«Ботан & Оторва»

POV Катя Пушкарева.

      — Слушаю. — в дверях показалась Клочкова.       — Виктория Аркадьевна подготовьте приказ за номером один.       — Секундочку, — Вика открыла блокнот.       — Акционерная компания «Zimaletto» меняет свою организационно-правовую форму на компанию единоличного владения. Возьмите решение суда у Валерия Сергеевича и впишите обоснование и личные данные владельца. Примечанием запишите мою полную ответственность за долги компании. Это первое. Второе… Второй приказ для службы охраны, отныне Кире Юрьевне Воропаевой запрещено посещать помещение компании. Кира Юрьевна, вы сама покинете здание, или пригласить охрану?       — Я хочу знать, что с папой. — Кира вплотную подошла к отцу. — Что это значит: « Уже мо­жет и жа­рит­ся в аду»? И пока вы мне не ответите, меня отсюда и ОМОН не уведет. Ясно?       — Ясно. Боюсь, что с вашим батюшкой случилось непредвиденное. Вам что-нибудь говорит фамилия Антонов?       — Антонов? Певец такой есть, кажется. Старый. — в недоумении сказала Кира. — А причем здесь…       — Певец? — перебил папа. — Певец здесь совершенно ни при чем. Вы правы. Я говорю о Сергее Антоновиче Антонове, бывшем заключенном, осужденном на пожизненное за похищение малолетки, которое похищением не было, и по совокупности, за еще одно преступление, к которому шантажом его вынудил ваш почтенный батюшка.       — Что за бред вы несете? О чем вы? Да что здесь, черт возьми, происходит? Зачем вы клевещете на покойного? — разом заволновались Ждановы-старшие и Кира с Кристиной.       — Ну, что же. Думаю, что вначале придется расставить все точки над «i», убрать всех лишних из конференц-зала и только потом продолжить, так называемый, Совет директоров.       Папа нажал кнопку вызова на своем мобильном, сказал что-то вполголоса и в зал вошел Славочка, папин… даже не знаю, как его назвать, не то охранник-телохранитель, не то друг, не то компаньон-однополчанин.       — Здесь все? — спросил отец, забирая флешку.       — Даже диск, который лежал у него в сейфе. Там бомба для Жданова.       — И всем можно?..       — Думаю, что не для посторонних.       — Ладно, тогда вот что сделаем. Катюша, ты заканчивай с распоряжениями. Я выйду, гляну новый материал, а затем посмотрим, как точки над «i» расставлять будем.       Отец вышел, но оставил Славу в конференц-зале, показав ему глазами на меня, а потом на Киру. Не знаю, чего он опасался, вряд ли мне что-то угрожало рядом с Андреем, да и ребята, как бы ни были злы на меня, в обиду меня не дали бы.       — Еще один Валерий Сергеевич, — пробормотал Андрюша.       — Андрей, я все тебе потом объясню. Все-все. — сказала я, но, кажется, он меня не слышал. — Виктория, на чем мы остановились?       — На приказе номер два.       — Пиши. Приказ номер три: назначить Жданова Андрея Павловича президентом компании «Zimaletto» с окладом согласно штатному расписанию. Приказ номер четыре: назначить Малиновского Романа Дмитриевича вице президентом и первым заместителем президента с окладом, согласно штатному расписанию.        — Покорно благодарю, госпожа хозяйка, только…       — Все остальное мы решим чуть позже. — перебила я Ромку. — Виктория Аркадьевна, вы пока можете быть свободны.       — Я отказываюсь от должности президента, — тихо, но очень твердо сказал Андрей.       — Ты не можешь! Я очень прошу тебя не принимать никаких решений, пока мы не поговорим.       — Я все могу. Компания больше ничего не должна ни вам, Екатерина Валерьевна, ни вашему отцу, ни его банку. Отныне я свободен.       — Андрюша, — мне казалось, что этим «Андрюша» я даю ему понять, что я его не предавала, что не собираюсь отнимать у него компанию, что мы и дальше идем вместе… и по жизни, и в бизнесе. Но теперь я понимаю, что только подожгла бикфордов шнур.       — Не надо, Екатерина Валерьевна. Простите, я должен побыть один. Подумать.       Он пошел к двери в свой кабинет. Я хотела рвануться за ним, чтобы тут же ему все объяснить, но во вторую дверь уже входил отец.       — Андрей, прошу тебя, не уходи, — я схватила его за руку.       — Я хочу побыть один, — он очень аккуратно высвободил свою руку.       — Хорошо, только дождись меня, пожалуйста.       Вот тут он и посмотрел мне прямо в глаза, долго-долго (или мне показалось, что долго), пристально и грустно. И я не выдержала, я отвела взгляд. Да, я знала, что ни в чем перед ним не виновата, разве что в том, что не созналась во всем раньше, но я ведь не собиралась присваивать себе «Zimaletto»! Наоборот, я хотела, как только мы избавимся от балласта, тут же вновь сделать компанию акционерной, или вообще записать ее на его сына, или… в общем, я собиралась советоваться с ребятами, и в первую очередь с Андреем о том, что делать дальше. Мне просто было нестерпимо больно видеть его боль, вот я и опустила глаза, а он видно посчитал, что если я отвела взгляд, значит виновна.       Жаль, что я это поняла слишком поздно…       Андрей ушел в кабинет, а я вернулась на свое место за овальным столом, и вопросительно посмотрела на папу, который возился в тот момент с ноутбуком.       — Роман Дмитриевич, вы в курсе записи на дисках, которые я посылал Андрею Павловичу? — спросил отец.       — Если вы и есть наш тот самый зло… простите, «доброжелатель», то в курсе.       — А вы, Александр Юрьевич?       — Я тоже в курсе. Но если вы хотите сейчас продемонстрировать записи, то я возражаю.       — Почему?       — А вам не понятно?       — Нет! Уверен, что не из особой любви к Юрию Васильевичу. Но почему, не понятно.       — На этих записях речь идет о чести женщины. И если вам, Валерий Сергеевич, нужно объяснять, что такие вещи нельзя показывать публично, то говорить не о чем.       — Зря вы так, молодой человек. Я собираюсь показать тот диск, который видели вы — затертый.       — Тогда другое дело. Извините.       — Я не понимаю! Что здесь происходит? — чуть не плакал Павел Олегович.       — Момент истины, — сказал папа и включил запись.*       — … Рас­ска­жите, за что вы по­лучи­ли сто двад­цать шес­тую.       — В мае ты­сяча де­вять­сот де­вянос­то пер­во­го го­да на ме­ня вы­шел один биз­несмен.       — Вы пом­ни­те его имя?       — Да.       — На­зови­те.       — Его те­лох­ра­нитель на­зывал его Па­вел Оле­гович.       — Ложь! — вскричал Жданов-старший. — Гнусная ложь. Я не знаком с этим человеком.       — Павел Олегович, смотрите дальше, — сказала я.       — Пос­мотри­те, по­жалуй­ста, фо­тог­ра­фии. Есть ли на них че­ловек, ко­торо­го те­лох­ра­нитель на­зывал Пав­лом Оле­гови­чем?       — Но­мер сем­надцать.       — Вы хо­тите ска­зать, что че­ловек с фо­тог­ра­фии но­мер сем­надцать и был тем са­мым биз­несме­ном, ко­торый сде­лал вам за­каз в мае де­вянос­то пер­во­го?       — Я не хо­чу, я уже ска­зал!       — Рас­ска­жите, что имен­но вы дол­жны бы­ли сде­лать.       — Нуж­но бы­ло па­цан­ку од­ну от­вести на ха­ту, заг­ри­миро­вать, и снять на ви­део.       — По­жалуй­ста по­под­робнее.       — Нуж­но бы­ло по­хитить па­цан­ку, толь­ко не по-нас­то­яще­му, а как в ки­но. Она са­ма вмес­те с этим бан­ки­ром и еще од­ной тет­кой се­ла в на­шу ма­шину, мы отъ­еха­ли на ха­зу в под­вал, там од­ну стен­ку прос­ты­ней гряз­ной за­веси­ли, тет­ка эта ма­рухе блан­ши на­рисо­вала, гли­церин по ще­кам пус­ти­ла, как сле­зы. Этот Павел Олегович сам за­писы­вал ро­лик.       — Я нигде ничего не записывал! — с каким-то подвыванием перебил Жданов. — Я и записывать-то не умею, даже фотографировать мобильным так и не научился. Это поклеп!       — Успокойтесь, скоро все станет ясно. Мы знаем, что ни в чем вы здесь не виноваты. Вы жертва. Для вас этот спектакль и разыгрывался.       — И что бы­ло на ро­лике?       — Я дол­жен был на­тянуть шап­ку с дыр­ка­ми для глаз и рта, взять в ру­ку во­лыну, сде­лать вид, что со­бира­юсь снес­ти баш­ку этой па­цан­ке, а сам про­рычать, что ес­ли Во­ропа­ев не про­даст де­сять про­цен­тов сво­их ак­ций, то я эту ма­руху из­на­силую и убью. И срок для про­дажи шесть ча­сов. А по­том нач­ну ре­зать де­ваху на зап­части.       — Вы пом­ни­те, как зва­ли де­вуш­ку?       — Да. Ки­ра.       — Она бы­ла на­пуга­на?       — Че­го? Да она са­ма ко­го хо­чешь на­пугать мог­ла! Та­кая ар­тис­тка, что пря­мо Лю­бовь Ор­ло­ва от­ды­ха­ет. Уж она и ры­дала, и сто­нала, и кри­чала, мол, спа­сите. А как толь­ко ка­меру вык­лю­чили, так она пер­вая за­хохо­тала. Я тог­да еще по­думал, что дев­ка хо­чет па­пика или па­пашу раз­вести.       — Ложь, мерзость, провокация. — верещала Кирюша. — И вы поверите какому-то бандиту, а не мне? Да, Павел Олегович? Да?       — Славик, организуй прикрытие отходов, — бросил папа охраннику и повернулся к орущей Воропаевой. — Разве вы одна Кира на планете, что приняли это на свой счет? Или… на воре и шапка горит? Сидите, барышня тихо и смирно, не заставляйте вас связывать и совать вам в рот кляп. Или можете уйти. Но тогда вы не узнаете, что с вашим драгоценным батюшкой приключилось.       — Я буду сидеть смирно и тихо.       — Вот и хорошо. Продолжим.       — Эти… Ну, дев­ка, тет­ка и бизЬ­несЬ­мен сра­ный, — продолжал на записи Антонов, — как толь­ко съ­ем­ку за­кон­чи­ли, у­еха­ли. Нам от­стег­ну­ли пят­надцать штук зе­леных. Ох мы тог­да и ра­дова­лись, при­дур­ки. Вот, ду­ма­ем, и рук ма­рать не приш­лось, и баб­ки под­ня­ли. А че­рез ме­сяц сно­ва поз­во­нил этот фра­ерок и пред­ло­жил еще од­ну ра­боту. Да толь­ко на этот раз все дол­жно бы­ло быть ина­че.       — Ина­че — это как?       — Ба­бу нуж­но бы­ло по­хитить по-нас­то­яще­му, бить ее нуж­но бы­ло по-нас­то­яще­му, да еще ее и (затертость) нуж­но бы­ло. И все это сни­мать на ви­део, и тре­бовать с ка­кого-то Жда­нова, что­бы он по­дарил все свои ак­ции ка­кому-то Гри­горь­ву Ста­нис­ла­ву Ва­лен­ти­нови­чу.       — Да, с меня тогда требовали, чтобы я подарил акции именно Григорьеву. И еще все его паспортные данные назвали. — Павел Олегович был растерян и ужасно напуган. Казалось, будто он впервые допустил мысль, что его могли обмануть. И не кто-нибудь, а его «лучший друг и спаситель».       — Мы хо­тели от­ка­зать­ся. — рассказывал Антонов. — Это что за де­ло та­кое, ког­да нуж­но бить и (снова затертость) бабу? Это се­бя не ува­жать! А этот фра­ерок нам и по­казал за­пись ин­сце­ниров­ки. У ме­ня там в од­ном кад­ре пле­чо го­лое мель­кну­ло с мо­ей та­туш­кой. А это как ви­зит­ка, и не до­кажешь, что сни­мали ки­но. Приш­лось брать­ся за эту ра­боту…       — Кирочка, как ты могла, детка? — Маргарита, в миг постаревшая, вскочила. — Зачем?.. За что?.. Ты знаешь, как они меня избивали?.. Они сломали мне нос и челюсть, меня насиловали, без конца били и насиловали! И за всем этим стояла ты, Кирочка?!       Маргарита Рудольфовна стала белой, как стена позади нее, и начала, словно в замедленной съемке оседать на пол. Славик позвонил по своему мобильному, и в конференц-зал тут же вошли два врача.       — Папа, может хватит? Давай отложим все это на потом, когда Маргарита Рудольфовна будет чувствовать себя лучше.       — Нет! Нет! — раздалось сразу два слабых и дрожащих голоса Ждановых. Павел хотел продолжить, да и Марго, едва пришедшая в себя, настаивала на своем праве знать правду.       — Мы можем продолжить? — спросил папа минут через двадцать, но не у присутствующих, а у врачей.       — В принципе… Можете. Мы дежурим за дверью.       — Хорошо. Павел Олегович, вам любопытно, кто выдавал себя за вас и руководил операцией? Кто человек с фотографии номер семнадцать?       — Юрка?       — Нет. Что же, смотрим дальше, — папа вставил в дисковод второй диск.       — О, Боже! Это же Петька Зайцев! — первым узнал своего бывшего телохранителя Жданов.       — Пред­ставь­тесь, по­жалуй­ста.       — Зай­цев Петр Се­мено­вич… В ок­тябре во­семь­де­сят де­вято­го го­да у ме­ня за­болел сын. Лей­ке­мия. Нуж­ны бы­ли день­ги… Юрий Ва­силь­евич Во­ропа­ев дал мне день­ги для сына и ус­тро­ил ме­ня на ра­боту те­лох­ра­ните­лем к Пав­лу Оле­гови­чу Жда­нову. Иног­да я дол­жен был ох­ра­нять и его же­ну.       — Вы от­да­ли долг Во­ропа­еву?       — Да, спол­на, но не день­га­ми, а услугами.       — Ка­кую пер­вую ус­лу­гу от вас пот­ре­бовал Юрий Ва­силь­евич.       — Он поп­ро­сил ме­ня ор­га­низо­вать ро­зыг­рыш.       — И что за ро­зыг­рыш?..       — Я должен был организовать якобы похищение Киры и потребовать от него…       — От кого?       — От Воропаева. Потребовать продать десять процентов его акций на имя Гри­горь­ва Ста­нис­ла­ва Ва­лен­ти­нови­ча.       — Кстати, вы не знаете, кто это?       — Знаю. Это Воропаев Юрий Васильевич.       — То есть?       — У него было четыре комплекта документов. Один из них на имя Григорьева.       — Понятно. Рассказывайте дальше.       — Я организовал, как я тогда думал, розыгрыш. У меня даже мысли не было, что меня подставляют. По дороге назад Кира Юрьевна так смеялась, так веселилась, все время требовала называть ее великой артисткой, я даже сказал ей, что она должна поступать в театральный институт. А потом… — Зайцев замолчал.       — Что, потом?       — Потом Воропаев сказал мне, что это был не розыгрыш, а первая часть плана.       — Какого плана?       — Нужно было по-настоящему похитить Маргариту Жданову и заставить Павла Жданова переписать свои акции на имя Григорьева.       — Почему вы пошли на это преступление?       — Воропаев сказал, что если я откажусь, то ро­зыг­рыш прев­ра­тит­ся в уго­лов­ное де­ло о похищении несовершеннолетней, да еще и Кира обвинит меня в изнасиловании, а ведь ей и пятнадцати тогда не было.       — Как Кира могла вас обвинить в изнасиловании? Любая медицинская экспертиза подтвердила бы, что она девственница.       — Она не была девственницей...