«Ботан & Оторва»

POV Андрей Жданов.

      — А если я найду вам модельера, — вдруг вмешалась в наш с Кирой разговор Виктория, — вы возьмете меня на работу?       — Кем? Я же уже сказал, что вакансия личного помощника занята.       — А я и на секретаршу согласна. Но только в президентской приемной.       — И кто ваш модельер? — аккуратно спросил я, а то еще пообещаешь работу этой кукле, а там может Пупкин из ателье в Бердичеве.       — Мишель Гортье, француз. Кстати, мой наряд именно он и придумал, и сшил.       — Мишель Гортье? Да вы блефуете!       — Нет! Я не блефую. Я могу хоть сей…       — Виктория, вы уверены, что сможете заполучить его?       — Да!       — Как быстро?       — Через пару часов вас устроит?       — Мишеля Гортье через пару часов? Он что, в Москве?       — Да! Но он появится у вас только в том случае, если в моей трудовой появится запись о приеме на работу, — вызывающе нагло заявила Виктория.       И куда мне было деваться? Мне, да черт с ним — мне, «Zimaletto» срочно нужен был модельер-дизайнер, Мишель Гортье это даже не равноценная замена Милко. Мишель Гортье — это на порядок выше. Дело в том, что мне не по-наслышке было знакомо это имя, я давным-давно хотел заполучить его. Еще задолго до того, как у нас начал работать Милко.       Работы мсье Гортье я впервые увидел на выставке молодых модельеров в двухтысячном году, в Париже. Это были не просто интересные модели, они были настолько необычны и оригинальны, что зал аплодировал им стоя. Только вот сам модельер на поклон тогда не вышел. Ходили слухи, что у него агорафобия, он живет затворником и доступ к нему имеют лишь друзья — люди, которым он доверяет. Остальные же могут только ему написать. Так мне тогда и не удалось лично познакомиться с Мишелем. Зато мне удалось всеми правдами и неправдами приобрести каталог его работ.       Помню, я приехал с выставки воодушевленный и сразу побежал в президентский кабинет.       — Вот, вы только гляньте, какие модели! — широким жестом я оторвал от сердца альбом и протянул его отцу. Но Юрий Ва­силь­евич оказался проворнее, первым взял каталог в руки, небрежно пролистал его и передал отцу.       — Нам такие выкрунтасы ни к чему, — безапелляционно и категорично заявил он. — Мы не будем брать никакого модельера.       — Но почему? — вскричал я, понимая, что мне сейчас предстоит услышать.       — Потому!       — Это не ответ! Я имею право знать, что происходит!       — Андрей! — папа внимательно рассмотрел альбом, я видел, что ему модели понравились, даже очень. Но обрадовался я рановато. — Это интересный модельер. И ты молодец, что разыскал его.       — Мне понятно твое желание запустить собственную линию. — перебил отца Юрий Ва­силь­евич. — Но пока в этом кабинете сидим мы с твоим отцом, а не ты, «Zimaletto» будет шить по лекалам известных брендов, а не изобретать велосипед. Ясно?       — Не ясно! Никак не ясно!       — Что тебе не ясно? Ты начальник производства. Скажи спасибо, что тебе доверили такой важный участок в твои-то годы. Твое дело за станками да за швеями приглядывать, да план давать. А в этом кабинете начальник я!       Черт его побери, это пузатого придурка. Вот не зря он мне всегда напоминал Мойдодыра Чуковского.       — Ну, понятно! «Я — Великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр, Умывальников Начальник И мочалок Командир»! — нахамил я Кириному отцу и больше его уже не замечал. — Папа, я что-то не понял, а с каких это пор Юрий Ва­силь­евич здесь начальник? И кто тогда ты?       Я ушел, громко хлопнув дверью, и долго потом злорадствовал, что своей последней фразой рассорил в пух и прах двух заклятых друзей. Мне Инга, тогдашняя секретарша в приемной еще неделю спустя рассказывала, что как папа с Юрой поругались после моего ухода, так до сих пор и не разговаривают.       Потом была эта мерзкая история с помолвкой, которая завела отношения между нашими семьями даже не в тупик, а в большую задницу. С самой помолвки я, спасибо Богу и Ромио, сбежал, зато потом меня еще пару месяцев пытались скрутить в бараний рог, удушить и вывернуть мне руки (нужное подчеркнуть). Но как на меня не наседали, как не грозили мне карами небесными и земными, я оставался тверд и «непокобелим», как говорит Ромка.       — Я никогда не женюсь на Кире, — твердил я всем одну и ту же фразу. И она в конце концов была услышана, понята и даже принята некоторыми, например Сашкой и папой. Жаль, что у Киры такая длинная шея, до нее эта информация до сих пор не дошла, она и сегодня думает, что она моя невеста. Наверное потому, что я ей однажды бросил в сердцах, что может и женюсь на ней, но точно не в этой жизни. Фиг ее знает, вдруг она услышала только первую часть фразы, ну, или уверовала в следующую жизнь и теперь ждет именно ее.       Ладно, что это я снова завелся? Ну, играет девочка в жениха и невесту, пусть играет, я не ее психиатр. Возвращаемся к Гортье!..       После гибели Воропаевых-старших, отец, практически сразу, поддержал мою инициативу о создании своей линии. Я лично написал мсье Мишелю письмо с приглашением работать у нас, условия предложил ему сказочные, но от него довольно быстро пришел ответ с отказом. И вот что удивительно — вроде бы писал он очень вежливо, а у меня появилось стойкое ощущение, что мне смачно засветили в физиономию.       Вскоре после отказа Гортье, папе позвонил Милко. Этого «непризнанного гения» мы все хорошо знали. Именно он снабжал «Zimaletto» лекалами знаменитых брендов все годы, практически со дня основания компании.       — ПавЕл ОлегОвич. Я закончИл школУ искусств, я мОгу тЕперь сам быть модЕльером.       — Видишь ли в чем дело, дорогой… — папа замялся. — Нам нужен не просто модельер. Нам нужен очень хороший модельер. Мы решили выводить «Zimaletto» на международный уровень.       — Я очЕнь хОроший модЕльер. Я мОгу прИехать и привЕсти вам свОи эскизЫ.       На этом и порешили. Милко приехал и тут же был принят в штат, причем с распростертыми объятиями, так хороши, так оригинальны были его модели. А у меня засосало под ложечкой. Появилось четкое убеждение, что в этом кино я уже снимался. Я ботан! У меня фотографическая зрительная память, если я однажды что-то видел, я не забуду этого уже никогда, у меня прекрасно развита фантазия и воображение. Еще раз — у меня засосало под ложечкой! Было в моделях Милко что-то такое, что почти год не давало мне покоя.       Все разъяснилось через восемь месяцев, когда Милко исчез куда-то на неделю, а затем выпустил первую авторскую коллекцию в «Zimaletto». Я тут же побежал к отцу.       — Папа! Это модели Гортье, поверь мне. Несколько видоизмененные, но я не ошибаюсь! Мы не можем вести эту коллекцию на Неделю Моды в Париже! Нам грозит международный скандал.       Отец сразу же вызвал Милко перед свои ясные очи и потребовал разъяснения.       — ПавЕл ОлегОчич! Как вы мОгли тАкое подумАть? Это Обман!       — Что обман, Милко? — спросил я. — Вот каталог моделей мсье Гортье, посмотри. И скажи! Разве твое голубое платье это не вот эта модель? А сиреневое? Не это? А… — я все тыкал пальцем в фотографии.       — ОткудА у тЕбя этОт каталог?       — С Парижской выставки.       — Андрей, как ты можЕшь? Как ты можЕшь, не знаЯ ничЕго меня обвИнять? ПочЕму ты рЕшил, что я вор? Нет! Это Мишель вор! ПавЕл ОлегОвич, я не хОтел этого рассказЫвать, это мОя боль, но тЕперь я вынУжден.        И рассказал нам с папой, что у него был роман с Мишелем, но тот оказался негодяем, присвоил себе все работы Милко. И даже выпустил вот этот каталог под своим именем. Из-за этого они и расстались. Но нежная душа «непризнанного гения» до сих пор любит этого негодяя и верит, что когда-нибудь Гортье раскается, признает свои ошибки. И тогда он простит свою любовь и они снова будут вместе.       Тут Милко расчувствовался до того, что зарыдал. Жаль, но я не поверил ни одному его слову.       — Qualis artifex pereo!       — Что? — одновременно спросили папа и Вуканович.       — «Какой великий артист погибает!»       — К чЕму ты это?       — Это не я, это Нерон. Перед смертью!       — Что?       — Ничего! Согласно Светонию эти слова перед смертью повторял император Нерон, считавший себя великим трагическим певцом и любивший выступать в театрах Рима и Греции.       — И чЕго?       — А ничЕго, — передразнил я. — Я просто тебе не верю! Скорее всего все было с точностью до наоборот. И нас ждет скандал. Папа! Хочешь быть обманутым, будь им. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.       Скандала не было, выставка прошла на ура, «Zimaletto» начало выходить на международный уровень. Отец заставил меня извиняться перед Милко иначе он ни за что не хотел больше у нас работать.       Но! Ложечки нашлись, а осадок остался*. Я до сих пор уверен, что прав был я, и скандала мы избежали только каким-то чудом. Тем более, что чем дальше, тем больше подтверждений своей гипотезе я находил. Милко хорошо умел переделывать чужое, а не придумывать свое. Я слишком внимательно, как и положено ботану, наблюдал за его работой. Он имитатор, а не первопроходец.       И вот теперь у нас появился шанс поработать с настоящим маэстро! Я не мог его упустить…       — Виктория, идите в отдел кадров, оформляйтесь. Я сейчас позвоню Урядову. Только давайте без шуточек. Если через пару часов Мишель Гортье не войдет в мой кабинет, вы вылетите с работы еще легче, чем устроились на нее.       — Я вас не подведу. — Вика достала мобильный, позвонила и затрещала на французском. — Мишель? Это Виктория. Я нашла для тебя работу!.. Что?.. В той самой компании «Zimaletto», в которой работал Милко… Да? И как мы это решим? Погоди. — Андрей!       — Андрей Павлович! — меня аж затрясло. Ненавижу фамильярность.       — Ой, брось ты, я же подруга Киры.       — Виктория, как вас по батюшке?       — Аркадьевна.       — Виктория Аркадьевна, еще раз вы позволите себе…       — Да поняла я, поняла, что вы зануда. Андрей Павлович, — интонационно подчеркнула моя будущая секретарша, — у Мишеля агро… гора… арго… какая-то фобия. Он не сможет приехать один.       — Агорафобия.       — Во-во! Я смотаюсь за ним?       — Смотайтесь.       — Только вначале получу запись в трудовую.       — Договорились. Идите устраивайтесь, затем спускайтесь в гараж, вас отвезут.       — Да вы что? Я езжу только на своей машине. Ни у кого даже из ваших акционеров такой нет! Ждите. — Вика ушла.       — Кира, а какая у нее машина?       — Mercedes-Benz CLK 240.       — Ого! И нахрена ей тогда зарплата секретарши? Слушай, а это не та самая… не дочка банкира?       — Машина осталась ей после развода. Машина и апартаменты, а вот на содержание всего этого былого великолепия денег у нее совсем нет.       — И кто ее бывший муж?       — Какой-то француз. Ресторатор. Она говорила, но я не запомнила фамилию.       — Тогда понятно откуда она знает Гортье, и откуда у нее такой хороший французский, — вздохнул я с облегчением…