Цитарум

Рут закрывает за собой дверь с таким грохотом, что стены кабинета содрогаются, а фотографии в рамках на них тонко дрожат — Рут с разбега падает в кресло напротив стола и, сложив руки замком, серьезным взглядом буравит мистера Гипси. — Вы правы, — после игры в спринтерские «гляделки» без особого согласия говорит она. — Я знаю, — кивает доктор Гипси, разглядывая Рут со всех сторон: неделя прошла, целая неделя, которая почти выпала у Рут из головы на фоне мощных психозов из-за воспоминаний о Даррене. — Что-нибудь случилось? Ты выглядишь подавленно, — мистер Гипси кивает на поломанные ногти Рут и скептично выдыхает: да, он знает, что всю эту неделю делала Рут — опять убивалась воспоминаниями, не оставив времени на реальную жизнь. Должно быть, она днями напролет, обхватив колени руками и покачиваясь из стороны в сторону, сидела у стены и думала, думала, думала… — Ничего такого, мистер Гипси, — Рут отмахивается, продолжая буравить доктора вкрадчивым взглядом: ей трудно признавать свои ошибки, даже сейчас, тогда, когда смерть друга миновала несколько лет назад. Рут упирается руками в стол, выдыхает с силой через сжатые губы и садится раскованнее: сердце бешено колотится. — Чудесно выглядишь, — доктор Гипси кивает на белое платье Рут, увенчанное воланами и открывшее болезненно бледные плечи с острыми ключицами. Рут не смущается — мистер Гипси всегда делает комплименты, это уже успело войти в привычку. — Спасибо, — но все же Рут каждый раз благодарит его, как в первый. — Что случилось, Рут? Ты на взводе, — помолчав, говорит мистер Гипси. — Ничего не случилось, — заверяет она, расслабленно откинувшись на спинку кресла. — Но если бы ничего не случилось, ты бы не выглядела так взвинчено, — доктор Гипси стягивает с переносицы очки и, потирая виски, смотрит на Рут. — Что — случилось? — Я… Мне трудно… Мне стыдно… Стыдно говорить с… Со своим новым приятелем, — Рут стискивает зубы со скрежетом. — Трудно? — доктор Гипси вскидывает брови. — Объясни, почему. — В прошлую пятницу у меня случился приступ, сразу после визита к Вам — я забыла, что с утра уже была в автомастерской. И мне пришлось знакомиться с ним еще раз. — Рут треплет белые воланы на платье, смущенно опустив глаза. Доктор Гипси придвигается к столу ближе. — Тебе неловко перед ним за то, что он узнал о твоей проблеме? — доктор Гипси заискивающе смотрит в глаза Рут. Она молча кивает. — Это хороший знак, Рут, — доктор улыбается нешироко, скромно и, можно сказать, по-взрослому. — Это значит, что подсознательно ты тянешься к нему. — Тянусь… — эхом повторяет Рут, совсем опешив. — Но мы виделись всего два раза в жизни! Я не могла привязаться к нему так быстро! — Рут сжимает ладони в кулаки и ударяет ими по столу, доктор Гипси отпрявает, почесывая щетинистую щеку. — А как долго ты привязывалась к Даррену? — глаза его темнеют в предвкушении грозы. Рут вздыхает: — Нас познакомили родители, и поначалу мы друг друга возненавидели… Доктор Гипси сдержанно смеется. — Даже так! — с улыбкой восклицает он, пока Рут слизывает с клыков неприятный желтый налет. — А этот механик… Как… Как знакомство прошло с ним? — доктор Гипси улыбается, и взгляд его невольно падает на фотографию, которая стоит в рамке на столе: два улыбчивых парня в Шаттрдоме. Доктор Гипси невольно меркнет в улыбке, переводит задумчивый взгляд на Рут. — Я не помню, как это было в первый раз, тогда у меня случился приступ, — Рут вздыхает с безнадегой. — Но во второй раз это было даже… Мило, что ли… Не знаю, как это объяснить, но мы сразу нашли общий язык, — Рут поднимает глаза к потолку и долго смотрит на его белые своды, вспоминая дружелюбную улыбку Райли. — Все понятно, — скорее для себя, нежели для Рут говорит он. — Это называется быстро появляющейся симпатией, — он откладывает в сторону очки и начинает постукивать по столу тонкими крепкими пальцами. — Ты говорила с ним после приступа? — Мы не виделись с прошлой пятницы, — честно признается Рут со вздохом усталости. Открытые окна кабинета пропускают внутрь легкий ветерок, от которого по телу плывет приятный холодок, воланы на платье шуршат тканью, легко развеваясь, и Рут поглаживает свои оголенные плечи. В ее голосе слышится какая-то детская обида на жизненные обстоятельства. — Не виделись с пятницы? — удивленно переспрашивает доктор Гипси, и Рут кивает, понурив голову. — А тебе хотелось бы увидеть его еще? — Да-а… — Рут прикусывает губу, и доктор Гипси мягко улыбается: ему интересно взглянуть на того человека, что буквально за день смог сделать с его пациенткой шаг к правильному направлению в лечении. — Так почему бы тебе не навестить его? — доктор Гипси мягко подталкивает ее к этому решению, задавая эти наводящие вопросы, и Рут задумывается: а правда, почему бы не наведаться в мастерскую? Она счастливо улыбается, словно дите, получившее сладкую вкусную конфету, и вскакивает на ноги рывком, мистер Гипси довольно потирает руки. — После визита к своему новому другу ты можешь заглянуть ко мне: я дам тебе парочку советов на этот счет… — договаривает он в спину Рут, которая захлопывает за собой дверь. С легкой ноги она выпархивает из здания, дыша глубоко и размеренно, и намеревается отправиться к Райли, которого не видела целую неделю, но теплые воспоминания о котором держали ее на плаву целую неделю и не давали сойти с ума окончательно. Рут направляется пешком: где стоит ее мотоцикл, она не помнит, но сейчас ее это не сильно заботит — сейчас Рут важнее увидеть Райли, поговорить с ним на отвлеченные темы, понаблюдать за его работой и, быть может, пригласить его на чашечку кофе в обеденный перерыв. Рут улыбается своим мыслям, картинки смерти Даррена потихоньку начинают меркнуть в сознании, и она, кружась по пыльной жаркой улочке, идет вперед, шатко ставя носки ног на прогретый солнцем асфальт. Сейчас настроение Рут держится на отметке «хуже быть не должно», и ей самой это чертовски нравится — она перебегает дорогу по «зебре», черные волосы ее развеваются на ветру, и снова идет по тротуару, размахивая руками из стороны в сторону, как озорной ребенок. После тройки кварталов пешком Рут все-таки задумывается над тем, где она могла оставить мотоцикл и забыть об этом — она легкомысленно смотрит в голубое ясное небо и останавливается при входе в автомастерскую, двери которой привычно открыты. Сердце легонько начинает перебарщивать с ритмом, когда Рут замечает проскользнувшего в дверях Райли — должно быть, отпуск у него закончился именно сегодня, и сейчас ему бы лучше работать, не покладая рук, чтобы наверстать пропущенный объем работ. Рут в последний раз выдыхает, заправляет прядь волос за ухо и уверенным шагом входит внутрь. В мастерской прохладно и совсем не душно, на столе дядюшки Берта стоит включенный вентилятор, а самого его нигде нет — в мастерской только Райли, который носится из угла в угол с ведром воды и тряпкой. Когда Рут кашляет в кулак тактично, чтобы обратить на себя внимание, Райли даже не сразу оборачивается, а лишь спустя минуту, оттерев пыльный след на полке. — О, Рут! — восклицает он с радостью, Рут скромно опускает глаза. — Привет, Райли, — говорит она, стоя у дверей, где ветер продолжает трепать подол ее белого платья с воланами и черные волосы. Райли разглядывает ее беспардонно, как истинный деревенщина, каким-то прямолинейным честным взглядом скользя по голым плечам и открытым локтям. Рут сглатывает еле слышно, едва дыша, а Райли задумчиво чешет висок, сжимая в руке влажную тряпку. — Ты за мотоциклом? — простодушно кивает он в сторону: и действительно, мотоцикл Рут, целый и невредимый, блестящий от недавней помывки, стоит в углу, никому не мешая. Рут улыбается уголком губ, подойдя к своему «коню», проводит рукой по черному сидению, гладит пальцами топливный бак, а сама не может заставить себя вести нормально и смотреть на Райли так, будто ничего не случилось. — Да, да-а! — спохватившись, восклицает Рут, жутко стесняясь повернуться к Райли: он продолжает натирать углы в мастерской и после каждого мазка влажной тряпкой по следам пыли морщит нос, пока Рут делает вид, что занята разглядыванием своего мотоцикла. — Как дела? Давненько тебя не было видно, — говорит Райли, присев на край стола. Рут разворачивается к нему — воланы ее белого платья развеваются, шурша тканью, и волосы в свободном полете от порыва ветра скользят по острым скулам — Райли смахивает с ресниц наваждение, появившееся от такого зрелища, и вымучивает из себя улыбку. Рут хмыкает: за неделю он почти не изменился, разве что сбрил свою щетину, и это ему, несомненно, идет, только вкупе с отросшими волосами смотрится забавно. — Дела? Дела хорошо… — говорит Рут тихим голосом, и оба замечают это неловкое напряжение, появившееся с их первой и последней встречи за это время. Рут хмурится, пытаясь придать себе обычный, повседневный вид, а Райли кидает в ведро с потемневшей от пыли водой влажную потяжелевшую тряпку. Он ждет, что Рут продолжит разговор, и у них завяжется такая же непринужденная беседа, как тогда, неделю назад. — А как твои?.. — спрашивает Рут, чуть помедлив. Райли ждал этого вопроса, а потому он живенько передергивает плечами, широко улыбается и, забрав волосы своей жилистой пятерней назад, смотрит на Рут с каким-то оправданными ожиданиями. — Ох, знаешь, твой дядюшка умеет держать свое слово — недельный отпуск пошел мне на пользу, правда, я все время думал о тебе… — оба заминаются, Райли понимает, что его слова могут истолковать неверно, и тут же пытается исправиться. — То есть, о твоем мотоцикле. Ну, помнишь, я же обещал за ним приглядеть, а у меня отпуск… — Рут незаметно выдыхает с разочарованием, а Райли чешет затылок. — Поэтому сегодня с утра первым делом стал его мыть, — как бы извиняясь, говорит он, и Рут оттаивает: Райли хороший парень — она кивает сама себе, внутри улыбаясь с какой-то старческой мудростью, а Райли заливается неловким смехом. — Кстати, спасибо за это, — Рут кивает на мотоцикл, и Райли становится еще неудобнее. — Давно он так не блестел, — Рут дежурно улыбается, чтобы поддержать благодарный вид, а Райли почесывает влажный нос. — Спасибо. — Да не за что, — Райли чувствует, как прохладный воздух, раздуваемый вентилятором в мастерской, густеет и становится горячее прямо на глазах: Райли закидывает ногу на ногу крестом, смотрит на Рут в этой тишине, в которой слышны только вращения лопастей вентилятора, и сам не может понять — почему он ведет себя, как подросток, рядом с этой девушкой? Райли еще в ту пятницу для себя отметил, что с психическим состоянием Рут не все в порядке — но почему-то же его тянет к ней! Из-за смеха? Из-за открытой улыбки? Из-за осознания, что судьбы у них схожи? Райли не знает, ковыряет мыском белого кроссовка пол и опускает глаза вниз. — Знаешь, я хотела… — Рут заминается, когда Райли тут же вскидывает голову, чтобы посмотреть на нее. Их взгляды встречаются: два голубоглазых титана, еще не знающих, на что это похоже, но уже отчаянно чувствующих, что это что-то прекрасное… — Да-а? — тянет Райли с любопытством, а в глазах его бегает азарт. — Может, прогуляемся сегодня вечером? До бара, за кружечкой пива обсудим мотоциклы, — Рут заставляет себя выпалить все на одном дыхании, и сердце ее бьется так бешено и звучно, что сначала Райли растерянно хлопает глазами, а затем улыбается: широкая улыбка его светится наивной простотой и непременным согласием, он смотрит на Рут, молча кивает, не отрывая взгляда от ее нервных покрасневших глаз, и Рут улыбается в ответ с тем отчаянным оттенком радости, с каким двое приятелей, не видевших друг друга уже целую жизнь, обнимаются, случайно встретившись в магазине или на площади своего города. — Конечно, — прибавляет Райли, смеясь, как ребенок, и покачивая головой. — Конечно, конечно… — вторит он, а счастливая улыбка его затмевает солнечный свет, льющийся из-за открытых дверей мастерской. — Конечно, прогуляемся, — говорит Райли и снова поднимает голову, на этот раз уже точно желая соприкоснуться с Рут глазами: они встречаются взглядами, сцепляются пальцами этой нежности, смотрят друг на друга проникновенно, как… Как… Как влюбленные люди. И это чувствуют оба — и Рут, и Райли — они довольны таким стечением обстоятельств, и никого из них сейчас ничего не тяготит, за спиной, будто нарочно, вырастают крылья — Рут понимает, что Райли становится для нее действенным шансом излечиться от болезни, а Райли ничего не понимает, он лишь знает, что должен помочь этой девушке и что он хочет ей помочь. Они снова ударяются в безобидные разговоры, за которыми пролетают три часа, словно один миг — Райли рассказывает веселые рассказы из Шаттрдома, вдруг решив поделиться с Рут своим сокровенным, и он думает, что это интимнее любого дрифта с погибшим братом или Мако. Да, Райли уверен — Рут нужно помочь, и он приложит все силы, чтобы она наконец обрела счастье. Рут рассказывает Райли обо всем, что может вспомнить, пока память уступчиво удерживает в глубоких ящиках воспоминания о Даррене — не стоит лишний раз провоцировать амнезию и забывать о том, что происходит здесь и сейчас, в автомастерской дяди, такое теплое и родное, такое уютное и милое… — Я зайду за тобой в девять, идет? — говорит Рут, уже стоя одной ногой на пороге дверей. Ветер красиво обрамляет ее волосами точеные скулы, а голубые глаза светятся, как два сапфира, и губы красиво приоткрыты на невольном трепетном выдохе, Рут смотрит на Райли с какой-то детской надеждой и потаенной любовью, а Райли кивает ей уверенно, снова смеясь открыто и добродушно. — Конечно, — говорит он, и Рут, напоследок снова посмотрев на него с проникновенностью, которая ютится в сердце, уходит. — Я буду ждать… — добавляет Райли уже серьезнее, в самом деле не понимающий, почему в нем поселяется такая тяга к спасению невинной души этой девушки. Рут идет по дороге, скинув туфли, неся их зажатыми в одной руке, и шлепает голыми пятками по асфальту, улыбаясь и смотря на голубое вечереющее небо: краски раннего вечера задают тона теплоты и мирского спокойствия, и на душе расцветают бабочки, порхая своими громадными разноцветными крыльями во все стороны, сотнями разлетаются с бутонов и желтков ромашек. Рут вздыхает, точнее, выдыхает с облегчением — она уверена, что Райли — тот самый маяк, за которым нужно следовать, чтобы не оказаться во мраке, чтобы не оказаться в темноте, чтобы быть на плаву и никогда, никогда больше не терять свою память. Идя по дороге, Рут провожает взглядом спешащие куда-то машины, и изучает глазами их марки от нечего делать — одна из машин крадется за ней и останавливается на обочине, стекло в окне медленно опускается, и Рут непонятливо смотрит на водителя в темных очках. — Рут? — окликают ее хриплым, но все еще красивым голосом. Рут наклоняется к машине, чтобы увидеть, кто зовет ее: незнакомый, абсолютно чужой на вид мужчина средних лет с модной стрижкой, он смотрит на нее таким взглядом, будто они знакомы тысячу лет, и Рут теряется от такой уверенности. — Простите, мы знакомы? — лепечет она, пряча руки за спину, готовясь дать дропача до ближайшего супермаркета, чтобы спрятаться. — Не придуривайся, — с явным раздражением начинает мужчина, открывая дверь и взглядом указывая на сидение. Силясь вспомнить, кто это может быть, Рут невольно отступает на шаг назад, опасаясь за свою сохранность. — Вы меня с кем-то путаете, — говорит она уже тверже, разворачиваясь и собираясь уйти. Мужчина выскакивает из машины, хватает ее за руку и тянет на себя. — О, значит, занимать бабло — она меня помнит, а как возвращать его — сразу ударилась в амнезию? Не прокатит, дорогуша! — мужчина скручивает ее руки, туфли безвольно падают на асфальт, Рут пытается кричать, но рот ей зажимают рукой, и она брыкается изо всех сил, но шансы явно не равны — ее заталкивают в машину, огрев чем-то по голове. И Рут проваливается в тягучие комки черных и потаенных воспоминаний, упрятанных под коркой головного мозга. Все перед глазами плывет, и с надеждой Рут снова вспоминает Райли, его теплую улыбку и, похоже, его ответную симпатию, которая успела разгореться, пока они говорили в мастерской. Рут закрывает глаза медленно, словно еще не поздно открыть их обратно и попытаться вырваться, но уставшее измученное тело запрещает ей двигаться, и Рут теряет сознание… Райли сидит рядом с мастерской, то и дело поглядывая на экран мобильника, и нервно дергает ногой — он надеется, что скоро появится скромный силуэт Рут, и они вместе отправятся в бар, чтобы продолжить свою зарождающуюся дружбу. Но дорога пуста со всех сторон, которые видит Райли — Рут нигде нет, и, похоже, она даже не собирается появляться. На секунду Райли поддается мысли, что все это было плохой затеей — заигрывать с племянницей босса, соглашаться на ее приглашения по посещению бара и разговорам о мотоциклах… Райли тяжело вздыхает — он стоит рядом с закрытой мастерской уже около тридцати минут, но и мысли в его голове о том, что Рут просто-напросто могла забыть, его не посещают — потому что Райли уверен, что ТАКОГО забывать нельзя, что с ТАКИМ нужно иметь дело как можно и можно чаще. Но ожидания обманываются, Райли снова глядит на экран телефона — девять сорок две. Он стоит тут, как баран, как тупоголовый школьник, обманутый обаятельной старшеклассницей, как втюрившийся впервые мальчонка, еще не совсем знающий, что такое чувства. Райли чешет затылок, тяжело вздыхая — нет, ничего не выйдет, и все это изначально было плохой затеей, нужно уходить. Ему и в голову не может прийти, что у Рут могут быть проблемы — какие проблемы могут быть у такой девушки в принципе? — и он смело уходит в мотель, в свою старую комнатку, чтобы выспаться и завтра с новыми силами пойти на работу. Идя по дороге, Райли уверенно ставит себе задачи: никогда с ней больше не говори, никогда на нее больше не смотри и, самое главное, никогда больше не пытайся ей помочь — женщины коварны, они могут заставить тебя влюбиться в себя всего за пару-тройку часов, а ты потом будешь стоять и ждать, как баран, у пустой мастерской, брякая ключами в кармане. Райли идет, переставляя ноги, и на душе он чувствует лишь один груз — груз собственной глупости. С чего он вообще решил, что с Рут у него может что-то получиться? Это неправда, обман — иллюзия. Да, именно, иллюзия — это красивое слово, которым Райли сейчас раз за разом обзывает свои взаимоотношения с Рут в голове. Именно, иллюзия, думает он, упрятав руки в карманы, все это было хорошо выстроенной иллюзией. Но иллюзии хороши и одновременно плохи тем, что никогда не смогут сбыться. Потому Райли опускает голову, стараясь не глядеть по сторонам, и проходит мимо бара, в котором должно было происходить планируемое свидание, с такой скоростью, будто в спину ему дышит сама смерть. Нет, Райли не обижен, он разочарован. Да, вот так просто — как он посмел усомниться в своем главном правиле — «Никого не пускай в свое сердце, чтобы расставаться с ним было легче в разы» — почему сейчас он идет и корит себя за какой-то надуманный проступок? Почему он думает, что что-то могло все-таки получиться? Почему? Почему?! Райли не знает, но упорно продолжает идти вперед, домой. В родной пропахший сигаретами мотель, в эти постоянные крики и антисанитарию, в которой он живет уже целый год. На утро следующего дня Берт бегает по дому, меча и истеря: Рут нигде нет, телефон ее покоится на тумбе в прихожей, мотоцикл и шлем стоят в мастерской, а самой Рут, как бы хорошо ни искал Берт, нигде нет. И ведь это тогда, когда ему нужно отлучиться по делам в другой город! На кого оставить дом? Кому доверить ключи? Где искать Рут? И почему она опять пропала? Берт не выносит таких вопросов, он просто молча берет трубку стационарного телефона и набирает номер доктора Гипси. Идут глухие гудки, а затем трубку снимают: — Областная больница Грейпвайна, доктор Гипси слушает Вас. — Доктор? — беспокойно суетится Берт, то и дело поглядывая на настенные часы и сверяя время на них и своих, наручных. — Да, это я, — мягко говорит доктор Гипси. — Что-нибудь случилось, мистер.? — Мистер Бэйзнес, Роберт Бэйзнес, дядя Рут, — спешно сообщает Берт, поглядывая на чемоданы у двери. Поездка требует его присутствия, и он не может ее отложить: от этого зависит судьба его автомастерской, судьба дела всей его жизни. — Я Вас слушаю, мистер Бэйзнес, — спокойно говорит доктор Гипси. — Что-нибудь случилось? — Вы не знаете, где могла бы быть Рут, доктор? — Берт прочищает горло неспокойным кашлем, сиротливо смотря на дверь дома, все еще надеясь, что прямо сейчас заявится Рут, и все выдохнут с облегчением. Но Рут не заявляется, и дверь остается закрытой: на душе холодеет, понемногу начиная обрываться. — Понятия не имею. Разве она не появлялась дома? — мистер Гипси не выдает беспокойства в своем голосе. — Стал бы я звонить, если бы она появлялась?! — нервно выплевывает Берт. — Успокойтесь, мистер Бэйзнес, — наставляет его доктор Гипси, бегая по очередному пациенту глазами. — Просто оставьте мне Ваш контактный телефон, и я свяжусь с Вами, если мне что-то станет известно, — пока Берт диктует цифры номера, доктор Гипси ловко управляется с карандашом, ловко записывая все на бумажку. — И проверьте мою мастерскую, она может быть там, — в умоляющем тоне просит Берт, уже порываясь бежать к машине даже без чемоданов. — Пожалуйста, доктор! — вспомнив о вежливости, прибавляет Берт. — Если Вам удастся ее найти, передайте ей, чтобы она возвращалась домой, — доктор Гипси вздыхает, кивая. — Конечно, мистер Бэйзнес… — Спасибо Вам, доктор, всего хорошего! Спасибо! Еще раз спасибо! — Берт спешно бросает трубку, хватает чемоданы в обе руки и, закрыв дом, выскакивает за двери, закрывая их за собой на ключ. Кинув его с тихим лязгом под коврик, Берт прыгает в машину, запихав чемоданы на заднее сидение, и уезжает, сильно дав по газам. Доктор Гипси кладет трубку с аристократичным видом, сцепляет пальцы замком и смотрит на своего пациента: — Так что Вас, говорите, беспокоит? — в напряженной манере спрашивает он. День пролетает незаметно: Берт рассекает дорогу колесами своего дорогого авто, Райли горбатится в мастерской, уляпавшись маслом и бензином, доктор Гипси с нервным видом выслушивает своих пациентов. И каждый из них не знает, где сейчас находится Рут — Берту не до того, Райли просто не хочет об этом думать, а мистер Гипси просто-напросто не знает, что и думать. Как только кончается рабочий день, мистер Гипси закрывает кабинет, накидывает на плечи свой плащ и выходит под проливной дождь, все еще не зная, где может быть Рут. Он ловит такси и говорит адрес автомастерской, машина плавно лавирует по дороге и несет его все ближе к разгадке, а мистер Гипси нервно кусает губу и почесывает переносицу, забывший очки в своем кабинете. Он действительно беспокоится за Рут, беспокоится, потому что это самый проблемный его пациент — самый непредсказуемый, самый вспыльчивый, самый, что ни на есть, лучший. Мистеру Гипси грустно от мысли, что Рут все же не сможет вылечиться, но он рад, что приобретает ценный опыт общения с такими людьми, а потому он выпрыгивает из машины, расплатившись с таксистом, и быстрыми шагами идет в мастерскую. На циферблате наручных аккуратных часов всего девять вечера, и мистер Гипси торопится, зная, что мастерская может закрыться — он влетает внутрь, промокший до нитки после своей пробежки от дверей авто до дверей мастерской, и тут же взгляд его падает на черный мотоцикл, рядом с которым стоит шлем. Мистер Гипси только хочет облегченно выдохнуть, но не замечает нигде рядом Рут — даже ее призрака, даже ее шлейфа тонких духов. Рут нигде нет. — Простите?.. — говорит он, помявшись. Уверенно пройдя внутрь, он замечает в углу у мойки механика, из-за широкой спины которого не видно даже крана с льющейся водой. — Где я могу найти Рут Бэйзнес? — Откуда мне знать?! — в грубой манере отвечает раздраженный за день Райли: он бесится — за день в мастерской не было ни Берта, ни Рут — ни тот, ни другой не соизволили объяснить ему, в чем дело, и что пошла за мода на обещания и их невыполнения. Мистер Гипси проходит глубже, стоит под слабым мерцающим светом лампочки и смотрит на широкую спину Райли — это и есть тот самый парень, который смог сдвинуть «дело» с мертвой точки? Вот этот грубый механик? — Просто я подумал, что Вы могли бы знать об этом, так как Рут о Вас очень много рассказывала, — мягко говорит Гипси. — Вы точно не знаете, где она может быть, мистер…? — доктор делает заминку. — Райли, — кидает Райли раздраженно. И прибавляет в затянувшейся тишине. — Райли Беккет. Неужто так сложно запомнить?! Все перед глазами у доктора меркнет: ему кажется, что мир уходит из-под ног, колени сводятся вместе, но доктор не дает себе поблажек — прочищает горло кашлем, и Райли поворачивается к нему, обтирая руки с недовольным лицом. — Райли?.. — этот вопрос повисает в воздухе, и Райли недоверчиво смотрит на незнакомца, смутно напомнившего ему Йенси. — Райли?.. — уже мягче, но куда болезненнее говорит доктор, не веря своим глазам. — Райли Беккет?.. — Да, — чеканит Райли, откладывая полотенце. — А что, не похож? — он намекает на свою популярность после войны с кайдзю, и доктор пораженно молчит. — Райли… — невесомо шепчет он. — Райли… Братишка… — Простите, мы закрываемся, — Райли хочет грубо схватить незнакомца под локоть и вытолкать за дверь: ему все равно, что на улице идет ливень, ему все равно, что с клиентами так не поступают, Райли слишком раздражен, чтобы что-то сейчас выяснять. Доктор всматривается в его лицо, повзрослевшее, гладко выбритое лицо — отросшие волосы мало напоминают ему о своем маленьком, но мужественном братце, но тем не менее… — Райли… — в последний раз шепчет доктор и хватает Райли за плечи, заставляя посмотреть на себя. — Райли, Райли, братишка! Малой! — Вы не в себе! Пустите меня! — огрызается Райли, пытаясь отпихнуть незнакомца. — Пошел к черту! — Райли уже замахивается для удара, его настроение стремится к критической отметке «хреново», и Райли сейчас даже готов ударить этого мужика, голос которого кажется ему смутно знакомым. — Райли! Райли! Малой! Братишка! Посмотри на меня, посмотри! — Райли вырывается, но доктор хватает его за лицо и заставляет посмотреть на себя: — Посмотри — на — меня!!! — рычит он, и Райли застывает… Такое знакомое, родное и, боже, братское лицо застывает перед ним во всех своих красках. Йенси не похож на себя, он старше, его красит щетина и потемневшие волосы, но он все тот же, его брат, его Йенси — Райли неверяще замирает, застывает, приросши к полу ногами. В голове его плавает каша, и Райли не верит своим глазам. — Йенси?.. — тихо спрашивает он полушепотом, и тот кивает, собираясь обнять брата. Сокрушительный удар в челюсть сбивает его с ног, Йенси падает, отлетев назад, а Райли наступает на него: — Какого хрена?! Какого хрена, братишка?! — вопит он, а в покрасневших, налившихся кровью глазах стоят слезы. — Какого хрена тебя не было так долго?! — он все еще не верит, что это Йенси, но вид подросшего старшего брата, который смотрит на него с непониманием, заставляет ярость плескаться внутри. Райли звереет, хватает Йенси за шею, вздергивает вверх и начинает бить прямо в живот, в грудь, куда попало — Райли вымещает свою злость, накопившуюся за такой долгий срок. Брата не было слишком долго, слишком долго Райли считал, что он мертв, чтобы прямо сейчас обнимать его и благодарить за то, что он появился. Райли не верит, Райли хочет, но не может — сердце разрывается на части, Райли рвет и мечет, бьет Йенси до потери сознания, а тот не отвечает ни на один удар — потому что он знает, что виноват. Что он виноват перед братом — исчезнувший много лет назад, но появившийся сейчас, целый и невредимый. Йенси скрипит зубами, сцепляет их до больного скрежета, но стоически терпит сокрушительные удары Райли — тот катает его по полу, бьет по лицу, кричит, как загнанный в угол зверь, и не прекращает бить. — Я думал, что ты мертв! Думал, что никогда больше тебя не увижу! — срываясь на истеричное рычание, яростно кричит Райли, начиняя лицо Йенси, опухшее от ударов, пощечинами невиданной силы. — Ты мертв, ты мертв, ТЫ МЕРТВ!!! — кричит Райли в его лицо, схватив его за шею. Йенси не отвечает, ждет, пока это пройдет, а Райли беспомощно утыкается в его грудь, продолжая держать его за шею. — Ты мертв… — на последнем дыхании вырывается из Райли. Он опускает безвольные руки, и Йенси, слабый телом, но сильный духом, обнимает его за плечи, поглаживая по голове. — Братишка… — говорит он, еле дыша от боли. — Братишка… Малой… — Райли не дышит, молча закрыв глаза. — Райли… — Йенси и сам еле сдерживает слезы: он так виноват, так виноват перед братом. Так виноват… Две фигурки, сцепившись в братских объятиях, стоят под тусклым светом лампочки среди мрака, а за дверями мастерской стихает гроза с последними проблесками молний…