Начинай сначала

Черная полоса в его жизни закончилась вместе с октябрем, хотя Лэнс, сомневаясь в этом поначалу и более не доверяя своему предчувствию, первые несколько дней внимательно следил, чтобы никуда не вляпаться. Неприятностей и «плохих» дней ему хватило с лихвой, и повторять не хотелось. Поэтому он по нескольку раз проверял сроки годности на продуктах, обязательно смотрел по сторонам, переходя дорогу, запоминал, перекрыл ли газ и выключил ли воду, уходя на работу. Иным словом, вел себя как нормальный взрослый человек, беспокоящийся о безопасности своей жизни. Постепенно это вошло в привычку, и, когда Лэнс убедился в том, что ему снова ничего не грозит, он решительно перестал все это делать, моментально заполучив неуютную тревожность. Жить как все у него решительно не получалось, хотя весь его организм буквально требовал влиться в размеренный поток существования Пэмброука. Хотелось не вставать на пробежку, пропускать дни тренировок, есть не то, что требовалось его спортивному телу, а жирные бургеры и прочую гадость. Лэнс, переживший занятия у своего тренера, с легкостью задвигал эти запретные желания, слишком ценя то, что имел — сильное красивое тело и вагон наград. Если он расслабится или попросту опустит руки, он тут же располнеет, и все его кубки с медалями и дипломами можно будет просто выбросить. Не было ничего отвратительнее, чем жирдяй, гордящийся своими прошлыми победами. А свои кубки с медалями и дипломами Лэнс любил. Каждая памятная награда далась ему в прямом смысле потом и кровью, и так просто расставаться с ними он не собирался. Если для того, чтобы его прошлые победы радовали его бесконечно, требовалось всего лишь поддерживать хорошую форму, то с этим-то справиться ему вообще было раз плюнуть. Именно поэтому Лэнс, настроившийся на пробежку, выбрался из-под одеяла, поставил ноги на пол и тут же забрался обратно. Пол был ледяной. Нет, он действительно был слишком холодным. Набравшись решимости, Лэнс вылез из кровати и, стащив следом одеяло, закутался в него и прошел в комнату проверить термостат, зацепив взглядом окно. О, ну, конечно. Градусник на улице показывал двенадцать ниже нуля по Цельсию, а термостат был выкручен на недостаточно высокую при таком холоде температуру. Исправив оплошность, Лэнс выругался и пошел одеваться. Надо было подумать об этом вчера. Он, конечно, мужчина с отличным здоровьем, прекрасный во всех отношениях, но сон в выстуженной квартире мог привести к простуде. А красный сопливый нос, помимо отвратительного вида, грозил еще и закрытием школы на карантин. * * * Первый неприятный звоночек прозвенел, когда он объяснял мальчикам суть очередного упражнения. В горле за время речи пересохло и запершило, где-то в глубине появился отвратный зуд — о, с зудом у Лэнса были особые отношения — и он закашлялся. Стало полегче, и как раз в этот момент один из мальцов его отвлек: совершил неудачный кувырок, ударившись локтем об пол, из его глаз брызнули слезы, а из распахнутого рта вырвался мерзкий громкий плач. Господи, если его удар локтем довел до слез, то что же будет дальше? Этому ученику — Бобби, его звали Бобби, — вообще все давалось с трудом, он был полноват и бестолков. С растяжкой у него были проблемы — Бобби даже не смог сесть на продольный шпагат, несмотря на то, что с ним Лэнс занимался отдельно. С гибкостью — тоже, пластичности в мальчишке вообще не наблюдалось. Он был как неуклюжий бочонок. Даже если он похудеет — а для этого родители должны перестать пичкать его фастфудом и заливать в глотку колу — никаких особых способностей к гимнастике у него не появится. По сути, Бобби только тратил его время, которое Лэнс мог распределить между более многообещающими учениками. По сути, Бобби обворовывал более перспективных. Которые могли принести Лэнсу деньги. В носу засвербело, и он оглушительно чихнул. Мальчишки тут же замерли, подняв головы, и неровным хором крикнули: — Будьте здоровы, тренер Такер! К его стыду, Бобби вытащил из кармана платок — какие карманы у лосин, что происходит? — и протянул ему. — Спасибо, — сказал Лэнс. — Спасибо, ребят. — Вы простудились? — Бобби поглядел на него так внимательно, что Лэнсу стало не по себе: вдруг тот сейчас по глазам поймет, какие мысли витали у него в голове? — Надеюсь, что нет, — ответил Лэнс, и в носу снова засвербело. — Так. Вы запомнили упражнение? — Дождавшись кивков, он продолжил: — Выполняйте самостоятельно, я сейчас вернусь. Сбежав в тренерскую, Лэнс взял с верхней полки стеллажа собственноручно укомплектованную аптечку, полную эластичных бинтов и мазей от ушибов и растяжения. Где-то там, в глубине, под всеми необходимыми спортсмену средствами, затаился обычный аспирин и несколько пакетиков колдрекса, капли от носа, которые только нашлись в безрецептурной продаже, и еще парочка лекарств на аварийный случай. Сейчас был именно такой. * * * Второй нехороший звоночек прозвенел, когда мама Колина, миссис Батлер, держа своего шестилетнего сына за руку, отвела Лэнса в сторону и поинтересовалась: — А когда родителям можно будет посмотреть на успехи детей? — ...Что? — переспросил Лэнс, уверенный, что расслышал неправильно. — Они занимаются уже три месяца, — сказала миссис Батлер и многозначительно на него посмотрела, и Лэнс впервые в жизни не смог найтись с ответом. «Они занимаются уже три месяца» — и что? Нет, серьезно, и что? Она сказала это так, как будто три месяца — это полтора года, и как будто Лэнс должен был за такой охрененно короткий срок сделать из их отпрысков спортсменов мирового уровня, золотых мировых и олимпийских чемпионов. Вот она удивилась бы, если бы узнала, что три месяца спустя еще не все дети могли сесть на шпагат, и что ее Колин, собственно, был одним из тех детей. Он был близок, но до идеальной растяжки ему требовалось еще поработать. Продольный шпагат Колин, конечно, освоил, но поперечный не зря считался очень сложным. Взрослые вообще несколько месяцев должны были тянуться для того, чтобы садиться на шпагаты, детям это давалось намного, намного легче. Но не все дети обладали способностями и хотя бы элементарной гибкостью. Лэнс тоже не был гуттаперчевым, когда его привели на занятия, но тренер сумел вытащить из него все, что заложила природа, и в результате он достиг успехов. Теперь это была работа Лэнса — искать ископаемые в своих учениках и развивать то, чего изначально нет. — ...Вы согласны? — тем временем договорила миссис Батлер, и Лэнс посмотрел на нее непонимающим взглядом. — Простите, согласен с чем? — С тем, что родители имеют право узнать, на что тратят свои деньги, оплачивая занятия в спортивной школе, мистер Такер. — Ах, это. Несомненно, вы правы. Только... — Он хотел сказать, что за такой короткий срок ученики едва-едва приступили к знакомству со снарядами; они учились держать равновесие, выполняли упражнения на развитие мыщц (иными словами, в них только-только закладывалась база), и в целом смотреть-то было не на что. Дети бегали по дорожкам, пытались освоить колесо, висели на брусьях и кольцах, но все это... Все это было еще очень сырое. Но миссис Батлер, перебив его, улыбнулась и спросила: — Вы же подумаете об этом, правда? — Конечно, — кивнул Лэнс, решив не спорить. — Конечно, я рассмотрю ваше предложение. — Вот и замечательно. Колин, ты готов? Колин натянул шапку на голову и закинул рюкзак с формой на плечи. Миссис Батлер попрощалась с Лэнсом и покинула здание последней. «И это все, чему вы научили наших детей за такой огромный промежуток времени? — воскликнул хор голосов у Лэнса в голове, когда он шел по матам в сторону тренерской, спеша залить в себя еще одну порцию спасительного колдрекса. — Это — все, на что вы оказались способны? Научить их показывать кривое колесо и падать при перевороте назад через голову?». Только этого ему не хватало. Занятие с девочками пронеслось быстро и почти незаметно. Лэнс чувствовал себя вполне сносно, и капли делали свое дело — проблем с дыханием не было. Горло не першило, только немного кружилась голова, когда он резко поднимался, но это его не беспокоило. Немного пониженное давление, подумаешь, детский лепет. Девочки не заметили его состояния, сначала занимаясь разминкой, потом приступив к упражнениям по развитию координации и чувства равновесия. В программу тренировок Ланс равномерно внес занятия как на развитие мускулатуры, так и на отработку простейших элементов, на которых, собственно, все и основывалось. Без пресловутого колеса — только при условии правильного исполнения, а не того, распространенного и ошибочного, — не составить выступления на бревне и на ковре, без виса и угла — не справиться с кольцами, брусьями и перекладинами. Без отработки скоростного бега не сделать прыжок через коня, потому что не хватит инерции и полет выйдет низким и бесполезным. Все, все взаимосвязано. Даже если эти дети не пойдут в большой спорт, они научатся бороться и пересиливать себя, и эти умения пригодятся в их жизни примерно так же, как родительские деньги. Под конец занятия к крыльцу, с хрустом давя образовавшуюся наледь, подъехали машины, и Лэнс отвлекся от заметавшихся по залу детей, засмотревшись в окно. Захлопали дверцы автомобилей, родители начали подниматься по ступенькам, в тамбуре заскрипела дверь, и переодевшиеся дети побежали навстречу мамам и папам. Джейка сегодня не было. Лэнс кивал, прощаясь с ученицами, пожимал руки отцам и здоровался с матерями, вручая им дочерей. Родители, разобрав девочек, усадили их в машины и разъехались по домам, и Лэнс тоже собрался закрывать зал, а завтра с утра приехать на собственную тренировку, как вдруг кто-то последний откашлялся, и Лэнс остановился на полпути. — Тренер Такер? — обратился к нему усатый мужчина — мистер Гамильтон, папа Хелли. — Мистер Гамильтон, — отозвался он, примерно представляя, что услышит. Настроение тут же испортилось. — Я хотел узнать, не собираетесь ли вы продемонстрировать, насколько успешны ваши уроки, — холодно и строго произнес мистер Гамильтон, и Лэнс растянул губы в широкой бездушной улыбке. — Дело в том, что Хелли занимается уже достаточно давно, но особых результатов мы с Марджери не наблюдаем. — А какие результаты вы ожидали после трех месяцев тренировок? — Задав встречный вопрос, Лэнс продолжал улыбаться все время, пока отец Хелли искал слова для ответа. — Ну... какие-нибудь, — не слишком уверенно сказал тот наконец, и Лэнс кивнул. — Ваша Хелли успешно осваивает базовые упражнения и не далее чем две недели назад сумела сесть в поперечный шпагат. Этого вам недостаточно? — изобразив участие, Лэнс соединил руки за спиной, стиснув левую в кулак. — Гимнастика — это как долгосрочный вклад. Недальновидно требовать высокие проценты спустя три месяца, понимаете? — Но... — Мистер Гамильтон нахмурился. — Дети, несмотря на возрастную податливость, очень тяжело усваивают новое. Они неуклюжие, и я учу их, как стать ловкими. Они несгибаемые, и мне приходится на них давить, чтобы даже такой элементарный момент, как вытянутый носок, они выполняли автоматически, когда вступают на мат. Вам может казаться, что мы занимаемся ерундой, что они уже должны крутиться на бревнах и перекладинах, но уверяю вас, это не так. — Я, конечно, понимаю, о чем вы говорите, мистер Такер, — с сомнением начал мистер Гамильтон, — но все-таки хотелось бы убедиться, что все не напрасно. Что вы на самом деле с ними занимаетесь, а не кидаете мяч три раза в неделю по три с половиной часа. — Кстати, замечательное упражнение, — оскалился Лэнс, едва сдерживаясь. — Развивает реакцию и чувство пространства. — Вы меня поняли, мистер Такер. «Зато вы меня — нет», — почти сорвалось с языка, но Лэнс вовремя спохватился, прикусив щеку. — Разумеется, я понял, чего вы хотите. Конечно же, я подумаю, как это организовать, чтобы присутствие родителей не нарушило рабочий процесс и не сорвало тренировку. Дети очень легко отвлекаются, мистер Гамильтон, — поделился наблюдением Лэнс и покачал головой, качнувшись с пятки на носок. — В любом случае, спасибо, что сказали об этом, я сделаю все возможное. — Я рад это слышать, — сказал мистер Гамильтон. — Всего хорошего, мистер Такер. — До свидания. Дверь за родителем закрылась, но Лэнс успел расслышать голос любопытной Хелли: «Папа, а о чем вы говорили? Тренер Такер такой хороший, ты же его не ругал?». Просто. Замечательно. * * * Дома было тепло. Скинув ботинки, Лэнс первым делом прошел на кухню и щелкнул кнопкой электрочайника, а затем под его нарастающее шипение добрался до спальни. Там он переоделся в домашние тренировочные штаны из мягкого серого хлопка и уютную застиранную футболку, которая когда-то была ярко-синего цвета, но со временем побледнела до грязно-голубого. На ткани уже появились маленькие дырочки, и скоро ее придется выкинуть, но пока что Лэнс не собирался этого делать. В конце концов, никто его не видел, а значит, по дому он мог расхаживать хоть голышом (когда-то он это практиковал). Чайник вскипел, и кнопка, оповещая об этом, щелкнула еще раз. Лэнс включил телевизор, по пути «разбудил» ноутбук и пошел за чаем. Достал из холодильника вчерашнюю еду и поставил ее в микроволновку, без особого аппетита настраиваясь на очередную порцию белка и клетчатки. Никаких углеводов на ночь. Ничего сладкого. Днем — пожалуйста, но не вечером. Иногда его брала злость на себя, на свое тело, склонное к полноте, на то, что он был вынужден всю жизнь питаться правильно, изредка — днем — позволяя себе вкусные излишки. То, что он много работал над собой, было скорее следствием, а не причиной его питания. За время в большом спорте он подсадил организм на большие питательные порции, и теперь психологически не мог соскочить, наедаясь и тратя энергию на выматывающих тренировках. Если он уменьшал порции, то не наедался, если не наедался — то становился злым и спустя пару дней вечером срывался, опустошая холодильник. А вы думаете, почему у него дома в холодильнике были только овощи, куриные грудки, рыба и яйца с молоком? Крупы стояли в шкафах наверху, и готовить их было долго — пока промоешь в трех водах, чтобы не отколупывать куски от склеившейся массы, пока разваришь, — спагетти он не ел, а вот курица, закинутая в воду прямо из морозилки, была доступна... И невкусна. Много ли можно съесть суховатого вареного мяса? Даже с овощами она не лезла в горло. Лэнс был продуманный. Телевизор не показал ничего интересного. Какие-то соревнования нового поколения спортсменов, которых Лэнс в глаза не видел, какие-то другие лица, незнакомые и чужие. Какие-то музыкальные клипы на пятом канале, но пусть так. Хотя бы не было ощущения, что он один во вселенной. Всего-то стоило сослать его в Нью-Гэмпшир, в городок с семью тысячами жителей. Всего-то на три месяца выгнать из большого спорта, из привычных кругов, припугнув более жесткой расправой, если не послушается. Какой — более жесткой? Сейчас он гробил свои данные и хоронил достижения в этом сраном Пэмброуке, собственноручно стирая память о себе из голов друзей. О, а были ли у него друзья? Кто, кроме мамы и сестры, звонил ему сюда? В носу засвербело, в горле запершило, и он, как раз поднеся ко рту кружку с чаем, закашлялся, отчего жидкость выплеснулась на журнальный столик и попала на клавиатуру ноутбука. Просто. Большое. Спасибо. Лэнс выругался и так резко поставил кружку на стол, что чай по инерции пролился на столешницу. Перевернув ноутбук, Лэнс проследил, чтобы все, что попало на него, впиталось в подставленную салфетку. Вроде бы ничего страшного. Ничего нигде не искрило, дым не валил, замыкания не случилось. Можно было жить дальше. Телефон, лежавший на подлокотнике, заиграл веселенькой мелодией, и Лэнс злобно подумал,что немедленно поменяет сигнал на марш из «Звездных войн», как только положит трубку. Номер был неизвестен. — Я слушаю, — сказал Лэнс. — Тренер Такер? — раздалось в ответ. — Здравствуйте, это Сьюзан Мэтсон, я мама Виктории. Делайте ваши ставки, господа! Какими будут ее следующие слова? «Мы решили подарить вам сто тысяч, потому что вы шикарны»; «Виктория заболела»; «Я забираю дочь из школы» или «Я бы хотела обсудить с вами вопрос о результатах тренировок в вашей школе»? Барабанная дробь!.. — Меня интересуют успехи моей дочери, — неуверенным голосом произнесла миссис Мэтсон. — Все-таки, три месяца — это достаточный срок, я за такое время скинула восемь килограммов и накачала ягодицы... Да что же сегодня за день. Виктория Мэтсон была милой девочкой со средними способностями, то есть, как большинство занимавшихся в его зале. И успехи у нее были такими же — средними. — Вы отправили дочь ко мне на занятия, чтобы она с пяти лет накачивала себе зад? — грубо спросил Лэнс. — Вы понимаете, что Виктория — еще ребенок, и тренировки у нее особенные? Потому что спортивная гимнастика — это не групповые упражнения для похудения, миссис Мэтсон! — Но... — Я понимаю, вы хотите видеть, куда идут ваши средства, — перебил ее Лэнс, чувствуя, как начинает хрипеть, и откашлялся. — Я понимаю. Это разумное желание. Но три месяца — недостаточный срок для серьезных достижений. Они едва-едва освоили шпагаты, у них у каждого кривое колесо и невытянутые носочки, даже форму — и ту не каждому купили родители, и дети занимаются в спортивных штанах и футболках. А это травмоопасно! — Мистер Такер, — почти требовательно заговорила Сьюзан Мэтсон, — не говорите со мной в таком тоне, иначе я буду вынуждена принять меры. Да в каком — таком тоне? Ланс ударился затылком о спинку дивана и, закрыв глаза, надавил пальцами на веки. Миссис Мэтсон что-то говорила в трубку, но он был не в состоянии слушать, потому что голова стала тяжелой-тяжелой и загудела, как пароход. — Что? — спросил он наконец, когда Сьюзан остановилась в своем словесном потоке. — Я хочу убедиться в успехах моей дочери, — решительно заявила она, и Лэнс закатил глаза. — Я разберусь с этим, — ответил он так, как отвечал предыдущим родителям. — Я проверю графики тренировок и посмотрю, когда это будет разумнее всего сделать, чтобы у детей было как можно меньше стресса от присутствия родителей в зале. — Хорошо, — успокоенно произнесла миссис Мэтсон. — До свидания, мистер Такер. — Да чтоб ты провалилась, — сказал он, отключившись. Швырнув телефон куда-то в угол дивана, Лэнс вернулся к кружке с чаем и тарелке с едой, которая уже успела остыть. Давясь курицей с цветной капустой и фасолью, Лэнс вспомнил, что хотел сделать, и снова взялся за телефон. Отыскав нужную мелодию, он поставил ее на входящий вызов и отложил гаджет в сторону, отвлекшись на интересное видео по телевизору. Телефон зазвонил снова, и Лэнс не глядя взял трубку: — Тренер Такер слушает, — бодро отрапортовал он и застыл, услышав: — Надо же, как быстро ты освоился в новой должности, Такер. — Ларри, — сказал Лэнс, этим, собственно, и ограничившись. — Рад меня слышать? — Лэнс не ответил, и Ларри довольно рассмеялся. — Я решил тебя все-таки предупредить, чтобы не было неприятных сюрпризов ни для меня, ни для тебя. — Я слушаю, — напомнил Лэнс, нарушая эффектную паузу. — Семнадцатого ноября я приезжаю для проверки эффективности работы твоей школы, — сообщил Ларри. — И будь добр, подготовь отчет о результатах своего труда. Марш Дарта Вейдера как никогда удачно подошел для входящего вызова именно этого контакта. Кто бы только мог подумать. О, он знал, что делать. В груди заклокотало от смеха, смешанного с кашлем, и он через боль расхохотался, качая головой. Раз все это на него навалилось, то сам Бог благословил его на такое. Собственно, почему бы и не объединить эти два чертовых события в одно? И будь что будет. * * * Будильник зазвонил точно когда положено вставать на пробежку, и Лэнс со стоном попытался открыть глаза, но от ярко светящегося дисплея телефона снова зажмурился. Нащупал его на соседней подушке, отключил сигнал и уронил чересчур тяжелую руку на матрас, постепенно начиная чувствовать свое тело. Нос заложило. Горло болело. В груди пекло. Голова была словно чугунная — стукни кто в нее, и на звук прибегут строители на обед. Лэнс приподнялся на локтях и снова застонал — от слабости и раздражения. Почему он накануне не подумал, что простуженному человеку нельзя бегать? Стресс для организма не стоило усугублять физической нагрузкой, ему положено лежать и в ус не дуть, только запивать таблетки теплой водой и потягивать подогретое молоко от разрывающегося горла. А значит, он мог бы спать и спать, если бы вчера отключил будильник. Что делать в семь утра в Пэмброуке? В идеале — собирать вещи и уматывать отсюда, но такой вариант, к сожалению, Лэнс рассматривать не мог. Зато с интересом обратил внимание на предложение «поспать подольше», потому что, как говорила бабушка Такер, сон лечил. Подушка была все еще горячей и сохранила вмятину от его головы, и Лэнс посмотрел на нее, хмурясь и думая, как восхитительно его макушка вписалась бы в эту «впуклость», как прекрасно он сейчас заснул бы, в семь-то утра, и каким бодреньким поднялся бы часика через три. Если повезет, то еще и совершенно здоровым. Стало бесконечно жаль себя. Поэтому Лэнс откинул одеяло и спустил ноги на пол. Игнорируя теплые носки, по холодному полу прошел в ванную комнату, где охотно справил свои дела и умылся. Потом, с по-прежнему гудящей головой и тяжелыми, словно застрявшими в смоле мыслями, добрался до кухни, где включил чайник и заставил себя приготовить завтрак. Потом так же упорно заставил себя его съесть, игнорируя легкую тошноту и отсутствие малейшего аппетита. «Во время болезни нужно есть, даже если не хочется», — вот так говорила бабушка Такер. Во время болезни нужно пить. Кстати, о таблетках и прочих лекарствах, за которыми нужно было ехать, а также о детях, которые могут заразиться, если ему не хватит ума и завтра он сунется на тренировку в таком состоянии. Иного выхода быть не могло: завтрашнюю тренировку нужно было отменить. За сегодняшний день он совершенно точно не вылечится, и да поддержит его бог спорта, чтобы ему хватило трех дней и не потребовалось отказаться от занятия еще и в пятницу. Но от отмены занятий в его домашней аптечке не прибавилось ни одного блистера аспирина. Иными словами, Лэнс должен был сейчас взять себя в руки, одеться и выйти на холодную улицу, сесть в холодную машину и проехать по холодному городу до аптеки, чтобы купить полдюжины пакетиков с порошком, пастилки для горла, капли от носа и аспирина от головы. Вот такой он через три дня и будет — безносый и безголовый. Ха-ха, как смешно, Лэнс Такер. За всеми хождениями по квартире время пролетело незаметно, и вот уже стрелка часов подобралась к половине девятого утра. Нужно было что-то делать и не оставлять напоследок запланированное вчера. Собравшись с силами, Лэнс напился горячего чая и, сберегая тепло, оделся особенно многослойно. Вышел из квартиры под непрестанное наблюдение из-за соседней двери (серьезно, старушка не спускала с него глаз) и доехал до аптеки, где с большим огорчением обнаружил, что работать она начнет только с десяти утра. Вот тебе и проснулся в семь. Выругавшись, Лэнс пнул сугроб, и снег, взлетев, осыпался на вычищенный тротуар, попав на крыльцо аптеки. Возвращаться домой не имело смысла, и поэтому он, принудительно успокоившись и шмыгнув заложенным носом, завел машину и поехал в сторону своей школы. Там, добравшись до тренерской, он достал журналы с данными на своих учеников и принялся обзванивать родителей каждого ребенка, сообщая о том, что занятий на следующий день не будет по причине его болезни. Пару раз ему пришлось прерваться и снова выпить чаю, потому что горло после нескольких часов молчания не справилось с таким обилием разговоров и снова запершило. Написав от руки объявление: «17 ноября в 13.00 состоится показательная тренировка мальчиков и девочек набора 2016 года», — Лэнс повесил его на дверь, затем критически осмотрел, как это все выглядит, и, передумав, сорвал его. Повторил текст, набрав его на компьютере, распечатал на рабочем принтере и, повесив все на ту же дверь, остался полностью доволен результатом. Выключил свет в зале, закрыл школу и, спустившись с крыльца, направился к машине ленивым медленным шагом. На часах было начало десятого. Больше получаса оставалось до времени, когда аптека откроет свои двери таким же несчастным больным, как он, приподнимет свои рольставни и покажет миру заспанные окна... Окна. Лэнс неторопливо, размеренно убрал ключи, которые уже достал, обратно в карман и, подойдя к очередному сугробу, яростно раскидал убранный дворником снег по стоянке. Он совсем, совсем забыл про окошко для приема срочных пациентов. С дежурным фармацевтом. Окошко, выходящее на другую сторону улицы. То самое сраное окошко, в которое ему могли продать злополучный стрепсилс, треклятый колдрекс и гребаный аспирин, три несчастных средства, которым не нашлось места в его доме. Твою же. Чертову. Мать. Лэнс залез в машину и, гневаясь на самого себя за рассеянность, выехал на дорогу, чтобы через пару поворотов и целый один квартал получить наконец свои лекарства и с чистой, но раздосадованной душой поехать на свой заслуженный трехдневный больничный. * * * Дома было хорошо. Дома всегда было хорошо, несмотря на немытую посуду, стоявшую в раковине, и полную корзину грязного белья, дожидающегося стирки. Почему бы этим всем сейчас и не заняться? Лэнс стянул с себя верхнюю одежду, с удовольствием ощутил прохладный после жаркого пуховика воздух и переоделся в домашние штаны и вчерашнюю застиранную футболку. На прошлой неделе, третьего ноября, с его счета сняли очередную сумму, которая причиталась его дочери по закону. Лэнс не сомневался, что на эти довольно приличные деньги жило все семейство Таунсендов, а мамаша Мэгги больше не работала уборщицей. Спорт для Мэгги был закрыт. С беременностью и родами она потеряла форму, а женская спортивная гимнастика — это дело молодых, с маленькой грудью, которой не давали расти, утягивая бинтами. Всё, лишь бы соблюдалось равновесие. Когда Грегори перестала заниматься и с нее сняли постоянные бинты, у нее очень быстро выросли — или налились? — огромные сиськи, которые он, в свою очередь, с большим удовольствием помял, когда представился случай. Лэнс не представлял, что было бы, если бы ему сказали утянуть яйца (ну, если бы они были зверских размеров). Согласился бы, скорее всего, ради спорта и вероятных побед, ради возможной славы и власти. Вообще они с Таунсенд были похожи. Его родители тоже тратили последние деньги на его тренировки, и тренер, чувствуя перспективного ученика, делал скидки, которые не очень-то помогали держаться на плаву, и однажды маме все-таки пришлось взять вторую работу, как и отцу. Сейчас Лэнс отплачивал им сторицей — обеспечивал поездками за границу, переводил деньги, чтобы родители больше не работали, и в целом, со всеми этими тратами, у него на счету оставалось не так уж много. Поэтому ему категорически нельзя было сдаваться, опускать руки, выбрасывать белый флаг — на его плечах держалось многое. Поэтому он добьет эту школу, воспитает спортсменов и утрет нос Ларри, который, пусть и решил его проучить, пусть и заслуженно (ну, по мнению Ларри; Лэнс считал, что ничего такого и не случилось), поступил с ним слишком жестоко. Ну ничего, Лэнс еще покажет, на что способен. Золото в мужской гимнастике никогда не доставалось кому попало. Мэгги Таунсенд, бойкая девчушка с бульдожьей хваткой, родила ему дочь, которую он так никогда и не видел. Поначалу она с ребенком на руках мелькала на страницах новостных интернет-порталов, располневшая и округлившаяся, и улыбалась в камеру. Рядом, конечно же, была ее мамочка, приобнимала за талию, с такой ненавистью глядя на Лэнса с дисплея, что первые разы он брезгливо закрывал ноут, лишь бы не видеть. Потом успокоился и стал думать, что повезло не сунуться в эту семейку с чем-то большим. Не то чтобы он думал, понимаете, он мало когда размышлял о чем-то серьезном, но раз уж у него должен был появиться ребенок, то пару раз такая мысль мелькала в голове. Но в итоге он так ни разу и не видел дочь и особых переживаний по этому поводу не испытывал. Мать Таунсенд так явно ненавидела Лэнса за то, что он испортил спортивную карьеру ее дочери, что ему иногда икалось. На самом деле, лучше бы уважаемая миссис Таунсенд приглядывала внимательнее за своей доченькой, которая клялась и божилась, что на таблетках. Лэнс, думая членом, тогда тоже не уследил, но ему хватило ума понять, что вряд ли перспективная спортсменка согласилась бы на незащищенный секс, который мог просто к херам разбомбить будущее. Зато потом, получив сообщение, он со всей ясностью осознал, что у Таунсенд не было никаких гарантий победы на следующей Олимпиаде, а значит, и денег за золотую медаль. Зато алименты — алименты были бы регулярными и приятно большими. Вот так она подстраховалась, выбрав синицу в руках. Лэнс с отвращением думал о том, что его обвела вокруг пальца какая-то малолетка. Он даже не предполагал, что умудрится так вляпаться, а ведь этот развод был стар, как планета Земля. За невеселыми мыслями он незаметно помыл посуду, запустил стиральную машину и даже повозил шваброй по пыльному полу, оставив разводы и грязь. Решив, что лучше вызовет уборщицу, Лэнс развел себе порошка, завалился на диван, включил телевизор и благополучно вырубился на четыре часа. Снились ему полеты под меняющийся саундтрек. Проснувшись от стука, Лэнс не сразу понял, где находится и что происходит, и, когда стук повторился, постепенно осознал, что лежит на диване в гостиной, а музыкальный канал крутит олдскульные клипы. Под давно знакомый мотив Лэнс слез с дивана, подтянул штаны и подошел к двери, в которую как раз снова постучали. В глазке виднелось уже примелькавшееся улыбчивое лицо с бородкой, очками и светлым ежиком на голове. Ну, если не думать, зачем он сюда пожаловал, то можно было порадоваться, что это не старушка-соседка со своими печеньями и неудобными вопросами. Старушки, сующие нос в чужие дела, — это проклятье человечества. Вот кто распространяет сплетни, как голуби — заразу. Лэнс открыл дверь. — Хей, — улыбнулся Джейк и потряс свертком в руках. Там что-то булькнуло, хрустнуло и зашелестело. Лэнс покосился на ношу и слегка нахмурился. В голове после пробуждения нещадно гудело, и происходящее доходило с небольшим торможением. — Привет. Джейк, — сказал он с паузой, и тот немного смутился. Впрочем, ненадолго. — Как ты узнал, где я живу?.. А, точно. Маленькие городки. — Маленькие городки, — с кивком и улыбкой повторил Джейк, и Лэнсу почудилось, что у него на глазах образовалась группа «пароль-отзыв». Тайная шутка, понятная только ему и Джейку. Это было странное чувство. Поэтому он не стал на нем зацикливаться, а задал еще один вопрос: — И чем же я обязан? — Ты же простужен, — заявил Джейк. Лэнс даже удивиться толком не успел, как тот продолжил: — Племянница сказала, что ты заболел, и велела мне привезти тебе лекарства. Потому что «он тут один и никто о нем не позаботится, а ты лучший дядя в мире, поэтому едь к нему». Я, конечно, исправил ее на «езжай», потому что правильно говорить так, но смысл она передала понятный, несмотря на ошибку. Поэтому я и тут. Лэнс помедлил, все еще не решив, стоит его впускать или не стоит. Повиснув на двери, он всматривался в его лицо, выискивая подвох, но спустя секунду качнул головой — мол, заваливайся — и отодвинулся в сторону, чтобы его пропустить. Джейк пролез в квартиру, обдав Лэнса морозом от куртки, и Лэнс захлопнул дверь. — Еще она сказала взять печеньки, которые приготовила вместе с мамой накануне вечером. Ты же не против мучного? — Джейк, положив сверток на спинку дивана, раздевался, не прекращая говорить. — Они вкусные, с апельсиновым джемом, я вчера полподноса съел и даже не заметил. Особенно вкусно с молоком. — Джейк беспардонно прошел на кухню и включил чайник. Лэнс медленно выглянул из-за угла, подозревая, что бредит. Джейк, свободно перемещаясь по тесной кухоньке, нашел, где стояли кружки, достал чайные пакетики и оставил приготовленное ждать, пока закипит вода. — Я тебе не мешаю? — спросил Лэнс, когда Джейк плюхнулся на диван, по-прежнему держась за сверток. — Да не стесняйся, — милостиво разрешил Джейк, и Лэнс, ничего не понимая, приблизился к дивану. Заглянув через спинку, он увидел, как Джейк распотрошил свою ношу, достав оттуда пакет с домашним печеньем и пару бутылок и коробков. — Что ты принимал? — строгим голосом спросил он и поправил очки. — Колдрекс, аспирин, — рассеянно ответил Лэнс, и Джейк кивнул. — Температура снизилась? — спросил он. — Я не... — Лэнс сглотнул, чувствуя опасность. — Я не измерял температуру, — признался он и зябко поежился. — Как хорошо, что я предусмотрительно взял с собой градусник, — воскликнул Джейк и извлек из кармана джинсов прозрачный зеленый футляр. — Садись, ставь его под мышку и не шевелись, пока не запищит. Лэнс обошел диван и осторожно присел на самый его край. Градусник с этой его серебристой пипкой оказался холодным, и пришлось мужественно сдержаться, чтобы не выругаться. Джейк тем временем деловито расставил принесенное на столе и сделал телевизор потише. Чернокожий певец не имел ничего против, а вот Лэнсу возражения пришлось проглотить, потому что градусник издал противный писк на грани слышимости. — Давай сюда, — велел Джейк. — Ого. Тридцать семь и пять. — Нужно выпить еще колдрекса, — решил Лэнс и поднялся на ноги. — Нужно получить по заднице, — в тон ему ответил Джейк и сурово посмотрел на него поверх очков. — Но... — попытался поспорить Лэнс, но Джейк смотрел настолько сурово, что он вернулся на диван и впервые за это время подумал, что, возможно, впустить гостя было не такой уж хорошей идеей и теперь что-нибудь обязательно случится. Кровавое и безжалостное. Может быть, даже уколы. — Никаких «но», Лэнс Такер, — сказал Джейк и протянул ему бутылку со стола. — Никаких таблеток и жаропонижающих средств при температуре ниже тридцати восьми градусов. Пей кислый клюквенный морс, который я сварил тебе вот этими самыми руками. — А... — начал было Лэнс, но Джейк и тут прервал все его возражения. — А это — облепиховый, — сказал он. — Знал бы ты, как сложно раздобыть облепиху в наших краях. Она есть только мороженая, потому что уже ноябрь. Но, как было написано на пакете, «сохранила все полезные свойства». Вот и увидим. «Прекрасно, — с тоской и опасениями подумал Лэнс, — на мне еще и опыты ставить будут». — Ложись, — сказал Джейк и вскочил с дивана, освобождая место. — Ложись, кому сказано. Лэнс осторожно прилег, готовый в любой момент отразить любую возможную атаку, несмотря на то, что из носа снова потекло, а платка поблизости не наблюдалось. Хотя нет, Джейк резво вскрыл пачку бумажных салфеток и сунул ему в руки. Через минуту Лэнса накрыли теплым пледом, а под спину подложили мягкую подушку. — Болеть у телевизора приятнее, чем в спальне, — со знанием дела произнес Джейк и ушел на кухню делать чай. — Ты пей, пей, — крикнул он оттуда, — не отравлено. Племяннице понравилось, правда, она бухнула туда три ложки сахара, и попозже я поговорю с ней о вреде сладкого и о том, как страдают ее зубы от карамелек. — Она тебя еще не ненавидит? — буркнул Лэнс, откручивая крышку. Сделав глоток, он скривился — понятно, почему племянница Джейка добавила столько сахара. — Нет, она меня любит, — ответил прямо над ухом Джейк и, обогнув диван, поставил две кружки с чаем на стол, сдвинув печенье. Зашуршав пакетом, он вытащил пару штук и положил на принесенную тарелку. — С кем же ей ходить в парк и играть, а? — Ну, да, об этом я не подумал, — хмуро отозвался Лэнс. — Чай мне тоже нужно выпить? — Обязательно. Во время простуды нужно пить больше жидкости и витаминных напитков, чтобы помогать иммунитету справляться с болезнью, — заученно ответил Джейк, и Лэнс кое-что понял. — Ты нянчишься с племянницей, когда она болеет? Поэтому столько знаешь? — С племянницами, у меня их две. Правда, старшая уже выросла и скоро поедет в колледж, — ответил Джейк. — И ничего особенного я не знаю, это же элементарные истины. — Ага. Элементарные, — согласился Лэнс и отпил своего морса, снова скривившись. Джейк этого не увидел — поднес ко рту горячий чай и осторожно сделал глоток. Взял печенье и откусил от него, блаженно закатив глаза. — В холодильнике есть молоко, если что, — хмуро сказал Лэнс. Джейк обрадованно на него посмотрел и, схватив свою кружку, умчался на кухню, где захлопал шкафчиками и дверцей холодильника. — Ого, — воскликнул он, — ты вообще ешь что-нибудь нормальное? Что-нибудь, кроме курицы, яиц, огурцов и томатов? — Еще перцы, — ответил Лэнс. — Перцы очень полезны, в них полно витамина С! — Я серьезно, — сказал Джейк, выглянув из кухни. О, нет, он снова нахмурил брови. — И я серьезно, — спокойно отозвался Лэнс. — Я ем мясо всех видов, я ем рыбу, ем кисломолочные продукты, на гарниры готовлю рис или овощи, иногда по утрам ем блинчики, если хочется. Захожу в кафе по пути на работу. — Но твой холодильник пуст! — Это значит, что нужно сходить в магазин, а не что я живу впроголодь, — с раздражением отозвался Лэнс и с молчаливым стоном уронил голову на подушку. Потом вспомнил о морсе и снова отхлебнул кислятины. — Ну, хорошо, — сказал Джейк. — А то я уже подумал, что ты ненавидишь свои почки и вообще из тех, кто повернут на своей фигуре и никогда даже не посмотрит в сторону бургеров и жареного бекона, — со смешком произнес он. Лэнс проглотил ответ и опустил глаза, принявшись рассматривать узор на пледе. — Ты ведь не из тех? — Нет, — решительно сказал Лэнс. — Тогда возьми печеньку, — сощурившись, выдал Джейк и, опершись плечом о косяк, скрестил руки на груди. — Что ты... — Печеньку возьми, ага, — повторил Джейк, даже не думая идти на попятную. — Да чтоб тебя, — воскликнул Лэнс и схватил со стола печенье. Засунул его в рот целиком и, запивая морсом, попытался прожевать. С трудом, но у него получилось. Джейк все это время не сводил с него взгляда, и только когда Лэнс проглотил угощение, отвернулся и ушел на кухню. Загудела микроволновка. — Еще одно, — повысил голос Джейк, перекрикивая микроволновку, и после звонка появился в комнате с кружкой молока. — Они того стоят, Лэнс, ты только распробуй. — Угу, — буркнул Лэнс, чувствуя, как во рту все сухо и исцарапано жестким тестом. — Ты неправильно его ешь, — заявил Джейк. Подойдя к дивану, он выразительно посмотрел на Лэнса, и тот, помедлив, все-таки сдвинул ноги к спинке, позволяя Джейку присесть. Тот не преминул воспользоваться возможностью и тут же плюхнулся на подушку, чудом не расплескав молоко. Зато Лэнс не отличился такой удачливостью и теперь смотрел на Джейка осуждающим взглядом за то, что на футболку пролился морс. — Ты, вообще, надолго сюда пришел? — раздраженно спросил Лэнс, вытирая футболку салфетками. — Не пора ли тебе? — Не пора, — покачал головой Джейк, — вот как все выпьешь — так и уйду. Слово скаута. Помочь тебе переодеться? — Сам справлюсь, — недовольно ответил Лэнс, выбираясь из-под пледа. — Ты без носков! — воскликнул Джейк, заметив его голые пятки. — И без трусов! — Ну, это уже не настолько критично. — Почему же? Застуженные орешки никому счастья не приносили, — сказал Лэнс, стягивая футболку в спальне и надевая чистую. Решив одним выстрелом убить двух зайцев, он прихватил носки и, усевшись на кровать, с трудом натянул их на холодные вспотевшие ноги. — К твоим орешкам я отношения не имею, — ответил в том же тоне Джейк. «А жаль, — подумал Лэнс, — мои орешки были бы не против». Но вслух сказал: — А к ногам имеешь? — Конечно, — воскликнул Джейк, как будто Лэнс спросил что-то очевидное. — Конечно, имею. Ноги должны быть в тепле... — А голова — в холоде, — закончил за него Лэнс, возвращаясь на диван. Увидев носки, Джейк удовлетворенно кивнул и, отсалютовав ему кружкой, отпил молока и закусил печеньем. — Когда моя бабушка так говорила, я всегда представлял, что нужно засунуть ноги в духовку, а голову высунуть в окно. И не понимал, зачем. — Теперь и я не понимаю, зачем, — пожаловался Джейк. — Зачем ты так думал? — Не знаю. Так представлялось. Под пледом было нагрето и тепло, и Лэнс с удовольствием (тщательно скрываемым) забрался на свое место. Джейк тут же вручил ему бутылку с недопитым морсом, и Лэнс осушил ее в один глоток. Джейк одобрительно улыбнулся и протянул ему чай, в другой руке держа печенье. — Его надо окунать, — сказал он. — Тогда вкуснее. — Хм, — отозвался Лэнс. — Допустим. А что у тебя с рукой? — спросил он, успев заметить яркие параллельные полосы. — А? О. Это. Ну, у меня с рукой царапины, — смутившись и засияв одновременно, сказал Джейк. — У меня кот. Достался случайно, комплектация полная, дата выпуска неизвестна. Окрас серый в светлую полоску. Кличка — Тофи. — Тофи? — На самом деле, Мефистофель. — «Тофи» лучше, — моментально ответил Ланс. — «Тофи» появился потому, что «Мефистофель» фиг выговоришь, — рассмеялся Джейк. — Племянница где-то вычитала и назвала на мою голову, пришлось выкручиваться. Я присматривал что-то в духе Макса, Пуча или Кэптина, но спорить с детьми — это дохлый номер. — Странно, что ей не понравилось имя «Люцифер». — Ей и понравилось, — серьезно ответил Джейк. — Еле уговорил на «Мефистофеля». — А откуда он у тебя взялся? — Нашел случайно. Он очень жалобно мяукал и бежал за мной целый квартал, я не смог устоять. Думал, напишу объявление о находке и его заберут, а за ним никто не пришел. Ну, так и получилось. — У меня раньше был кот, — сказал Лэнс. — Рыжий. Вредный. Капризный. — Значит, он очень походил на тебя, — почти равнодушно сказал Джейк, но ему тут же прилетело подушкой-думкой, и по груди от выплеснувшегося из кружки молока разлилось огромное сырое пятно. — Какая жалость, — равнодушно заметил Лэнс и спокойно отпил чаю, закусив утопленной в нем ранее печенькой. Испачканные в размякшем тесте пальцы стоили того вкуса, который он смог наконец оценить. Закатив глаза, Лэнс едва не простонал от удовольствия. — Не получишь больше ни одного, — мстительно заявил Джейк, убирая пакет с печеньем себе за спину. — И дашь мне футболку. — Второй ящик комода, — сказал Лэнс, — за это — дай. — Не-а, — отозвался Джейк и ушел в спальню вместе с пакетом. Вот же чертов сукин сын. В итоге, когда перемирие было достигнуто, а печенье съедено до последней крошки, когда весь прописанный Джейком объем жидкости был выпит, тот попрощался с Лэнсом и был таков. Лэнс удержался от того, чтобы подойти к окну и посмотреть, как тот уезжает, и назло своему любопытству направился на кухню, чтобы приготовить себе какой-нибудь еды. Приблизившись к холодильнику, Лэнс застыл, словно громом пораженный, и через секунду начал громко, хрипло смеяться. На дверце холодильника магнитом в виде кошачьей лапы Джейк прилепил записку: «Есть, пить, таблетки не глотать, температуру измерять. Завтра позвоню, твой номер у меня есть». * * * На следующее утро Лэнс открыл глаза без будильника. Пробуждение накануне принесло свои плоды, и урок был усвоен, так что сейчас он поднялся в районе девяти утра, чувствуя себя намного лучше. Джейк не запрещал капли и леденцы от горла, только посоветовал пить теплое молоко и вообще теплые напитки, поэтому вчерашнее безлекарственное лечение возымело эффекта больше, чем два вечера в обнимку с колдрексом. И это было удивительно. Выбравшись из теплой кровати, он первым делом распахнул шторы, и яркий солнечный свет упал в комнату, буквально ослепив на пару мгновений. Такое солнце в ноябре? День обещал выйти очень удачным, раз он спустя пять минут после пробуждения не получил никакого знака об обратном — ни ушибленного пальца, ни сломавшейся зубной щетки. До щетки, правда, дело еще не дошло, и Лэнс направился прямиком в ванную комнату, где с большим удовольствием принял душ. Совершив все положенные гигиенические процедуры, он вернулся в комнату, раздумывая, чем заняться. В голову не шло ничего, кроме интернет-серфинга, и, заварив себе чай, Лэнс, как и вчера, устроился на диване, накрывшись пледом. Через раздернутые шторы на окнах по обе стороны от телевизора в комнату падал свет, и Лэнсу было так уютно, как никогда прежде. Солнечные квадраты на полу приблизились к подоконникам, когда зазвонил телефон, оставленный в спальне на тумбочке. Лэнс неохотно оторвался от очередной грязной сплетни об очередном его бывшем коллеге. Дойти до спальни — дело даже не минуты, но это же нужно было подняться, вылезти из-под пледа, и так не хотелось, что Лэнс нашел в себе силы это сделать. Взяв трубку, он увидел, что звонит незнакомый номер, и первым делом подумал,что это кто-то из родителей. Настроившись на неприятный разговор, он откашлялся, чтобы случайно не захрипеть в микрофон, и ответил: — Лэнс Такер, слушаю. — Джейк Дженсен, приветствую, — ответил ему собеседник, и Лэнс плюхнулся на кровать, вспоминая, что тот обещал позвонить. — Доброго дня, Лэнс Такер, — сказал Джейк. — Как твое самочувствие? Не хочешь ли сказать мне спасибо? — Иди к черту, — ответил ему Лэнс, но трубку не повесил. Джейк довольно рассмеялся, и смех пробежался по Лэнсу как прикосновение, от которого даже появились мурашки. Он поежился. — Да, мне намного лучше. — Температура? — Не измерял, — с удивлением осознал Лэнс и скривился, услышав справедливое: — Не молодец. Совсем не молодец. — Ты ругаться-то умеешь или привык к безобидным дошкольным подначкам со своими малявками? — ляпнул Лэнс. В разговоре наступила пауза. — ...Я сейчас приеду, — с угрозой в голосе сказал Джейк, — и ты услышишь, как я умею ругаться. — Я сейчас поставлю градусник, — поспешно сказал Лэнс. — Не надо, не приезжай. — Я сейчас серьезно над этим размышляю, чтоб ты знал, — поделился Джейк и сдавленно зашипел, прикрыв микрофон рукой. — Ты, как я понимаю, не способен самостоятельно за собой следить, тебе нужна наседка, которая будет ставить тебе градусник и приносить полезные напитки. — Я тебя об этом не просил, — резко сказал Лэнс. — Да, меня об этом попросила племянница, которая какого-то хрена о тебе беспокоится, — снова скопировав его тон, рявкнул Джейк. — А ты всегда выполняешь то, о чем тебя просит племянница, — саркастично заметил Лэнс и покачал головой, не понимая, какого черта все еще не прервал разговор. — Если мне это по силам — то да, выполняю, — спокойно сказал Джейк и снова зашипел, ругнувшись. — Да что там у тебя? — воскликнул Лэнс, не выдержав. Джейк замолк, а потом снова раздались сдавленное ругательство, шаги, короткий мяв и хлопок закрывшейся двери. Почти сразу до Лэнса донесся отдаленный кошачий вой и звуки, как будто дьявол пытается вырваться из преисподней, раздирая преграду когтями. — Там посиди! — строго крикнул Джейк. — И нечего орать! Там у тебя пищеблок, так что от голода не умрешь, а в горшок — потерпишь! — ...Понятно, — сказал Лэнс. — Мефистофель, — расстроенно выдохнул Джейк, поясняя, и в трубке раздалось шуршание. Кажется, он почесывал место царапины. Лэнс качнул головой, сдерживая едкий комментарий. — Я догадался. — Он... не всегда такой, — извиняющимся голосом произнес Джейк, — на него просто нашло... Он иногда буянит и носится по квартире, грызет все подряд и роняет вещи. А потом снова спокойный. — Эти коты, — понимающе протянул Лэнс, и Джейк подхватил: — Иногда сущий беспредел творят. А потом подходят к тебе и бодают руку, мол, давай, погладь. И ты, как настоящий котораб, берешь и гладишь эту мохнатую скотину, которая только что разнесла тебе полдома. И ничего ему не делаешь... Да ори сколько влезет! — крикнул Джейк, убрав трубку от лица, и Лэнс просто закрыл глаза. Вчера у него на диване был кто-то другой, более самоуверенный и беспардонный. Этот же человек, вот тот, по ту сторону разговора, был каким-то мягким и непонятно теплым. Это все вина Мефистофеля, чтоб ему пусто было и горшок переполненный вдогонку. Маленькие лицемерные твари. — ...Я же никогда не любил котов, — продолжал тем временем Джейк. — Я считал их маленькими лицемерными тварями, которые собакам в подметки не годятся. Наглые, бесполезные и упертые существа, которые делают только то, что им взбредет в голову. Ну как я в это вляпался? — Понятия не имею, — сказал Лэнс. — Такое, пожалуй, случается. Со мной, конечно, ни разу не было, потому что я слежу за своим личным пространством, и самовлюбленным в моей квартире может быть только один, и это я. — Я даже не сомневался насчет того, как закончится эта фраза, — сухо прокомментировал Джейк. — Ты поразительно дрочишь на самого себя. — Ну, а почему нет, если я все делаю для того, чтобы быть таким... — он хотел сказать «охуенным», но Джейк его перебил. — Охреневшим? — предположил он, и Лэнс скрипнул зубами. — Нет, — емко ответил он. — А-а. Я-то был уверен, что именно охреневшим... Но тебе виднее, конечно. Лэнс понятия не имел, почему вместо того, чтобы бросить трубку, он позволял этому мудаку себя оскорблять. В его голове не было ни одной мысли. Зато с той стороны Джейк смилостивился и открыл дверь, впустив кота к себе. По мурчанию, которое тут же послышалось в трубке, и шороху, который довольно быстро начал бесить, Лэнс понял, что кот (Мефистофель, господи боже) взобрался Джейку на плечо и принялся выпрашивать ласку. Джейк, судя по всему, был совсем не против. Слабак и тряпка. — Ты его хотя бы наказываешь? — без особой надежды спросил Лэнс, на что Джейк охотно отозвался: — Конечно, наказываю. По попе могу хлопнуть, или, не знаю, носом натыкать в место проказы. В полотенце завернуть или за пузичко укусить. Просто... Лэнс не особо горел желанием слушать это всё по второму кругу. Пузичко?.. — Слушай, Джейк, кот — это прекрасно, но... — Ты не видел его лапоньки! — совершенно чужим голосом воскликнул Джейк. — Его серые с черными подушечками лапоньки, которые так мило подгибаются, а когда нажимаешь на них, то они так пунь-пунь... «Пунь-пунь». Понятно. Котов, значит, ненавидел? — Джейк. Джейк! Джейк, мы тебя теряем, — с нажимом произнес Лэнс, пытаясь достучаться до разума в его голове, который совершенно точно сегодня там был. — Пунь-пунь — это, конечно, потрясающе, но мне, знаешь, пора бежать, потому что, понимаешь, неотложные дела. — О. О, конечно, — ответил Джейк, отвлекшись от кота. Тот в один миг оказался в другом конце комнаты, сообщив об этом громким мяуканьем. Лэнс закрыл лицо рукой. — Я тебе позвоню. Измеряй температуру и пей жидкость, никаких колдрексов, — приказал Джейк. — Пока. Отключившись, Лэнс упал спиной на кровать и пролежал так пару минут, стараясь оклематься после разговора. Джейк был... Неожиданностью. Во всех отношениях. Джейк был привлекателен, обаятелен (местами, прямо скажем) и не считал себя таковым, что добавляло ему рейтинга на сотню единиц. И с этим нужно было что-то делать. * * * Вот кто бы знал, как быстро прошла несчастная неделя и настал тот самый чертов день приезда Ларри. С самого утра Лэнс был как на иголках — подскочил в семь, наскоро позавтракал, выскочил из квартиры, едва не забыв запереть дверь, и поехал на работу, даже не заметив, как прищемил длинный шарф дверцей машины. В школе в такое время делать ему было нечего, разве что самостоятельно пройтись по всем уголкам зала и вымести пыль, которую вчера не заметила уборщица — хотя он заплатил ей немалые деньги. В зале стояла мертвая тишина, и на секундочку Лэнс остановился в дверях, давая себе время насладиться началом слегка полюбившегося процесса — звуком, с которым загорались длинные потолочные лампы. Одна из них начала уже потрескивать и мигать, и как же плохо, что вчера он не обратил на это внимание, как плохо, что не заметил это безумно раздражающее действо в дальнем углу, прямо над входом в тренерскую. Может, лампа решила нарочно нагадить и выйти из годности именно сейчас? После всех проверок и приготовлений? Такое вполне можно было ожидать от этой мерзкой электроники, черт возьми! Лэнс, от гнева чеканя шаг, прошел в тренерскую, по пути снимая верхнюю одежду. Шапка как всегда оставила на голове черт-те что, но с этим он сможет справиться. Вещи отправились на вешалку, и Лэнс бегло окинул комнату, выискивая нарушения и беспорядок, но вчера он поработал на славу, прибравшись на полках и расставив по своим местам ненужные, в общем-то, предметы типа флажков с эмблемами спортивных клубов и прочую дребедень. Может быть, это лучше выбросить? Чтобы Ларри, этот чертов Ларри, не смог придраться и заподозрить его в излишней сентиментальности. Вдруг Ларри решит, что Лэнс обжился в сельской местности, и теперь в большом городе ему нет места? Какие страшные мысли приходили ему в голову. Часы на рабочем стареньком компьютере показывали начало девятого, и до появления учеников у Лэнса оставалось еще практически четыре часа. За это время можно было переделать уйму дел, а можно было обнять себя за колени, сидя на диване, и раскачиваться из стороны в сторону, потому что казалось, что он так не нервничал даже перед выступлением на Олимпиаде. Как хреново, когда твоя жизнь зависит от милости какого-то мудака. Как хреново, когда он решает тебя проучить. Ну, и, раз уж на то пошло, как хреново не следить, кто у тебя берет в рот. Скинув олимпийку и оставшись в белой футболке и спортивных штанах, Лэнс вышел из тренерской. Остановившись у матов, он внимательно оглядел зал, потом перешел к выходу и обернулся, стараясь посмотреть на школу глазами чужака, никогда здесь не бывавшего. Что ни говори, а человек привыкает ко всему, и даже мигающая лампа — чертова лампа — со временем перестает бесить. А вот тот, кто никогда тут не бывал, может остаться не шибко довольным тем, как Лэнс обустроил помещение. В конце концов, а что ему оставалось делать? Покупать все только самое лучшее и безумно дорогое? У первоклассных производителей спортивного инвентаря? Выйти по счетам в минус и остаться банкротом без малейшей финансовой подушки за душой? Да вот никогда бы Лэнс такого себе не позволил. Снаряжение его зала было не самым передовым, но и дешевкой его назвать было нельзя. Лэнс разбирался в этом деле; он осмотрел каждый снаряд, опробовал все тренажеры перед тем, как вывалить за них собственные деньги, и потому мог гарантировать, что его зал мог бы посоревноваться с залами других маленьких городков. Чертовых маленьких городков. Этот хренов Ларри знал, он знал, что Лэнс не сможет переварить малонаселенное болото с молочниками и улыбчивыми лицемерными жителями. Лэнсу подавай большой город, большой спорт, большие деньги, а не семитысячную деревню недалеко от Конкорда, со сплетниками и дураками. Тут просто нечего было делать, в этом Пэмброуке. И чем дольше Лэнс тут находился, тем сильнее замечал за собой, что просто начинает тупеть. Что проблемы — тоже мне, проблемы — местных жителей заползают в его голову, и ерунда вроде «что же мне приготовить на ужин», услышанная в магазине, становится темой для размышлений по пути домой. В большом городе такого не было никогда. Он жил по графику, беспокоясь только об имидже и репутации, он занимался в компании приятелей, он виделся с тренером и трахался, когда хотелось. Трахался без оглядки на соседей, потому что соседям было параллельно и фиолетово, что происходило в его жизни. И ему тоже было фиолетово на соседей. А потом появился Джейк со своим апельсиновым печеньем и котом, с этими телефонными звонками, и чувство самосохранения так заистерило, конфликтуя с другими желаниями, что Лэнс с трудом удерживался, чтобы не натворить глупостей. Он потом точно, совершенно точно о них пожалел бы. Джейк. Да при чем тут вообще он? На кой черт он сдался, на кой черт он вообще нарисовался, этот положительный герой-спаситель с облепиховым морсом и ерундой в голове? Из этого городка нужно было валить, и Лэнс готов был сделать что угодно, лишь бы Ларри вернул его обратно. А для этого прежде всего нужно было успокоиться, чтобы не упасть в грязь лицом или не сорваться на каком-нибудь бестолковом ребенке. Все они тут были бестолковыми. Только одна девочка подавала большие надежды, и Лэнс знал, что Ларри тоже обратит на нее внимание. А остальные... На остальных требовалось слишком много времени и сил, которые Лэнс с удовольствием направил бы только на Люси. История с Мэгги научила его и этому — распыляться нельзя. Только один объект, только один бриллиант. К полудню, когда стали появляться первые машины с родителями и детьми, Лэнс уже был абсолютно спокоен. Поставив на карту свое будущее — от пафоса и важности сегодняшнего дня его подташнивало — он умудрялся хладнокровно взирать на неуклюжих малявок, которые, переодевшись в форму, стояли в стороне от отцов и мам и покачивались под музыку, тихо играющую в зале. Родители, в свою очередь, скучковались около расставленных вдоль стены стульев, как будто не знали, что с ними нужно делать. — Присаживайтесь, — сказал Лэнс, и те как по команде посмотрели на него, повернувшись на голос. Лэнс ослепительно улыбнулся, глядя в их напряженные и взволнованные лица, и снова показал на стулья: — Они стоят для вас. Используйте их по назначению, будьте так любезны. Родители зашевелились и медленно, словно нехотя, расселись по местам, не переставая переглядываться и настраивать фотоаппараты и видеокамеры. Кто-то все еще использовал это старье? Смартфонов было недостаточно? Лэнс сдержал усмешку и повернулся к детям, готовый к тому, что придется вести себя строже, чем обычно. Как известно, присутствие родителей расхолаживало их отпрысков, путавшихся в том, чей авторитет в данный момент важнее. Поэтому Лэнс надеялся, что месяцы тренировок показали ученикам, что его авторитет сомнению подвергать не стоило. Судя по тому, как они выстроились в шеренгу один за другим — сначала мальчики, потом девочки — только под одним его взглядом, когда-то в нем погиб очень хороший учитель. Или дрессировщик. Впрочем, об этой смерти он ни капли не жалел. Дверь за его спиной распахнулась, и в зал вместе со сквозняком ворвались несколько детей. Среди них были Холли, Люси и бочонок Бобби, тут же направившиеся в раздевалки, и, когда дети пропали из виду, Лэнс посмотрел на взрослых, с которыми они пришли. Так, восемь человек, и среди них ростом и белобрысой головой выделялся Джейк, неосознанно сутулящийся, чтобы слиться с остальными. Лэнс задержал на нем взгляд и, перехватив ухмылку Джейка, указал подбородком на свободные места. Тот, выразительно подмигнув, двинулся в заданном направлении мимо рассевшихся родителей и в итоге расположился в самом дальнем углу, сложив руки на коленях. Лэнс закатил глаза, перевел дух и сделал это как раз вовремя: сбоку от него появилась тень, и не нужно было задаваться вопросом, кто бы это мог быть. Ларри. Ларри собственной проклятой персоной. Лэнс отвел глаза, кивнув на неискреннее приветствие и практически проигнорировав презрение во взгляде, и почувствовал, что его столь лелеемое спокойствие сдулось быстро и громко, как пролетевший по комнате шарик. И примерно с таким же звуком. Широко улыбнувшись — так, что свело щеки — он указал ладонью на свободный стул в самом центре ряда с табличкой «Занято Важной Шишкой». Ларри ухмыльнулся и, устроив свой толстый зад на сиденье, закинул ногу на ногу. Покачав стопой в дорогущем ботинке, он выжидательно уставился на Лэнса, который скрипнул зубами от злости. Но пора было начинать. Скрывшись на минуту в тренерской, он сделал музыку погромче, и четкий ритм композиции разнесся по залу. Родители заметно оживились и наставили на детей, чувствующих важность момента, камеры, а малышня скучковалась около старта в ожидании Лэнса. Но для начала нужно было сделать еще кое-что. — Уважаемые родители, — заговорил Лэнс, выйдя в центр зала на поскрипывающие маты. — Я рад всех вас здесь сегодня видеть. Мне приятно знать, что вы следите за успехами ваших детей, которым необходимы ваши внимание и участие в их жизнях. Продолжайте в том же духе. Джейк разулыбался из своего дальнего угла и даже посмел показать ему большие пальцы, и Лэнс отвернулся от него, не собираясь отвлекаться. — Позвольте приветствовать драгоценного мистера Ларри Пробста! Дети, давайте скажем ему «спасибо», ведь именно благодаря ему мы здесь сегодня и оказались! Ларри умиленно растянул губы в ответ на нестройное «Спа-си-бо-ми-стер-Пробст», и Лэнс, слегка удовлетворенный этим эпизодом, развернулся к детям. — И что вы на меня смотрите? — строго спросил он. — Разминка! Вперед! Раз-два! * * * Бобби запнулся о край мата и ссадил щеку и колено, и теперь расхаживал, намазанный обеззараживающей мазью. Хелли продемонстрировала поперечный шпагат, и за это ей аплодировала мама, а Майкл показал отличный вис и на брусьях с опорой на руки, и на кольцах, удержав спину и ноги на одной линии. Колин раскачался на коне, вытягивая носок практически идеально, но Лэнсу пришлось пару раз хлопнуть его по бедру, которое он удерживал неправильно. Натали под пристальным отцовским взглядом не смогла выполнить ни одного упражнения, и Лэнсу стало ее немного жаль. А еще ему стало жаль себя, потому что после такого выступления девочку могли забрать из школы и отдать в другое место. Для девочки, несомненно, это было бы лучшим выходом, но для кошелька Лэнса — нет. Но думать об этом Лэнс сейчас не желал, потому что самое главное, что этот чертов день подходил к концу, пусть на часах и была всего половина третьего. Несомненной звездой сегодняшней показательной тренировки стала Люси. Эта девочка показала не всё, на что была способна, но даже той части, что она продемонстрировала, хватило, чтобы Ларри, задумчиво взирая на нее, принял такое нужное Лэнсу решение. — Такер, — сказал он, пока родители собирали своих отпрысков и постепенно покидали зал. Лэнс обратился в слух, с таким тщанием этого не показывая, что от напряжения даже заболела голова. — Эта девочка, как ее... — Какая? — спросил он равнодушно, и Ларри хмыкнул. — Ты прекрасно знаешь, о каком ребенке я говорю, Такер, — прибил его к полу Ларри только одним своим тоном, и Лэнс, торжествуя, посмотрел на Люси, которая, улыбаясь и потряхивая хвостиками (о чем думали ее родители, отпуская на тренировку с хвостиками), разговаривала с довольной Хелли, державшей маму за руку. — Это Люси, — ровным голосом сказал Лэнс. — Люси Тэйлор. Она способная. — Не то слово, — согласился Ларри. — Сделай из нее конфетку, и ты вернешься в большой спорт. Есть девочки, которым не помешал бы такой тренер как ты, — добавил он, — но при условии, что ты удержишь член в штанах. — Удержу, — холодно ответил Лэнс. Ларри скривил губы, окидывая его неприязненным взглядом, и Лэнс в который раз с удивлением подумал: как странно, что у такого некрасивого отца получился такой симпатичный сын. — Знал бы ты силу моих сомнений, Такер, — предупреждающе заговорил Ларри. — Ты бы себя сейчас так не вёл. — Если бы ты мог обойтись без меня, Ларри, тебя бы сейчас здесь не было, — в тон ему ответил Лэнс и улыбнулся, махнув рукой попрощавшейся с ним Хелли. Люси побежала переодеваться, и Ларри проводил ее взглядом. — Я даю тебе шанс, Такер. Делаешь из нее победительницу местных соревнований с итоговым переводом на другой уровень — возвращаешься, не делаешь — остаешься здесь. — Договорились, — кивнул Лэнс и, усмехнувшись, протянул ладонь, уже зная ответную реакцию: — По рукам, мистер Пробст? — Иди к черту, Такер, — процедил Ларри и пожал ему руку. — До встречи, — буркнул он и поспешно покинул школу, напоследок хлопнув дверью. — Всего тебе самого, сука, наилучшего, — гневно раздув ноздри, выругался Лэнс и вытер руку о штаны. Ладонь была влажная, и Ларри наверняка это почувствовал. А значит, понял, как сильно он волновался, всячески этого не показывая. Чертов Ларри. Лэнс не виноват, что тот вырастил гея, в конце-то концов. — Все в порядке? — раздалось сбоку, и Лэнс рывком повернул голову на голос. Джейк стоял в двух футах от него и выглядел немного взволнованным и в то же время донельзя довольным. Гордым, сказал бы Лэнс, если бы мог сейчас соображать. На него накатили усталость и облегчение, а потому сейчас следить за языком он не мог. — Все просто зашибись, — сказал он, ссутулившись. Джейк ободряюще ему улыбнулся, держа в руках детскую курточку, и Лэнс подумал, что, конечно же, тот, как и все присутствовавшие сегодня взрослые, пришел сюда с ребенком. — По мне, все прошло отлично, — выдохнул Джейк и набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить, как точно в этот момент из раздевалки выбежала Люси, держа в руках маленький рюкзачок. — Эта девочка, — не думая, заговорил Лэнс, перебив Джейка, — приведет меня к успеху. Мне нужно довести ее до соревнований, на которых она возьмет первое место, и тогда я выберусь из этого чертова города и навсегда отсюда уеду. — Джейк ничего ему не ответил, но Лэнс не обратил на тишину никакого внимания, восторженно наблюдая за Люси. — Ты не знаешь, кто ее родители? Мне нужно добиться от них разрешения на дополнительные тренировки... — Дядя Джейк! — воскликнула Люси, подбежав к ним и обняв Джейка за пояс. — Тебе понравилось? — Ты была великолепна, — напряженно улыбнулся тот девочке и деревянным голосом добавил: — Ты многому научилась. Я тобой очень горжусь. Ты большая-большая молодец. — Это все тренер Такер, — рассмеялась она, светясь от похвалы. — Ага, — коротко отозвался Джейк, протягивая ей куртку. — Давай-ка, надевай и пойдем, нам пора. — Джейк... — со смешком заговорил Лэнс, но тот даже на него не посмотрел. Лэнсу хватало ума понимать, что где-то что-то пошло не так, но он, хоть убей, не видел, где напортачил. Джейк так выразительно отморозился, что у Лэнса самого по коже побежали мерзкие мурашки. Он попробовал снова: — Джейк, у нее большое будущее... — Какое было у Мэгги Таунсенд? — равнодушно поинтересовался тот, дожидаясь, пока Люси соберется, и держа в руках ее разноцветную шапку с огромным помпоном. — Очень заманчиво. — Джейк... — До свидания, тренер Такер, — твердо сказал Джейк, схватив Люси за руку. — До встречи в понедельник. — До свидания, тренер Такер, — весело сказала девочка. — Вы сегодня тоже большой молодец! Ведь правда же, дядя Джейк? — Ага, — повторил тот. — Просто зашибись какой. Не обернувшись, Джейк увел Люси из школы, и Лэнс, оставшись в зале совершенно один, растерянно посмотрел им вслед. Кажется, он только что что-то испортил, и не мог сообразить, как же это исправить. А главное, надо ли. * * * Поначалу Джейк не лез из головы, но спустя пару часов Лэнс успешно справился с этой проблемой, и в мыслях осталось только легкое неприятное ощущение собственного идиотизма. За это время он успел прибраться в зале — расставить стулья, вернуть на места подушки и расставленные для показательной тренировки снаряды — и теперь с тяжелым сердцем направлялся домой. К его чести, он не забыл взять из журнала номера родителей Люси, логично предположив, что мнение дяди учитываться не будет, когда на кону стоит привлекательное золотое будущее дочери. Джейк, конечно, мог бы сунуться к ним с этой историей о Таунсенд, но Лэнс был уверен, что тот не опустится до такой ерунды. Разговор состоялся вечером, и Стефани, мама Люси, клятвенно пообещала подумать над этим щедрым предложением и поговорить с Биллом, супругом, за ужином. Лэнс расписал все в наилучших красках, не упомянув возможные риски и опасные травмы (зачем пугать родителей), и уверил Стефани, что доведет девочку до олимпийского золота, что будет дневать и ночевать с мыслями о том, как прекрасна будет Люси с медалью на пьедестале. Языком он работать умел, что ни говори. Стефани совершенно точно повелась. В понедельник Лэнсу позвонил Билл, чтобы дать добро на дополнительные тренировки наедине с дочерью, и они назначили первое занятие на вечер вторника. Заняв оставшееся до занятий время завтраком, а потом и работой над собственным телом, Лэнс практически не заметил, как пролетело время, и оторвался от брусьев только за десять минут до прихода Люси. Он успел вытереть пот с лица и даже сменить футболку и переодеть трико на свободные тренировочные штаны, когда за окном послышался шум машины и вскоре хлопнули дверцы. Две. Лэнс выглянул из тренерской, вытираясь влажным полотенцем, и остановился, озадаченно уставившись на веселую Люси и настолько равнодушного, что даже сурового Джейка. Он подтолкнул племянницу в спину, направив ее в раздевалку, и Лэнс, криво ухмыльнувшись, внезапно все понял. Он размеренной вальяжной походкой приблизился к Джейку, который смотрел за его плечо, и с каплей презрения в голосе произнес: — Ей всего семь. Не надо считать меня таким чудовищем. Это даже, знаешь ли, обидно. — Тебе ли говорить об обиде, Такер, — холодно ответил Джейк, ни на секунду не изменившись в лице. Он прошел мимо Лэнса, бросил вещи на пустую скамью и уселся на нее, оставаясь все таким же отмороженным придурком. — Я вот сейчас не понял, Дженсен, — в тон ему отреагировал Лэнс, сощурившись. — У тебя какие-то проблемы? — Нет, у меня все зашибись, — пожал плечами Джейк и достал из сумки планшет. Люси выбежала из раздевалки (какого черта она так быстро переоделась), и Лэнс, разрываясь между долгом и непонятками, замешкался. Джейк поднял глаза, оторвавшись от планшета, и Лэнс честно, совершенно правдиво вздрогнул всем телом, увидев перед собой далеко не того милого легкомысленного Джейка, а кого-то значительно внушительнее и опаснее. У него засосало под ложечкой, а Джейк, не отводя от него своего дурацкого взгляда, сказал: — Я посижу на тренировке, хорошо. Джейк предпочел не использовать вопросительную интонацию. Лэнс сглотнул и повернулся к Люси.