My light - my darkness

Новый день не слишком отличался от предыдущих. Разве что Санс проснулся слишком рано, и у Папируса отпала необходимость будить его. Завтрак, пост, перерыв, побег с поста, забытый подвал, белый кафель, нехитрые расчеты, записи, сломанная машина. Если бы кто-то позволил Сансу забыть. Но в выдвижном ящике по-прежнему лежала эта чёртова записка, бесстрастно гласящая «Не забудь». И он не забыл. Нет, у него не было возможности забыть. Забыть и начать жизнь заново, жизнь без этой адской машины. Война между людьми и монстрами давно осталась в веках. Люди наверняка уже и не помнили о своих давних врагах, но в этом мире война никогда не заканчивалась. Она всегда была рядом, в душе каждого его жителя. Однажды они решили положить конец этой бесполезной войне. — Ты готов к смерти? — шутливо спросил учёный. — всегда готов, — невесело усмехнулся Санс в ответ. Задолго до создания своего великого изобретения доктор задумывался над этой чудовищной идеей, лелея её, до мелочей продумывая каждый приятно мучительный шаг. Все знали Гастера как свихнувшегося чудака, создававшего в своё время на редкость качественное и действенное оружие. Новейшие разработки по уничтожению врагов удивляли и буквально приводили в восторг их безумного кровожадного короля, но простые убийства мало радовали самого создателя. Более того — они были ему ненавистны. Гастер всем сердцем ненавидел эти сражения, до глубины души ему был отвратителен этот ненастный мир, и он отчаянно искал способ избавить вселенную от него, раз и навсегда положив конец их извечной бесславной борьбе. Эта мысль давно поселилась в голове учёного, и он делал упорные шаги к ней навстречу. Первый шаг — Ядро. Устройство, способное превращать геотермальное излучение в электроэнергию и… ох, да кого волнуют подробности! Подземелье просто радовалось тому, что в их тёмный мир ворвался пусть и ненастоящий, но свет. Какое жалкое применение для столь великой разработки! Но Гастер не слишком огорчался. Любое прикрытие для его безумной идеи было для него чрезвычайно полезно. Огромная батарея для накопления необходимого количества магической и природной энергии — вот, чем на самом деле было Ядро. Следующий шаг — человеческая решимость. То, без чего его плану не суждено было сбыться. Это вещество, способное перенаправить природную энергию Ядра непосредственно к их временному потоку. Контролировалась решимость психологическим фактором желания её носителя осуществить некое действие, в случае доктора — это уничтожение целого тайм-лайна. Но решимости монстров было недостаточно изначально, а держать человека в Подземелье даже в качестве этого самого носителя было слишком опасно, поэтому приходилось работать с остатками человеческих душ, поступившими учёному от короля для исследований. Вскоре эксперименты показали, что тело обычного монстра имело недостаточно физической оболочки для принятия даже мизерной дозы человеческой решимости. В тот момент Гастер в полной мере осознал, насколько же они, монстры, были жалкими по своей природе. Но учёный не сдавался. Ему срочно нужно было создать подходящий сосуд для собранной решимости. И, к большому сожалению, сосуду следовало подавать признаки жизни, поскольку без неё решимость не смогла бы функционировать правильно. Втайне изучая человеческое строение на войне, он примерно представлял, из чего состоят люди. Он собирал материалы несмотря на то, что с обеих враждующих сторон ему бы за это грозила смертная казнь. Он выяснил, что смог бы комплементировать необходимую субстанцию из собственной ДНК. Но ставить эксперимент на себе было бы чудовищно неправильным решением. Тогда он пошёл на невозможное — он начал работу по созданию своей генетической копии с набором строго определённых характеристик. На нём было не так уж и много свободных мест для безопасного отбора материала. По правде говоря, их вообще не было. Но без центрального участка левой кисти он всё ещё мог продолжать работу, так что решение было принято, а необходимое оборудование — откалибровано. Спустя минуты из запертого лабораторного кабинета лишь доносилась сдавленная нецензурная брань. Саднящая боль в левой руке и любопытные взгляды посторонних ещё долго докучали Гастеру, но раны зажили, оставив в ладони непривычную пустоту, а посторонние не смели и пикнуть в сторону сумасбродного и агрессивного ученого. Доктор предпочитал держать свою разработку подальше от чужих глаз. Лишние разговоры и слухи были ни к чему. Поначалу существо, запертое в специальной камере для формирования тела, вообще отказывалось подавать признаки жизни. Но оно росло и постепенно всё больше начинало походить на человеческий скелет. Всё вроде бы шло по плану, но оно будто… ленилось шевелиться? Впрочем, Гастер был не слишком удивлён, когда обнаружил камеру разбитой и пустой. Это существо будто с самого его логического начала беззастенчиво издевалось над своим создателем. По мере взросления пытливый взгляд и насмешливая улыбка молодого скелета становились его отличительными (и не в меру раздражающими) чертами. Оскал острых зубов, вероятно унаследованный от своего создателя, теперь преследовал учёного повсюду. Он не спадал даже во время болезненных экспериментов с решимостью, которую Гастер не без доли садизма вводил в него, по рукам и ногам привязанного к операционному столу. Да, его безумная задумка сработала: в небольших количествах решимость гораздо лучше усваивалась в теле, подобном человеческому. Но испытуемый всё ещё был монстром, а решимость всё ещё была фатальна для него. Гастеру следовало обращаться со своим дорогим экспериментом бережнее, но временами он отдавался исследованиям с такой силой, что был просто не в состоянии до конца контролировать происходящее. Несколько раз мальчик оказывался на волосок от смерти, но в эти мучительные мгновения он выглядел словно… по-настоящему счастливым? В любом случае, беспощадность Гастера не прошла даром для них обоих. И без того хрупкая физическая оболочка скелета в ходе опытов ослабла до неимоверия, что не позволяло доктору продолжать вводить решимость. Не позволяло, но он продолжил. Он знал, что это плохо кончится, но пути назад уже не было. Только тогда ему пришлось столкнуться с понятием «предела возможностей» лицом к лицу. Буквально. Вспышка энергии разнесла лицевую часть черепа его генетического клона почти наполовину, а сам учёный оказался слишком близко для надежд остаться невредимым. Гастер был бы вне себя от ярости, будь он способен пошевелиться. Учёный впервые испытал силу решимости на самом себе, и видит бог — он не был готов к подобному. Он готовился к возможному отторжению, но так и не смог рассчитать, насколько оно могло быть сильным. Он готовился к смерти, но не смог рассчитать, насколько она была близка. Жизненные показатели учёного упали к опасному минимуму. Он знал, что должен был в первую очередь позаботиться о себе, но в тот момент его волновали только датчики магического импульса испытуемого, что практически перестали подавать сигналы. Гастер почти не чувствовал тела, его правый глаз отказывался работать, но он мог видеть, насколько серьёзный ущерб был нанесён. Всё, что он мог сделать, — это попытаться спасти то немногое, что осталось. Глубокая рана поперёк глаза теперь служила постоянным напоминанием, насколько его возможности и возможности окружающих были ограничены. Впоследствии шрам залечить не удалось, а зрение так и не восстановилось. Испытуемого удалось спасти. Со временем его состояние стабилизировалось настолько, насколько это было возможно. Он с опаской исполнял команды и использовал введённую решимость, концентрируя магию в восстановившейся глазнице. Энергии хватало для высокоуровневых атак, но привычную функцию зрения она выполняла слабо. Помимо прочего, долгое время скелет сначала не мог, а потом попросту отказывался говорить. И чёрт возьми, лучше бы он и не начинал. Тихая и обрывистая речь с годами преобразовалась в язвительные фразочки, колкие замечания и тупые шутки, изобилующие преимущественно чёрным юмором, грязными словечками и ненормированными дозами сарказма. Говоря честно, если отбросить раздражение и злость, Гастер иногда видел в подобном поведении своё собственное отражение. К тому же, мозгами природа юношу тоже не обделила: учёного порой поражала его проницательность и умение быстро соображать. Решимость, конечно, знатно потрепала физическую оболочку скелета, повредив вместе с ней и психику, но взамен наделила его неимоверной силой. Она помогла своему обладателю не только в совершенстве выучиться искусству костяных атак, но и использовать две новейшие (и пока сильнейшие) разработки Гастера по оружию и системе боя — гастербластеры и телепортацию. Таким образом, учёный одновременно скомпенсировал и использовал слабую физическую оболочку испытуемого. К тому же, он нашёл действительно достойное применение решимости, не правда ли? По крайней мере, на его памяти не было ни одного человека, умевшего практически без временных потерь преодолевать столь внушительные расстояния. К сожалению, несмотря на его ловкость, на быстроту и силу атак, во время боя держать оборону долго скелет не мог. Гастер точно не знал, в чём крылась истинная причина отсутствия у того банальной выносливости — в слабости тела или в несусветной лени его обладателя. Санс не мог вспомнить, когда получил свое имя, но знал, что оно как-то связано с его речью. Большую часть времени он проводил в лаборатории, окружённый рабочими и машинами. Незаметно скелет и сам стал верной частью этого механизма. Истинная же цель его создания была известна лишь ему и Гастеру. Санс не помнил, как отреагировал на известие о причинах его создания. Рождённый, чтобы умереть — звучит красиво, но неужели он один был способен уничтожить целую временную линию? Или целую вселенную? Было бы неплохо, будь оно действительно так. Он не боялся. В его полной ужасов жизни просто не оставалось места для страха. А уж тем более — для сожалений. Этот мир ни капли не был достоин спасения. Санс хорошо это знал и со временем смирился с мыслью, что его век не будет долгим, а мир падёт вместе с ним. Это было даже как-то… поэтично. Гастер хотел почувствовать себя богом во что бы то ни стало? Что ж, пусть попытается. Скелету было абсолютно всё равно. Ему было всё равно ровно до того момента, пока на второй руке Гастера не образовалась очередная дыра.