Между идеей И действительностью, Между намереньем И поступком, Падает тень.
(Т. Элиот, «Полые люди»)
Ханна просыпается рывком, шумно вдыхая затхлый воздух наглухо закрытой комнаты. Мысли спутаны и обрывочны, но перед глазами отчётливо стоят образы из только что прервавшегося сна. Образы эти так и рвутся ускользнуть, но Ханна старается ухватиться за них своим сознанием так крепко, как только может. Она прижимает ладони к глазам и зажмуривается. И снова видит ту странную чёрную комнату, освещённую слабым, дрожащим желтоватым светом. В комнате, на стульях, выстроенных в полукруг, сидят шесть или семь подростков, и все они спокойно рассуждают о её, Ханны смерти так, словно это уже свершившийся факт. Это длится, наверное, меньше минуты, после чего свет в последний раз вздрагивает и гаснет с громким хлопком. Ханна остаётся одна в самом центре пустой комнаты. Окна, обитые чёрной тканью изнутри, открыты настежь, краска на стенах облезла, с потолка сыпется штукатурка. Холодно и темно. - Ханна? – доносится до неё тихий голос откуда-то справа. - Клэй, это ты? – спрашивает она, оглядываясь. И тут, как ей поначалу кажется, от правой стены отделяется тень, и делает шаг ей навстречу. Ханна вздрагивает и отступает назад, но уже через мгновение понимает, что это вовсе не тень, а мальчик. И это точно не её одноклассник Клэй. Этот паренёк ниже ростом, да и выглядит младше на пару лет. На нём тёмно-синяя футболка, выцветшие серовато-чёрные спортивные штаны и кеды, но лицо его толком не разглядеть, оно наполовину скрыто в тени. - Кто ты? – спрашивает Ханна. Мальчик что-то отвечает, но она не может разобрать слов, они звучат на незнакомом ей языке. Однако каким-то образом фраза постепенно обретает очертание и смысл, словно кто-то вдруг изменил настройки. «В этой комнате мы не называем друг друга по именам», – вот что это за фраза. - Но ты-то моё назвал, - слабо улыбается девушка. - И правда… Мальчик делает ещё один шаг вперёд, и теперь Ханна может полностью его рассмотреть. У него голубые глаза, тёмные вьющиеся волосы и приятное открытое лицо. Вот только на лбу пролегла напряжённая морщинка. - Мне нужно что-то тебе передать, - говорит мальчик, и достаёт скомканный листок из кармана своих спортивок. – Это вроде… как-то тебе поможет. Ханна несмело подходит к нему и протягивает руку. С каким-то неясным, щемящим чувством она смотрит на собственные пальцы, сжимающие записку. Словно это не её пальцы, словно они уже ей не принадлежат. Сейчас, сидя на кровати в темноте собственной комнаты, девушка снова и снова прокручивает этот момент в своей голове. Что было в той записке? Она точно её прочла. И абсолютно точно запомнила то, что там написано, вот только, нужно что-то, какая-то небольшая деталь для того, чтобы эти буквы снова всплыли перед её глазами. Так, ладно. К этому она вернётся потом. Но что же там было дальше? А дальше она, почти не слушая слова мальчика, долго смотрит на записку, затем комкает её в руке, и с неожиданной злостью говорит, что всё это не настоящее. Это – она точно знает! – всего лишь сон, и эта чёрная комната только в её голове. - А знаешь, - отвечает он пугающе спокойно, - на моей стороне это ты считаешься ненастоящей. Придуманная девочка с придуманными проблемами. К примеру, знаешь, почему у тебя волосы топорщатся на затылке? По крайней мере, так считают у нас. Потому что на самом деле ты не подстрижена под каре, это парик, надетый поверх длинных волос актрисы, которая тебя играет. - Что? Ханна непонимающе озирается и машинально трогает собственный затылок. Какая ещё такая его сторона? Что он вообще несёт? - Мои волосы топорщатся, потому что слишком густые и вьются, - сама не зная, почему, оправдывается девушка. – Если хочешь, потрогай, нет никакого парика. Мальчик несмело протягивает руку, но не решается дотронуться до её волос. - Что? – нервно спрашивает она. – Почему ты смотришь на меня как на призрак? - Потому что ты и есть призрак, Ханна, - грустно отвечает мальчик в синей футболке. – Даже вдвойне. Ненастоящая девочка, которая умерла. Но ты ещё можешь это исправить! Здесь… А дальше она не слышит. Она просыпается, словно выныривая в реальность из холодного призрачного мира, и ей отчаянно не хватает воздуха. Ханна встаёт и, пошатываясь, подходит к столу, садится на стул и включает лампу. На столе стоит кассетный диктофон, несколько готовых кассет разбросаны хаотично, последняя – пока что – подписана с верхней стороны цифрой «10». По правую руку от девушки лежит листок с именами, некоторые из которых вычеркнуты, а некоторые обведены и соединены стрелками. Последнее подчёркнуто несколько раз. Ханна тяжело вздыхает, и этот вздох отзывается в её груди острой, колющей болью. Последняя кассета стоит в диктофоне, и одна из сторон уже записана (стало быть, это – «11»), а вторая («12») записана не до конца. Но сейчас она не станет завершать эту запись, она дождётся утра. Так что же она хотела сделать сейчас? Странный и слишком реалистичный сон никак не идёт у неё из головы. Он что-то изменил в ходе мыслей Ханны. Если до сих пор путь к (она всё ещё боялась произнести это слово вслух) самоубийству казался ей непрерывным и логичным, как что-то само собой разумеющееся, то сейчас что-то провело черту между задумкой и её завершением. Мальчик во сне сказал, что она ненастоящая, и она уже мертва, но она ещё может это изменить. Наверное, это её собственное подсознание отчаянно старается ей помочь, дать подсказку, как победить желание умереть. Но что это за подсказка? Должно быть, она кроется в словах мальчика, значит нужно ещё раз их вспомнить. Он сказал, что в той комнате они не называют друг друга по именам. И эта фраза вначале была зашифрована, звучала на другом языке, но, в конце концов, она её поняла. Значит, сможет понять и всё остальное. Не называют друг друга по именам… но он знал её имя! «You know my name», - вдруг всплывает в её памяти заглавная тема одного из фильмов про Бонда – кажется, «Казино Рояль». Кто же это поёт? Кажется, как-то, когда одноклассник Тони подвозил её домой, в его машине играла песня девяносто какого-то бородатого года, и вот это был тот же голос… Точно! Теперь недостающий пазл сам встаёт на место, и перед глазами Ханны наконец снова появляется текст той записки. Она крепко зажмуривается, стараясь не упустить ни одной буквы, а затем хватает листок с именами, переворачивает, и торопливо записывает всё на тыльной стороне карандашом. В какой-то миг ей кажется, что от правой стены отделяется тёмная тень.