My light - my darkness

Когда последние приготовления были окончены, все присутствующие собрались около той самой машины. Она являла собой своеобразный переходник для поглощения живой решимости и переноса ее к Ядру. Решимость уничтожить мир должна была перенаправить всю накопленную в Ядре энергию к временной линии, которую и требовалось безвозвратно стереть. Примерно так и действует знакомый вам показатель LV. Но настоящая любовь так не работает. — Ты готов к смерти? — глаза ученого горели нездоровым азартом. — всегда готов, — отвечал Санс с иронией в голосе. Ни черта он не был готов. Санс стоял напротив машины, пространно смотря на нее. Ему требовалось только приложить руки к специальным датчикам. Он знал эту машину изнутри, он помнил принцип ее работы, но он медлил, а руки заметно дрожали. К тому же, он совершенно не знал, что теперь делать. Но времени для раздумий уже не было. Ему придется импровизировать. Он нерешительно поднес руки к датчику. — Уровень синхронизации — 10%, — вещал один из последователей, всматриваясь в экран компьютера. Гастер напряженно наблюдал за происходящим. Папирус стоял за спиной брата, в любой момент готовый вмешаться. Санс прижал руки сильнее. Машина отозвалась характерным скрежетом. — Уровень синхронизации — 20%. Он почувствовал тянущую боль в душе. Датчики наполнялись красным излучением. — Уровень синхронизации — 40%. С каждой секундой боль многократно усиливалась. — Уровень синхронизации — 60%. Крик судорожно застрял где-то в горле. — Уровень синхронизации — 80%. Его душа распадалась. Она готова рассыпаться в любую секунду. — Уровень синхронизации... За спиной Санс остатками сознания чувствовал лишь непонятную возню. Краски смешивались. Оттенки красного ослепляли, становясь белыми. Кажется, он ненароком переступил свой высокий болевой порог. Теперь его переполняла абсолютная боль. Грань между жизнью и смертью была самым прекрасным местом, где ему только приходилось бывать. Опустошенная душа медленно угасала. Последним четким образом в сознании отразились ладони брата, плотно прижатые к его собственным. Уплывающий разум замкнулся на единственной мысли: «я хочу спасти брата от этого мира». Чужая решимость вторила первой: «Мне нужно всегда оставаться с ним.» Чужая решимость пронзала его насквозь. Ослепляющий свет залился кромешной тьмой. Санс потерял сознание.

***

— Запись номер семнадцать. Искаженный голос Гастера болезненным эхом отражался в голове Папируса. Боль усиливалась и распространялась по всему телу по мере его возвращения в сознание. Это все больше походило на предсмертную галлюцинацию. Либо он ослеп, либо повсюду действительно царила кромешная темнота. Папирус не видел даже своей руки, поднесенной к лицу. — Темно. Темнее. Еще темнее. А нет, он не ослеп. Значит, боль тоже настоящая. Но мертвые вроде как не чувствуют боли. Видимо, они все еще живы. Их план не сработал? Что произошло? — Тьма разрастается. Странно, но Папирус понимал, о чем говорил ученый. Тьма была настолько непроницаемой, что ему казалось, будто бы он растворяется в ней. Он на самом деле постепенно терял ощущение собственного присутствия, но голос Гастера возвращал его к реальности. — Тени все глубже прорезают естество. Тьма неторопливо замыкается в районе горла. Папирус чувствует явные признаки удушья. Слезы сами скатываются по его лицу… Что? Он не делал этого? — Фотоны негативные. Гастер действительно больной ублюдок. Как можно так спокойно констатировать факты, находясь непонятно где и чувствуя себя настолько… странно? — Этот эксперимент… — он делал заметные паузы, словно пытаясь подобрать нужные слова, — выглядит очень… — он задумался, — очень… — …Интересным, — наконец произнес ученый. Не осталось сомнений: он точно больной мудак. Постойте. Но если они с Гастером здесь, то где… — Что вы двое об этом думаете? Последняя фраза прозвучала прямо над Папирусом. Она явно была обращена к нему и… серьезно, куда делся Санс? И кстати, как Гастеру удалось так быстро сориентироваться в пространстве и найти его? У него невольно создалось такое впечатление, будто ученый… всю жизнь жил во тьме. Мысль оборвалась, когда Папирус почувствовал под собой едва заметное шевеление. Оно сдавленно кашляло. На его правую руку капало что-то теплое и вязкое. Почему он не заметил этого раньше? Куда делся голос Гастера? Он же не мог просто испариться, верно?.. Что, черт возьми, происходит? Папирус сел, возвышаясь над кашляющей фигурой. Он сгреб ее в объятьях. Небольшое тело в его руках мелко трясло, но в целом приступы кашля уменьшились. Кажется, Санс собирал в кучу остатки своей решимости. Папирус начал делать то же самое в ответ. Сейчас им не нужны были лишние слова, чтобы понять друг друга. Санс проснулся от ощущения, что его разорвало на мелкие кусочки, но каждый кусочек будто продолжал жить своей жизнью и кровоточить свежими рваными ранами. Боль снова топила его нестерпимой волной. Он был готов потерять сознание снова. На последнем издыхании скелет собирал остатки сил для решающей попытки выбраться из этой развалившейся временной линии. Трепет чужой души наполнял теплом его собственную. Санс надеялся, что это сработает. Он обнял брата в ответ и телепортировался в никуда, теряя сознание.