О талантливых мальчиках и усердных девочках

Легкий майский ветер гулял по крыше Тоо, теплое солнце слепило глаза, отчего постепенно накатывал сон. Однако это спокойное блаженство было нарушено резким хлопком двери. Аомине нахмурился и уже готов был испепелить незваного гостя взглядом, полным презрения. Присел и стал всматриваться — глаза еще не привыкли к яркому свету. — Боже, какой позор! Дура! — расслышал он жалобное и узнал в забежавшей на крыше девушке Сакурай Ре. Она не заметила, что кто-то еще есть на крыше, и продолжала бормотать что-то себе под нос, держась одной рукой за голову, а второй сжимая тетрадь. Презрение Аомине сменилось удивлением: надо же, эта примерная и трусливая девчонка прогуливает уроки. Что же могло стать причиной? Сакурай вцепилась руками в тетрадь и еще жалобней проговорила: — Как же стыдно!.. Идиотка!.. Зачем?.. Аомине поднялся и подошел к ней. Она была настолько озабочена самобичеванием, что заметила его приближение лишь в последнее мгновение. Испуганно повернула голову — здесь есть кто-то еще?! — и не успела опомниться, как Дайки выхватил злосчастную тетрадь. — Отдай! — взмолилась она. Большие карие глаза наполнились страхом. — Что случилось? — спокойный низкий голос вкупе с хмурым сосредоточенным взглядом несколько привел Ре в чувство. Правда, в следующую секунду она раскраснелась, как обычно при нем. Наверное, любая другая девушка на ее месте уже давно преодолела бы нездоровое смущение при виде парня, который ей нравился. Наверное, это так банально, когда неуверенная в себе, трусливая девушка влюбляется в беспардонного нахала, просто потому что в нем есть то, чего ей так не хватает. Сакурай ощущала сумасшедшее восхищение, когда наблюдала за ним, за его игрой в баскетбол. Когда видела его ухмылку-оскал, от чего пробегала дрожь с головы до пят, пронзительный взгляд, от которого краснела до кончиков волос. Он, конечно же, долгое время не знал о ее существовании. Впервые он заметил ее на площадке. Бледная поганка не смогла добросить мяч до кольца, даже близко не было. Легкая насмешка на его губах почти разбила ей сердце. Прошло полгода, и Тоо устроила дружеский матч смешанных команд. Аомине едва вспомнил, кто такая Сакурай, пока не услышал это приставшее к ней «бледная поганка». Неужели ты еще пытаешься чего-то добиться, пронеслось в голове, он устало посмотрел на нее, лишенную всякого таланта. И зачем он только приперся на эту игру?.. Пустая трата времени. Что ж, решил он, забить хотя бы один мяч и можно сваливать. Сакурай оказалась прямо напротив — снова этот испуганный взгляд, правда, на этот раз в нем было больше решимости. Забрать у нее мяч и обвести должно было быть легче простого, однако… она вдруг взяла мяч двумя руками, подпрыгнула и… забила трехочковый. Идеальное попадание. Даже такая слабачка чему-то да научилась за полгода. — Извини! — выкрикнула она жалобно, и этим запомнилась навсегда. Позже он узнал, что после того позорного броска она каждый день тренировалась по несколько часов, в полном одиночестве оттачивая навыки. Со временем они все больше пересекались. Она приносила на обед бенто с сосисками в виде осьминожек, Аомине беспардонно забирал их у нее, не зная, что это заставляет ее смущенно улыбаться до ушей. Случались порой разговоры: о баскетболе и о ни о чем конкретном. Их можно было бы назвать почти друзьями. Увы, Сакурай до сих пор требовались лишние секунд пять-десять, чтобы собраться с мыслями и успокоить колотящееся сердце при встрече с ним. — Аомине-кун… Пожалуйста, отдай! — такой напряженной и испуганной он не видел ее никогда. Что же там могло быть? Что ее так напугало? Он начал было листать, чтобы попытаться понять, но Сакурай резко захлопнула тетрадь. Ей было очень страшно. Ведь на каждой странице — его имя. — Это личное! Пожалуйста, не читай! — Ну, ладно, — после пары секунд раздумий Аомине протянул тетрадь обратно. И на мгновение захотел попросить прощения перед Ре, но… он не умел извиняться. — Извини. — Зато она была в этом мастером. Опустила голову и крепко сжала злосчастную тетрадь. — Что произошло? Она не ответила. — Кто-то нашел твой личный дневник и прочитал? И теперь тебе стыдно? Она перевела на него взгляд, обиженно поджав губы, а затем поникла. — Так очевидно, да? Ответа не требовалось. Аомине перевел взгляд вниз, на двор Тоо. — Да, очередной повод посмеяться надо мной, — вздохнула она, раздумывая, почему же она такая непутевая. — Над тобой не должны смеяться. — Аомине был не силен в утешениях так же, как и в извинениях, но чуть подбодрить бедолагу стоило… — Ага, как же. Я ведь бледная поганка! — И что? Зато у тебя крутые трехочковые. Учитывая, что ты вообще еле мяч в руках держала изначально. В тот раз… ты меня действительно удивила. Она чуть скривилась. — Я думала, ты меня ненавидишь за тот бросок. — Вовсе нет. — Но ты так на меня посмотрел… До сих пор жутко. — Это не за твой бросок. А за извинение. — Она удивленно посмотрела на него. — Я же говорил. Это так раздражает. — Да, прости… Черт! — стукнула она себя по лбу. Еще какое-то время они молча стояли и смотрели на других школьников. Ре понимала, что нужно возвращаться. Но от одной мысли, как ей придется терпеть чужие насмешки, становилось ужасно стыдно. — Как у тебя получается быть таким уверенным в себе? — тихо спросила она. — Хм, — задумался он, — не знаю, мне просто плевать, что думают другие. Разве это может быть важно? — Наверное, ты прав… — Так чего ты тогда так паришься? Из-за совершенно чужих людей? — Ну, наверное, я боюсь другого… реакции дорогого мне человека. — Дорогого человека? Она осеклась. Снова стала заикаться и что-то пытаться выдавить. — Неужели у тебя там в дневнике признания в любви? Она схватилась за голову и закрыла глаза. — Ты читаешь меня как открытую книгу! — Белый флаг… Стыдно, стыдно, стыдно. — И чего же ты боишься? Какой реакции? — Того, что он скажет в ответ… — она подняла на него свой взгляд. — «Извини»? — предположил он, но в ее ушах это прозвучало как утверждение. Ре ничего не смогла с собой поделать, губы сами по себе задрожали, она сжала их в попытке успокоиться. На глаза навернулись слезы. Черт, как глупо! — Видишь, как порой неприятно слышать это слово. Сдержать слез не получилось, хоть она и пыталась это сделать всеми силами. Уткнулась лицом в свой дневник, из-за которого все это произошло, и вдруг почувствовала ладонь Аомине на своем плече. Он обнял ее и сказал: — Ты же знаешь, я не умею извиняться. Аомине читал ее как открытую книгу, на самом деле, уже очень давно.