог ей уже вряд ли чем-то поможет, а вот собственное подсознание, говорившее с ней через сон, ещё, возможно, на что-то сгодится. На листке её собственной рукой размашисто написан адрес и имя: «Детройт, отель Эм Джи Эм Гранд Детройт, номер 1136, Крис К.» И снизу приписка, подчёркнутая дважды: «успеть до полуночи». У Ханны кружится голова: это не так уж и похоже на полную несуразицу, зато безумием отдаёт сполна. Одно дело, просто увидеть странный сон и записать бессвязную фразу оттуда, и совсем другое – получить там чёткие указания и последовать им. А достаточно ли чёткими они были? Ханна сжимает пальцами виски. Несомненно, пока она разглядывала записку в той чёрной комнате, мальчик в синей футболке сказал ей что-то ещё. Слова где-то здесь, в её голове. Но что же там было? «На моей стороне он уже мёртв, - быстро говорил мальчик, пока она разглядывала свои руки, казавшиеся ей чужими и призрачными». Дальше фраза обрывается. Пробел. Следующее, что она помнит – «…тут ты ещё успеваешь» и «…решит сделать это завтра, надо успеть до полуночи». А вот последующие слова больше похожи на её собственный вывод. Может быть, она сама их додумала, и он ничего такого не говорил? «Если сможешь спасти его, сможешь спасти и себя», - так звучит этот вывод. И больше ничего. Пустота, провал. Но, может быть, и этого хватит? По крайней, мере, сокращение «Крис К.» не вызывает вопросов, хотя ночью второпях она и записала имя не до конца. «Ты знаешь моё имя», - отголоском вчерашнего озарения звучит в её голове. Да, она знает, спасибо. Но что ей со всем этим делать? Решение приходит сразу. Вернее, как это часто бывает, Ханна понимает, что оно уже было готово, как только она встала с постели, чтобы всё записать. Придётся признать, что, скорее всего, она сумасшедшая. Но какое это имеет значение для девушки, которая уже решила умереть? Если записка из сна окажется пустышкой и глупостью, больше ничто её не остановит, ничто ей не помешает осуществить задуманное. Она будет знать, что сделала всё, что смогла, ухватилась за последнюю, совсем хрупкую и даже призрачную соломинку. В крайнем случае, останется ещё школьный консультант мистер Портер, но он никуда не убежит, к нему не нужно успеть до полуночи. Ханна включает компьютер, и вбивает в строку поиска имя полное Криса, Детройт, штат Мичиган и сегодняшнюю дату. Она более чем уверена, что по запросу ничего найдётся, и тогда ещё можно будет отказаться от сумасшедшей затеи. Но поисковик моментально выдаёт сразу множество ссылок на сегодняшний концерт – именно его, и именно там. Ведь это не может быть совпадением? Нет, что за глупости, конечно же, может! Сны не снятся просто так, скорее всего, она слышала что-то накануне, может быть, краем уха. Но от кого? От Тони? Нет, слишком неправдоподобно. С чего бы ей запоминать что-то о не интересующем её концерте в другом штате? Да и таких реалистичных снов Ханна не видела ещё никогда. Девушка накидывает джинсовый жакет поверх свободной коричневой футболки, бросает последний оценивающий взгляд на свежий маникюр, закидывает диктофон и записку в рюкзак, и выходит из комнаты, поправляя на ходу всё ещё непривычно короткие волосы. Как иронично: помнится, она постриглась, стремясь обновиться и срезать прошлое, а выходит, что символически остригла волосы перед казнью. Когда Ханна открывает стеклянную дверь принадлежащей родителям аптеки, её мать Оливия, красивая женщина с медно-рыжими волосами, встречает её улыбкой. - Привет, солнышко. А ты светишься! – говорит она, неверно истолковав лихорадочный румянец на щеках дочери и блеск в её глазах. - Да нет, - отзывается та. – Мне нужна ещё одна кассета для проекта. Можно взять? - Конечно, милая, бери, что надо, - отвечает мама. Она продолжает говорить что-то ещё, но Ханна, уже не слушая, проходит между рядами товаров, берёт две запечатанные кассеты и, после секундного колебания, прихватывает упаковку лезвий, висящих неподалёку. - Стой-стой-стой! – резко окликает её мать когда, когда она уже направляется к выходу. Девушка рывком оборачивается, чувствуя, как сердце подпрыгивает и замирает где-то у самого горла. На одно короткое мгновение ей кажется, будто мама увидела, что у неё в руках, и всё поняла. И в эту секунду она испытывает ужас, граничащий с надеждой: вот сейчас, прямо сейчас она её отругает, а затем найдёт нужные слова, чтобы… Но этого не происходит. - Когда ты расскажешь об этом проекте? – спрашивает миссис Бейкер, выходя из-за рядов с товарами в своём серо-голубом платье, так хорошо оттеняющем её глаза. - Не расскажу, - выдыхает Ханна, вдруг снова чувствуя себя пустой и, в то же время, спокойно-решительной. – Он глупый. Забудь. - Ты глупыми делами не занимаешься, - улыбается мама, заботливо поправляя платок, небрежно повязанный на шее дочери. – Серьёзно. От этих слов Ханне становится только больнее. Нет, правда, знала бы она! - Мама, не надо. Так ладно, мне пора, - бросает девушка, и почти бегом покидает аптеку. Вот и всё, один шаг позади. Ханна садится в машину, совсем недавно подаренную ей отцом, и вскоре обнаруживает себя у здания школы. И так и замирает в нерешительности: что дальше? Зачем она вообще приехала сюда, если решила не говорить со школьным консультантом? Или всё же, она сомневается? Итак, всё ещё есть два пути. Первый, простой и логичный – попросить о помощи. Второй, нелогичный и уж точно не простой – попытаться помочь другому. У обоих решений есть свои значительные изъяны. В первом случае загвоздка в том, что пока ни один человек в школе, включая взрослых, ещё ни разу не захотел ей помочь, даже тогда, когда для этого не требовалось никаких усилий. Да и что она скажет мистеру Портеру? Ей всегда было нелегко выражать свои чувства, если только она не наговаривала их на диктофон в полном одиночестве или не записывала на бумагу в форме стихов. Нет, она просто не сможет объяснить, что с ней творится, глядя в глаза чужому человеку, которому, Ханна уверена, совершенно безразлична её судьба. Изъяны второго решения ещё очевиднее. Она не знает дороги, и вполне может заблудиться даже с подсказками навигатора, её могут не пустить в отель, а если и пустят, там может не оказаться нужного человека. А если и окажется, возможно, ему помощь Ханны и вовсе не будет нужна. Даже сейчас у неё в душе всё сжимается оттого, что, возможно, её снова обидят, оскорбят, выставят за дверь. Или, высмеют, что, наверное, сейчас было бы даже хуже. И всё же… - Ханна! – прерывает ход её мыслей знакомый голос. Девушка опускает стекло на двери автомобиля, и видит наклонившегося к ней Тони, темноволосого парня выглядящего чуть старше своих лет, с причёской, будто из шестидесятых. - Я думал, у тебя нет сегодня первого урока, - улыбаясь, говорит он. - Нет… ты прав, нет, - в ответ рассеянно улыбается Ханна, выходя из машины. – Я так, забрать кое-что из шкафчика. Мне надо ненадолго уехать. Мимоходом она удивляется, тому, что сделала выбор вот так просто, не взвесив все за и против. Но отступать некуда. - Куда, если не секрет? – спрашивает Тони. «Да так, в другой штат, в отель к незнакомому мужчине», - чуть не вырывается у неё. Не зная, что ещё тут ответить, Ханна молчит. - Это романтическая история? – спрашивает парень, словно прочтя её мысли. - Уж точно нет, - смеётся она. – Если только внезапно не обнаружится, что у меня Эдипов комплекс для девочек, а это вряд ли. - Это называется комплекс Электры, - поправляет её Тони. - Видимо, я пропустила это занятия. В последнее время я много чего пропустила… Впервые за последние несколько недель Ханна болтает и смеётся так, словно всего это не было: кассет, списка, идеи самоубийства. Тони кажется ей надёжным: именно поэтому она и решила отдать ему запасной комплект своих записей в том случае, если решится сделать задуманное. Сейчас ей даже хочется позвать его с собой в своё странное путешествие, чтобы не быть одной. Но что-то её останавливает. Вернее – её останавливает всё, от полной невозможности объяснить свои мотивы, до страха отказа или очередного предательства. Каким бы надёжным он ни казался сейчас, она слишком часто ошибалась в людях и доверяла не тем. - А эта поездка как-то связана проектом, для которого ты просила кассетный диктофон? – уточняет проницательный Тони. - Да, точно, - отзывается Ханна, чувствуя облегчение, что хотя бы сейчас не придётся врать. Закончив некоторые дела, и купив себе сэндвич в дорогу, девушка снова садится в машину и забивает маршрут в навигаторе. Расчётное время не малое, но к вечеру она должна успеть. Как ни странно, сейчас она чувствует решимость и даже подъём. Страх неизвестности каким-то образом превратился в предвкушение приключения, словно кто-то нажал на переключатель в её голове, но в эту минуту Ханна ещё не готова себе в этом признаться. Дрожащими от волнения пальцами она распечатывает кассету, вставляет её в диктофон, и, переведя дыхание, нажимает на запись. Не так она представляла себе запись номер тринадцать. Вернее, ещё вчера она не планировала её вовсе, и вот сейчас, под шум дороги и размеренное клокотание мотора рассказывает, что этим утром решила дать жизни ещё один шанс. Решив быть полностью откровенной – ведь на этих кассетах она ещё ни разу не солгала о собственных переживаниях и мыслях – она не умалчивает и про сон. В конце концов, она сможет выбросить эту кассету в случае неудачи. Или записать поверх неё попытку обратиться за помощью к мистеру Портеру, на которую и возлагала слабую надежду поначалу. «Я никогда не умела постоять за себя, - говорит Ханна, подытожив рассказ о своих странных ночных видениях. – Каждый раз я опускала руки вместо того, чтобы бороться, даже если это была борьба за мою собственную жизнь. Но, может быть, я смогла бы побороться за жизнь другого человека? Кто знает. Что скрывать, меня до смерти пугает перспектива куда-то ломиться и прорываться, нарушить чужое спокойствие, подставить себя под удар. В тот день, когда Брайс Уокер окончательно сломил мой дух, я дала себе обещание, что больше никто никогда не причинит мне боль, и вот сейчас я рискую его нарушить. И, в то же время, меня вдохновляет мысль, что я, хотя бы раз, могу оказаться для кого-то не проблемой, а решением. Но если вы это слушаете, значит, у меня не получилось. Или у него не получилось, и моя судьба решена». Ханна жмёт на паузу, сильнее давит на педаль газа и включает радио. Чуть потрескивая, словно прямо из прошлого, оттуда доносится песня «Behind blue eyes» в оригинальном исполнении. Название группы она, конечно, не помнит, но Тони бы точно её узнал. В тот единственный раз, когда он подвозил её из школы, в его машине играла и их запись. По крайней мере, голос был очень похож, а память на голоса у неё неплохая. Ханна не чувствует себя одинокой, когда звучит и затихает финальный куплет. …When my fist clenches, crack it open Before I use it and lose my cool When I smile, tell me some bad news Before I laugh and act like a fool And if I swallow anything evil Put your finger down my throat And if I shiver, please give me a blanket Keep me warm, let me wear your coat No one knows what it's like To be the bad man To be the sad man Behind blue eyes * Окончательно примирившись со своим возможным безумием, она решает, что это хороший знак. Знак, что она выбрала верную дорогу. * ... Когда мой кулак сжимается, помогите разжать его, Прежде, чем я воспользуюсь им, потеряв хладнокровие. Когда я улыбаюсь, расскажите мне плохие новости, Прежде, чем я засмеюсь и выставлю себя дураком. И если я проглочу что-то плохое, Вставьте пальцы мне в горло. И если я дрожу, пожалуйста, дайте мне одеяло, Держите меня в тепле, дайте надеть пальто. Никто не знает, каково это – Быть плохим человеком, Быть грустным человеком За голубыми глазами. (The Who, “Behind Blue Eyes”)