My light - my darkness

Санс и Гастер крайне редко сходились во мнениях и тяжело находили общий язык, но в другом времени и при других обстоятельствах, вполне возможно, они могли бы называть друг друга товарищами. По крайней мере, только ему ученый доверял проводить или перепроверять необходимые расчеты, работать со сложной техникой или помогать с разработкой новейших проектов. Однако сквозная дыра в правой ладони Гастера стала для Санса настоящей неожиданностью. С долей ненависти и любопытства он своими расспросами доводил измученного доктора до белого каления, но тот лишь долго и упорно молчал. В этот день они остались в лаборатории допоздна, и тот не мог упустить возможности продолжить пытать несчастного ученого. — ты же прекрасно понимаешь, что все эти отмазки про неудачный эксперимент со мной не прокатят. я прекрасно знаю, что это такое. дингс, что ты задумал? неужели моих мучений тебе уже недостаточно? гастер, какого хрена?.. Порой Санс бывает не в меру эмоциональным. Они шли по длинному мало освещенному коридору. Он продолжал докучать Гастеру расспросами, едва поспевая за торопливыми шагами ученого, а Гастер готов был придушить свое творение собственными руками, лишь бы тот наконец замолчал. Свернув в нескольких местах коридора, они наткнулись на глухую железную дверь, запертую на электронный ключ. В принципе, такой ключ не так уж и сложно взломать, если в основу замка не примешана сильная магия. — …я клянусь богом, дингс!.. — Ты можешь заткнуться?! Гастер сосредоточенно набирал пароль от ключа. Спустя пару движений дрожащими пальцами дверь с неприятным скрежетом начала отворяться. Из небольшой комнаты вырвалась удушливая тьма, пропитанная противной сыростью. Тем болезненнее привыкали глаза к внезапно обрушавшемуся на них шквалу яркого света. — Ты только посмотри, — раздраженно цыкнул Гастер, глядя на это маленькое недоразумение. Ученый словно повернул время вспять, вновь оказавшись в лаборатории с разбитой камерой в компании нового существа, глядящего на гостей будто бы с чувством невыразимой гордости за себя. Гастер аккуратно взял существо на руки. — Я уже давно говорил тебе: тебя не достаточно. Твое тело не способно принять необходимую для осуществления плана дозу решимости. — ты же знаешь, что я способен выдержать это в одиночку, — возражал Санс, не унимаясь. — Необходима запасная энергия. В случае твоей одиночной работы риски провала очень сильно возрастают, а права на ошибку у нас нет. В конце концов, какая тебе разница? Действительно, какая ему разница?.. Но он все еще не мог в это поверить. — По факту, — продолжал Гастер, — эта… п-пакость (существо уже вгрызалось острыми зубками в лабораторный халат доктора, что сильно нервировало его, но он из последних сил пытался сохранить остатки самообладания) — твой кровный брат. Боюсь, по степени родства он тебе даже ближе, чем я. Поэтому… — ни слова больше, — Санс прервал его и протянул руки к маленькому скелету, забирая его к себе, — я тебя понял. но с чего ты взял, что я вообще смогу его опека… Неожиданно он почувствовал аккуратное прикосновение детской руки к своему лицу. Кажется, оно пыталось улыбнуться брату, дыхание которого непроизвольно сбилось. — Вот поэтому, — кивнул ученый. — И да, я не закончил, — продолжал Гастер после небольшой паузы, — как тебе известно, мой первый эксперимент с клонированием вышел весьма… неудачным. Поэтому я создал второго… с учетом всех своих прошлых ошибок, — он бросил недобрый взгляд на собеседника, — он должен быть намного сильнее… и выносливее, — он намеренно делал паузы в попытке уязвить Санса. Санс это понял. «конечно, если ты не протестируешь на нем пару-тройку лишних доз решимости», — усмехался он про себя. — И последнее… — Гастер напрягся и приглушил голос, — не привязывайся к нему. Он не помнил, когда в последний раз видел ученого таким серьезным. Папирус рос непоседливым и шумным ребенком. Все заботы о своем младшем создании Гастер технично спихнул на плечи старшего. Впрочем, тот не шибко сопротивлялся. Хотя порой ему правда очень сильно хотелось испепелить этого мелкого задиру одним выстрелом бластера. Санс с ужасом представлял, как годы назад он был точно таким же, и искренне удивлялся железному терпению Гастера. Сам Гастер теперь понимал, что первый в свое время был сущим ангелом. Но все это, по большому счету, не представляло особых проблем. Настоящим испытанием стало для Санса требование Гастера начать вводить младшему дозы решимости. Он понимал, что доверять это ученому ни в коем случае нельзя: он просто искалечит невинного ребенка. Но делать это самому, заставлять младшего чувствовать ту же боль и проходить через те же мучения, казалось, было выше его сил. Он медленно, но верно начинал ненавидеть ученого, почти проклиная ту задумку, к которой они с Гастером шли столько лет. Ученый был твердо уверен в правильности своего решения. Кто бы поделился этой уверенностью с ним? Когда только успел Санс так привязаться к этой мелкой язве?.. …И он не смеет говорить о том, что его не предупреждали. — Это будет больно, да? — Папирус спрашивал, пытаясь подавить испуг в голосе. — более чем. но ты справишься. ты сильный. я в тебя верю, — Санс пытался утешить брата, хотя сам прекрасно представлял, что сейчас будет происходить. Как же ему не хотелось проходить через все это снова… Уже в начале операции Папирус из последних сил пытался не закричать, давясь беспомощными слезами и всхлипываниями. — лучше не пытайся удержать это. так будет проще. Санс чувствовал себя виноватым, но брат до последнего упорно молчал, всхлипывая и сдавленно шипя. — Я… Я тебя ненавижу, — прохрипел он без голоса, выдыхая. Слишком беззлобно. Лучше бы и впрямь возненавидел. — я знаю, — бессильно отозвался Санс. Никто никогда не догадается, что он не смог ввести брату всю назначенную дозу решимости целиком.