Начинай сначала

Казалось бы — вот тебе и новый 2017 год, вот тебе и рождественские праздники, вот тебе и каникулы в школе, и не видать целую неделю никаких детей и недовольных рож. Да только Лэнс вместо того, чтобы радоваться выпавшей на его долю передышке, нешуточно изумлялся тому, как незаметно пролетел декабрь, буквально стершись из его жизни. После ужасно тяжелого месяца Лэнс отчаянно походил на небезызвестного лиса (ну, на ту жертву таксидермиста) и даже по утрам сидел на кровати точно с таким же безнадежным видом. Иногда он пытался воскресить в памяти хоть какой-нибудь день, но все, абсолютно все они скомкались в единую неприглядную массу. Впрочем, Лэнс понимал почему: простые тренировки с детьми, индивидуальные тренировки с Люси, разработка программы выступления на соревнованиях в Конкорде, которые должны были состояться в апреле, постоянный нервяк из-за этого чертова злобного брауни (не печеньки, а ирландского домового), вросшего в несчастную скамейку своей задницей и испепелявшего его взглядом, нацеленным точно промеж лопаток, будто у Лэнса там была приделана четкая мишень. И порядком пугало, как охотно Джейк эту мишень высматривал. Ну да фиг бы с ним, с этим Джейком. Гораздо печальнее было, что Лэнсу пришлось отмечать Рождество в полнейшем одиночестве, потому что он не заметил, как быстро подобрался праздник, и не успел купить билеты на самолет, чтобы повидаться с родителями. Поэтому ему пришлось ограничиться разговорами по скайпу с отцом и матерью, которые не оценили его вымотанного вида и строго-настрого велели больше спать и меньше работать. Ха-ха-ха, вот только если бы это было возможно, милая мама! Это ни хрена не было возможно, потому что, пусть Люси и была прекрасным материалом для работы, она также оставалась и маленькой девочкой, у которой что-то не получалось, которой нужно было помогать и к которой нужно было прикасаться под прицелом глаз ее прекрасного доброго дядюшки. Эта фигня тоже нервировала будь здоров, и Лэнс возвращался с индивидуальных тренировок более усталым, чем после тренировок простых, с обычными, не настолько способными детьми. Которые тоже требовали внимания. Как и их родители. Даже миссис Стоун, заразившая его мандавошками, и та строила ему глазки, думая, наверное, что он забыл тот позорный визит к врачу и запах лечебного шампуня. Так вот тебе откровение, миссис Стоун: ни хрена Лэнс не забыл. Лэнс Такер не забывает таких вещей. Рождество на диване. Кто бы мог подумать, что Лэнс — Лэнс, мать твою, Такер! — когда-нибудь будет отмечать этот праздник в абсолютном одиночестве, и никто, ни одна жалкая душонка из жалкого числа знакомых в этом городишке (особенно одна конкретная душонка с котом Мефистофелем) не подумает о том, что его можно бы и пригласить к себе. Поэтому вот что составляло ему компанию в тот вечер: бутылка вина и «Эта замечательная жизнь» — ее крутили по всем каналам в разное время, и поэтому к трем часам утра Лэнс уже знал наизусть все диалоги из фильма. Хотя соседки по этажу (да по дому, Лэнс, по дому, зачем такое скрывать) настойчиво зазывали его к себе, манили, можно сказать, накрашенными губами и завитыми волосами, привлекали запахами запеканок и прочих варварски вкусных блюд, но Лэнс не поддался. Но вы же понимаете, почему Лэнс предпочел одиночество и вино компании развеселых пьяных старушек? Поэтому — да, после разговора с родителями и пяти просмотров «Этой замечательной жизни» Лэнс попросту завалился спать, чтобы наутро проснуться с больной головой и пообещать себе больше никогда не пить. Выполнив обязательную программу, он остался дома, попивая протеиновый коктейль вприкуску с приготовленной на пару индейкой, и охотно выпал из жизни на несчастные семь дней рождественских каникул. Да только все хорошее имеет тенденцию заканчиваться, а значит, и тренировки возобновились в том же режиме, который после перерыва показался особенно зверским. В отличие от смены года расписание Лэнса не поменялось, и потому Джейк приходил вместе с Люси всё с той же поразительной стабильностью. Хотя Лэнс был уверен: введи он любые изменения, этот злобный брауни стопроцентно под них подстроился бы. Он, конечно, привык заниматься в этом напряжении, когда каждое его действие сопровождалось еле слышным, но тем не менее заметным сопением, обещающим грозную кару и жестокую смерть за любое неосторожное движение в сторону девочки. Но разве можно было объяснить этому чрезмерно заботливому переростку в лиловой футболке с петуньями, что у Лэнса нет никаких недобрых помыслов в адрес Люси, за исключением желания выбраться из болота за ее счет? Однако Джейк сидел на своей проклятой скамейке, которая приветливо поскрипывала, встречаясь с его задом, и пялился в свой планшет каждый чертов раз, когда Лэнс на него оборачивался. А Лэнс на него оборачивался, только когда пристальное наблюдение начинало нешуточно нервировать, и вместо битвы испепеляющих взглядов получал опущенную макушку. И вот как было с этим жить? Однажды он не выдержал. На самом деле не выдержал, потому что, запнувшись на ровном месте, едва не влетел носом в бревно. Кому бы он потом такой сдался, с разбитым, а то и сломанным и безнадежно искривленным носом? Однажды он уже прибегал к пластической хирургии, и повторять опыт не хотелось. Частая пластика никого до добра не доводила, вспомнить хотя бы Майкла Джексона (пусть земля ему будет пухом) или посмотреть на Донателлу Версаче. Поэтому он выдохнул, собираясь с мыслями и усмиряя гнев (а со скамьи так отчетливо транслировалось «да-да?», что гнев только разгорался), и, с улыбкой повернувшись к Джейку, спросил: — Ты постоянно тут сидишь. Тебя с работы не выгонят пинком под зад? — Не, я на удалёнке, — отмахнулся от него Джейк, даже не подняв взгляд, и Лэнсу ничего не оставалось, кроме как, скрипнув зубами, начать внимательнее смотреть себе под ноги. Потом несколько дней все было в порядке, и Люси определенно двигалась с хорошей скоростью, иногда даже удивляя своим прогрессом, и Лэнс буквально спал и видел, как Ларри с тщательно скрываемой злостью будет пожимать ему руку за очередное золото, полученное на Олимпиаде. Лэнс не будет иметь к нему никакого отношения — и в то же время эта медаль станет полностью его заслугой, станет платой за его переезд в Пэмброук, за бессонные ночи и тренировки под пристальным убийственным наблюдением чересчур бдительного дядюшки Джейка Дженсена. Ларри даже понятия не имеет, сколько он задолжал Лэнсу. Ларри никогда не сможет расплатиться. Лэнс сделает все, чтобы Ларри об этом пожалел. Люси вдруг потеряла равновесие, и Лэнс, мгновенно среагировав, подставил руки. Девочка упала точно ему в объятия, и он по наитию тут же обернулся на Джейка, который вовсе не испепелял его взглядом, а всего лишь строго смотрел, как он ставит Люси на пол и после помогает забраться обратно на бревно. — Следи за равновесием, — сказал Лэнс, игнорируя Джейка. — Ставь стопу посередине бревна. У тебя три дюйма ширины, этого достаточно, чтобы развернуться и выполнить кувырок назад. Я держу тебя, — добавил он и прижал ладонь к спине Люси. Та бесстрашно перевернулась, опираясь на его поддержку, и приземлилась точно на бревно, расставив руки в стороны и чуть согнув колени. — Молодец! — похвалил ее Лэнс, довольный успехом. Люси устало выдохнула и благодарно улыбнулась. Джейк, молча сидя на своей скамье, никак не прокомментировал произошедшее. Лэнс сначала подумал, что тот ничего не видел, но поверить в это не мог: прицел между лопаток по-прежнему горел как ожог. Глупости, конечно, разве глаза могут обжигать? Но когда-то Лэнс вообще не допускал, что можно чувствовать взгляды, а теперь, гляди-ка, места себе не находит, как кот с намагниченным воздушным шариком на спине. Какая потрясающая аналогия. Джейк откашлялся, и Лэнс предпринял еще одну попытку установить контакт. Наблюдая за Люси, которая выполняла растяжку на матах, он негромко спросил: — Как поживает твой кот? Он не особо рассчитывал на ответ, если по-честному, но тишина в эфире его порядком уже достала. Он иногда ловил себя на мысли, что ему не хватало тех телефонных разговоров — точнее, монологов или даже моноспекталей, в главной роли в которых был Джейк, а суфлировал ему Мефистофель. И два месяца этой молчаливой беззвучной ерунды могли заставить одичать кого угодно. Поэтому почему бы не спросить о коте? Особенно если о племяннице говорить было нельзя, а то, чего доброго, его будет ждать иск о домогательствах к девочке семи лет. Думать об этом было грустно, но необходимо. Джейк поднял голову, отвлекаясь от планшета, и задумчиво покусал губу, словно бы размышляя над ответом. Ох ты, надо же, кто бы мог подумать, до Лэнса снизошли. — Нормально. Его я тебе на тренировки не отдам, не надейся. — Да я... — растерялся Лэнс и, помедлив, буквально махнул рукой на Джейка, как тот вдруг снова активизировался и добавил: — Недавно погрыз провода на компе. — Его током не ударило? — неожиданно обеспокоившись, спросил Лэнс. — Нет, он сначала вытащил их из розетки. Он умный кот. — Даже слишком, — вырвалось у Лэнса, отчего Джейк хмуро на него посмотрел и снова закопался в свой чертов планшет. Зазвонил телефон, и Лэнс, воспользовавшись этим как предлогом сбежать от неловкого молчания, скрылся в тренерской. По ту сторону вызова оказался служащий банка, оповестивший о том, что ему необходимо появиться в офисе и подписать несколько бумаг, и Лэнс, распрощавшись с молодым человеком, вернулся обратно в зал. Люси, сидя на мате по-турецки, о чем-то весело щебетала с Джейком, который ей улыбался и что-то шутливо отвечал, и Лэнс будто врезался в стену, резко остановившись в дверях. — На сегодня всё, — сказал он, отмерев, и Люси, обернувшись на него, кивнула и подскочила с такой резвостью, будто в ней остались силы еще на несколько полноценных тренировок. Она убежала в раздевалку, дверь за ней закрылась, и Лэнс перевел взгляд на Джейка. И вот они наедине. И как себя вести? Было бы неплохо восстановить какую-никакую дружескую атмосферу, но для этого ему требовалось... извиниться? Или что? Для начала не помешало бы узнать, где и когда он напортачил, но для этого тоже нужно было поговорить с Джейком. А Джейк совершенно определенно отказывался с ним говорить. И этот заколдованный, закольцованный, замкнутый круг его порядком уже заколебал. Лэнс склонил голову к плечу и, скрестив руки, оперся бедрами на бревно. Под ягодицами было жестко, и угол неприятно впивался в нежное место, поэтому, скрывая дискомфорт, Лэнс еще и ноги скрестил, закрываясь от неприятной ситуации всеми возможными способами. Джейк, разумеется, это заметил и неопределенно хмыкнул. Лэнс и бровью не повел, дожидаясь, когда Люси переоденется и эта семейка выметется из его школы до следующей тренировки. А сам он поедет в свою квартиру. На любимый диван. Может быть, позвонит маме. Когда он вернется в Лос-Анджелес, то должен будет самолично плюнуть в рожи всем, кто называл себя его друзьями. После такого безжалостного игнорирования в Пэмброуке никому не могло быть прощения. О, нет, ему опять становилось себя жаль. Просто смешно. — ...сы, — вмешалось в его мысли, и Лэнс, нахмурившись, повернул голову на звук. — Что? — спросил он, внимательно смотря на Джейка, который повязывал Люси шарф. — Тофи вчера опалил себе усы, сунувшись на плиту к сковороде с карбонарой, — повторил Джейк и поднял на него взгляд. — Брови тоже опалил. Теперь они у него кудрявые и воняют паленой шерстью. — Ого, — сказал Лэнс. — Хорошего вечера, — кивнул ему Джейк, и они с Люси ушли. Дверь за ними закрылась, и Лэнс, быстро наведя порядок в зале, оделся и, погасив везде свет, вышел на улицу. Повсюду лежал свежевыпавший снег; на ступеньках остались следы двух людей — маленькие и большие. Лэнс посмотрел на них с неожиданной теплотой, потом, опомнившись, скривил рот и решительным шагом преодолел несчастные двадцать футов до своей замерзшей машины. На лобовом стекле было нарисовано кривое сердечко, и детская рука приписала: «Спасибо, т. Л.». Лэнс занес руку, чтобы это смести, но остановился и, сложив кисть в кулак, убрал в карман, оставив все как есть. В конце концов, для очистки лобовых стекол существовали дворники.