«Ботан & Оторва»

POV Андрей Жданов.

      Господи! Спасибо тебе, что чудеса иногда случаются. Что утро, грозящее катастрофой и мне, и «Zimaletto», и вообще, судя по моему тогдашнему настроению, всему человечеству, плавно перетекло в солнечный, яркий, самый прекрасный за всю мою жизнь, день. Ну, согласитесь, не каждый день человек понимает, что встретил ту самую, единственную. И далеко не каждый день в тот же миг ему на голову сыплется манна небесная.       Я где-то читал, что когда Моисей выводил евреев из рабства, каждое утро на поверхности пустыни появлялось нечто мелкое, круповидное, как иней на земле. Евреи собирали эту крупу и ели, и назвали ее манна небесная. И что удивительно, для каждого у манны был свой вкус. Если человек хотел мяса, ему казалось, что он ест мясо, а если человек хотел меда, то манна становилась сладкой и ароматной, как мед. Каждому по желанию его.       А теперь скажите, что это не так, что не манной небесной меня накрыло любовью, а в стены «Zimaletto» принесло Мишеля Гортье! Каждому по желанию его!       Давно уже Кира покинула мой кабинет, а Виктория уехала за Мишелем, а я все сидел за своим президентским столом и глупо улыбался. Меня распирало от ощущения радости и полноты жизни. Мне хотелось поделиться этим счастьем со всем миром, но у меня во всем этом мире был только один человек, готовый если не разделить со мной радость, то хотя бы выслушать и понять. И я позвонил Ромке.       — Зайди ко мне. Захвати с собой…       — Коньяк?       — Нет! О, мой пьющий брат!       — Презервативы? Мы идем развлекаться?       — Нет!       — Неужели отчет по отделу? Ну, так я не играю.       — Ромка, заткни фонтан и дуй ко мне.       — Слюшяюсь и повинююсь, о госьподзина, — сладким голосом, кривляясь, пропел он. — Палыч, я не понял, так что захватить-то?       — Гитару!       — Гитару?       — Ага, петь хочется!       — Палыч, а может все-таки обойдемся психиатром?       — Шеф сказал гитару, значит гитару! — захохотал я. — Психиатра я дозволяю оставить себе. В полное единоличное владение.       — Если только она хорошенькая.       — Кто?       — Психиатр!       — Вот болван! Ромка, давай ко мне, разговор есть.       Через пару минут в двери моего кабинета ворвался, именно так, не вошел, а ворвался Ромка. Ходить он никогда не умел, он вечно бегал, летал, мчался, порхал, словно боялся, что не успеет на какой-нибудь праздник жизни. В руках он держал… гитару!       — А вот и я! Хихиатра вызывали?       — Нет, Ромио, вызывали друга. Ты где гитару-то раздобыл, да еще так быстро?       — А, не парься, у Федьки из рук вырвал. Не, ну прикинь, я просто Джин из лампы Алладина. Ты захотел гитару, я ее тебе приволок. Что петь-то будем? Надеюсь не «Прощание Славянки»?       — Нет! Если и петь, то Бориса Полоскина.       — Кого?       — А, ты все равно не знаешь. «Я люблю», песня Полоскина.*       — Так я же не ботан какой-нибудь, чтобы все знать. — он засмеялся и вдруг резко оборвал свой смех. — Как? Что ты сказал? Вот только не надо улыбаться так загадочно. Палыч, — он сделал квадратные глаза и, почему-то, зашептал, — ты что? Ты влюбился?       — Да! Да, Ромка, да! Только не влюбился, а полюбил.       — Когда ты успел?       — Около часа назад.       — Во дурак-то! Бляха-муха, как же я не доглядел? Палыч, а может, еще не все потеряно? Может, тебе показалось?       — Нет, Ромка. Она такая… Такая… Она настоящая, Ромка! И очень… — я замялся.       Сказать красивая, так Ромка потом меня засмеет. Он никогда не вглядится и не увидит Катину красоту. Не поверит, что она такая красивая, что просто дух захватывает. С одной стороны, и слава Богу, с другой… Мне хотелось, чтобы мой единственный, во всяком случае, пока единственный, друг разделил мой восторг.       — И очень умная.       — Андрей, — Роман посерьезнел. — Кто она?       — Ромка, давай сразу договоримся. Меня не надо от нее спасать, ладно? Она пока даже понятия не имеет, что я…       — Что ты на нее запал?       — Нет, не запал. Это не то слово. Я впервые в жизни полюбил, Ромка! Полюбил, как пацан.       — Впервые, говоришь? А как же Кате…       — А вот о ней не надо.       — Ладно, не буду. Мне самому говорить о своей бывшей не очень хочется.       — Знаешь, а ведь ее тоже зовут Екатерина.       — Ну, ты попал, мужик. Это просто какой-то рок! Так где ты ее подцепил?       — Что за дурацкое слово — подцепил? Ее нельзя подцепить, понимаешь? Она сама пришла. Вот сюда, в этот кабинет. А с завтрашнего дня она выходит к нам на работу.       — Модель? Ты решил взять модель в штат? Павел Олегович голову тебе открутит. Мы сейчас не в том положении, чтобы…       — Ромио! Остановись! Катюша не модель.       — А кто?       — Моя личная помощница.       — Так ты ее подцепил на отборе кандидаток?       — Не подцепил!       — Блин! Хорошо, не подцепил! Так ты ее не подцепил на собеседовании?       — Да, она пришла на собеседование.       — А фамилиё у нашей королевы есть.       — Не у нашей, а у моей! Пушкарева! Екатерина Валерьевна Пушкарева.       — О, как! Грозно! Мощно! По нашему, по рабоче-крестьянски! Только знаешь, дружище, тебе категорически нельзя влюбляться.       — Это еще почему?       — А ты начинаешь придираться к каждому слову.       — Я не придираюсь. Я хочу, чтобы ты понял, что это для меня очень серьезно.       — Я понял. Все? Я могу быть свободен?       — Не можешь. Это еще не все новости.       — Как? Только не говори, что завтра у тебя свадьба. Не пугай меня! Только не это, Андрюша! Одумайся!       — Паяц! Ромка, а ты хоть в курсе, что Милко уволился?       — Что? Как? Когда? Твою мать! Палыч! Что делать будем? У нас же показ. Бля, у нас полный писец, а ты мне тут о любви? Андрей, ты нормальный?       — А ты? Ты нормальный? «Zimaletto» с утра на ушах стоит, только ленивый еще не заламывал руки и не оплакивал уход Милко, а начальник отдела маркетинга ни сном ни духом! Это, по-твоему нормально?       — Не нормально! Это совершенно не нормально, что Жорик меня до сих пор не поставил в известность. Ну, я ему и выпишу! По первое число. Вот прямо от тебя к нему и пойду.       — Ты кому мозги пудришь, Ромио? — я захохотал. — Думаешь не понимаю зачем ты стрелой полетишь к Урядову?       — Ты о чем?       — Не о чем, а о ком! Личное дело Катюши и ее фото смотреть полетишь. Предупреждаю…       — Предупреждал уже! Какое личное дело, когда у нас катастрофа?       — Да успокойся ты, нет никакой катастрофы.       — Ты что-нибудь уже придумал? Да? Нашел модельера?       — А это была вторая манна небесная за день.       — Чего?       — Не бери в голову, ты же не ботан, чтобы заморачиваться. Знаешь, кто теперь будет у нас вместо Милко?       — Нет!       — Мишель Гортье!       — Тот самый? — Ромка снова перешел на шепот. — О котором ты мне все уши прожужжал?       — Он самый!       — И как тебе удалось?       — Одна красотка помогла.       — Катенька?       — Нет! Другая. Как раз в твоем вкусе.       — Оба-на! И где она?       — Поехала за Гортье.       — Так ты с ним еще контракт не подписал?       — Еще нет. Но обязательно подпишу, вот увидишь.       В двери постучали.       — Войдите, — сказали мы с Ромкой одновременно.       Через два часа все было закончено… Контракт с Гортье подписан, уже с завтрашнего дня он должен был приступить к работе. Единственная сложность была в том, что Мишель очень плохо говорил по-русски, а значит, к нему нужно было прикреплять переводчика. Я готов был оплачивать Виктории услуги толмача, но она уперлась и ни в какую.       — Андрей Павлович, мы договаривались, что я получаю место в вашей приемной, и больше нигде я работать не согласна.       Приставлять к Мишелю Катюшу я не собирался, вот просто категорически, она нужна была мне самому. И тогда я решил проблему кардинально! Я позвонил Юлиане, потом расскажу, что это за фрукт, только напомните, ладно? И про то, зачем Виктории нужна была приемная я тоже расскажу. Если не забуду.       — Юляш, мне срочно нужен педагог по русскому языку с глубокими знаниями французского.       — А звезду с неба тебе не нужно?       — Нужно, но это чуть позже. А пока только педагог.       — Погоди, дай подумать. Есть! Я, кажется, нашла. Только…       — Что только?       — Только его с работы недавно поперли.       — За что?       — Он педагог, преподавал русский и французский…       — Юль, не тяни кота за хвост.       — В общем, узнали, что он гомосексуалист и поперли со школы.       — Мрак! Средневековье какое-то. Надо было в суд подавать.       — Все так, но он далеко не москвич, а там где он работал… Ничего бы ему не помогло, никакой суд. Короче, Андрей, если тебя не смущает его ориентация, то могу его хоть завтра к вам подогнать.       — Меня? — я посмотрел на масляные глаза Мишеля и улыбнулся. — Нет, меня не смущает его ориентация.       — Тогда завтра утром мы с Сережей будем в «Zimaletto». Мне все равно нужно утвердить смету показа.       А теперь скажите мне, только честно, если бы не день манны небесной, могло бы все так удачно сложиться? Каж­до­му по же­ланию его!