POV Андрей Жданов.
Катя молчала, видно уже утратила решимость. — Давай лучше я. — Давай ты, — согласился со мной Сашка. — Юрий Васильевич тебе не отец, но и это еще не все. Далеко не все… — Не отец? А кто? — казалось бы, логичнее было спросить: «А кто мой отец?», но он почему-то решил выяснить, кто ему Юрий Васильевич. — Муж твоей мамы, твой отчим… Не знаю я кто он тебе. — Не знаешь? — тупо спросил Санька. Казалось, что кто-то стукнул его по голове и он теперь никак не может начать соображать. — Да какая разница, кто он? Что ты привязался к такой ерунде? Саш, ну, послушай, ведь это даже… — Привет всей честной компании! — как всегда без стука, как всегда с улыбкой (такой неуместной сейчас), в кабинет ворвался Ромка. — А что это у вас тут происходит? — Ром, помолчи, — попросила Катюша. С таким же успехом она могла бы просить мчащийся на бешеной скорости поезд, чтобы тот остановился. — Да что случилось-то? Сашка, у тебя такой вид, как будто тебя пыльным мешком из-за угла шандарахнуло. Или… А! Понял! Это Викуся послала тебя по давно известному адресу? Когда-нибудь это должно было случиться… Уж если в начале пьесы на стене висит ружье, то к концу третьего акта оно должно выстрелить, об этом еще Чехов предупреждал. Когда-нибудь эти двое должны были сцепиться, они и сцепились. И это даже хорошо, Сашка смог выпустить пар, а уж за тем, чтобы они не покалечили друг друга, я сумел проследить. На это моей подготовки хватило. — Палыч! Он первый начал. Ты же сам видел, он первый! Во псих-то! Что такого ужасного я сказал, даже если и попал в точку? — верещал Ромка, прижатый мной к стене одной рукой. Второй я удерживал Сашку, который впрочем вовсе не так уж и вырывался. — Ромочка, подойди ко мне, — попросила Катя, — мне самой трудно до тебя добраться. Нога сломана. Я ослабил захват, Сашка сразу пошел к двери, буркнув на ходу: «Мне нужно пять минут одному побыть», а Малина, подошел к Катиному креслу и опустился на корточки. — Что, Катенька? — взгляд его был таким обиженным, а синяк под глазом расцветал с такой скоростью, что Катя только рукой махнула. — Дать бы тебе по шее, — мечтательно сказала она. — Так уже дали. И не по шее, гораздо хуже. Сашка тебя опередил. — Ромка, ну когда ты уже повзрослеешь? Ты же видел, что нам не до твоих шуточек. Ведь видел? — Видел. Но я хотел вам поднять настроение. — Поднял? Ромашка, ты же не маленький мальчик, правда? Должен понимать, что иногда шутки совершенно неуместны. — Что-то случилось, Катюша? — теперь уже серьезно спросил Малина. — Случилось! Только ты пока не лезь с расспросами. Я очень тебя прошу. И не думай, что кто-то тебе не доверяет, мы все тебе очень доверяем, но то что случилось, оно очень личное. Могу только сказать, что было новое послание от «доброжелателя». И там… Там такая информация, что дай нам ее перетереть с Сашкой наедине. Это его тайна, если захочет, то сам тебя посвятит. — Тебе, значит, можно знать. Андрею можно… А мне нельзя? — И нам нельзя было, но послание получил Андрей, я была рядом. Так уж получилось, понимаешь? — Понимаю. Не буду мешать, — Ромка обиженно дернул носом и вышел в дверь конференц-зала. Я мог дать голову на отсечение, что он сейчас позвонит какой-нибудь рыбОньке, расскажет ей, что на него напало человек пять, он, конечно, их всех победил, но теперь у него синяк и он срочно нуждается в утешении. И уж рыбОнька его утешит. И утешит, и самооценку ему поднимет, и смотреть на него, как на героя, будет. А потом и он сам поверит в свое геройство…***
К разговору с Сашкой мы вернулись только часа через три. Вначале его «пять минут, чтобы побыть одному» вылились в хорошие полчаса, потом Катя даже не попросила, а потребовала (кстати я впервые видел, как она может быть непреклонна) продолжить разговор дома. Сказала, что у нее разболелась нога, что ей нехорошо, что нужно лечь, но я видел, что это уловка. Всю дорогу мы молчали, это тоже была маленькая хитрость Катюши. Она сделала вид, что уснула, вот мы и молчали, чтобы ее не разбудить. Ага, вот прямо как села в машину, так и уснула, перед поездкой убедив Сашку, что ехать мы должны все вместе, причем на моей машине. Мол, ей с больной ногой удобнее там, где привычнее, а по дороге можем поговорить. Ну, а дома… Дома Катюша нашла, как отложить разговор до тех пор, пока Сашка не выпил виски. — Андрюша, разожги, пожалуйста камин, что-то прохладно, — попросила Катя. — И свет погаси, мимо рта никто не пронесет, а говорить будет легче, — снова схитрила, и правильно сделала, когда лица в полумраке, говорить легче. Откуда в ней столько житейской мудрости, в моей маленькой девочке? — Господи, ребята, к каким еще ужасам вы меня готовите? — Сашка, он ведь тоже далеко не дурак, и все уловки видит. — Саша! — Катюша взяла его за руку, умоляюще посмотрев на меня, мол, ревновать не вздумай. А я и не думал, словно она касалась своего брата. — Он знал, что ты не его сын. И план уничтожить тебя вместе с Андреем и «Zimaletto» вынашивал давно. — А я-то дурак, все понять не мог почему Кира знает, что он жив, а я нет. Катя, а Кира его дочь? — Да. — А Кристина? — Не знаю. — Наверное, нет! Иначе он не стал бы ее мучить своей смертью. — Саш, я когда маленькая была, я больше всего на свете хотела, чтобы у меня брат был. Родной старший брат, понимаешь? Я выросла, но о брате все равно мечтаю. Я хотела бы, чтобы он был похож на тебя. — К чему ты меня готовишь, сестренка? К какой бездне? — Это он заказал убийство Елены Андреевны. — Из-за меня? Не смог ее простить? То ли так играли светом языки пламени, пуская блики на лица, то ли и в самом деле глаза у Воропаева заблестели слезами, но мне его стало так жалко, что и собственные беды отошли на какой-то там десятый план. Что я? У меня всего-то отец предатель, да маме я не нужен. У Сашки и матери больше нет, и отец… отчим убийца, и сестра стерва, и никакой Катеньки нет. — Сашка, мы этого пока не знаем, но ты не смей винить себя в маминой смерти! И маму винить не смей! Мы же не знаем почему она родила от другого мужчины, мы же ничего о ее жизни не знаем, как ты можешь ее винить? — А я виню! И не за то, что… — он не мог чего-то выговорить, несколько раз открывал рот, а оттуда не вылетало ни звука, — Не за то что… Воропаев мне не отец, это ошарашило, но и облегчение принесло. По крайней мере не мой отец убийца. Я виню ее за другое. Как она могла уйти и не сказать мне, кто мой отец? — Саш, она же не болела, не готовилась к смерти, не знала, что уйдет навсегда. Наверное, ей казалось, что впереди у нее еще много времени, и она успеет все тебе рассказать. — Спасибо, Катюша. Палыч, ты береги сестренку. Обидишь — будешь иметь дело со мной, — Сашка впервые чуть улыбнулся краешком губ. — Ну, рассказывайте, что вы там еще припрятали. — Только если ты дашь слово ничего сам не предпринимать, — резко сказала Катя. — То есть? — А вот то и есть! Воропаева нашли. Мы точно знаем его имя-фамилию, и где он находится, но ты этого не узнаешь, пока не дашь слово не действовать в одиночку. — Андрей, с каких это пор женщина распоряжается на твоем корабле? — С тех пор, как я ее впервые увидел. Это не просто женщина, Алекс. Это моя женщина. Моя любимая женщина. Она достаточно умна, чтобы взойти на капитанский мостик и достаточно авантюрна, чтобы не дрейфовать под влиянием ветра и волн. — А! Как сказал! — то ли притворно, то ли всерьез восхитился Сашка. — Спиши слова, я Виктории их напою. — Ты нам зубы не заговаривай. Твое отсутствие какой бы то ни было реакции на сообщение, что Воропаев обнаружен, яснее ясного говорит о том, что тебе сообщать ни где он, ни кто он нельзя! Наделаешь глупостей, — я был уверен, что я прав, и не ошибся. — Ты настоящий ботан, Андрюха, под стать Катюше — оба умны. Ты прав. По крайней мере, пока мне лучше эту информацию не сообщать. Есть что-то еще, что мне нужно и можно знать? — Есть! Только ты выпей еще, пожалуйста, — Катя подлила Сашке виски, — и хоть немного поешь. Ну, что ты на меня так смотришь? Знаю я, что закусывать виски — это моветон. Я же не предлагаю тебе закусывать, я предлагаю поесть. С утра ведь голодный. Надо же, а я и не догадывался, что Катюше известна культура питья виски. Чего еще я о ней не знаю? — Говори, Катя, не надо пытаться меня споить, не получится. — Мы знаем как и для чего была убита Елена Андреевна. — Для чего? Разве не «за что», а «для чего»? — Возможно, что и «за что», но к нему примешалось такое «для чего», что оно явно перевесило, — встрял я. — Андрей, а можно без этих ботанских штучек? — Можно, — я даже не обижался на ботана. — Елену Андреевну убили, чтобы никто с особой тщательностью не исследовал дотла сгоревшее тело рядом. Есть труп шофера, есть… — Не смей!.. — Сашка закричал так протяжно и страшно, что Катя вздрогнула и расплакалась. — Сашенька, я понимаю, что это ужасно, знать что какая-то сволочь только для того, чтобы сказаться сдохшим, убивает твою маму. Но ты держись. Ты же не один. Ты нам всем очень нужен. И мне, и Андрею, и Ромке. Да-да, и Ромке. Не думай, это он дураком только нам на потеху себя выставляет, а так-то он очень хороший, Сашенька. Андрюша, правда же? Ну, скажи ему. — Правда, девочка, правда. Сашка ты можешь на нас рассчитывать. — Мама умирала долго? Она мучилась? — Господи, Алекс, ну что ты творишь? Посмотри, Катька уже изрыдалась вся. Откуда нам знать, мучилась ли Елена Андреевна. Зато мы знаем, кто исполнитель и знаем, как он все организовал. — Кто? И не надо требовать с меня слова не делать глупости. Я его не дам. — А никто и не требует. Тебе до него все равно не добраться. Это Зайцев. Помнишь, работал у отца телохранителем? — Ты хочешь сказать, что и твой отец… — Нет! Вся трагедия моей семьи — это тоже Воропаев. Он приставил Зайцева к папе. — Он же изнасиловал и твою маму? Ну, что ты на меня так смотришь? Если это не мама, не Кира и не Кристина, значит, Маргарита Рудольфовна. Там на записи, которую Катя должна затереть. — Нет, не он, но он все организовал. Мы долго молчали, очень долго… — Так не бывает, чтобы только из-за денег пойти на такие бессмысленные и жестокие преступления. Воропаев за что-то мстил. Понять бы еще за что…