«Алекс — Юстасу». Донесение №…
«Детка, есть новости. Срочно позвони!», — было написано на дисплее мобильного.«Юстас — Алексу». Телефонный звонок.
— Я вообще не хочу с тобой разговаривать. Никогда! Понял? — Понял. А зачем тогда звонишь? — Так ты же прислал СМСку, чтобы я позвонила! — А разговариваешь зачем? Могла бы просто слушать. — А я с тобой и не разговариваю, я тебе звоню, потому что я очень вежливая, в отличие от некоторых, которых можно забрасывать СМСками, умолять позвонить, объяснять, что волнуешься, а им никакого дела до родной дочери нет. Конечно, я же не Юлиана, которую ты взял с собой. У тебя теперь другая, счастливая жизнь. Зачем тебе старая дочка? Юленька тебе еще новую успеет родить. — Обиделась, да?.. Алло… Доча… Ты слушаешь? — Слушаю, но с тобой не разговариваю. — Как твоя нога? Алло… Не хочешь отвечать? — А ты, типо, волнуешься? — А я не типо, я действительно волнуюсь. — Не трать свое время и нервы на меня. Выкладывай новости или я кладу трубку. — Ребенок, ты, кажется, это всерьез? — Еще как. — Ты что, ревешь? — А ты не ревел бы, если бы я пропала, когда я бы нашлась? Две недели! Целых две недели от тебя не было ни слуху ни духу. Юлиана тоже не отвечала ни на один звонок. Я что подумать должна была? Или что с вами обоими что-то случилось, или что ты меня бросил, — в трубке были слышны уже не всхлипывания, а настоящие рыдания. — Та-а-ак, шутки в сторону. Послушай меня внимательно: я никогда тебя не брошу, слышишь? Ты же моя малышка, я очень тебя люблю. — Мама тоже очень меня любила, но бросила, — рыдания перешли в жалобный скулеж. — Ну, все, ребенок, вытирай слезы и слушай. Во-первых, мое молчание… Я сам занимался историей с похищениями. Сам! И мне нужно было уйти в полное подполье, как только я вышел на след, слишком много соглядатаев оставил Воропаев, Юлиана была со мной… — Как? Ты взял ее с собой и подверг опасности? Ты с ума сошел? Хороша любовь! — А ты когда-нибудь пробовала ее переубедить? — Нет. — Вот и не говори того, о чем понятия не имеешь. Как только я собрался лететь в Ухту, Юленька заявила, что летит со мной. Я попытался ее переубедить, но… — Ты мог ей просто запретить. — Ты можешь что-то запретить разбушевавшейся стихии? Я — нет! Это же ураган, тайфун, смерч! Сметет с пути и не заметит. Да и не знал я, что наша… ммм… экспедиция будет по-настоящему опасной. И что затянется на две недели, не знал. Думал, что слетаем, я поговорю с Антоновым и Великановым, и мы улетим в Сыктывкар. Только на деле все вышло иначе. — Скажи, а всю эту работу мог выполнять кто-то другой? Или у тебя служба охраны в полном составе вымерла? — Ты права, я снова дурак! Решил все сделать сам. Инкогнито, не привлекая внимания к банку. Да и свое дело у меня в Коми было. — Какое? — Хочу и там открыть филиал. — Твою мать! — Ребенок, не матерись! — Да мне не материться, мне прибить кого-нибудь хочется! У тебя нет отдела планирования и маркетинга, ты все должен делать сам? Папа! Чем ты думал? Одно из двух, или ты инкогнито, или занимаешься банком и выходишь из режима offline. — Нет, малыш, тут ты не права. Банком мне тоже нужно было заняться инкогнито. — А-а-а-а-а! Тогда понятно. — Ничего тебе не понятно. Сейчас в подробности входить не буду, но чтобы ты поняла, что это была за миссия, скажу: Великанов внезапно умер за десять минут до запланированной встречи со мной. Вот тут я отключил свой мобильный, отправил Юленьку в Таррагону, лишив и ее всякой связи… — Так значит, ты все-таки умеешь ее убеждать? Да? А почему именно в Таррагону? Мама так любила этот наш дом… — Ребенок, давай-ка сразу расставим все точки над «i». Я сегодня сделал Юле предложение. И она согласилась, возможно потому, что последние две недели она очень боялась за меня. Свадьба сразу после окончания эпопеи с «Zimaletto». — Па, а ты не поспешил? Прошло еще так немного времени после… — Я не спрашиваю твоего разрешения, доча, я только ставлю тебя в известность. Я люблю Юлиану. Понимаешь? Люблю! Я живой, я хочу жить с любимым человеком, и я буду с ней жить. Ты либо принимаешь это как факт и радуешься за меня, либо не принимаешь. Дочкой от этого ты быть не перестанешь, но нам обоим будет больно. А дом в Таррагоне я в любом случае сегодня же переписываю на твое имя. Да пойми ты, черт тебя подери, это было единственное по-настоящему безопасное место! — Чего ты разорался? Новоиспеченные женихи так не кричат! Все, я была не права. И я… Я поздравляю вас обоих, — в трубке снова послышался плач. — Я правда за вас рада, но… — Не надо «но». Жизнь иногда так внезапно заканчивается, что очень хочется успеть побыть счастливым. — Прости меня. Я очень тебя люблю. — Я тебя тоже. А теперь слушай, что мне удалось раскопать…***
— Андрей Павлович, — мощным голосом Шурочки заверещал селектор. — Вам доставили какой-то пакет, занести? — Чуть позже, Шура, я занят. Да, я был занят. Я успокаивал Катеньку. Примерно с того времени, как я рассказал Ромио и Сашке о похищениях, она все время была грустной, иногда плакала, очень плохо ела и практически не выпускала ноутбук из рук. — Ничего! Представляешь себе? Ничего, никакого следа. Но ведь так не бывает! Есть номер уголовного дела в базе данных суда. И это все! Ни фамилий осужденных, ни статей, ни сроков — ничего! — Катенька, так это же, наверное, закрытая информация. А ты, как мы уже выясняли, не хакер, поэтому и не можешь обнаружить никакого следа. — Да? А почему же тогда уголовное дело под соседними номерами я вскрываю на раз-два? А здесь никак. — Может потому, что суд был закрытым? — Как это? — Ну, с закрытыми слушаниями. Так почти всегда бывает, когда дело касается несовершеннолетних и изнасилований, чтобы никакие материалы не просочились в прессу. А у нас было и то, и другое. Может, как раз поэтому, я даже не слышал, даже не подозревал о том, что проходит суд? — Я обещала тебе помочь во всем разобраться, но у меня ничего не получается, — заплакала Катюша. Такие или примерно такие разговоры были у нас последние две недели. Катя все больше и больше мрачнела, все чаще плакала. Вот и в тот день я ее успокаивал в очередной раз. — Андрей Палыч, но здесь написано: «Срочно. В руки только А. Жданову». Может все-таки посмотрите, что это? — не унималась Шурочка. — Андрюша, — глаза Кати ожили. — А вдруг это снова от «доброжелателя»? Вдруг это разгадка всех тайн? — Тогда я вообще пущу себе пулю в лоб, — сказал я едва сдерживая смех. — Почему это? — Потому что тогда появится самая большая тайна: что же это за «доброжелатель», который в курсе всех моих дел? Откуда он знает, что мне нужна разгадка загадки? И самое главное: какую цену потребует от меня этот «благодетель» за свою помощь? Ну, а вдруг это сам дьявол шалит? И в уплату за свои услуги я обязан буду отдать ему свою бессмертную душу или, что еще хуже, тебя? Тогда как? — я не выдержал и рассмеялся. Какой там «доброжелатель»? Откуда ему знать, что мы пытаемся установить заказчика преступлений, совершенных четырнадцать лет назад? Настоящего заказчика, а не мифического Дворжака, информацию о котором Катюша пробила от альфы до омеги, которого никогда не интересовал швейный бизнес и который если и был как-то связан с Россией, то скорее по наркотрафику и якутским алмазам, а это так же далеко от «Zimaletto», как мы с Сашкой от своих отцов. Скорее всего какой-то поставщик прислал нам свои образцы, а надписью «Срочно. В руки только А. Жданову», пытается привлечь мое внимание, чтобы его не отправили в спам, то есть в корзину. Но у Кати ожили глаза, поэтому я сказал Кривенцовой: — Посмотрю, Шурочка, несите. Пакет был небольшим, в нем никак не мог поместиться каталог, ну разве что записанный на диск. А это и был диск, вернее два пронумерованных диска (номер раз и номер два-с), да еще сопроводительная записка. — Андрюша, читай, — Катенька нетерпеливо заерзала в своем инвалидном кресле. — «Андрею Жданову. На этих дисках все, что вас интересовало о событиях почти пятнадцатилетней давности. Кроме записи имеются документальные материалы, запротоколированные и нотариально заверенные. Если понадобится, я вам их вышлю с курьером. Не нужно ломать голову, кто я такой/такая. Я вам не враг, скорее доброжелатель». И что теперь? Пускать себе пулю в лоб, как я и сказал Катюше? — Кать, как ты думаешь? Нужно позвать ребят и посмотреть эти диски вместе? — Может, давай вначале сами посмотрим, или вообще ты один. Мы же не знаем, что там. Вдруг там такое, что мы потом и глаз друг на друга поднять не сможем? Или вдруг там такое, что Сашке не пережить? Тогда зачем ему это показывать? Можно будет как-то смягчить информацию, ведь так? — Мне тоже так кажется. — я вставил диск в дисковод, хотел уже нажать «Пуск», но Катюша придержала мою руку. — Шурочка, никого к нам не пускайте без доклада. — Хорошо, Екатерина Валерьевна, — ответила секретарша, и мы начали просмотр. На экране появился лысый мужик, в полосатой робе. Он сидел на стуле, явно привинченном к полу, на ногах его красовались наручники (наножники), одна рука была пристегнута к кольцу, намертво впаянному в металлический стол. — Заключенный номер тридцать четыре восемнадцать-дробь три. — Назовите свое полное имя, и сообщите о себе краткую информацию, — послышался какой-то металлический голос за кадром. — Антонов Сергей Антонович. Статья сто пятая, часть два, пункты «в», «д» и «ж»; сто двадцать шестая, часть два, пункты «а», «б» и «з». Отбываю пожизненное заключение в ОС тридцать четыре дробь восемь, в колонии особого режима. — Сто пятая нас в данный момент не интересует, пока расскажите за что вы получили сто двадцать шестую. — В мае тысяча девятьсот девяносто первого года на меня вышел один бизнесмен. — Вы помните его имя? — Да. — Назовите…