Цитарум

Дверь в кабинет со скрипом открывается, Рут напряженно подергивает пальцами, сжимая их в кулак, вокруг тихо, как в приемном покое — неловко снова заходить сюда. — Кто там? — строгий голос, преследующий каждую пятницу недели, доносится из-за массивного чистого стола. Рут переводит дыхание и со страхом распахивает дверь шире, стараясь придать своим движениям уверенности. — О, Рут! — ей ослепительно улыбаются, и она сдается, сглотнув и войдя внутрь, захлопывает за собой дверь. В кабинете как всегда тихо и прибрано: все книги расставлены по полкам, все бумаги лежат на столе ровными стопочками, даже карандаши и ручки в карандашнице наточены и закупорены колпачками. — Мистер Гипси, — она проходит внутрь с ощущением трепетного первого раза, сглатывает, выпустив лишний воздух с тихим выдохом, и присаживается на стул, отложив шлем в сторону, на пол. — Как твои дела? — мужчина снимает с переносицы черную оправу очков и, потирая ее пальцами, внимательно смотрит на Рут. — Прекрасно, — сперва недолго подумав, отвечает она: чертовски неуютно сидеть сейчас в этом кабинете, в этом стуле, и ощущать себя какой-то умалишенной истеричкой. Рут нервно перебирает пальцами волосы, стараясь не смотреть на мужчину. Доктор Гипси смотрит на нее своими ясными глазами, ожидая ответа: он знает наверняка, что Рут сейчас дико хочется убежать из этого кабинета — их лечение, затянувшееся на такое долгое время, целых восемь месяцев, не дает никаких результатов. Рут переводит дух, скромно опускает глаза, глотая ком слов, который отчаянно громко топчется в горле. — Нормально, — сначала говорит Рут, чтобы задать дружелюбный тон разговору, который обещает, как и всегда, затянуться на несколько часов до позднего вечера. Рут кидает умоляющий взгляд на пол и замечает шлем, а затем в ее голове всплывает образ Райли — она с воодушевлением вскидывает голову и встречается с доктором глазами: — Кажется, я нашла нового приятеля! — говорит она, кусая нижнюю и без того красную губу. Доктор Гипси скептично, но не без радости выдавливает из себя скупую улыбку, проведя шершавой ладонью по щетинистой щеке. — Правда? — недоверчиво спрашивает он, кося глазами на мокрые волосы Рут и капли дождя на черной коже ее комбинезона. — А как же Рич? — Рич? — Рут зашуганно поднимает взгляд, который выглядит совсем обескураживающе растерянно. — Да, Рич, — кивает доктор. — Рич Костом, помнишь? Вы познакомились с ним месяц назад в пиццерии… — он даже разводит руки и пытается изобразить плавными движениями кругляш пиццы, Рут загнанно учащенно дышит. Доктор Гипси без паники, но с явным беспокойством выставляет ладони вверх: — Ладно, ладно, ты не помнишь, я понимаю. Все равно Рич был не лучшим товарищем, — он заручается скромной, но доверительной улыбкой Рут и продолжает: — Так что за новый приятель? Устало потирая виски, доктор Гипси с сожалением думает, что эту девушку уже не спасти: два года назад потерявшая своего товарища, своего друга и напарника, она до сих пор не может прийти в себя — годовая депрессия совсем выбила ее из колеи, и теперь все, что осталось этому больному мозгу — почти каждый месяц менять так называемых «приятелей», словно стараясь найти похожего на того, кто безвозвратно исчез на том свете. Доктор Гипси вздыхает с тяжестью: Рут ведь такая молодая и красивая, но жизнь ее никогда не станет прежней — все карты в этом «флеш-рояле» уже лежат на столе, но у противника на руках «стрит» — Рут до беспамятства забылась в собственных воспоминаниях, после шока от потери друга совсем замкнувшаяся в себе. Ей бы стоило, конечно, постоянно поддерживать связь с остальными, но… Доктор Гипси вздыхает — увольнение из полицейского участка и переезд к дяде из-за неуплаты долгов подкосили ее окончательно. Тяжело жить, кивает доктор, когда за плечами смерть того, кого считал почти братом… Братом — доктор Гипси невольно хмурит брови и поджимает губу: так больно слышать это слово. — Он автомеханик в мастерской моего дяди, — говорит она, вспоминая теплую улыбку Райли с какой-то легкостью на душе: от этих воспоминаний веет теплотой и детской заботой, профессионализмом и непреодолимой тоской. Рут спохватывается: — Ах, Рич! — выдыхает она, подавив слезы у горла, и сообщает совсем мрачным голосом: — Он меня бросил, нашел себе подружку помоложе и побогаче… — Рут, Ру-у-ут… — доктор видит, что слезы готовы политься из глаз в любой момент, а ведь они так долго работали над контролем собственных эмоций. — Лучше расскажи об этом парне, механике! Я уверен, ты смогла бы подружиться с ним, — он невольно делает кивок в сторону шлема, которого не видно из-за махины стола. — Оу… — вся напускная уверенность, с которой Рут сидела за спиной Райли и глядела на его широкую спину, все ее прямые честные речи и агрессивные «гляделки» — все это лишь защитный механизм, оружие, которые они вместе придумали с доктором Гипси против суровых реалий жизни. Рут не такая, Рут мягче — изнутри поломанная на куски, разбитая до самого скелета, склеенная по косточкам, по осколкам, с исхудавшим и почти не бьющимся сердцем — доктор Гипси думает, что она никогда не поправится. Но шанс, каким бы реалистом ни был доктор, есть всегда. — Скажи, Рут, он добрый человек? — спрашивает доктор Гипси, вертя очки в руках. Рут уверенно и самозабвенно кивает: — Понимаете, доктор, у него такие глаза… Такие! Честные, что ли? Как будто он не умеет обманывать людей… А еще он любит пиццу и апельсиновый сок… И хорошо разбирается в мотоциклах! — Рут трясет пальцем в воздухе, как будто это важно настолько, что должно волновать каждого человека на земле. — Ох, мотоциклы… — доктор озадаченно чешет левый глаз, смотря на Рут. — Так он… Хороший парень, верно? — испытующе заглянув в голубые глаза Рут, доктор Гипси сдержанно улыбается: похоже, этот механик то еще чудо, способное завладеть чужим вниманием за пару часов. — Он герой, — говорит Рут, ни капли не задумавшись. И повисает гнетущая пытливая пауза. — Ты говоришь так потому, что он починил твой мотоцикл, или потому, что.? Что? — за все восемь месяцев доктор Гипси понял одну вещь очень хорошо: нужно помочь Рут найти товарища, который будет похож на ее погибшего друга — может, благодаря этому она пойдет на поправку, и ее перестанут мучить ночные кошмары и истеричные припадки посреди бела дня. — Он пилот, — Рут сегодня немногословна, и доктор Гипси задумывается: оттого ли это, что этот механик и впрямь сумел произвести должное впечатление, или в голове ее снова всплыл образ погибшего друга? — Пилот самолета? Корабля? Дирижабля? Чего? Рут, ты помнишь?.. — Да, да-а, помню: всегда говори больше, чем можешь сказать — это поможет… — Поможет нам докопаться до истины, верно, — доктор Гипси надевает очки и размеренно кивает головой. Рут мнется, видно, эта тема как-то связана с ее погибшим другом, а в голове ее, и без того беспокойной, снова и снова прахом на ветру встают воспоминания. — Он пилот егеря, — она проглатывает окончание слов с такой тоской, что поначалу доктор не может разобрать последнего слова, но, как только до него доходит смысл, он пораженно выдыхает: — Ну надо же! Ты не врешь? — Нет, да как Вы могли?.. Я никогда Вам не!.. Знаете, что?! На сегодня хватит! — доктор Гипси сдается с выдохом поражения: все, Рут опять забылась в петлях своих воспоминаний — сейчас она схватит шлем, что-то в обиженной манере кинет для отвода глаз и, хлопнув дверью, скроется до следующей пятницы. — Ладно, ладно… — тихо говорит доктор Гипси, устало потирая виски, задевая ногтями дужки очков. — До пятницы… — тихо прибавляет он, чтобы Рут не расслышала. —…Мы работаем с Вами уже восемь месяцев, а Вы не можете мне верить? Что Вы за психиатр такой?! — Рут хватает шлем под скромную усмешку доктора и, скрываясь, громко хлопает дверью. В кабинете воцаряется тишина, а доктор, откинувшись на спинку стула, тяжело выдыхает и касается пальцами фотографии, что в рамке стоит на его столе — два улыбчивых молодых парня, стоящие в Шаттрдоме на Аляске, обнимающие друг друга за плечи. Доктор Гипси вздыхает с грустью и тоской — похоже, ему самому нужен психиатр. Рут заскакивает на мотоцикл, с нервозностью накидывает шлем, запахивает забрало и пытается попасть ключом в зажигание — скважина не поддается от слишком резких движений, и ключ царапает железо вокруг. Рут психует больше и больше — зачем было напоминать ей о Риче? Кто вообще этот Рич? Голимый бабник, который смог зацепить ее своим мастер-классом по попиванию кофе? Рут рычит, и гром над головой вместе с раскатами молний прокатывается среди рваных черных туч — небо неспокойно. Рут хочет раскричаться от досады, но стойко сдерживает все свои эмоции при себе, не позволяя себе ни слез, ни криков — так лучше, и мистер Гипси прав хотя бы в этом. С пятидесятой попытки она ловко вставляет ключ в зажигание и, не медля ни секунды, заводит мотоцикл — он срывается с места, оставив после себя лишь влажную, но горячую, дымящуюся от капель проливного дождя дорожку черного следа — шины с визгом разгоняют мотоцикл по сырой трассе, мча хозяйку туда, где она обычно привыкла отсиживаться на случай чего. Рут разгоняется, ей плевать с высокой колокольни, что на скользкой дороге легко улететь в кювет и помереть под весом собственного железного «коня», сейчас верх над ней берут эмоции, эти гадские чувства — Рут психует, прибавляет газу снова и снова, и глушитель опасно трясется на каждой кочке, по которой Рут пролетает с оглушительной скоростью. Свистит в ушах, а теплое дыхание затмевает холодное стекло шлема испариной — Рут знает, что нужно остановиться, и тормозит, со скрипом сердца сжав зубы до неприятного больного скрежета. Она останавливается, ключ все еще воткнут в зажигание, снимает шлем, смотрит в черное искрящееся молниями небо — дождь хлещет по лицу, пора бы вернуться домой, но… Дома больше нет, есть только одинокий особняк дяди, который любезно предложил пожить у него какое-то время: неполадки с поисками работы удручают, но Рут не хочет мириться с изворотами судьбы — увольнение и быстро кончившиеся «премиальные» никак не отразились на ее жизни. Разве что еще одним нервозным приступом, из-за которого вспомнился погибший друг. Рут опускает голову, капли дождя, сталкиваясь на переносице, плавно ползут вниз, по прямой стенке носа, капают с самого его кончика на блестящий черный бак мотоцикла и бегут дальше, словно тараканы. Мысли в голове звенят, словно тысячи колоколов — Рут вспоминает, вспоминает своего друга. Его звали Даррен, Даррен Ривс — хороший тридцатилетний пилот самолета, вместе с которым Рут всегда весело и хорошо проводила время. Они были знакомы с самого детства — Даррен был для Рут почти старшим братом: опекал, наставлял, поучал — он никогда не давал ей спуску, воспитывал так, как считал нужным, пусть и был старше всего на несколько лет. В детстве они любили сидеть на берегу речушки, которая стремительно текла мимо, и Даррен всегда рассказывал о своих мечтах на будущее — как бы глупо это не звучало, с самого детства он хотел свою ферму. С коровами, свиньями и курями — Даррену нравилось рассуждать об этом, мечтая о теплых солнечных деньках у речки вместе с выводком маленьких молоденьких цыплят — Даррен был хозяйственным парнем. Рут всегда казалось, что нет картины более подходящей для друга, чем строги сена вокруг, старый, но мощный трактор, ковбойская шляпа и соломинка во рту — именно таким Даррен казался ей совершенным, именно таким, каким он и должен быть. А потом началась война с кайдзю — Даррена и Рут, как неразлучных друзей летной школы, закинули в самую гущу событий — они должны были пилотировать и прикрывать репортерские вертолеты, что снимали егерей, и поддерживать пилотов огнем по противнику в случае чего. Даррен был хорошим пилотом, и его самолет был гордостью Грейпвайна — RC-135W, маневренный и быстрый, он редко придерживался плана, все время порывался защищать егерей и помогать им обстреливать кайдзю. Рут держалась позади него — прикрывала спину, следила, чтобы никто не подстрелил, чтобы никто не посмел тронуть и когтем корпус корабля и, в особенности, самого Даррена. Но вскоре все переменилось — третье нападение кайдзю в две тысячи четырнадцатом году, второго сентября — за несколько дней до этого Рут и Даррена с несколькими летчиками отправили туда, чтобы вывести списанного егеря «Страйкер Эврика» — они повиновались, ведь приказ есть приказ… Кайдзю был огромен, монстр четвертой категории, имевший кодовое имя Мутавор, он проломил береговую стену меньше, чем за час, и ворвался в Сидней, как дети на новогоднюю елку — столько криков невинных людей, столько крови, столько разрушенных зданий. Даррена сразу отправили в гущу событий, хотя, если честно, отправился он туда сам — Рут бессменно стала преследовать его, сидя на хвосте, по радиосвязи крича ему прямо в уши: «Давай вернемся, Даррен! Давай вернемся, Эврика справится сам!!!» Но Даррен не слушал, и громадный смертоносный Мутавор отпихнул его в сторону, как назойливого комара — самолет Даррена врезался в высотку и взорвался: обломки разлетелись во все стороны, а Рут, наблюдавшая за этим со стороны, чуть было не потеряла сознание. Она буквально обезумела, ее сумасшедшие дикие крики — «Центр! Центр!!! ЦЕНТР!!!» — тогда никто так и не услышал. Рут приземлилась плавно, с кайдзю покончил экипаж Страйкера Эврики, а Даррена не стало, и все, что было в память от него — воспоминания о счастливом детстве, о безбашенной юности и теплой зрелости. Рут не смогла пережить смерти друга — уволилась сразу же, как только нога ее ступила на ступени в центр пилотирования: она просто кинула на стол бумажку с увольнительным и скрылась. Убежала — вернулась в Грейпвайн и зареклась иметь дело с этими гигантскими тварями, с этими кайдзю. Жизнь ее была сломана — около года Рут скиталась по Грейпвайну, сидя на шее родителей, изматывая их своими истериками. А потом родители уехали, не пожелав оставаться с проблемной дочерью один на один — Рут осталась в гордом одиночестве с поломанной психикой, и во снах ей виделся смеющийся Даррен в окружении стогов сена и с тонкой соломинкой в розовых губах. Рут просыпалась в холодном поту, соседи неоднократно жаловались на громкие душераздирающие крики из ее дома, и тогда Рут решила — нужно что-то менять. Она устроилась на работу, окончив за три года школу полиции — ее взяли рядовым детективом в сорок первый участок полиции Грейпвайна. Рут не очень любила свою работу, но не уходила с нее потому, что это хоть как-то помогало справиться с истериками и приступами по ночам. Рут ненавидела себя, потому что не смогла отговорить Даррена в тот день никуда не лететь, а ведь у них обоих был выбор — отправиться на Аляску или в Австралию. Решающее слово было за Рут — она думала, что в Сиднее будет куда спокойнее, чем на Аляске, где вечно холодно и кругом снег. Она не ошиблась — огонь войны разжег тогда в сердце все, что можно, выжег до пустых песков на потрескавшейся соленой земле — ничего не осталось, Рут словно потеряла смысл жизни, потеряв своего лучшего друга. Словно смысл жизни… Даррен Ривс был отличным парнем — добрый и преданный своему делу, не без характера, упрямый, как баран, вечно ищущий приключений и мудрый, словно настоящий старший брат — он был для Рут чем-то большим, чем просто другом: она была готова молиться на его светлый образ день и ночь, ведь Даррен нравился ей с самого детства. Глубинная симпатия на уровне теплых уютных объятий проявлялась у обоих, но никто не решался рушить эту границу, которая называлась «дружбой до гроба», и они разделились — один отправился на Небеса, а вторая стала отравлять свою жизнь болезненными воспоминаниями. Рут выдыхает, сглотнув с такой тягой к плевку в сторону, что кровь понемногу начинает стынуть в жилах — дышать становится легче, а после ряда красочных воспоминаний Рут и вовсе забывает, откуда и куда она ехала. — Так… — смотря на часы на правом запястье, Рут задумчиво чешет нос под грохотания неба. — Дядя сказал быть в автомастерской к восьми тридцати… Уже десять! Господи! Я опаздываю! — она искренне не помнит, что буквально час назад прощалась с Райли тепло и совсем по-дружески, что уже сидела на стуле и что уже смотрела на широкую спину этого дружелюбного механика. Эти воспоминания напрочь отбиты недавними, связанными с Дарреном — у Рут всегда так: стоит ей вспомнить о Даррене, как она забывает о том, что происходило в реальности. Нет, это не шутка, так и есть — кратковременная потеря памяти на почве нервного психоза и постоянных депрессий. Рут обессиленно заводит мотоцикл, все еще коря себя за то, что отпустила Даррена тогда прямиком в кущу событий. Да даже за то, что поганый, ничтожный выбор ее пал на Сидней, а не Аляску! Рут заводит мотоцикл, разворачивается посреди пустынного шоссе и, газанув, едет в автомастерскую, поглядывая на спидометр — пятьдесят, семьдесят пять, девяносто… Рут летит по трассе, а разводы молний с каплями дождя расплываются по небу, пока под запотевшим забралом Рут дышит тяжело и прерывисто. Она откидывает забрало вверх, жадно вдыхает пропахший дождем запах асфальта и собственных шин, раздувает ноздри и пытается отдышаться: все-таки доктор Гипси прав, не стоит так драматизировать. Это было Бог знает сколько времени назад — не стоит зацикливаться на прошлом, нужно двигаться дальше, нужно быть самостоятельнее и взрослее, нужно, нужно… Рут останавливается рядом с автомастерской и в удивлении смотрит на открытые двери — это и есть тот самый хваленный дядей механик, который чинит машины и мотоциклы взглядом? Рут недоверчиво вскидывает брови, заглушает двигатель и, снимая шлем, пялится на дверь. Райли чуть не падает со стула, когда вместе с грохотом грома к автомастерской подваливает мотоцикл Рут — похоже, с огорчением и чувством вспыхнувшего стыда думает Райли, она приехала за пиццей, которую он уже умял. Райли быстро прячет следы преступления — выкидывает коробки в мусорку, накрывает все каким-то дряхлым поизносившимся мешком и, отряхнув руки и протерев уголки губ, где остались крошки и масло от пиццы, идет встречать клиентку. — Рут! — он раскидывает руки в стороны, точно Берт сегодня с утра, и приветственно, но виновато улыбается. — Мы знакомы? — Рут пробивает холодный пот: какой-то незнакомый мужик, одетый в дурацкий джинсовый комбинезон в такую погоду, знает ее имя — она соскакивает с мотоцикла, поставив его на подножку, и, держа шлем в руках, воинственно смотрит на Райли. — В каком смысле? — спрашивает Райли, разглядывая ее с ног до головы. — Если это шутка, Рут, то она не смешная. Лучше скажите, что случилось? Опять датчик барахлит? Или на этот раз что-то посерьезнее? — Райли старается вести себя максимально вежливо, но его удивляют резкие перемены в настроении недавней клиентки: Рут топчется на месте, пока дождь хлещет по дороге, как из ведра, а потом седлает сидение мотоцикла и загоняет его в мастерскую. Райли недоумевает, правда, про себя и молча, но все же заходит следом и со скепсисом смотрит на Рут. — Ничего не понимаю, — бормочет Рут. — Дядя сказал, чтобы я подъехала к восьми тридцати в его автомастерскую… Но… Но я немного задержалась, и… — Рут оглядывается по сторонам, словно пытаясь глазами выискать Берта, но того нигде нет: в автомастерской сегодня пустынно и одиноко, есть только Райли, который кажется Рут незнакомцем, которого она видит впервые в жизни. — Это не смешно, — серьезно, но осторожно и предельно мягко заявляет Райли. — Что случилось, Рут? Скажите что-нибудь, — просит он в какой-то жалобной манере. — Я ничего не понимаю… — Я тоже… — в ответ мяукает растерявшаяся в край Рут. — Кто Вы такой?.. — Меня зовут Райли Беккет, помните? Мы знакомились этим утром. Неужели Вы?.. — Райли не договаривает, скользит внимательным взглядом по Рут: она ему не верит. — Откуда Вы знаете мое имя? Я не знаю Вас, Вы… — бормочет она, но Райли подходит, мягко берет ее за плечи, уверенно тянет бегунок молнии вниз, стараясь глядеть Рут в глаза, расстегивает ее комбинезон, пока потерявшая дар речи Рут молчит, выпучив свой ошарашенный взгляд на оборзевшего механика. Стараясь не копаться и сильно ничего не трогать, Райли запускает руку в декольте и старается наощупь найти визитку, данную им Рут этим утром. — Эй, что Вы делаете?.. — слабо, но Рут все же оживает, и начинает махать руками как раз в тот момент, когда Райли, выдохнув, сжимает визитку в кулаке. Рут быстро застегивается, истерично глянув в сторону Райли каким-то опасливым взглядом, а он вытягивает визитку перед ее глазами. — Видите? — горячий и раскрасневшийся, говорит Райли, опустив глаза в пол от подкатившего смущения. — Неужели Вы меня не помните? Я Райли Беккет… Рут скользит глазами по номеру телефона на помятой визитке, по ровным, но испорченным, очевидно, пролитым пивом буквам — «Райли Беккет, старший механик». Рут нервно выдыхает, паника начинает атаковать: она машет руками, пытаясь проветриться, а гроза за дверями автомастерской только нагоняет красок — Рут прислоняется к ближайшей стене спиной и пытается отдышаться. Сбитый с толку окончательно, Райли достает телефон из кармана джинс и быстро отзванивается Берту: — Алло, в чем дело, Райли? — недовольно бурчит тот, отвлеченный, наверное, от важного дела. — Сэр, тут Ваша племянница… И она ведет себя странно… — Райли кидает взгляд исподлобья на Рут, которая продолжает махать руками и тяжело дышать. — Она приехала снова, требует Вас и, похоже, не помнит, что заезжала сегодня с утра… — он ковыряет мыском кроссовка пол, изредка поглядывая на Рут. — Ох! — в трубку выдыхает Берт с явным беспокойством. — Постарайся привести ее в чувства, Райли! Я скоро приеду, часа через два, будь умницей, успокой ее! — Берт быстро скидывает звонок, и Райли, слыша глухие гудки, поворачивается к Рут, которая, закрыв глаза и запрокинув голову, стоит, прижавшись к стене, и тяжело дышит. — Рут? — пробуя почву на прочность, недоверчиво интересуется Райли. Она поднимает на него красные глаза, из которых вот-вот польются слезы, если упадет еще одно неосторожное слово. — Хотите присесть, Рут? — Райли вымучивает из себя дружелюбную улыбку. — Хочу, — с кивком головы соглашается Рут, отлипнув от стены. Она падает на стул, который Райли так и не удосужился вернуть за рабочее место Берта, и складывает руки на твердой спинке, уставившись на Райли немигающим взглядом. — Отлично… — Райли выдыхает, сконцентрировав все свое внимание на Рут, садится на пол прямо перед ней в какую-то расслабленную позу, убрав мобильник в карман, и смотрит на Рут открытым добродушным взглядом, стараясь выглядеть наивным дураком. Ему непонятно, почему Рут не помнит его — автомеханика из мастерской своего дяди — и его крайне настораживает беспокойный тон Берта, с которым он говорил минуту назад. — Кто Вы такой? — еще раз, будто для закрепления материала, словно в школе, спрашивает Рут, накручивая на палец прядь мокрых потемневших волос. Она выглядит сейчас совершенно рассеянно и невинно, Райли улыбается со скромностью, чуть опустив голову, и повторяет тихим вкрадчивым тоном: — Я механик в автомастерской Вашего дяди. Мы знакомились утром, Рут, — он протягивает ей визитку. — Вы еще накормили меня пиццей за то, что я починил датчик бака, — Райли кивает через плечо, не глядя, в сторону мотоцикла, и Рут поджимает губу, обрабатывая полученные сведения. Она берет визитку в руку, коснувшись холодными пальцами горячей ладони Райли, и отдергивает руку, как от огня — Райли не смеется, хотя ему очень хочется улыбнуться: Рут забавная. Даже тогда, когда его не помнит. — Правда? — она смотрит на него, как недоверчивый любознательный ребенок, и Райли заливисто смеется: от этого смеха у Рут по телу разливается приятное тепло, и в обществе этого автомеханика становится даже уютно, пока за открытыми дверями бушует стихия. — Ладно, я верю Вам, Райли, — говорит она, разглядывая помятую бумажку в руке. — А почему Ваша визитка оказалась в моем комбинезоне?.. — Райли чешет затылок. — Вы попросили у меня номер телефона на случай чего, — говорит он. — Видимо, этот случай настал, — Райли снова смеется, на что Рут может только улыбнуться с неловкостью. — Простите, Райли, — со вздохом признается Рут мрачным голосом. — Я страдаю расстройством памяти, это называется кратковременной амнезией, — говорит она, и Райли понятливо кивает. Рут протягивает ему руку прямо под нос, и сначала Райли думает: «Ничего себе, у дамочки запросы! Руку ей целовать!». — Приятно познакомиться снова, — невинно говорит Рут, и Райли становится совестно за свое поверхностное отношение к незнакомцам. Или малознакомцам. Он пожимает ладонь Рут, холодную, как и ее пальцы, и предлагает, окинув мастерскую беглым изучающим взглядом: — Может, желаете отогреться, Рут? Вы вся дрожите. — Это нервы, — отмахивает Рут, будто это вообще ничего не значит. Райли недоверчиво всматривается в эти голубые глаза и прямой нос, а затем Рут спохватывается: — Простите, но… Я ничего лишнего с утра не наговорила? — Нет, нет, что Вы, Рут, — улыбается Райли, обхватив плечи своими могучими жилистыми ладонями. — Ничего такого, за что можно было бы Вас винить, — он пытается глядеть на Рут честными неподкупными глазами, но не может: она смущает его своим видом, смущает его самой собой — Райли теряется от такой неловкости. — Райли… — тихо говорит Рут: воспоминания об утреннем посещении автомастерской все еще плавают где-то далеко, упрятанные под головную корку, затерянные если не навсегда, то надолго точно. Рут чешет кончик носа. — Спасибо Вам за то, что отнеслись к этому нормально, — она на силу улыбается, не привыкшая делать этого с незнакомцами, а, тем более, мужчинами. Райли кивает. — Не за что, — отвечает он своим мужественным голосом. Рут бросает на него проникновенный испытующий взгляд… Следующие два часа они сидят, мило беседуя на повседневные темы, и Рут открывает доброту Райли для себя заново — он снова кажется ей самым добрым человеком на земле, самым спокойным и самым собранным. Его внешний вид, думает Рут, это результат непрерывной работы (американка выгодно обтягивает сильную грудь, это точно) на протяжении нескольких лет походов в спортзал, и непременно сообщив об этом Райли, Рут смущается и сама — им так хорошо сидеть здесь, в автомастерской ее дяди, и беседовать обо всем на свете так, словно они знакомы уже несколько тысяч лет. На фоне теплых разговор спадает гроза, спадают гром и молнии, и Рут даже удается припомнить, как она самолично клала визитку в вырез комбинезона, улыбаясь Райли со всей своей кокетливостью — Рут вздыхает: видно, в какой бы раз она ни знакомилась с этим человеком, это должно было и будет ли еще, но здорово. Рут умилительно выдыхает, когда Райли рассказывает ей с виноватой мордашкой о том, что с голодухи уплел всю пиццу и выпил весь сок — они вместе смеются над этой историей, как закадычные друзья, и у обоих на душе что-то вырывается, проросши через асфальт, и пока только начинает набухать, обещая распуститься восхитительным цветком папоротника, который исполнит любое желание. Ближе к обеду в автомастерскую заваливается Берт: взволнованный до предела, до точки кипения, он замирает в дверях и видит, как дружно смеются Рут и Райли над очередной шуткой — сначала его охватывает волнение, а затем оно спадает так же быстро, как и появилось. Берт добродушно улыбается, разведя руки в стороны, и подходит к ним: — Дороги-и-и-ие мои, — тянет он, не переставая улыбаться и заодно исхаживать глазами то Рут, то Райли. — Ну как Вы тут? — Просто прекрасно, — улыбается Рут, первая решив ответить. Берт серьезно осматривает ее лицо и поворачивается к Райли, сощурившись: — Истерик не было, нет? — его проникновенные, глубоко посаженные глаза изучают добродушного невинного Райли, от которого сейчас отдает скошенным сеном и речкой в деревне. — Нет, — он мотает головой с полной уверенностью, но в душе переживает: неужели у такой девушки что-то не так может быть с головой? Райли беспокойно скользит невзначай по Рут своим честным взглядом — сейчас она выглядит, как обычная, мирная и спокойная девушка, никак не похожая на истеричку. — Отлично, — Берт, взяв Рут под локоток, тащит к выходу. — Идем, дорогая, поедем домой, — говорит он. — Но, дядя, мотоцикл! — возмущается Рут больше от прерванной беседы с Райли, нежели от мотоцикла. — Заберешь его завтра, я дам тебе ключи, — уговаривает Берт. — Райли за ним последит! Правда, Райли? Правда? — Правда? — растерянно переспрашивает растерявшийся Райли. — Вот и отлично! — Берт выталкивает Рут за двери мастерской, Райли смотрит ей вслед с какой-то тоской. — Удачного пути… — в автомастерской снова пустеет, и только мотоцикл, напоминающей о своей хозяйке, попадается Райли на глаза: он устало потирает виски и, встав на ноги, выдыхает. Долгий будет денечек — а ведь завтра Берт обещал дать ему отпуск…