Живи

      Стоило только оказаться в почти родных шахтах, девушка сразу занялась Марко. Первым делом — найти медика, настоящего, благо ребята помогли. А пока доставляли врача в забой, обмыть, переодеть Марко. Тяжело, да. И, кажется, открылось второе, если уже не третье дыхание, ведь выжата была досуха, за время, что искали парня.       Прогноз врача не утешителен, скорее уж наоборот. Все осложнялось воспалением легких. Ничего, сил хватит, обязательно хватит. Главное, чтобы Марко очнулся, а там уже вместе справятся, пусть хоть против целого мира.       Как же она переживала все эти дни, когда пульс у Марко едва нащупывался, а дыхание, сиплое, прерывалось, когда он захлебывался кашлем. Спать? Какое там! Быть рядом, неотрывно следить за показателями, лечить и восстанавливать, щедро вливая сил, кормить и поить, по чуть-чуть, но часто, менять капельницы и беспощадно прокалывать. Элиз хоть и могла многое сделать своими силами, но сил тех недостаточно, чтобы по щелчку пальцев поставить едва живого на ноги и приходилось помогать лекарствами.       Уже четыре дня в ожидании чуда, с надеждой, что вот сегодня, обязательно сегодня очнется, откроет глаза. Сколько было уже сказано-прошептано трепетных просьб и обещаний: о чашечке кофе, и не одной; о том, что ждет впереди еще много, много хорошего. О том, что будет, обязательно будет, все замечательно. О том, что они смогут просто жить, без страха, без оглядки. И что для этого нужно всего лишь проснуться. Совсем малость после всего сделанного.       И вот оно — чудо, Марко очнулся, когда Элиз вводила питательную смесь через трубку.       — Лежи. Молчи и еще немножечко потерпи, осталось совсем немного. Надо же тебя откармливать. Вот откормим тебя и поедем отдыхать, — ласково приговаривала она.       — Куда-нибудь к океану, камушки-ракушки собирать, кокосами кидаться. Так, на минутку дыхание задержи, будет щекотно, совсем чуть-чуть, потерпи, пожалуйста, — Элиз аккуратно достала гибкую трубку и отложила в сторону.       — Вот и все. Можно дышать и говорить. Пить хочешь? В туалет?       — Пи-ить.       От сознания того, что его напарнице приходится ухаживать за «овощем», хотелось застрелиться. Здесь и сейчас. Когда у Марко выдавалось время, он дежурил в «гостевых» у своих знакомых, а потому хорошо понимал, что сейчас собой представляет. И от этого было тошно. Такого он не хотел бы ни за что. Уязвленное самолюбие жгло раскаленным железом.       — А потом поможешь встать. Сам дойду.       Какой он сейчас «красавец», он представлял и без зеркала.       — Хорошо, — она помогла приподняться и подала стакан с регидратирующим раствором, весьма вкусное питье. — Маленькими глотками и медленно.       Элиз следила, чтобы пил именно маленькими глотками, не спешил. А после помогла подняться с постели и все же довела до «тайной комнаты»:       — Знаю, неприятно. Сегодня потерпишь, а завтра уже сам будешь ходить.        И обратно в постель, и опять завернула в одеяло. Элиз присела рядом, обеспокоенно проверила состояние.       — Жить точно будешь, — она улыбнулась, — а теперь спи.       — Не хочется. Лучше скажи, пострадал кто-нибудь, пока меня вытаскивали, или нет? Только правду. Все равно ведь узнаю потом. И сколько ты сама энергии потеряла на этом деле?       — Да никто не пострадал, если ты про наших. Да и я, как видишь, цела-здорова. Повозиться пришлось, да. Пока тебя нашли, собрали всю паутину и пыль, Бога и то проще было б отыскать. Но в целом все обошлось, так что не беспокойся.       «Хренушки ты что-нибудь узнаешь в ближайшее время». Она совершенно не хотела рассказывать, как все проходило. Страшно, как же еще? И больше всего страшно было за Марко. А там и стыдно за свои дела, много шума подняла, очень много. А оттого не нужно Марко знать подробности, не в ближайшее время, да и никогда не нужно. Но он знал и понимал. Сам не раз «собирал пыль и паутину». И так все понял.       — А теперь отдыхай, — и без зазрения совести усыпила. Усилий всего ничего, а результат хорош.       Теперь можно и самой рядом прилечь, чуть приобнять и прикрыть глаза, с десяток раз повторить молитвой: «Все будет хорошо».       Элиз, не слушая возражений, кормила бульоном, помогала с перемещением и усыпляла, а во сне подлечивала. И всегда была рядом. Буквально окутывала своим теплом и поддержкой. Ободряющие слова и ласковые касания, светлая улыбка и забота, но этого оказалось мало. Гнетущую атмосферу, казалось, можно было резать ножом, накалывать на вилку и жрать на завтрак, обед и ужин. И никакая ласковая чушь не могла развеять, заставить улыбнуться Марко. Она уже и не знала, что делать, что говорить, чтобы вернуть его к жизни, как заставить глаза сиять. И время тут совсем не помогало, точнее помогало телу, но вот морально… Да даже она ощущала весь тот гной, скопившийся в душе Марко, болезненный нарыв, что не давал покоя. И те омерзительные черви-мысли, что въедаются и грызут, грызут без остановки. Все собиралось, копилось, пока, наконец, не вылилось словами:       — Ты когда-то обещала меня отблагодарить, помнишь? Сказала, что сделаешь все, что я захочу. Ну, теперь я с желанием определился. Пристрели меня. Или дай самому, — отрешенно, совсем без эмоций.       Элиз напугали эти слова, напугали до дрожи. Что делать? Что сказать? Как помочь? Как?!       — Не для того тебя вытаскивали, — Элиза легла и рядом и приобняла парня. — Тем более, мы все еще не выпили по чашечке кофе, не сходили на мюзикл и не съездили на побережье. И вообще, с чего вдруг такие мысли? Я же говорю: все обошлось, все живы и даже здоровы.       — Ты не поймешь, — отрешенно–пустой взгляд в потолок. — И не надо тебе понимать. И на мюзикл ты лучше с кем–нибудь еще, и на побережье. А кофе я тебе прощаю.       — Ма-аарко… — Она приподнялась на руках и нависла сверху, загородила собой потолок. — Хочешь сказать, что ты слабак и за каких-то пару дней сломался? Ладно, за три недели. Тебя так сильно напугали голые стены? Или крыша поехала? Давай, собирай… яйца в кучу и прекращай морально разлагаться. Тоже мне, удумал. Еще раз такое услышу и… гхм, — она смутилась, но таки закончила фразу. — Изнасилую!       — Если не боишься, что при выздоровлении я отыграюсь, поганка, можешь начинать прямо сейчас. А я ведь отыграюсь!       Потухшие карие глаза неожиданно сверкнули гневом и одновременно каким–то шальным огоньком.       — Вызов принят! — девушка рассмеялась и начала медленно стягивать одеяло с Марко. — Сбежать как раз не сможешь. А будешь сопротивляться — свяжу.       Элиза наклонилась и легонько коснулась губ парня. И тут же, едва не с урчанием, склонилась к шее и нежно прикусила кожу. Для закрепления эффекта еще пару раз куснула и мазнула языком по красноватым следам. Она чуть отстранилась, чтобы посмотреть на реакцию: стоит ли продолжать? Далеко ей отстраниться не дали. Чуть приподнявшись, Марко притянул ее к себе. Но вот губы ее жалеть не стал. Ни губы, ни шею, ни маленькую нежную ямку рядом с выпирающей косточкой ключицы. Ехидные голоса, звучавшие в его голове, давно и покорно заткнулись, руки сами находили крючки и пуговицы, одновременно гладя, лаская, прося. Впервые в жизни пожалел он сейчас о том, какими грубыми и изработанными были его руки. Сначала он даже боялся причинить ей боль, поцарапать кожу. Но с остатками разума уходил и страх… Его наглое чудо, его сокровище принадлежало ему и только ему…       — Вообще-то, насилую тебя я, — тихонько выдохнула на ухо и тут же ощутимо прикусила. А следом прижала руки к кровати, чтобы не мешал наслаждаться прикосновениями мягких губ к телу.       Так и не позволила перехватить инициативу. Со всей сдержанной страстью доводила до исступления, задевая все ведомые и не ведомые места на теле. А когда добралась до паха, наглядно показала — жить определённо стоит. Хотя бы для того, чтобы повторить. Повторить так, чтобы уже не издевалась, то подводя к грани, то остужая пыл…       Элиза нехотя оторвалась от губ, чтобы накинуть сверху одеяло, обнять и прижаться боком.       — Отомстишь позже, — и столько довольства в голосе.       — Обязательно, — улыбаясь, выдыхает он. Способ лечения посттюремного синдрома явно пришелся ему по душе. — И постараюсь с этим не затягивать. А еда будет? — он явно чувствовал пробуждение волчьего аппетита.       — Будет.       Девушка лениво потянулась и нехотя поднялась. Быстро оделась и ушла на кухню. Пара минут, чтобы разогреть обедо-ужин и вернуться с глубокой тарелкой наваристого бульона.       — К сожалению, все еще супная диета, — обрадовала, да.       — Да сколько можно уже? Четвертую неделю супная! Это все равно, что тебя на вегетарианскую посадить.       — Нужно. Желудок пошлет тебя в очень быстрое пешее, если резко перейти на отбивные. Так что медленно и не торопясь кушаем бульоны, супы и кашки. Часто и понемногу.       — И много пьем.       — Но не увлекаемся, — она подала стакан с питьем. — И да, у тебя все еще постельный режим и все такое.       — И как надолго? — залеживаться Марко определенно не собирался. Интуиция подсказывала ему, что за время своего заточения он пропустил много чего интересного.       — Ладно, подчиняюсь грубой силе. Но карту в постель принеси. И карандаш. И планшет.       — Пока окончательно не поправишься, из постели не выпущу. И делами заниматься не дам. Тем более дел все равно никаких нет на ближайшее время.       — От ответа не увиливаем. Окончательно значит, когда? И потом, ты же говорила, что не умеешь диагностировать.       — Не умею. Но как выглядит здоровый и полный сил человек знаю. Вот будешь выглядеть, как здоровый и полный сил — тут же выпущу из постели, — Элиза улыбнулась и подумала про себя, что, когда это произойдет, как раз и не выпустит, но уже по несколько иным причинам.       — Если тебе ничего особо не нужно, то я отдохну.       Глаза уже откровенно слезились и закрывались. Да и когда спала-то?       Планшет она все же принесла (но роутер выключила, во избежание, так сказать), не смотреть ведь Марко в потолок.       — Если что понадобится — буди, хорошо? — девушка легла рядом и практически тут же заснула. Умудрилась оплести руками-ногами так, что и не выбраться.       — Не нужно. Отдыхай.       А сам принялся чертить что-то пальцем на бесполезном без роутера планшете.       Выкрутился. И на этот раз тоже, спасибо Элизе. Небось, она и организовала все, и сама туда пошла. Мысль об этом заставила его зябко поежиться, но скоро уступила место иным. Надо будет либо где-то вычитать, либо разработать способ противостояния направленному ультразвуку. Вещь, конечно, мощная, но какое-то решение этой проблемы должно существовать.       Спала Элиз чутко, то и дело сквозь дрему приоткрывала глаза, проверяла тут ли парень, все ли в порядке, и обратно, в зыбучие пески снов. Да и еще бы, после стольких дней напряжения и страха не за свою шкуру, а за кого-то! Чего стоило только облазить всю округу, понять, что искать можно очень долго и упорно. Такого всепоглощающего чувства собственной беспомощности она никогда раньше не испытывала. Просто так заявляться к Беломору было бы самоубийством, из тех, за которые премию Дарвина дают. Пришлось заморочиться, хорошо так заморочиться. Но ведь результат того стоил! Часть подонков в тюрьме, часть в морге, часть на перевоспитании. А Марко тут, рядом. И это главное.       — Черт! Надо же позвонить, обрадовать всех!       И как могла забыть? Элиза подорвалась. Почему нельзя было родиться со способностью к телекинезу? Пол-то холодный, босиком по нему носиться. Позвонила, обрадовала, и даже дала пообщаться с Марко, пока грела ему кашу с мелко нарубленным мясом.       Своему изменившемуся голосу он поразился. Шелестит, как бумага. К счастью, собеседники по телефону слышали лишь знакомую твердую интонацию с чуть ироничными нотками.       — Да, живой. Спасибо огромное, гораздо лучше.       — Да, все нормально. Отдыхаю, расслабляюсь. Как только — так сразу.       — Спасибо, все хорошо. Как классический невольник после освобождения. Откорм, лечение, реабилиташка, не-а, психолог не нужен, я в норме.       — Спасибо, отхожу потихоньку. Посте-ельный режим и все такое (пародируя кое-кого). Подгоните мне пару учебников по электротехнике и физике. Займусь самообразованием, чтоб трещины в потолке не считать.       — Замечательно.       То, что о нем беспокоилось столько народу, оказалось неожиданно удивительно и приятно. Да и готовила Элиза, как оказалось, не хуже него самого. Даже из диетического блюда умудрилась сотворить нечто удобоваримое, о чем он ей и сообщил, немного приврав, правда, в ответ на вопрос о самочувствии и о том, насколько ему на самом деле получше. Несмотря на «все хорошо», вставать особо не разрешала. Даже следила, чтоб дальше туалета ни ногой!       Так размеренно и текли дни. Еда, питье восстанавливающие и витаминные растворы. Разнообразие в меню было, а со временем все же позволила и более грубую пищу есть. Приходили и друзья, правда, толком ничего не рассказывали и косились на девушку. Даже Интернет вернула, с родительским режимом на все новости. И, похоже, получала от этого садистское удовольствие.       — Еще недельку пооткармливаем тебя, и поедем отдыхать, — обрадовала она. Уже и сама ждала с нетерпением этого момента.       Пугало другое — все равно ведь рано или поздно все узнает. Лучше поздно, это точно. Еще лучше — никогда, но не отгородишь ведь от всего мира, да еще и насильно. Силы постепенно возвращались. А желание действовать вернулось уже давно. Как его бесили все эти бесконечные «нельзя», знали только Бог и он сам. От корочки до корочки «с карандашом в зубах» прочитанные учебники, принесенные заботливыми друзьями, удовольствия не добавили. По всему выходило так, что портативный отражатель для защиты от направленного ультразвука собрать можно, но он должен быть электрическим! И по всем расчетам, которыми Марко две тетради исчеркал, выходило, что для полноценной защиты от повторного влипания в дерьмо в прямом и переносном смысле пластинки придется носить и на груди, и на спине. А сможет он с его «способностями» таскать на себе эту хрень целую смену? Вряд ли… И дело не в весе вовсе. Хотя… Нет, наверное, все же стоит воспользоваться старым Элизиным предложением в нем покопаться.       — Нет, родная, через недельку я выхожу на работу.        Несмотря на Элизин контроль, один из друзей успел провести небольшую краткую разовую политинформацию под марку «выйдите, мы тут похабные анекдоты порассказываем».       — Нет, ни на какую работу ты не выходишь. Усыплю, запихнуть в багажник, и все. А с учетом того, что ты далеко не легкий, придется тащить. Соберешь головой и почками все корни и камни. И опять тебя потом лечи. Нет уж. Без тебя справятся. Тем более, справиться там как пальцами щелкнуть! И не спорь со мной. — Осталось только ножкой топнуть и вздернуть кверху носик.       — Ну-у, я о тебе лучше думал. И тем более, если там работа легкая, то это как раз для меня сейчас. Нагрузки-то постепенно наращивать надо. А у меня еще и психореабилитация не закончена, вот разберусь с теми, кому задолжал («Ну, и с теми, кто еще подвернется»), выплесну агрессию, исцелюсь окончательно, тогда и поедем кокосами кидаться, идет?       — Да нет там никого! Половина сидит, вторая сдохла! — сорвалась на крик девушка.       — Извини. Нервы и все такое. — Успокоилась она быстро. — В городе сейчас столько ловцов мутантов, что лучше не высовываться. Некоторым особенно.       — Да ничего страшного, у самого бывает, — улыбнулся он. — А «некоторые», которым «особенно», думаю, уже давно числятся по ведомству покойников. И если уж вырубаешь новости, то про ловцов мутантов и все остальное будь добра рассказать сама. И если уж включаешь командира, заботься о подчиненных тогда. Вот мне кто-то обещал спецтерапию для облегчения общения с электричеством, например. Обещание в силе?       — Найти тебя тихо не получилось. Пришлось громко. И если против твоих зачисток никто не был — как-никак вносил свою лепту в благое дело, тем более достаточно аккуратно и тихо — то я объявила на весь мир, где нахожусь и чем занимаюсь. Хотят теперь пообщаться, — она фыркнула. — А я желанием общаться не горю. Ну, главное, что ребят не трогают, хотя увести из города гаденышей надо. Достало уже это все, определённо достало. А чего это ты вдруг загорелся желанием, чтобы в тебе копались? — с подозрением спросила Элиза.       — Чтобы трусом не считала. Ну, и так еще, по мелочи. Хочу усовершенствоваться немного. А то недомутант какой-то.       И уже серьезно добавил: «Просто было время подумать как шкуру свою спасать. Рассчитал отражатель для ультразвука… Электрический…»       — Даже не хочу спрашивать, зачем тебе отражатель. Но сильно на мои усовершенствования не рассчитывай, я пока не выяснила, как зафиксировать результат навсегда.       Элиза уже мечтательно представляла, как будет ставить опыты на новое «мышке». А сколько идей было…       — Эксперимент номер один. Ложимся, закрываем глаза и не шевелимся. Если надо сходить в туалет, попить или еще чего — делай сейчас. Постараемся разобраться в вопросе. Главное, чтоб на мозгах это сильно не отразилось.       — Отразится на мозгах — узнаешь все прелести жизни с идиотом, — весело огрызнулся Марко, но послушно выполнил «предоперационную» подготовку и дал себе «самонаркоз».       На «бездыханном трупе» работать легче. Врачу… А не дышащий пациент чувствовал все. И прежде чем произошло обещанное понижение чувствительности, она повысилась настолько, что пришлось сжать зубы, чтобы не закричать. Каждая косточка словно превратилась в острое лезвие, изнутри вспарывающее плоть, сердце колотилось так, словно хотело проломить грудную клетку, выпрыгнуть и убежать. Ох, ничего себе, поправка работы! К счастью, все это продолжалось сравнительно недолго. Постепенно боль начала стихать, давая расслабиться, потом наступило блаженное состояние полного бесчувствия, потом новый болевой приступ, потом снова покой, и так несколько раз. А последний он даже не успел расслабиться, как следует.       — Все, хватит там спать. Надо бы проверить только, как насчет розетки? — пошутила конечно, но вот проверить определённо стоило.       — И не подумаю! Не настолько у меня на мозгах отразилось.       Но проверить действительно было надо. И он проверил. Сначала на мокрой расческе, потом на тоненьком проводке с маленьким-маленьким напряжением, на Элизином фене, на разобранной электоросхеме у себя на столе. Чудо! Теперь он мог прикоснуться к ней без резиновых перчаток.       Марко поднял Элизу на руки и закружил по комнате.       Элиза во все глаза наблюдала за процессом проверки. Подмечала, где подправить надо будет, что еще улучшить, где добавить «мощностей». Еще нужно проверить, насколько хватит эффекта. Если всего пару часов — улучшать результат, чтобы хотя бы месяц держалось. И вот-вот должна была родиться идея, как закреплять эффект изменений пожизненно, как весь ворох мыслей вылетел из головы. Девушка взвизгнула и радостно смеялась, пока Марко кружил.       — Ты самый-самый лучший доктор…       — Спасибо, — она обняла парня и ласково потерлась щекой. — Где мой шоколад?       — Держи, сластена, заработала, — засмеялся он. Стоило ему посмотреть ей в глаза, как все отрицательные моменты эксперимента забылись. — Да он еще двадцать таких бы сделал ради своей доброй и немного непутевой экспериментаторши… И ради дела. Элизина часть работы на этом временно была окончена, теперь наступила его очередь. Нужно было собрать отражатель и испытать его. Для начала дома. Сумеет проходить в нем весь день, не испытав болевых ощущений — все, порядок. Можно будет вылезать в город, не опасаясь мутантов-звуковиков и прочих поганцев. Слишком долго он был «мертв». Пора о себе и напомнить «заинтересованным лицам».       — А кофе мой где?       — Как всегда, в кружке. — Весело ответила девушка, отгрызая кусочки прямо от плитки лакомства.       Она сидела с Марко, с интересом наблюдала за его работой. Ей было уютно и спокойно. Расслабленность окутывала приятным теплом. Как же хорошо не думать, не беспокоиться, не переживать. И не из-за того, что подменяешь эмоции безразличием, а из-за того, что отпускаешь безразличие.       — Если планируешь выбраться наверх, не рассчитывай, что сможешь сделать это без меня. Не хочу опять переживать.       — А ты думаешь, я хочу переживать? Война — это кровь, грязь и дерьмо. Всегда и везде. Для победителей и для побежденных. И никакой романтики. Мне, знаешь, как-то теплее будет, если ты будешь переживать за меня в безопасном месте. Я тогда чуть с ума не сошел, когда твою фотографию безрукую увидел. Пил, антидепрессанты жрал. И больше не собираюсь. Да и потом, если попадется один, его вытащит второй. А если попадутся оба? Тогда как? Пойми ж ты, работа в паре не всегда предполагает плотную связку. Кто-то должен быть страховкой. Активное участие — не твоя специализация, сама говорила. Так и не специализируйся. Неважной работы на самом деле нет. А работа напарника — она очень важная. Тебе просто незачем за мной идти и бестолково погибать. Если ты так нервничаешь, ну, соберу тебе навигатор сенсорный, чтоб знала, откуда потом забирать, — криво улыбнулся он. А потом мрачно добавил: Но в следующий раз в такой ситуации я воспользуюсь оружием.       — Да-да-да. Мне не пятнадцать, чтобы бестолково погибать, и тем более — бестолково попадаться. — Лениво отозвалась со своего нагретого места. — Ладно, вру. В последний раз поймали в семнадцать, как раз собиралась с шумом отметить день рождения. Чуточку не повезло, со всеми бывает.       Элиза зашелестела фольгой, скомкала в аккуратный шарик и за пару минут развеяла по воздуху. Разорвать связи — это не собрать в нечто определенное.       — Не хочу больше это обсуждать. И нет, ты не переубедишь меня. Связывать тоже бесполезно. Попробуешь запереть — буду долго мстить.       — Тоже мне, мстительница нашлась…       — Изощренная мстительница, прошу заметить. Была одна женщина неприятная, вечно жалела сладкого, говорила: «Попа слипнется». В один не очень прекрасный день попа слиплась у нее, не без помощи, конечно. Огребла я потом… Не засиживайся тут. Мне без тебя кошмары снятся, — ласковый поцелуй перед сном, и она ушла в спальню.       — Мне совсем чуть-чуть осталось. Потерпи немного.       Без Марко и вправду спалось паршиво, но стоило парню лечь рядом — тут же затихала, мгновенно обнимала и прижималось к теплому телу. Вот оно — счастье. Не хватало только побережья и кокосов, палящего солнца и соленой воды.       Она еще долго размышляла о том, как лучше покинуть город, и о том, как направить след в противоположную от них сторону. Как пережить и дожить.       Последние проводочки — и дело было закончено. А теперь — спасать от кошмаров.       — Не бойся, я с тобой.       И она с ним. Когда она обнимала, теплее становилось, спокойнее, уходили куда-то усталость, злость, отступали тяжелые воспоминания.       — Будут проблемы — буди, — и теплый комочек сонно кивнул ему в ответ…