POV Андрей Жданов.
— Стояли звери около двери, в них стреляли, они умирали*. — задумчиво проговорила Катюша. — Эпиграф, ставший эпитафией… Спасибо, Господи! Спасибо, что послал мне ее, такую нежную, такую добрую, такую умную и такую тонкую. Я не знаю, чтобы я делал, если бы Катеньки не было рядом. Наверное сдох… Но Катя сумела молча все выслушать и мне стало легче, я больше не был один на один со своей бедой, она со мной ее разделила. А потом, как мать, настоящая мать, любящая своего ребенка, насыщает свое проголодавшееся дитя, давая ему грудь полную молока, насыщала меня жизнью, отдавая мне всю себя с нежностью, теплотой, любовью и заботой. Я не знаю, как ей удалось настолько тонко прочувствовать мое состояние, что суметь облечь его в слова, я сам не смог бы дать ему никакого определения. А она… Да-да, она права! Я чувствовал себя после встречи с мамой прогрессором Львом Абалкиным**, самовольно покинувшим Саракш в поисках себя. — Прости! Андрей, я вовсе не имела ввиду… Черт! Я только… — Катенька, зачем ты оправдываешься? Ты просто очень тонко прочувствовала мое состояние и очень точно его выразила. Мне тебя сам Бог послал, Ботану — ботаниху. — я улыбнулся, пытаясь отвлечь Катю от грустных мыслей, но она не приняла подачу. — Нет-нет, эпитафии не будет. Я ни за что не допущу этого, Андрюша. Эпиграф останется эпиграфом. — Я верю тебе, Катенька и восхищаюсь тобой. Знаешь, ни одна из знакомых мне женщин… Хотя, что я такое говорю? Ни один из знакомых мне людей не смог бы так к месту применить цитату из Стругацких. А может, и вовсе не читали их. Мне с тобой не только хорошо, мне интересно с тобой, родная. В спальне было тепло и темно, Катя прижалась ко мне всем телом, уткнулась носом в надключичную ямку и надолго задумалась. — Как твоя мама сказала? Отжать? — Да отжать. — Я уверена, что это Юрий Воропаев хотел отжать вашу часть акций «Zimaletto». Я уверена, что история с похищением Киры была срежиссирована от первого и до последнего кадра, что никакого похищения не было, была инсценировка для того, чтобы подготовить Павла Олеговича к похищению твоей мамы. Прости, Андрюша, но я так же уверена, что твой отец был прекрасно осведомлен о вашем с мамой разговоре, и все ее «по секрету», это для того, чтобы тебя дожать. — Кать! — Прости. Прости меня, Андрей. Думаешь, что я не понимаю, как больно тебе это слышать? Я все понимаю, но жестокость Маргариты Рудольфовны перешла все возможные границы. А ее попытка манипулировать тобой, играть на сыновних чувствах, это вообще что-то запредельное, и я не верю что за ее решением рассказать тебе о прошлом не торчат уши Павла Олеговича. Не верю и все. — Возможно. Только все эти уверена-не уверена к делу не подошьешь, Катенька. Мне тоже кажется, что без «живого трупа» здесь не обошлось, но я не понимаю, как это доказать, да и нужно ли доказывать что-то? Представляешь, каково будет Сашке, если окажется, что его отец причастен к похищению, избиению и изнасилованию моей матери? Сашка же с ума сойдет от ужаса и стыда. — Мне кажется, что лучше бы ты сам все рассказал ребятам. — Что значит, сам? Иначе ты расскажешь? — Вот глупый. Такой умный, и такой дурачок. Андрюшка, разве я могу хоть кому-нибудь, хоть что-нибудь, хоть слово… О тебе? — голос ее задрожал, предваряя появление слез. — Такой умный, начитанный, такой образованный и совсем ничего не понимаешь, — слезинка капнула мне грудь, и я задохнулся от нежности. — Катька моя! Не плачь, девочка, я просто спросил. Ну, прости ты меня, дурака. Что ты имела в виду? — Что если ты не расскажешь сам, то… Ну, вот смотри, допустим, тебя все-таки выберут президентом… — А что, может быть иначе? — Конечно может! За твоего отца будут Кира, Кристина и твоя мама. А за тебя? Только Сашка! — И Ромка, у него есть маленький пакет акций. — И Ромка, если общее собрание позволит ему голосовать. Но ведь этого все равно не достаточно, правда? — Правда, и что делать? — Не перескакивать с темы на тему! Значит, допустим, президент — ты! Как этого добиться, сейчас не суть, об этом мы поговорим позже. А сейчас о том, что в этом случае может произойти. Вы с Сашкой категорически отказываетесь банкротить компанию. И тогда твой отец сам, увидев, что Сашка заодно с тобой, может рассказать эту историю, как оправдание для Юрия Васильевича, как предлог для банкротства, мол, кто-то снова угрожает, как… Да мало ли как Павел Олегович или мама твоя могут захотеть использовать похищение Киры и Маргариты Рудольфовны. И что тогда? Ты думаешь, что Сашка дурак? Нет, Андрюшенька! Он сразу же увидит когтистую лапу своего папаши. И вот тогда ему будет от чего сойти с ума. Мне кажется, что лучше бы тебе самому обо всем рассказать Сашке, кроме изнасилования, конечно. — А Ромке? — А мы команда? — Команда. — Значит, и Ромке. — Катька моя! — мне очень нравилось это словосочетание. — Если бы ты могла себе представить, как я тебя люблю. Катюша стушевалась и сразу перевела разговор на деловые рельсы, подальше от объяснений в любви. — Что ты решил, расскажешь ребятам? — Расскажу. Может нам удастся вместе что-то раскопать в тех историях. — Дай мне несколько дней и я во всем разберусь, обещаю тебе. — Как? — Не знаю, но разберусь. Даю тебе слово.***
— Палыч, у меня сейчас нет времени на лирику, понимаешь? — Ромка бегал по моему кабинету, как со смазанной скипидаром задницей, пыхтел, шипел, закипал и чуть ли не ядом плевался. — Хотел о чем-то поговорить? Говори! Чего кота за яйца тянешь? Прости, Катенька, вырвалось. — Ромка, мы Сашу ждем. Нужно поговорить всем вместе, — Катюша пропустила мимо ушей кота вместе с яйцами. — Аааааа! Ну, тогда конечно! Его величество можно и подождать, чего уж там! Разве у нас, смердов, могут быть свои дела? Оне ж не опаздывают, оне задерживаются. — Малина, хорош уже, — взорвался я. — Достала твоя вражда с Сашкой. Чем таким неотложным ты занят, а? — Да я это… Вике хотел позвонить. — Ну и звони, кто тебе мешает? — Она! Трубку не берет, зараза, сбрасывает все вызовы. — Опаньки! Если Виктория зараза, то зачем ты ей названиваешь, и при чем тут Сашка? Чего вы с ним не подели? — Ее и не поделили, — буркнул Ромка. — Рома, тебе что, Вика на самом деле нравится? — у Кати даже глаза из очков полезли от удивления. — По-настоящему? — Откуда я знаю по-настоящему или по-игрушечному? Но меня, почему-то, к ней тянет. — Тянет-потянет, вытянуть не может! — Сашка входил в кабинет. — Не напрягайся, Малиновский. Тебе одному такая работа не под силу, работай по классике: Мышка за кошку, Кошка за Жучку, Жучка за внучку, Внучка за бабку, Бабка за дедку, Дедка за репку — Тянут-потянут — и вытянули репку. — Что ты умничаешь? — подскочил к Воропаеву Ромка. — Сам запал на Клочкову, сам ее упустил, а теперь меня подкалываешь? — Я на нее не «западал», как ты выразился. Это другое, она мне понравилась. — Мне тоже! — Я видел, как она тебе понравилась, Ромка. — О-е-ей! Что это ты видел? — Со сколькими моделями ты с презентации уехал? — С двумя, а что? При чем здесь Вика? — Вот именно, Вика здесь совершенно ни при чем. Я слышал, как ты их называл лапулями, кисулями и рыбОньками, как обсуждал способы… — Сашка! — крикнула Катенька в гневе. — Вот-вот, — подхватил Малиноскаий, — постеснялся бы Катю. — Я? Ты публично обсуждаешь, как будешь трахаться, а стесняться должен я? — Заткнулись оба! — рявкнула Катя, и ребята от неожиданности действительно заткнулись. — Заколебали до одурения! Достал ваш детский сад! У нас, между прочим, очень серьезный разговор, а вы все как дети! — Глянь, Сашка! — хохотнул Ромка. — Репертуар Палыча, вот просто слово в слово. Детка, ты зачем набралась от этого хама таких словечек? КулЮтурные девушки не говорят «заткнулись», «заколебали», «достал». — Ага… И портят воздух исключительно запахом роз. Ромио, мне-то за что прилетело? — поинтересовался я. — Ты Катьку плохому учишь! Я бы, на месте ее родителей, запретил ей с тобой дружить. — Мальчики, хватит. Дайте Андрею сказать, — Катя стала серьезной. Посерьезнели и Ромка с Сашкой. — Мы с мамой вчера встречались, — начал я свой рассказ…***
«Алекс — Юстасу». Донесение №…
Хорошо, что ты поставилаив кабинете несколько камер, я все сумел проанализировать наблюдая за выражением лиц во время рассказа Андрея. И вот к каким выводам пришел, они почти совпадают с твоими: 1. ̲А̲л̲е̲к̲с̲а̲н̲д̲р̲! а) Ему можно доверять, он впервые слышал об этих историях. б) Похищение Киры вначале воспринял, как собственную беду, потом подверг сомнению. в) Рассказ о Маргарите вывернул ему душу наизнанку. г) Он не предаст. Никогда! На него можно положиться. 2. ̲Р̲о̲м̲а̲н̲! а) Ему можно доверять. б) Умеет сопереживать и за Андрея бросится в огонь и в воду. в) Слишком эмоционален. Это может подвести его. Можешь не сомневаться, я все разузнаю, есть у меня нужные люди и в суде и в управлении тюрем. Отморозков найду и допрошу с пристрастием, если не удастся купить. P. S. Доча, ты умница, я тобой могу гордиться, да я и горжусь! Ты умеешь внимательно смотреть на экран, и анализировать ты тоже умеешь. P. P. S. Я ужасно соскучился, доченька. Целую тебя. Твой папка.