Под рассветным небом

Пусть уйдут надежды, пусть уйдут мечты, Пусть они умрут! Без тебя для чего они? Till I hear you sing (фрагмент, построчный авторский перевод)

      В маленькой комнатке, единственное окно которой выходило на пустошь перед кладбищем, сидел сгорбившись за столом мужчина. В блеске одинокой свечи он склонился над бумагами, его худые пальцы яростно выводили нотные знаки, а лохматые наполовину седые волосы слабо поблескивали в пляшущем свечном пламени. Недавно прошла гроза, и в ночном воздухе еще чувствовался аромат холодной свежести. «Нужно будет подкинуть дров в камин» — мелькала на краю его сознания мысль. Топить дом он мог только в темное время суток, благо почти все окна в доме были наглухо заколочены, а в ночной тьме никто не увидит дыма от камина. «Но прежде следует закончить эту сонату».       Последние полтора месяца он провел в этом заброшенном доме на окраине Парижа. Покидая свою мрачную обитель, он знал, что больше туда не вернется. Легенда, которую он выстроил вокруг своей персоны, рассыпалась. Театр ополчился и устроил погоню за своим угнетателем. Жизнь Призрака Оперы — если конечно, его подвальное существование можно было назвать жизнью — кончилась. А ведь он почти привязался ко всем накопленным за годы обитания там безделушкам. Лишь они, да захаживающие в гости крысы были его единственным развлечением.       Тут он лукавил. Ему, право, хотелось бы тосковать по своей тюрьме. Он в самом деле привязался к ней, ведь другого убежища и дома он не знал. Но имело ли это хоть какое-то значение, если его жизнь разрушена?       Его битва закончилась. Существование потеряло всякий смысл. Первые дни он всерьез раздумывал о том, чтобы удавиться.       Он столько лет цеплялся за свою жалкую жизнь, и когда она, казалось, обрела смысл, его эфемерная надежда рассыпалась. Он и сам не заметил, как забота об одинокой девочке переросла в болезненную страсть. Он так долго был один, что единственный человек, услышавший его, стал свидетелем тайн его души. Она слышала его страхи и его терзания. Ей он открыл свое одиночество. На что он надеялся? Что сможет утащить этого светлого ангела в свою темноту, в подвал с плесенью и крысами? Разве имел он на это право?       Но он дышал ею. Общение с ней стало смыслом его существования. Однако когда в ее жизни появился этот белолицый, до омерзения прекрасный виконт, он начал действовать. Он так боялся, что его ангел исчезнет из его жизни, оттого он и обезумел. Если бы он не пугал ее своей реакцией на естественные действия… Если бы он не играл в Бога, творя преступления… Если бы не устроил за ней настоящую охоту, едва не разрушив ее жизнь и не отняв то, что ей дорого.       Но когда она поцеловала его, такая холодная и жертвенная…       Он будто очнулся. Он словно со стороны увидел то, что сотворил своими ужасными и нелепыми действиями. А ведь он любил ее. Он любил ее больше всего на свете. И, видят небеса, не желал ей слез и горя.       Он понял, что не сможет совершить задуманное. Что угодно, только не ее ненависть. Что угодно, только не ее сознательная жертва. Оставить ее в клетке, как это когда-то сделали с ним? Нет, она не будет его любить. А он не сможет жить, зная, что оставил ее в заточении и лишил возможности искренне выбрать то, что сделало бы ее счастливой.       Тогда он позволил им уйти. Он отпустил ее. Хотя сам Дьявол ведает, как это было для него трудно после того, как она отдала ему обручальное кольцо, лишив последней надежды.       Только это кольцо, хранящее ее тепло, и память о ее исцеляющем драгоценном поцелуе держали его на плаву и заставляли сердце биться.       Он бежал на окраину Парижа, где спустя много дней скитаний нашел пустующий забитый досками дом рядом с кладбищем. Он с иронией думал, что, если он таки решит наложить на себя руки, его скелет будет вечно пребывать так близко и так далеко от других людей, которые не приняли его ни при жизни, ни после смерти.       А пока он проживал дни, один за другим, сочинял свою лишенную чувств музыку и молился — Богу ли или Дьяволу — что если они есть, то пусть они хранят девушку, которую он всей душой любит, и пусть она обретет свое настоящее счастье.       А он уж как-нибудь справится. Она не будет ответственна за его проклятую душу. В конце концов, у него теперь есть воспоминания, которые он будет лелеять весь отведенный ему отрезок бессмысленной жизни.       Эта ночь не должна была отличаться от других. Гроза прошла, но разыгравшийся ветер заставлял скрипеть его ветхий никчемный приют. Пламя свечи плясало из-за гуляющего по дому сквозняка.       Однако быстрый и яростный стук в дверь нарушил привычные шумы холодного дома. Очнувшись от размышлений, мужчина вскочил со своего стула. Нынче, живя отшельником и не выходя из своего пристанища по много дней, он почти перестал носить свою маску и теперь, будто раненое животное, заметался в ее поисках.       Кто посмел нарушить его уединение? Кто вздумал тревожить местных призраков?       Конечно, можно было бы напугать незваного гостя до смерти одним своим видом. Сначала такая мысль и правда промелькнула в голове бывшего Призрака Оперы. Но слишком уязвимым он чувствовал себя без своей маски.       Нарушивший его покой странник и не думал останавливаться, барабаня по входной двери с новой силой. Обнаружив пропажу, раздраженный жилец спустился со свечой с верхнего этажа, намереваясь грозно проучить несмышленого гостя. Но голос, услышанный им, когда он достиг прихожей, заставил его застыть на месте. Эти отчаянные стенания… казалось, они принадлежали той, кого он уже никогда не надеялся в своей жизни увидеть.       — Пожалуйста, открой! Я знаю, что ты там! Ангел…       Сердце ушло куда-то в пятки. Долгую минуту он стоял, не доверяя своему слуху. Когда раздалась очередная череда ударов по дереву, он, с усилием скинув марево нерешительности, двинулся вперед и резко распахнул дверь. Видение, представшее перед ним, заставило сердце пуститься вскачь.       — Кристина… — безмолвно, одними губами произнес он, замирая на пороге.       Отчаяние, которое он увидел в ее глазах в тот миг, когда открыл дверь, сменилось на странное облегчение.       — Здравствуй, — мгновения спустя в смущении пробормотала она.       Вначале он готов был принять свою неожиданную гостью за сон больного разума — разве не снились ему подобные сны? Но она стояла здесь, перед ним, с растрепанными волосами, кутаясь в не по погоде легкий плащ, растерянная и будто не знающая, как ей поступить. На лице ее медленно проступила маленькая улыбка:       — Впустишь меня?       Без слов подчинившись ей, он отступил в прихожую. Он неотрывно смотрел, как она зашла в его дом и неловко замерла. Когда дверь захлопнулась, отрезав шум ветра, в прихожей стало тихо. Сейчас они смотрели друг на друга: он, даже чувствуя, как сердце нерешительно наполняется радостью от возможности снова видеть ее, глядел с недоверием, она же — с загадочным вдохновением на лице, объяснить которое он был неспособен. В последний раз, когда мужчина видел эти глаза, они были полны страха и жалости… Что-то произошло. Но его разум пока не готов был отыскать ответ, одолеть охватившее его смятение.       — Ты продрогла… — неловко заметил он, видя, как девушку потряхивает от озноба.       — Я нашла тебя, — выдохнула Кристина, неотрывно смотря на него.       Он отвел взгляд, в волнении оглядывая свой дом. Здесь долгое время никто не жил, и, поселившись здесь, он не стал утруждать себя уборкой многолетней пыли.       Он не знал, как реагировать на ее присутствие, а неловкое молчание снова затягивалось. Ее визит застал его врасплох, а пристальный взгляд нежных глаз заставлял чувствовать волнение такой силы, что оно лишало способности правильно мыслить.       — Я разожгу камин, — пробормотал он, надеясь, что простые действия помогут очистить его разум и унять бешеное сердцебиение. Мужчина резко развернулся и быстро проследовал вглубь дома, спиной ощущая ее взгляд на себе. Она медленно проследовала за ним.       Выполнить даже такие естественные действия ему оказалось непросто. Руки дрожали, а мысли разбегались. Подготавливая огонь в холодной и темной гостиной, освещенной лишь пламенем одинокой свечи, он пытался понять, как ему следует себя вести. Ему были неведомы причины появления девушки, но это отнюдь не было случайностью. Они расстались так, что не было никакого смысла для новой встречи. Никакой надежды. Она презирала его и покинула его обитель, возвращаясь к свету. Что она делает здесь теперь? Зачем снова мучает, заставляя испытать эти чувства снова.       Зазвучал треск бревен, пламя весело заплясало в камине, отбрасывая танцующие тени на стены запустелой гостиной.       — П… проходи, — пробормотал хозяин, отступая от огня в тень комнаты. Продрогшая девушка поспешила воспользоваться предложением. Она опустилась перед камином, стянула и отложила плащ, и приблизила ладони к огню почти вплотную, благодарно встречая тепло.       Она молчала, а он боялся нарушить возникшее хрупкое равновесие. Он осторожно наблюдал, как приходит в себя озябшая с улицы девушка, и вдруг подумал, что стоит предложить ей поздний ужин. Вот только его отшельничество не располагало к хорошей трапезе. Да и вынести ее присутствие рядом за столом он не смог бы — это было бы слишком для его пораженного болезнью разума.       — Я рада, что с тобой все в порядке, — наконец, проговорила Кристина, обернувшись и выхватив из темноты его горящий взгляд. Вряд ли он был «в порядке», но он предположил, что Кристина имела в виду нечто другое. Видеть ее теперь было отрадой. Но происходящее было в корне неправильно. И, зная, что в груди уже готова была зажечься бессмысленная надежда, он не преминул спросить, и довольно грубо:       — Зачем ты пришла?       Она станет его погибелью. Она снова сведет его с ума, лишив воли. Она уже делает это, одним своим бессмысленным появлением здесь.       — Я отпустил тебя, Кристина, — горько добавил он.       Она неловко замялась. Но именно сегодня честность была особенно важна:       — Я рада, что ты это сделал. Не думаю, что смогла бы простить тебя, если бы ты оставил меня в заточении.       — Так что же ты теперь хочешь от меня, маленькая дьяволица? — резко воззвал он. — Продолжить мучить меня?       — Отнюдь, — едва слышно заметила Кристина. — Я много думала об этом. И лишь задаюсь вопросом. Быть может… ты отпустил меня для того, чтобы я вернулась? Сама, добровольно?       Он вытянулся в напряжении. Он не верил сказанным словам. Он не знал, что должно было случиться, какие дьявольские силы должны были обуять ее, чтобы она могла прийти к таким кощунственным выводам.       — Это бессмысленно, — прошелестел он. Кристина не ответила. — Тебе нужно вернуться в город, — вдруг сказал он безжизненно, но твердо.       Кристина не смогла сдержать удивления. Он гонит ее? Вот так, едва она переступила порог его дома? Нет, вот это уже действительно не имеет смысла. Как бы сильно она не боялась его прежде, в одном она была уверена точно: чувства, которые он испытывал к ней, не были простой прихотью. Значит, и сейчас он действует, исходя из каких-то одному ему ведомых убеждений.       — Не получится, возница уже уехал. Я не смогу среди ночи разыскать здесь новый экипаж, — она говорила это так спокойно, будто с усмешкой. Мужчина готов был разозлиться: что за глупости она творит? Но он вдруг понял, что ситуация дарит ему отсрочку. Она будет вынуждена остаться здесь, хотя бы до рассвета. У него будет несколько часов, которые он сможет провести подле нее.       Выйдя из темноты, он бесшумно приблизился к ней, но сохраняя дистанцию, опустился наземь на границе света и тени.       — Кристина, зачем все это? — устало проговорил он. Ее молчание и загадочная улыбка не дали ответа. Он хотел задать ей тысячу вопросов. Хотел узнать, как она, как провела эти недели без него, как чувствует себя в своей новой жизни. Но он понимал, что не готов услышать ответы. Дышать с ней одним воздухом — единственная радость. Большего ему не следует желать. В конце концов, если то, к чему она стремилась, случилось, ему не следует знать подробностей. Его разум не вынесет этого. Если он снова позволит себе поверить в мечтаемое, то, когда она уйдет… Станет ли на одного неприкаянного призрака больше?       Поленья потрескивали. Не зная, стоит ли продолжать разговор, мужчина молчал, и Кристина тоже не спешила нарушить спокойную тишину. Он не отрывал от нее пристальный взгляд, а девушка, в смущении, наблюдала за пляской огня. На лице ее мелькала таинственная улыбка. О чем она думает, такая спокойная?       — Я не знаю твоего имени, — прошептала она, поворачиваясь к нему. Мужчина опешил: вопрос был неожиданным.       — Слишком много лет прошло с тех пор, когда меня называли по имени, — смущенно ответил он. — Я уже и не помню, сколько, так давно это было.       — Но ведь каждый человек имеет имя, — мягко настояла она, надеясь преодолеть его неловкость.       — В церковной книге прихода, где я родился, указано имя Эрик, — наконец, признался он.       — Значит, Эрик, — с доброй улыбкой повторила она. — Ты позволишь мне так тебя называть?       Он не ответил.       Комната постепенно наполнялась теплом. Эрик и Кристина в молчании смотрели на тихо потрескивающий огонь. Мужчина изредка глубоко вздыхал, на мгновение прикрывая глаза. Бешеный стук сердца унялся, но волнение никуда не делось. Казалось, прошли часы в родственной тишине, а, может, так оно и было.       — Я скучала по тебе, — неожиданным признанием нарушила молчание Кристина. Мужчина нахмурил брови и ответил совершенно иное:       — Я думаю, тебе стоит лечь спать. Я постелю тебе наверху, а завтра мы найдем тебе повозку до города.