Грехи Нефариуса

— Исбьорг! — раздавалось глухое эхо по округе. — Ты ничего не сломала? Эй! Хотела бы она похвастаться тем, что эти идиотские полеты сквозь время и пространство не доставляли ей никаких неудобств! Исбьорг даже приземлиться нормально не могла и сейчас просто задыхалась от боли, пока Люцифер кружил над ней и пытался выяснить, что же произошло. — Почему ж ты такая невезучая! — сокрушенно размахивал руками он. — Столько раз за две недели попадать в переделки немыслимо! Чувствую себя папашей-неудачником… Крепко ведь держал… Держал и, очевидно, не заметил, как в последний момент ее мощным толчком отбросило в сторону. Энергия, благодаря которой они прибыли сюда, будто взорвалась, а ударная волна расшвыряла обоих по разным углам. Однако Люцифер остался полностью цел и, кажется, нисколько не ощутил резкого импульса… — Твоя сила… — тяжко начала Исбьорг. — Явно агрессивно ко мне относится. И это было неудивительно, если вспомнить слова Велиала, что она сама отвергала его дар. Теперь Исбьорг понимала чуть больше, но даже не представляла, что нужно сделать для принятия чужого сознания внутри себя. Да и стоило ли? Она не знала ни о демонах, ни об их способностях ровным счетом ничего, в то время как Люцифер всю жизнь воспитывался эксцентричным дядей, был подкован в области мифологии и латыни. Что она могла противопоставить наследнику чокнутого сектанта? До сих пор Исбьорг не умерла лишь потому, что все-таки чем-то приглянулась Велиалу, и только это ставило ее почти на один уровень с Люцифером. Возможно, она еще легко отделалась, когда ее швырнуло о землю, а рисковала вовсе погибнуть во время перемещения. — Попробуй пошевелиться. Медленно и аккуратно. Исбьорг открыла глаза и сразу же устремила взгляд в оранжевое небо, стараясь не обращать внимания на обеспокоенное лицо Люцифера. Его волнение заставляло ее ощущать себя абсолютно беспомощной, а беспомощность всегда невольно напоминала о Саргоне и его неловких попытках разговорить сестру, добиться ее улыбки или хотя бы прощения. Неужели Исбьорг и впрямь выглядела такой несчастной дамой в беде, которой были необходимы чрезмерная забота и внимание? Разве своим безразличием она не давала понять, что ничья жалость ей не нужна? — Просто ушиблась, — отмахнулась Исбьорг, резко поднимаясь на ноги, чудом не теряя равновесия. — Я справлюсь, не сомневайся. Она стойко переносила боль в пояснице и изо всех сил старалась не думать о возможных переломах. У Люцифера не оставалось выбора, кроме как поверить ей, — в конце концов, сворачивать назад было уже поздно. — Что дальше, гений? — поспешила сменить тему Исбьорг, оглядывая местность. Их повсюду окружали хвойные деревья, а за спинами возвышался трехэтажный особняк из красного кирпича, больше похожий на заброшенный музей, чем на чье-то обиталище. Она бы не обратила внимания на красивую черную машину, блестящую в свете закатных лучей солнца, если бы Люцифер не дернул ее за локоть. Теперь было абсолютно ясно, что они явились туда, куда хотели. — Белариан еще здесь, — с радостью и одновременно тревогой заявил он. — Шины не проколоты, машина без внешних повреждений и даже не закрыта! Люцифер без лишних церемоний дернул ручку дверцы, нырнул в салон и тщательно осмотрел внутреннее состояние автомобиля. Не найдя, к чему придраться, он выскользнул обратно, но уже не выглядел таким счастливым. — С Белом сейчас может происходить все, что угодно. Надо поторопиться. — Стоп, — остудила его пыл Исбьорг, преграждая Люциферу дорогу. — Ты не ответил, какой у нас план. Проникновение в чужую собственность — уголовное преступление. Что мы будем делать, если нас поймают с поличным? Монтгомери имеет право пристрелить и тебя, и меня. Но Люцифера отнюдь не задели ее предостережения. — Зря переживаешь, пупсик. Я и не на такие территории ступал без разрешения, а ведь тогда у меня не было возможности ни телепортироваться в Атлантику, ни пригвоздить плохих парней к полу одним лишь взглядом. Никто нас не пристрелит и копам не сдаст, обещаю. Исбьорг могла только скептически скривиться в ответ. Времени на составление плана у них явно не оставалось, а повернуть назад не получилось бы даже при большом желании. Здешние леса она не знала, тропы не видела из-за тумана, да и вообще Люцифера подводить не хотелось, ведь Исбьорг сама вызвалась помочь ему. — Ладно, — согласилась она. — В конце концов, это я ляпнула, что ты справишься со всеми проблемами. Но даже с Люцифером расслабиться в гнетущей атмосфере было сложно. Зловещий закат тускло освещал кирпичный дом и торчащие из-под земли могилы во дворе — остальные же участки поглотил серый мрак. Лес, окружавший особняк Монтгомери, смиренно молчал, и только открытая решетчатая дверь забора жалобно поскрипывала, болтаясь туда-сюда. Люцифер в задумчивости дотронулся до раскачивавшейся калитки. Ему показалось странным, что хозяин дома не поспешил ее закрыть. «Встречает очередных гостей или просто замотался?» — размышлял он, как можно тише пробираясь во двор. Ни первый, ни второй вариант его не устраивал. Если Монтгомери и впрямь ждал кого-то, задача мгновенно усложнилась бы в несколько десятков раз, а если он уже пытал Белариана, раздумывать Люциферу точно было некогда. Исбьорг, услышав его беспокойные мысли, нехотя оторвала взор от безымянных могил. Она внезапно поняла, что как только Люцифер терял над собой контроль, их сознание начинало сливаться воедино, однако не спешила делиться этим соображением. Такой самоуверенный, недоверчивый человек вряд ли воспринял бы подобную информацию дружелюбно, да и подрывать его боевой дух сейчас было бы просто невыгодно. Настала ее очередь направлять Люцифера, ведь в данной ситуации именно Исбьорг оставалась спокойной. — Скажи, ты умеешь еще что-нибудь, кроме перемещений? — Не знаю, — честно признался он. — Наверное, я могу попросить демона о чем угодно, но проблема в том, что я расходую слишком много сил за раз. — Ты хотя бы в состоянии вызвать его на диалог, — постаралась приободрить Исбьорг, хотя сама скрежетала зубами от досады. Любые ее попытки контактировать с Велиалом заканчивались не очень хорошо: он просто перехватывал над ней власть, а она потом ничего не помнила. — Думаю, если попробую просканировать дом, не особо устану, — выдвинул идею Люцифер и коснулся шершавой поверхности железной двери. На словах все звучало предельно легко, но когда он вновь воззвал к кинжалу, не добился и половины результата, на который рассчитывал. Демон пронес его сознание по всему дому на такой бешеной скорости, что Люцифер успел разглядеть только облупленные стены да несколько лестниц. Совладать со сверхъестественными силами становилось все сложней. — Бесполезно, — горько ухмыльнулся Люцифер. — Он издевается надо мной. «Значит, ты тоже не готов вот так просто принять Велиала», — предположила Исбьорг, но вслух ничего не сказала. Она с самого начала подозревала, что полагаться на хитрого демона нельзя, пусть даже он когда-то сделал их своими избранными. Вероятно, Велиал нисколько не был заинтересован в Белариане и не видел смысла растрачиваться на какого-то друга Люцифера. В конце концов, трагедии дьявольским созданиям больше приходились по душе, нежели детские сказки со счастливым исходом. — Мы обойдемся и без его помощи, — покачала головой Исбьорг. — Не корми демонов отчаянием. И хотя она сказала это с присущим ей равнодушием, Люцифер мгновенно воспрял духом. Пожалуй, никогда еще ему не доводилось слышать так много слов поддержки за один день, ведь другим людям он всегда казался самодостаточным и не нуждающимся в чужом одобрении. Может, и хорошо, что Исбьорг вызвалась пойти вместе с ним? Они неплохо дополняли друг друга, к тому же ее хладнокровие действовало на него отрезвляюще. — Я только что понял, какой же я кретин… — вдруг хлопнул себя по лбу Люцифер. — Мы же так далеко от города! У ворот машина Бела, а больше здесь никого нет! Я зря переживал, что в доме может быть целая толпа! И, не дожидаясь ответа Исбьорг, бесстрашно увлек ее вслед за собой, словно знал, что за стенами дома ни с кем не столкнется. Его даже не удивила открытая входная дверь — настолько Люцифер торопился и, казалось, совсем не продумывал последующие шаги. Им крупно повезло, что в библиотеке, куда они попали сразу же, не было ни души, да и спрятаться в случае чего здесь не составило бы труда. И тем не менее Исбьорг, потрясенная их бесцеремонным вторжением, не удержалась от замечания. — Если будем так смело расхаживать по чужому дому, быстро пролетим… Люцифер, однако, считал иначе и просто зажал ей рот рукой, чтобы она не сбивала его с мысли. Сейчас, в момент настоящей угрозы, он лучше чувствовал груз ответственности и вел ожесточенные переговоры с демоном, в которых постепенно начал побеждать. Пока в его мозгу велась борьба, Люцифер старался разглядеть в воображении каждую расплывчатую деталь особняка, каждую комнату, но так и не нашел Белариана среди множества людей, рассаженных по всему дому. — Ис… — дрожащим голосом прошептал он, едва картинки перед глазами перестали мелькать. — Здесь куча народу… — Откуда? Люцифер покачал головой. Он всеми силами пытался осознать увиденное, но демон, будто в насмешку, продолжал играться с его разумом и посылал еще больше видений, совершенно не связанных с особняком. Не в состоянии ему сопротивляться, Люцифер провалился в сон наяву. Боль от присутствия Исбьорг ушла, а библиотека, где он находился секунду назад, мгновенно растаяла. Реальность заменили потерянные воспоминания, которые он так долго не мог вернуть. И, конечно же, соблазн остаться в них был слишком велик. Снова ощутить любовь, снова злить милую дурочку из снов и наслаждаться ее резкими речами… «Ты похожа на дикую кошку. Действительно хочешь умереть, спрыгнув с обрыва?» «Не твое дело». «Отчасти мое, ведь я теперь свидетель. Честно говоря, я лучше предпочту лицезреть твою красоту, чем скорую смерть». «Ты что, шизофреник? Снизь красноречие, пока меня не стошнило на твой модный свитер». Она была прекрасна в своей наглости и неучтивости. Иногда Люцифер поражался, насколько та девчонка, в отличие от него, честна и неподкупна, и в благоговейном ужасе наблюдал, с какой страстью она сражалась за свою свободу. Юная, очаровательная, но одичавшая от бесконечных родительских ссор и готовая сама разрушить собственную жизнь, лишь бы этого не сделала ее мать. Такую яркую личность Люцифер забыть не мог и с трепетом хранил каждое воспоминание о ней, а теперь и вовсе не желал возвращаться обратно. Он слишком долго жаждал этой встречи, очень хотел вновь увидеть ее лицо, достать из закромов памяти имя… — Люцифер? «Нам надо разозлить ее так, чтобы она уж точно поверила в наш фарс. Поцелуешь меня?» «Ты вконец охренел?!» — Господи… Люцифер! «Ты знаешь свою мать лучше меня, подумай сама. Неужели она не догадается, что ты просто хочешь позлить ее? Погоди… это что, твой первый поцелуй?» Он знал, как получить желаемое, и без труда взял ее на слабо. Тогда их безобидная игра не казалась Люциферу опасной или неправильной, и он не подозревал, какие трудности повлекут за собой эти отношения. Проводить время с забавной, шумной девчонкой было весело, его скучная жизнь мгновенно преобразилась, и он впервые ощутил, что действительно кому-то нужен, что его способности лгать кому-то нужны. Он был готов умолять ее снова и снова. — Поцелуй меня. — Сдается мне, кулак тут будет действеннее. Да, именно это она бы и сказала. Вызывающе, отчетливо и… без звенящего в голосе льда. — Вот черт! Люцифер чувствовал себя так, словно его поймали за очень неприличным делом в собственной квартире. Хорошо, что он еще не видел своего лица: под взглядом Исбьорг, хотя и совершенно бесстрастным, оно предательски дрогнуло, а Люцифер ненавидел, когда его заставали в моменты слабости. — Мне стоит напоминать, что ты глава операции? — сдержанно спросила она, очевидно, не придав значения внезапной просьбе о поцелуе. В конце концов, Исбьорг тоже теряла сознание и, уходя в себя, несла всякую чушь, так что относилась к подобным порывам с пониманием. — Я надолго отрубился? — На минуту или две. Я звала тебя, ты не слышал? — Слышал, только плохо. Призраки прошлого чуть не изнасиловали меня в уши. Исбьорг даже немного улыбнулась этой метафоре, но резко поймала себя на мысли, что они слишком расслабились. Если Люцифер говорил правду, и в доме действительно находилась толпа людей, их могли засечь в любую секунду. С другой стороны, здесь было так тихо, что невольно возникали сомнения, а не ошибался ли ее великий проводник? — Что ты имел в виду, когда сказал про народ в особняке? — все-таки решила уточнить Исбьорг. — Я видел парочки почти в каждой комнате, — принялся вспоминать Люцифер и вдруг подозрительно сощурился. — Знаешь, они… типа мертвые… — Что? Он с озадаченным видом развел руками, словно сам не понимал, откуда взял эту информацию. Когда его сознание летало по всему дому, перед глазами проносилось столько незнакомых красивых лиц, но почему-то лишь сейчас Люцифер почувствовал неладное. Мощная, отчетливая энергия, пульсирующая под ногами, вовсе не принадлежала живым людям, и никакой атмосферой веселья или праздника здесь точно не пахло. Монтгомери не устраивал сегодня прием, а почтенные гости давно стали интерьером в этих стенах. — Идем, Ис, — в конце концов позвал ее Люцифер и безо всяких опасений двинулся к лестнице, ведущей наверх. — После вчерашних представлений мертвецы мое воображение уже не будоражат, а у нас тем временем еще два этажа. Если разделимся — быстрее осмотримся. Тебе третий, мне — второй. Ну? Исбьорг, без того бледная, стала белее смерти. Ее совершенно не радовала безумная идея разойтись по углам и в одиночку наткнуться на кого-нибудь из хозяев — и плевать, какие истории они с Люцифером уже успели пережить. Конечно, ему было легко говорить: он-то свои проклятые силы освоил, как нечего делать, а что сможет она в случае опасности? Снова потерять над собой контроль и превратить старика Монтгомери в кровавую кашу? Исбьорг не собиралась терять годы жизни уже в психиатрической лечебнице, доказывая врачам, что внутри нее обитал демон. — Не согласна, — категорически отозвалась она. — Это же просто неразумно. Если кто-то из нас встрянет, мы даже не поймем. — Еще как поймем! — настаивал Люцифер, абсолютно уверенный в своем ненадежном плане. — Мы ведь с тобой далеко не обычные люди, Ис, и не по зубам таким типам, как Монтгомери. — О чем ты? — О Велиале, — впервые за все время произнес имя демона он, а Исбьорг поежилась от пробежавшегося по коже холода. — Хорошо это или плохо, но он дал силу каждому из нас. И я не думаю, что мы единственные в мире ходим под его знаком. — Я не… — Мы его рабы. Не знаю, как он их выбирает, но тот, кто подворачивается ему под руку, получает дар или проклятие — называй, как хочешь… — К чему ты ведешь? — не выдержала Исбьорг, чувствуя, как растет напряжение от ожидания, что их могут поймать. — Мы заклейменные. Мы способны ощущать друг друга на огромных расстояниях. Именно так я находил тебя множество раз, и если ты вдруг пропадешь с радаров, я обязательно узнаю. Пожалуйста, не переживай. Сказать было проще, чем исполнить. Исбьорг не переставая думала о риске превращения в одержимую, и возможные последствия заставляли ее содрогнуться. Рядом с ними смерть не казалась таким уж паршивым исходом — по крайней мере, она не влекла за собой ряд других плохих происшествий, — а вот если демон возьмет власть над Исбьорг, даже Люцифер не сумеет ее вытащить. К его нынешним проблемам прибавится очередная, более серьезная, и тогда придется выбирать, кого именно нужно спасать. — Не доверяешь мне, да? — неправильно истолковал Люцифер затянувшееся молчание. — Понимаю твои подозрения, ты наверняка считаешь, что я нигде не мог бы подцепить эту информацию, но все не так просто. Велиал ведет беседы в моем мозгу, и у меня, как ни старайся, не получается полностью отгородиться от него. Ты ведь тоже слышишь голоса? Исбьорг задышала чаще. Она очень ждала, когда же у них выдастся шанс поговорить о произошедшем ночью, и вот Люцифер сам затронул волнующую тему. — Он дал тебе кинжал? — Как и тебе. — Откуда… — У нас еще будет время поговорить о Велиале, — прервал поток вопросов Люцифер. — Поторопимся. Если не встретимся у этой лестницы через полчаса, начинаем друг друга искать. Согласна? Исбьорг ничего не оставалось, кроме как подписаться на самоубийство и разминуться с единственным в их команде бойцом. Она ужасно не хотела висеть грузом на чужой шее, вечно полагаться на посторонних или выглядеть неблагодарной в глазах Люцифера, который и так много раз прятал ее за своей спиной. Неудивительно, что он вдруг решил идти в одиночку, — наверняка думать о двух проблемах сразу было тяжело. «К чему столько тревог, девочка? — зевнул от скуки Велиал и с хитрецой продолжил: — Мы с тобой отлично повеселимся, не сомневайся». Исбьорг скорее предпочла бы вовсе не слышать этих заверений и не размышлять над скрытым смыслом в словах коварного демона, но в голове уже выстроились целые теории заговора. Было глупо ожидать, что Велиал не воспользуется отсутствием Люцифера и не натворит бед, ведь он так любил строить козни и так презирал слабость. Конечно же, он и думать не смел помогать простачке-Исбьорг, а при возможности непременно насладился бы ее мучениями. — Надеюсь, ты все еще чувствуешь боль от моего нахождения рядом, — невольно вырвалось у Исбьорг, когда настала пора расставания. — Мы же связаны, — без тени сомнений изрек Люцифер. — Я ее всегда чувствую. Этого подтверждения было достаточно, чтобы без лишних слов развернуться и бежать по коридорам в поисках лестницы на третий этаж, но она стояла на месте, как прикованная, и будто порывалась что-то сказать. Одновременно с сожалением и облегчением Исбьорг наблюдала, как Люцифер, не дожидаясь прощальных слов, помахал ей рукой и пожелал удачи в поисках, а потом быстро зашагал прочь. Его высокая фигура почти мгновенно превратилась в маленькую расплывчатую точку на горизонте, и Исбьорг осталась одна с непонятным ощущением тяжести в груди. В какой по счету раз она пыталась выдавить из себя благодарность? Даже в момент неопределенности, когда оба не знали, свидятся ли еще, у нее словно пропал голос, и теперь ужасное чувство недосказанности назойливо звенело в воздухе. «Ты его больше не увидишь, — нагонял тоски Велиал, — и хотя в Люцифере я нисколько не сомневаюсь, ты не подумала, что клыкастый азема может последовать за тобой сюда? Он помнит запах твоей крови и своего шанса не упустит, а ты не готова давать ему отпор. Разумеется, я не дам в обиду такую сладкую девочку, но ведь ты сама постараешься сделать все, чтобы не выпустить меня на свободу, ведь так?» Исбьорг стоически не поддавалась на провокации, однако в душе понимала, что демон снова прав. Если бы она только приняла его силу, не пришлось бы постоянно полагаться на Люцифера, не пришлось бы вечно страдать от болей и приступов, после которых в голове не оставалось ничего, кроме пустоты, — но нет. В ней продолжало жить упрямство, твердившее, что мириться с демоном — полное безумие. Велиал был непредсказуем, хитер и убедителен; он знал, когда нужно предложить помощь и куда надавить, чтобы получить желаемое, и потому Исбьорг считала сотрудничество с ним таким опасным. Она не смогла бы распознать ложь там, где ее запросто увидел бы Люцифер. «Только не умирай…» — попросила Исбьорг, все еще тревожно смотря в даль коридора. Хотя Велиал заверял, что его любимчик справится со всеми напастями, ее не покидала мысль о коварстве мистера Монтгомери. Если он действительно провернул столько преступлений и остался чистеньким, наверняка и с непрошеными гостями разберется без труда. Но делать было нечего. Собрав остатки воли в кулак, Исбьорг бросилась искать лестницу на третий этаж, даже не оглядываясь по сторонам. Любая из дверей могла распахнуться в самый неожиданный момент, и кто знал, оказалось бы в руках хозяина дома ружье, или он побежал бы за Исбьорг, крича вслед что-то угрожающее? Ни первый, ни второй вариант ее совершенно не вдохновляли, потому что она все равно не смогла бы оторваться от погони из-за мешковатой мужской одежды. Оставалось только уповать на благосклонность судьбы, а еще лучше — не думать о дурном исходе. Преодолевая немыслимо длинный коридор, Исбьорг все-таки добралась до широкой лестницы и с опаской покосилась на площадку между вторым и третьим этажом. Она медленно поднималась по ступенькам, вслушиваясь в собственные шаги, и жалась к дальней стене, чтобы в случае чего заметить постороннее движение, но на пути по-прежнему никого не встречалось. Синяя ковровая дорожка продолжала вести ее вперед и становилась все грязнее. От избытка пыли слезились глаза, и окружение казалось выцветшим, даже серым. Исбьорг поймала себя на мысли, что каждый последующий этаж выглядит гораздо хуже предыдущего, хотя и не особо обращала внимание на здешний интерьер. Должно быть, мистер Монтгомери действительно давно сошел с ума, если спокойно жил в таком невозможном бардаке, а ведь в интервью говорил, что пользуется услугами клининговых компаний! «Да тут лет десять никто не убирался», — заключила Исбьорг, проводя рукой по одной из дверей и собирая на ладони толстый слой пыли. Все вопросы, однако, отпали, когда она заметила, что некоторые из окон заколочены досками. Очевидно, третий этаж был благополучно забыт мистером Монтгомери или использовался как склад для ненужных вещей. В любом случае хозяину этого дома ничто не мешало вызвать целую бригаду горничных, чтобы навести здесь порядок, но старый коллекционер, похоже, и с грязью не хотел расставаться. Вековая все-таки. «Раскинь мозгами, девчонка, — вновь вмешался Велиал, устав от однообразных блужданий по коридорам. — Если старик не смотрит за третьим этажом, скорее всего, ты в относительной безопасности». Исбьорг была не согласна. По ее мнению, Монтгомери специально не допускал посторонних на верхние этажи, потому что скрывал улики. Неизвестно, что еще он собирал, помимо картин, драгоценностей, статуй и прочего барахла. Тут могли найтись и человеческие конечности, и трупы, и просто чужие вещи с мертвых людей — например, как та самая брошка, которую ей показывал Люцифер в газете. Напротив, она совсем не чувствовала себя в безопасности и долго раздумывала, что делать в случае, если ее поймают, и не пришла к однозначному ответу, зато вспомнила о Белариане. Настала пора побеспокоиться и о нем. Отбросив последние сомнения, Исбьорг дернула ручку очень неприметной двери, цветом сливавшейся со светло-голубой стеной, и тут же отскочила назад, когда на нее с грохотом повалились швабры и метлы. Толстый ковер смягчил падение и приглушил звук падающих предметов, но покатившееся по полу ведро недовольно лязгало до тех пор, пока Исбьорг не подобрала его и быстро не поставила на место. Перевозбужденная от адреналина, она трясущимися руками схватила вывалившиеся щетки, тряпки, губки и веники и забросила в кладовку, закрыла дверь, а затем не раздумывая бросилась в соседнюю комнату. Впервые за долгое время ее так колотило от страха, что было сложно привести мысли в порядок. «Твою мать… — едва не вырвалось у Исбьорг, когда испуг понемногу сошел на нет. — Больше я не могу похвастаться холодной головой… Прости, Люцифер». С закрытыми глазами она съехала спиной по стене, провела ладонью по растрепанным волосам и уткнулась лицом в колени. За стенами по-прежнему царила напряженная тишина. Кажется, никто не услышал маленького переполоха в коридоре, так что у Исбьорг еще оставалась надежда успешно завершить свои поиски. Она как раз собиралась убраться из комнаты и уже встала, чтобы поскорее исчезнуть, но ее вниманием в последний момент завладел очень реалистичный манекен, сидевший в большом кресле. Не понимая зачем, Исбьорг дернула выключатель, и помещение залило тусклым светом одинокой лампочки, нависавшей прямо над головой великолепной куклы, одетой в пышное атласное платье красного цвета. Несмотря на плохое освещение, черные завитки ее волос живо переливались, изящно ниспадая на плечи. На затылке красовался огромный белый бант, тонкую бледную шею украшала золотая цепочка, и даже на руках поблескивало несколько колец. Было заметно, что за куклой прямо-таки любовно ухаживали: и одели как принцессу, и причесали длинные реснички, и нанесли на выступающие скулы румяна, и усадили в обитое шелком кресло. Казалось, еще чуть-чуть — и она проснется, потянется, а затем встанет с кресла и выйдет из комнаты. Если бы только не отсутствующее выражение лица, в котором Исбьорг немедленно узнала полную копию себя, она бы подумала, что Монтгомери держит у себя в доме пленницу. Эта бесподобно живая игрушка наверняка стоила баснословных денег, но почему-то ее хранили вдали от чужих глаз — и тут сразу возникало множество вопросов. Во-первых, зачем было отдавать целые миллиарды, если он потом не собирался хвастаться своими приобретениями? Во-вторых, почему одни драгоценности стояли прямо на виду, а другие пылились наверху? Вряд ли такой богатый человек, как Монтгомери, стал бы заниматься воровством, да и много ли искушенных коллекционеров водилось в Нефариусе? Здесь и красть было бы не у кого, а значит, эти куклы точно принадлежали ему. В тяжких раздумьях Исбьорг несколько раз обошла кресло вокруг, пытаясь приметить что-нибудь подозрительное, но ничего, кроме горы плюшевых игрушек, не нашла. Мишки, лисички, рыбки, зайчики — все обступили свою принцессу и угрюмо смотрели глазами-пуговками на незваную гостью, которая тщетно слонялась по комнате в надежде понять, что же здесь так привлекло ее. Бесполезно. Сколько бы Исбьорг ни ходила туда-сюда, она даже предположить не могла, для чего вообще Монтгомери обустроил эту каморку. Мысль осенила ее совсем неожиданно. «О господи… Люцифер говорил про мертвецов в доме…» Почему она подумала именно про его слова? Почему из тысячи гипотез возникла настолько абсурдная? Но разраставшаяся боль в животе лишь подтверждала возникшие подозрения. Исбьорг, до сего момента не понимавшая, что заставило ее включить свет и начать осматриваться внимательнее, наконец распознала энергию Велиала. Демон незаметно перехватил над ней власть, чтобы натолкнуть на догадку, и добился своего. Похоже, его очень забавляло чужое замешательство, а иначе он бы продолжил руководить телом Исбьорг, не предоставляя ей права самой убедиться, что кукла — мертвый человек. «Гребаный Тед Банди…» — с отвращением подумала Исбьорг, сглатывая ком в горле. Несмотря на нерешительность, она медленно склонилась над женщиной и дотронулась до ее руки кончиком пальца. Спину объял холод, едва пришло страшное осознание: кожа чересчур напоминала человеческую, и этого осмысления хватило, чтобы в ужасе покинуть комнату. «Ты видела и не такое, Исбьорг… — успокаивала себя она. — Ты же, черт возьми, в растерзанных ошметках валялась, пока тебя в больницу не забрали, да и вообще не раз сталкивалась со смертью, а сейчас что? Человечность вдруг стала проявлять? Ну ее в задницу. Нам и других забот хватает, так что шуруй искать придурочного друга Люцифера». Уверенность, которой и так было мало, теперь как ветром сдуло. Исбьорг ощущала себя гораздо уютнее в полутьме в пыльном коридоре, чем в закрытых комнатах наедине с трупами, и никак не могла решиться дотронуться до какой-нибудь двери. Если Монтгомери прятал в доме похищенных людей и делал из них кукол, что мешало ему и чужие конечности хранить в банках в качестве трофеев? Исбьорг категорически не хотела переживать заново те же эмоции, что и в квартире Весты, но назойливая мысль, что Белариана тоже могли превратить в безвольное нечто, двигала ее вперед. «Я ни за кого ничего не решаю, — раздраженно передразнивала Люцифера Исбьорг, ходя вдоль комнат и открывая дверь одну за другой. — Я же не вершитель судеб, у него же собственная башка на плечах есть. А сейчас, спрашивается, мы его зачем спасаем? Он ведь сам напросился, сам сюда пришел — значит, захотел. А потом эти мужчины еще и на женскую логику ссылаются. Тьфу…» Злость постепенно превращалась в усталость. Исбьорг, не привыкшая так много переживать, начинала возвращаться к своему повседневному состоянию, когда любое событие вызывало в ней только тоску, — а может, просто сходила с ума от здешней атмосферы. — Куколки, вы живые? — не совсем понимая, что творит, первым делом поинтересовалась она, забегая в новую комнату. На самом деле Исбьорг ожидала увидеть очередную полупустую спаленку или зал, но увиденное заставило ее замереть на долю секунды. Светлая, даже чистая галерея с картинами явно выбивалась из общей обстановки: здесь убирались, до блеска чистили пол, протирали рамы и мыли окна. В воздухе не витала пыль, как везде на третьем этаже, и на контрасте Исбьорг показалось, что у нее вдруг прозрели глаза. Как же приятно было не тереть веки каждую минуту, а спокойно осматриваться по сторонам — тем более, когда рядом с тобой находились то ли манекены, то ли бывшие люди. Исбьорг даже думать не хотелось, сколько жертв понадобилось Монтгомери, чтобы сотворить себе компанию, и она очень старалась не глядеть на фигуры, расставленные по всей галерее. — Белариан? — звала она, от души надеясь, что никто не откликнется. — Я от Люцифера. Ты тут? Ее тихий голос быстро растворялся в большом пространстве и едва ли долетел бы до чужих ушей, найдись здесь хоть кто-нибудь живой. Как бы ни пыталась Исбьорг избежать встречи взглядами с каждым из манекенов, ей пришлось настроиться на то, что это необходимо. Она была обязана узнать, что Белариана не распотрошили и не набили соломой, как остальных несчастных в проклятом особняке, но даже просто подойти к разодетым мертвецам оказалось тяжело. — Лучше бы меня азема прикончил, честное слово… Только сейчас Исбьорг поняла, как же скучает по Люциферу и его мерзким шуточкам. Он всегда знал, когда нужно погладить ее против шерсти, чтобы взбодрить, и никогда не оставлял в беде. Дернул их черт разделиться именно сегодня, именно в доме у непредсказуемого психа, устраивавшего вечеринки с трупами! Рядом с маньяком Монтгомери даже азема не казался кровожадным чудовищем, и Исбьорг с удовольствием очутилась бы скорее в его лапах, чем на столе для экспериментов. «Какая глупость, — прокомментировал ее мысли Велиал. — Любое ничтожество умрет прежде, чем посмеет прикоснуться к моему сосуду». Собственно, этого признания демона она и опасалась больше всего, ведь убийство Монтгомери могло поставить жирную точку в их с Люцифером злоключениях. Нужно было покончить с леденящим страхом здесь и сейчас, пока не стало слишком поздно. Исбьорг сделала неуверенный шаг вперед. Пол под ногами казался ужасно неустойчивым, так что приходилось всем телом жаться к стене, из-за чего макушка постоянно задевала рамы низко висевших картин. Подходить к манекенам не хотелось даже на расстояние пушечного выстрела, и только чувство долга перед Люцифером не позволяло ей выбежать из жуткой комнаты с мертвецами. А они все приближались. Исбьорг не знала, почему так бурно реагировала на трупы — что в квартире Весты, что здесь, — но стоило лишь бросить взгляд на тощие фигуры, облаченные в элегантные одежды, как ее начинало зверски мутить. Она невольно вспоминала случаи, когда сталкивалась с жестокими убийствами, и сопоставляла их с преступлениями Монтгомери. В голове не укладывалось, как щуплый, одинокий старик мог на протяжении многих лет похищать красивых женщин и мужчин, превращать их в безвольных рабов, а потом еще и консервировать! «Я знаю, о чем ты думаешь, — вдруг взыграли в голове вчерашние слова Велиала. — Демоны опасны, жестоки и беспринципны! Но если однажды тебе доведется заглянуть в душу к людям, ты убедишься, что их желания порой намного кровожаднее и ужаснее, нежели наши». Разве это было не так? Разве человечество страдало из-за гребаных древних божеств? Исбьорг стиснула зубы, понимая, что не может поспорить со справедливым утверждением, но и признать Велиала правым — тоже. На самом деле она вообще не хотела вникать в чужие проблемы — лишь выполнить свою задачу и убраться отсюда подальше вместе с Беларианом и Люцифером, — а теперь застряла в мерзкой галерее не в силах пошевелиться! Манекены уже стояли прямо перед носом, только руку протяни, но Исбьорг никак не могла заставить себя заглянуть каждому из них в глаза и вертелась из стороны в сторону в попытках отвлечься. Единственное, на что она все-таки решилась, — это подойти к картине, на которую внимательно уставились три куклы. «Тивадар Костка Чонтвари — Старый рыбак, 1902», — прочитала Исбьорг в углу полотна и осторожно подняла голову. Рядом на стене висела любопытная приписка: «В каждом человеке может быть как Бог, так и Дьявол». Интересно, а к кому Монтгомери относил себя? Понимал ли он, какой хаос принес в свой дом, или думал, что тоже творит искусство? Исбьорг робко посмотрела в пронизывающие глаза старца на картине, словно желая найти ответ, но под таким тяжелым взором только сильнее разволновалась. Изборожденное глубокими морщинами лицо тут же напомнило ей самодовольное лицо мистера Монтгомери на фотографии в газете, и этого было достаточно, чтобы попятиться назад. К счастью, Исбьорг вовремя остановилась, чтобы не напороться спиной на один из злополучных манекенов, и теперь внимательно разглядывала синий фон. Горы, прибой, островок и россыпь домиков на берегу — ничего не указывало на разгадку таинственной фразы на стене рядом с картиной. Просто рыбак с веслом или тростью. При чем тут Бог и Дьявол, Исбьорг понятия не имела. Наверное, Монтгомери любил закладывать смысл абсолютно везде, даже трупы напротив этого дурацкого полотна поставил. «Кстати о трупах…» — внезапно вспомнила она и принялась медленно оборачиваться, пока страх вновь не завладел ее мозгом. В полном отчаянии Исбьорг даже глаза закрывать не стала, чтобы сразу получить огромную дозу адреналина и потом уже ничего не бояться. Повезло, что она давно разучилась кричать, зато освежила в памяти едва ли не все датские ругательства. — For fanden… Голос, как и прежде, быстро потонул в обволакивающей тишине — только бешеный стук сердца раздражающе бил по ушам. Исбьорг, прикрывая рот одной ладонью, второй помахала перед застывшим лицом девушки-манекена, но никакой реакции не добилась. Белокурая красавица, неизвестно как сохранившая отличную внешность, несомненно была мертва и обречена гнить в картинной галерее больного ублюдка ради его извращенного эстетического удовольствия. Исбьорг поверить не могла, что добровольно пришла в обитель зла и теперь практически испытывала судьбу, бегая по дому в поисках совершенно незнакомого человека. Неужели ей не хватало кошмаров по ночам? Сколько жизней нашло здесь свой конец — и подумать страшно, не то что каждый раз прокручивать эти события в голове! «Вот именно, — подсказывала совесть. — Что, если у Белариана еще есть шанс? Ты дашь ему умереть, как сотням других людей до него?» Исбьорг поджала губы, не отводя взгляда от бедной девушки, выражение лица которой было так похоже на ее. Холодное, отрешенное, бледное, неживое. Сквозь тонкую, болезненного вида кожу просвечивали вены; губы потрескались, а щеки впали глубоко-глубоко. Глаза уже не блестели — они высохли и покрылись пылью, хотя не утратили голубого цвета. Незнакомка выглядела как очень реалистичная восковая статуя, одетая в темно-зеленое кружевное платье, и если бы Исбьорг не знала, что это бывший человек, сейчас ей бы не было так паршиво. А потом она заметила исколотые шприцами руки… Монтгомери явно умел заставлять забыться. Как же не хватало Люцифера, с ума сойти! Неужели проклятые полчаса еще не прошли? «Поторопись, девчонка», — приказал Велиал, и в голосе его послышались нотки нескрываемого недовольства. Исбьорг ничего не оставалось, кроме как повиноваться, хотя разглядывать размалеванные трупы удовольствия совсем не доставляло. Она по-прежнему ассоциировала каждую «куклу» с собой и все больше начинала понимать чувства брата, который видел свою сестру точно в таком же состоянии на протяжении долгих семи лет и ничего не мог исправить — только смотреть. Она должна была вернуться к нему. Плевать на мертвецов — им уже не помочь, — а Саргон все еще дышал и продолжал верить, что Исбьорг, любимая младшая сестренка, когда-нибудь выберется из трясины и скажет ему хоть слово, одарит мимолетной улыбкой, перестанет отталкивать от себя. Он ведь заслужил прощения, заслужил новой жизни, заслужил ее любви — разве нет? О, боги, она знала, что да. Знала, что несправедливо было пренебрегать им, без конца причинять боль единственному родному человеку, но также Исбьорг понимала, как опасна для всех, кто находился рядом. Проклятие, демон в ее голове, чудовища на хвосте — любой бы просто рехнулся! Она не имела права рисковать Саргоном и потому хоть сейчас оборвала бы с ним все отношения, а потом сдалась Велиалу. Другого решения Исбьорг не видела. Лишь бы Люцифер не залез к ней в голову. Да и что бы он сказал, в конце концов? «Отлично, теперь ты будешь жить со мной!» — мгновенно возник в мыслях ответ. В том, что так оно бы и случилось, даже сомневаться не приходилось, а судя по разлившемуся в груди теплу, Велиалу ее мысли понравились. «Надо сваливать отсюда, — немедленно подумалось Исбьорг. — Столько отборного бреда в моем больном мозгу еще никогда не умещалось». Но на выходе из галереи легче не стало. Стены этого дома, похожего на огромную комнату страха, мертвая тишина и неестественное спокойствие только натягивали ее нервы до предела. Исбьорг не представляла, за каким углом могла притаиться угроза, и дергалась от каждого своего шороха. Цель найти Белариана постепенно отходила на задний план, уступая жгучему желанию спрятаться в какой-нибудь темной комнате и ждать, пока Люцифер не бросится еще и на ее поиски. Мысль о том, что он тоже рисковал быть схваченным и отданным полиции — если не хуже, — она упорно игнорировала, потому что знала, как им дорожил Велиал. Нет, Люцифер никогда не попадет в беду. Только эта уверенность заставляла Исбьорг дальше проверять комнаты, несмотря на то, что в спасении Белариана она давно начала сомневаться. Если Монтгомери решил провести над ним свой жестокий ритуал, едва ли он стал бы оставлять жертву без присмотра на одном из этажей — особенно третьем. Кроме гнили, пыли, старой рухляди и подгнивающих трупов, здесь ничего не хранилось, а Белариану наверняка только-только предстояло занять место в коллекции. Тем не менее Исбьорг не могла уйти, не заглянув за последнюю дверь в конце коридора. У нее еще оставалось несколько минут, чтобы исследовать небольшую и — на удивление — прибранную детскую спаленку с очень живописным видом из окна. Было заметно, что сюда изредка заходили: комната дышала свежестью и не напоминала свалку, пусть даже везде стояли раскрытые коробки со сложенными вещами и игрушками. Создавалось впечатление, что Монтгомери планировал в скором времени уехать. Хозяйство по дому он все равно забросил, многие помещения превратил в помойку, заколотил окна на третьем этаже, да и вообще словно хоронил этот особняк заживо. Зачем? Собирался скрыть преступления, а потом сбежать? Тогда вряд ли он стал бы ухаживать за галереей, библиотекой и детской. Погодите… детская! Исбьорг в замешательстве снова оглянулась по сторонам, будто хотела убедиться, что картина перед глазами — не плод воображения. Деревянная кроватка у окна, а справа от нее — старая книжная полка с двумя пыльными книгами сказок; затолканные в коробки игрушки и одинокий плюшевый медведь на одном из запечатанных ящиков. Что это все значило? Неужели Монтгомери так хорошо скрывал от настырных папарацци своего ребенка? Ведь кто-нибудь в городе наверняка заметил бы его в обществе девочки или мальчика! Или, случись какая трагедия в известной семье, ее точно полоскали бы в газетах. Как смерть миссис Монтгомери, например. «Может, она умерла при родах?» — предположила Исбьорг, подходя к детской кроватке, которая выглядела совсем новой и явно выбивалась из общей обстановки. Деревянные ограждения, резные спинки, элегантно изогнутые ножки — но для кого же? Если Монтгомери в свое время потерял и ребенка, почему не избавился от воспоминаний? Исбьорг терялась в догадках и продолжала высматривать хоть что-то, что могло прояснить ее вопросы, а потом наконец обратила внимание на пожелтевшее покрывало. В кроватке лежала аккуратно сложенная записка. Дорогая Айседора, Я пишу тебе это письмо в надежде, что ты никогда его не прочитаешь. Я долго собирался с мыслями, долго жалел себя, но наконец решился сказать тебе все то, чего не смогу произнести в твоем присутствии. Я люблю тебя. Слова, которых ты не слышала ни от кого — даже от собственного отца, — но, я уверен, жаждала услышать. Маленькая девочка, познавшая большое горе при рождении, потерявшая мать, а за ней — и меня. За двадцать лет ты не почувствовала ни родительской ласки, ни тепла, но сполна испытала на себе мое презрение, за которое уже поздно просить прощения. А я все равно прошу. В своей голове я извинялся пред тобой тысячу раз, оправдывался, вставал на колени, умолял, хотя прекрасно понимал, что не имею права просить у тебя милосердия. Сострадание, любовь, благодарность — я не научил свою дочь ничему из того, что делает человека человеком, и внес в твою жизнь только разруху. Я глупец. Мне не на что надеяться, а я все равно хочу, чтобы ты простила меня, Айседора. За потерянное детство, за то, что не уберег от ужасной болезни и заразил тебя безумием, за то, что долгое время игнорировал твое существование. Пока я искал виноватых в смерти жены, ты страдала от одиночества и холода и все ждала. Не дождалась. Мама умерла, а отец всю жизнь положил на то, чтобы удовлетворить жажду мести и заполнить сосущую пустоту внутри. Он забыл о дочери, забыл о родительском долге и десятилетиями оплакивал себя, превозносил свое горе до неведомых высот, словно пытался что-то кому-то доказать, и в конце концов потерял все. Тебя. Исбьорг, затаив дыхание, быстро перевернула исписанный листок на обратную сторону. Подумать только, сколько боли может причинить правда, сказанная так поздно. Ты была для меня убийцей Надайн, дьяволицей, порождением греха, виновницей моих бед — но не любимым ребенком. Наверное, я даже ненавидел тебя, а когда понял, что ты нужна мне, уже я стал тебе не нужен. Годы ошибок, раздумий, осознания ни к чему не привели. Я поплатился за свою глупость и гордость собственной дочерью и теперь признаю, что заслужил. Прошу, помоги мне искупить эту вину. При жизни или после смерти — не важно. Я хочу, чтобы ты наконец узнала, как я люблю тебя и сожалею, пускай тебе и не дано понять ни того, ни другого. Твой отец. К концу письма почерк мистера Монтгомери стал совсем корявым и почти неразборчивым, но Исбьорг до последнего напрягала глаза, пытаясь проглотить строчку за строчкой. Она долго не понимала, что именно так привлекло ее внимание в совершенно чужой семейной драме, но когда осознание пришло само собой, неожиданно расплакалась. Презрение, недовольство, ощущение предательства — разве не это Исбьорг чувствовала рядом с Саргоном на протяжении многих лет? Слабохарактерный, податливый брат, который никогда не приходил на помощь вовремя. Брат, которого она любила и ненавидела одновременно, которого винила во всех своих проблемах и не могла простить, хотя он не раз пытался добиться снисхождения. Их с Саргоном история ничем не отличалась от шатких отношений Монтгомери и Айседоры, и когда Исбьорг представила его страдания, вспомнила полный боли взгляд, ей вдруг стало невыносимо плохо. Он ведь даже не жаловался. Суетился вокруг днями и ночами, работал, как сумасшедший, нанял для сестры лучшего психотерапевта в городе, занимался хозяйством по дому — все взял в свои руки и никогда ее ни в чем не упрекал. Саргон взял на себя роль ответственного, любящего родителя и жил только ради Исбьорг — а что она? Зациклилась на изнасиловании, лелеяла обиду на весь мир? Какая же все-таки дура! Все это время она только и делала, что тянула за собой Саргона на дно: сама не жила и ему не давала вдохнуть полной грудью. Исбьорг была уверена, что даже сейчас, лежа в больнице, он думал лишь о ее благополучии, не представляя, в какой передряге оказалась непутевая сестра. «Я обязана выбраться», — вновь и вновь приказывала себе она, утирая непрошеные слезы. Кто же предполагал, что на пороге ее поджидала большая неприятность? — Хм, — с наигранным недоумением протянула маленькая девочка в пышном красном платье, едва Исбьорг очутилась на выходе из спальни. — Так мне не показалось, когда я услышала топот крысок над своей комнатой. А ты симпатичная. От этого вкрадчивого, властного голоса мурашки бегали по спине табунами. Расчетливый, алчный взгляд не сулил ничего хорошего — а может, у Исбьорг от ужаса просто разыгралось воображение. — Знаешь, мне совсем не нравится, как ты одета, — продолжала девочка будничным тоном, словно ее нисколько не смущали вторженцы. — Что за черный мешок на тебе висит? Если бы в моем гардеробе обнаружилась такая простонародная одежда, я бы немедленно ее сожгла. Папочка просто не позволил бы мне расхаживать по дому в подобном тряпье. У меня и для кукол столько роскошных платьев, ты не представляешь. Айседора хвасталась своими вещами как-то совсем безразлично, скучающе, словно ей уже приелась обеспеченная жизнь, но пустить пыль в глаза новым лицам было необходимо. Казалось, она вовсе не собиралась нападать или звать отца, однако Исбьорг все равно не могла двинуться с места под ее пристальным взором — да и что бы решил отчаянный побег? Операция провалилась в тот самый момент, когда она отвлеклась на письмо, а потом второпях выпорхнула из комнаты. «Ты же знаешь, что делать, — отпустил неоднозначный намек Велиал. — Мы далеко не беспомощны». Дело могло обернуться кровью. Грудная клетка уже начинала гореть адским пламенем, боль разливалась по всему телу. Исбьорг безуспешно пыталась подавить демоническую волю — да так, что на глазах снова выступили слезы. Единственная мысль, которая сейчас умещалась в ее голове, — не допустить резни, но, к сожалению, Велиал совершенно не собирался отступать. — Крыска, тебе нехорошо? — будто сквозь толстый слой ваты в ушах послышался елейный голос Айседоры. — Ай-яй-яй. Мне что, даже колоть тебя не придется? Последних слов было достаточно, чтобы демон разъярился не на шутку. Исбьорг, как бы ни старалась успокоить его или обуздать невероятную силу, упала на колени и схватилась за живот. Кинжал, который до сего момента мирно дремал, мгновенно пробудился на зов Велиала и теперь разрывал Исбьорг изнутри. Она уже слышала его леденящее кровь пение. Хор ангельских голосов заполонил коридор, и от него безумно хотелось бежать на край света, но нет. Эта песня настигла бы ее где угодно. «Не сопротивляйся, parvitas. Так и умереть можно», — насмешливо нашептывал демон, испытывая немалое удовольствие от ее страданий. Видеть, как простая смертная борется с неизбежным, было так занимательно, что Велиал решил продлить пытку и нарочно удерживал Исбьорг в сознании. Она крючилась от ужаса, вопила и уже едва ли понимала, за что сражается. В мозгу непрерывно стучало: «Не смей сдаваться!», но сил хватало только на крики. Король хаоса и лжи не мог проиграть такой слабачке. — Странная ты, — вмешался еще один голос. — Еще ничего не произошло, чего разоралась? Страшно? Айседора… Айседора до сих пор здесь… — Беги… — хрипела Исбьорг, уставившись на девочку невидящим взором. — Я серьезно… удирай отсюда… Казалось, в глазах все сосуды полопаются. Тело ныло от чудовищной усталости, сердце заходилось как бешеное. К горлу подступил противный ком, а в следующий момент ее вырвало кровью. Кинжал, не найдя выхода, разодрал Исбьорг легкие, но боль уже почти не ощущалась — наступала агония. «Идиотка! Думаешь, вырвала у меня победу ценой своей жизни?!» Велиал, не ожидавший, что такая хилая носительница обернет оружие против себя, в ярости чуть не убил Айседору. Он уже чувствовал, как поддерживавшая его энергия постепенно таяла, и понимал, что если немедленно ничего не предпримет, придется покинуть это тело. Смерть Исбьорг означала одно: грандиозные планы, вынашиваемые Велиалом на протяжении веков, никогда не осуществятся. Он слишком долго ждал, чтобы в конце концов взять и проиграть из-за полнейшей глупости. Больше он не позволит этой наглой девчонке насмехаться над собой. «Так уж и быть, пускай покрасуется в твоей коллекции часок-другой, — снисходительно обратился Велиал к Айседоре, которая уже волочила Исбьорг по коридору за ворот мешковатой куртки и ни о чем не подозревала. — У меня есть тот, кто положит конец вашей семейке более экстравагантно».