Расстроение личности

Даже если я был детенышем, я не был дураком, чтобы понять, что где-то близко начался пожар. Мои глупые брат и сестра жались к матери, в то время как я громко кричал, блеял и пытался выбраться, с неприятным чувством отмечая, что стрекающие звуки пламени становились все громче, а запах дыма постепенно усиливался. Трудно быть маленьким детенышем, когда нужно спасать свою шкуру. Дымом пахло все хуже, мать-коза вовсю беспокоилась. Вдруг в сарай кто-то ворвался, отодрал практически дверцу в наш вольерчик, и я припустил впереди всех. От животного страха я практически голову потерял, бежал куда-то, пока не устали ноги. Потом лежал. Что-то во мне ужасно боялось и дрожало так, что я не мог устоять на ногах. Я бы пролежал там довольно долго. Мимо иногда проезжали повозки. И вот так случилось, что ближе к вечеру у одной из них сломалось что-то, и она застыла посреди дороги недалеко от тех кустов, где я спрятался. Слышались голоса людей, ругань. Кажется, они решили остановиться на время, пока не починят свою колымагу. Ко мне подскочила мерзкая грязная собачонка, быстро ткнула морду между моих ушей и пронзительно залаяла. Тут же рядом с ней появился мелкий пацаненок. Лет девяти, наверное, не знаю, мне трудно было анализировать что-то. Он широко улыбнулся, дыхнув на меня противным запахом, так что я не выдержал и отвернулся. Мальчишка сгреб меня и вытащил из-под куста, визжа что-то своей матери. Руки у него были грубые, но внизу тявкала бешеная шельма, и я не рискнул слишком сильно вырываться, хотя было жутко неудобно. Пришлось потерпеть, пока он не посадил меня в какую-то плетеную клеть или корзину. - Посидим в корзиночке, не надо шастать, - сказал мальчик, усаживаясь рядом на дорогу. Я только и смог, что возмущенно мрекнуть что-то. Пожара отсюда не было видно, но своей суматохи хватало. Мужчины и женщины – всего человек пять сгребали свои пожитки на дорогу, чтобы облегчить телегу и тащили их в сторону деревни. Мальчик поднялся, поднимая корзину и стараясь удержать меня одной рукой, и направился следом за женщинами. Интересно, кто-нибудь будет искать меня? А если найдут, у родителей этого пацана, наверное, будут проблемы. Пусть с ними разбирается сам. Я тихонько выглянул из корзинки, заметил собаку, та меня тоже заметила и сразу залилась бреханьем. Противная шавка. - Мам, а у меня черный козъик! – Выкрикнул малек, поднимая меня повыше. – Мам! Мам! Смотри! Козъик! Меня так смешило, что он не выговаривает Л, но я просто спрятал мордочку между передними ногами, чтобы не начать блеять ненароком. - Мам, ну смотри! - Вижу, вижу, Лянхва. Оставь его, замучаешь. Иди поиграй с Рыжиком. Рыжик – это пес, как я понял. Мальчик отстал от матери, сел подле нее под лавку и поставил корзину рядом, гладя меня по голове и щекам. - Какой ты хороший, пушистенький, - приговаривал он, улыбаясь мне. Ну да, я хороший и пушистенький. Мне даже стало по-козлиному приятно, и я позволил ему почесать за ушами. Сидели мы в какой-то избе, где нас приютили. Ну, нас – мать с ребенком, другие члены группы из повозки распределились тоже, наверное. Здесь было тепло и чисто, но меня не выпускали побегать, хотя я привык за несколько дней к свободному передвижению в вольере. И страшно, просто дико хотелось есть. Сдерживать голод не получалось, и я почти рефлекторно хватал беззубыми челюстями за руки мальчишки, если он гладил морду. Сверху слышались голоса женщин – они болтали о чем-то, не переставая. Жаловались, наверное, не знаю. Мне не было до них дела, пока мальчонка не решил попросить молока мне или морковки. Хозяйка, светловолосая женщина с сильными пухлыми руками, оглядела меня как-то строго. - Кажись, тот козленок, что сегодня убег, когда сарай у Ерденя загорелся. Муж мой, Ердень, - пояснила она гостье. - Может, его к мамке вернуть? – подала голос мать пацаненка. – Он малой совсем. Хозяйка махнула рукой и ушла в другую комнату. Дом у них, кстати, был большой и светлый. - Да не, она совсем за малышами не смотрит, их служка наша, Амри, кормит с детской соски. Сейчас заправлю и покормишь, - это она уже, кажется, мальчишке. Я навострился. Еда для меня в таком нежном возрасте должна быть на первом месте. Да и организм требовал. Я бы слюной захлебнулся, наверное, пока хозяйка управлялась с соской. Наконец, она вручила ее Лянхве, моему новому знакомому, и тот уволок мою корзину на двор. Сели в тенечке, и я наелся наконец. Занимательный был пацан, со мной разговаривал и со своей собаченцией. Я даже прикорнуть решил, понемногу мальчик навострился меня гладить за ушами, так что я даже не беспокоился. Резких движений он не делал, так что я тоже не дергался. Сидим и сидим, хорошо. - А меня Лянхва зовут, - прокартавил он. Я только ухом махнул. - А собачку Рыжик. Он сейчас не рыжий, потому что грязный. Но он точно-точно рыжий. А тебя зовут козъик. Коо-озъик. - Он интенсивнее стал чесать, и я недовольно поднял голову, а то он мне так кожу поцарапает. - Хороший козъик, черный. А мы поедем с мамой к бабушке, - вдруг сказал мальчик. - Бабушка хорошая, у нее много коз и кошечек. Кошечки тоже мягкие, но они царапаются и шипят, а козъик хороший, он не царапается. Я улегся снова под болтовню пацаненка. Удивительно, как много тут люди любят говорить. Нет бы помолчать. Насладиться пением птичек, тишиной. Суматоха одна. Я даже вздохнул своей козлячьей печали и поудобнее устроил ноги, чтобы не затекли. Пока малыш меня гладил по ушам, я заснул даже. Как только я проснулся, оказалось, что я снова под личиной девки. И что за ерунда творится, понять не могу. Сон такой реалистичный был, даже сном не казался. Бабки не было, так что я сам походил по избе, посмотрел, что из еды есть, сунул в рот корочку, оставшуюся с ужина и занялся своей работой, усевшись на скамейку перед домом - шелушением семян, потому что уезжать нам через месяц, а у Майды работы на полгода. Уехать все-таки хотелось побыстрее. А вообще, какой бы странной не была эта идея, но мне стало казаться, что я и в самом деле был маленьким козленочком, пока спал. И тело это девичье, оно ведь тоже настоящее, нет ни шрамов, ничего. Нет телефонов, о России бабка ничего сказать не может. Не верит, что я парень, что я Максим Орлов. Я серьезно попал. Может, конечно, это все мои догадки да больное воображение. Может, сейчас я вообще лежу в коме где-нибудь в травме на Красном и вокруг меня бегают медсестры и полудохлый дежурный врач нервно звонит в нейрохирургию, чтобы подняли специалиста с постели. Но я все-таки был материалистом по большей части и верил в то, что видел. А видел я, простите, какую-то херню, которая в голове не укладывается. Я каким-то образом попал в голову этой Голубке. И это правда, я не должен отрицать этого. Люди, которые живут в России и говорят на чистом русском, без всяких там диалектов, но которые не знают, что такое Россия. Это фантастический роман какой-то просто. Я заметил, что забылся и перестал шелушить зерна, и снова включился в работу, продолжая терзаться. Так вот. Мне кажется, что я попал в голову девушке. И, наверное, я все-таки умер. Иначе просто никак. Еще стоял вопрос с козликом. Наверное, когда я засыпаю - я просыпаюсь автоматически в своем другом теле, так что нормальных снов у меня не выходит совсем, скачки какие-то. Конечно, надо проверить это их "городище", но то, что я только что жил в тельце животного заставляло меня сильно сомневаться в том, что я найду хоть какие-то намеки на цивилизацию. Бог ты мой, что со мной вообще. И я еще, кажется, беременный, тьфу ты. Если только бабка не убедила сама себя. Если она права, надо будет как-нибудь спровоцировать выкидыш, а я и знать не знаю, как, если честно. Но это обязательно нужно сделать, потому что, блять, рожать - это слишком. Не могу я, я парень, черт возьми, не могу. Эта тема в целом была для меня очень деликатной, так что просто определился, чего хочу, стараясь не вдаваться в размышления о процессе, тьфу ты, черт. Я и так уже изнасилованный. Хорошо, что "заселился" уже после. Тело у девушки было отменное. Но вскоре, рассмотрев себя хорошенько, я понял, что ее и девушкой трудно назвать было, наверное. От силы, лет 15-16, я не знаю. Бедра не оформились, грудь не полная, торчком как у подростка. Она и была подростком, по сути. Вот как можно было изнасиловать подростка? Даже не подростка, ребенка. Из всего набора мне понравилась только кожа, кроме как на руках, она была мягкой, как и положено. Волосы были еще рыжие, Майда их заплетала мне в какую-то странную косу, скрученную. Я так и не понял, как это работает, да и не заморачивался. - Голубушка! - меня окликнул голос бабульки, и я оторвался от своих тяжких мыслей. - Работаешь спозараночку, умница. Подогрей каши, к нам зайдет Беляна. Я кивнул бабульке и пошел зажигать печку. Увозился и извазюкался, одним словом, пока высек искру и она не потухла сразу же. Печка была теплая и каша согрелась относительно быстро, и я поставил посудину на стол. - А кто такая Беляна? - уточнил я, выбравшись из избушки. Бабка за меня работу закончила в считанные минуты, пока я разбирался с кашей. Я не удивился, но про себя отметил, что ее крестьянский опыт заслуживает уважения. - Белянка-то сестра моего мужа, боги его упокой. Давно не заходила, хотела молока занести, я ее встретила сегодня, когда зуб врачевала Велерадову сынишке. - А, - отозвался я. - Понятно. Ты врач тут, что ли? Бабулька подняла брови, подумала. - Лекарка я, Голубушка. - Ну да, я то и имел в виду. Имела, - добавил под ее грустным взглядом. Жалко бабку, все-таки. Надо постараться, что ли, эту луну. Что вообще такое луна? Спросил бабку, помогая ей перетащить мешки с шелухой в амбар-сарай. - Луна - от полной луны до полной луны. 29 дней в месяце. Запомни, Голубка, - улыбнулась Майда, и у меня на душе почему-то потеплело. Я не понял, почему. В темном сарае сидело какой-то животное. Пахло оно ужасно, не просто ужасно, а невероятно ужасно. Как будто я открыл контейнер с забытым несколько месяцев назад куском мяса в нем. Я кинул мешки и вылетел из амбара, пытаясь отдышаться. Бабка вылетела следом за мной. - Тихо, тихо, милая. Не ходи туда, я же сказала, положь у двери и в избу ступай. Не плачь только, девочка. Я отдышался, потому что меня бы вывернуло от запаха. - Да я не от страха, бабушка. Запах просто. Бабуська немного успокоилась, наверное, она подумала, что я испугался, вспомнив изнасилование. Но я как-то не помнил и мне было плевать. Белянку мы подождали немного, а потом поели несоленой каши, разбавив ее молоком. Белянка была не такой болтливой, но чересчур любознательной. Белой в прямом смысле она не была - тоже смугловатая, как и все местные, до сих пор мною встреченные, волосы только посветлее были, не черные смоляные, как у Майды, к примеру. Она сначала пыталась вызнать что-то про городище, а потом женщины переключились на излюбленную женскую тему - поиск женихов для меня. Так что я не выдержал и пошел отмывать плошки. За холмиком был колодец с мутной водой, так что я набрал немного и стал отмывать посуду. Лучше, чем слушать, как две бабы обсуждают партии мне, когда я за эмансипацию и вообще, кажись, за феминизм. Спорить с этими женщинами бесполезно - втемяшат себе. Все равно по-моему все будет. Свободу и права мне, нахер жизнь домохозяйки. Я мужчина, бля, в конце концов. Я должен тут как-то выжить. Знать бы, где это "тут", законы какие, чем люди живут, что с общественным строем и торговлей. Какая тут социальная мобильность. В конце концов, надо решить более насущные проблемы - разобраться с возможной беременностью, отделаться от, кажется, неизбежно ожидающего меня в городе замужества. Похоже, я уже не так категоричен к тому, что немного "застрял" в этой, кхм, дыре. Планов я особо не строил. Не на что было опираться, по сути. В деревне оставаться - попросту невыгодно. Я человек цивилизации, и тяжелая работа - не по мне. Выскочить замуж за какую-нибудь достаточно обеспеченную партию - тоже фу, надо заново построить бизнес. Зависеть от кого-то хуже всего, на мой взгляд. А тут куда ни глянь, бабулька прочит мне быть подмятым судьбой. Конечно, в моем положении было бы благоразумно и безопасно "не рыпаться" и получать удовольствие, но какой нормальный человек согласится быть, во-первых, бабой в обществе, возможно, неравноправном, во-вторых, беременным, а в третьих, на содержании у мужа. У меня были большие сомнения насчет сильно развитого права при таком уровне экономического прогресса, и домашнее насилие - последнее, что я хотел бы переживать. Ну, кроме беременности. Последняя и немаловажная вещь, которая меня занимала - отсутствие члена. Это, блять, последняя капля. Я даже подрочить нормально не могу, чтобы снять стресс. Что за херня, а!