«Ботан & Оторва»

POV Андрей Жданов.

      Ромка был не просто вампиром, я бы сказал, что он был вампиром-гурманом. Уж не знаю чем ему так приглянулась моя кровь, но если он раз в месяц не выпивал пару-другую литров моей свеженькой теплой кровушки, жить ему становилось скучно. То он прибегал в середине перемены и «по секрету» сообщал мне, будто подслушал в учительской, что математичка заболела, сейчас придет завуч, сообщит о этом и отпустит нас домой, и все рванут в раздевалку, поэтому, мол, давай потихоньку двигать к раздевалке, уйдем, пока там нет давки. А на завтра выяснялось, что в учительской он слышал, что по математике будет контрольная, вот и решил сбежать, а чтобы напиться моей кровушки, он решил и меня прихватить с собой. Как ни странно, ему не попадало никогда. Зато меня вытаскивали перед классом и отчитывали:       — Андрей! Как ты мог додуматься убежать с контрольной? Ну, ладно Малиновский, от него всего можно было ожидать. Но ты?! Завтра придешь в школу с родителями.       И мало того, что меня (меня, а не Ромку) оставляли после уроков и заставляли писать контрольную, так еще и отец потом, после беседы с завучем, лишал меня на неделю библиотеки.       При этом Малина был замечательным другом. Это правда. Пока я не научился драться сам, он никогда и никому не давал меня в обиду, готовый разбить нос каждому, кто косо взглянет на меня. И не важно, что потом за эти драки снова попадало мне, ведь синяки и ссадины доставались ему, моему личному вампиру.       Окончательно, как я тогда думал, наши пути разошлись на пятом курсе института. К тому времени мы давно уже не были девственниками, мы уже пережили не по одному роману, вот только все мои романы заканчивались одинаково. Покувыркавшись со мной недельку, дамочки плавно перекочевывали в постель к Ромке. Я ничего не мог понять. Ведь вроде не урод, вроде могу красиво ухаживать, дарю цветы, стихи читаю, что же они все меня бросают? Только потому, что у Малины язык лучше подвешен? Но ведь он говорит всякие банальные пошлые шуточки. Неужели именно это нужно девчонкам? Как потом оказалось, не только это. Но все прояснилось слишком поздно! И для меня и для него.       Катя была не такая, как все они. Катя была умная, добрая, очень милая и скромная девочка. Она мне по настоящему понравилась. Мне даже показалось, что у нас с ней может получиться что-то серьезное, возможно даже любовь. Она продержалась дольше всех, она целый месяц продержалась…       Знаете, Катюша мне так нравилась, что я даже в койку ее не стал тащить, ухаживал по всем правилам, не стараясь побыстрее перескочить конфетно-букетный период. И все у нас было прекрасно, пока однажды утром я не заехал к Малине, чтобы завести ему свои конспекты. Он никогда не писал конспекты, он брал их у меня за пару дней до экзаменов. Так было всегда. Вот и в то утро я привез их ему…       Дверь мне открыла… Катя. На ней ничего, кроме Ромкиной рубашки не было, даже домашних тапочек или нижнего белья. Волосы ее были взлохмачены, а глаза казались бездонными черными кругами из-за размазанной туши, при этом она выглядела счастливой и бестыжей. Чувствовалось, что ночка ей удалась.       Не говоря ни слова, я отодвинул Катюшу и прошел в спальню. Ромка спал, распластавшись по кровати, во сне сладко причмокивал губами. Этакий сытый, мартовский котяра, забравшийся в чужую жизнь, нажравшийся чужой сметаны и лениво почивающий на лаврах своего ворованного успеха.       — Просыпайся, подонок, — я сорвал с него одеяло.       Зря я это сделал. Если у меня еще и были какие-то сомнения; мало ли, вдруг Катя просто ночевала у него; то увидев совершенно голое тело Малины и смятую до неприличия простыню, этих сомнений не осталось.       — Зачем?       — Что зачем? — Ромка со сна в недоумении крутил головой и все пытался прикрыть свой срам.       — Зачем тебе понадобилась Катюша? Других тебе мало? Ты же знал, что она мне нравится! Ведь знал!       — Знал, конечно, — он даже отпираться не стал.       — Зачем ты с ней переспал? — заорал я и что было силы врезал Роману в живот, чудом не зацепив причинное место. — Почему тебе так тяжело, если у меня хоть что-то хорошее случается в жизни? Ты завидуешь мне? Да? Завидуешь? — орал я и молотил Ромку.       Я дал ему возможность вскочить с кровати и даже натянуть трусы я ему позволил, мне хотелось драться, а не избивать. Но драться он, почему-то, совсем не спешил. У него из носа текла кровь, под глазом наливался синяк, руки он держал, прикрывая пах, и смотрел на меня с таким недоумением, словно это он застал меня в постели с девушкой, которая ему нравилась, а я мало того, что наставил ему рога, так еще и избиваю его, несчастного. Это было так сюрреалистично и нелепо, что у меня даже гнев прошел.       — Зачем, Ромка? За что? — спросил я уже не со злостью, а просто потому, что правда хотел это знать.       — Так я же тебя спасал, Андрюха! Тебя! От всех этих пираний! Как только я видел, что ты начинаешь попадаться в сети одной из них, я сразу себя подставлял под удар. Между прочим, это стоило мне больших денег, но я ни с чем не считался, когда нужно было спасать тебя. Ты же мой друг! Вот уж никогда не думал, что вместо «спасибо» огребу по яйцам да по роже.       — А с этого места, давай-ка поподробнее. От чего это ты меня спасал?       Ромка достал бутылку водки, налил себе, предложил и мне, но я отказался. Мы напрочь забыли, что где-то в недрах его квартиры затерялась Катенька, что она может услышать наш разговор, и что Малина за свой рассказ огребет теперь уже не по яйцам или мордам, а во весь рост, по самую макушку да полной мерой.       Как оказалось, Ромка сразу подмечал, когда какая-нибудь бабочка, или рыбонька, или цыпонька переставала смотреть на меня затуманенным романом взором, и у нее словно в проявителе появлялся прагматично-циничный взгляд. Он всегда подмечал момент, когда моя пассия начинала примерять на себя роль уже не партнерши по сексу, а моей невесты или даже жены. А может это ему всего лишь казалось, Малине-то? Повернутому на страхе перед ЗАГСОМ? И тогда он вступал в игру!       — Ну, конечно, — горько усмехнулся я, — где мне, ботану, самому решать свою судьбу. Ты же лучше знаешь от чего меня нужно спасать! Тебе из колодца виднее звезды.       — Что?       — Ничего, проехали. И как тебе удавалось заманивать девочек в свои сети?       — Кому-то плел, что ты гомик и ею только прикрываешься, а вот я могу помо…       — Чего? — взревел я.       — Не психуй, такое только один раз и было. Ты чего? Я же для твоего блага старался!       — Спасибо тебе, за такие старания. Ну, дальше?       — Кому-то покупал колечко, кому-то устраивал дефиле, Дашку пришлось везти в Париж на weekend … — затарахтел он скороговоркой, чтобы успеть рассказать и не быть при этом избитым.       — Значит, Дарья меня на Париж променяла? — я был потрясен буйной фантазией Малиновского.       — Конечно! Да все они одинаковые, всем им чего-то от нас надо. Брось расстраиваться, ботан! На наш век телок хватит!       — А Кате? Как тебе Катю удалось…       — Так это я Кате сказал, что ты гомик, — выпалил Ромка и схватился за голову. — Ты же не спал с ней, вот я и…       — Тварь! Какая же ты тварь!       Я даже бить его не стал, просто вычеркнул из своей жизни, не замечая ни на лекциях, ни на переменах, ни на распределении, ни на выпускном. Я вычеркнул Ромку, пока он сам не возродился в мужской комнате ресторана «Ришелье», под шум воды и мыльную пену, ни дать ни взять «Рождение Венеры»… Боттичелли отдыхает, ему и не снилось, что Венерой может быть мужик, а морской пеной жидкое мыло в туалете.       Забегая вперед, хочу в двух словах рассказать как Катя отомстила Роману, на всю жизнь отбив у него всякую охоту считать женщин существами, рожденными для служения мужчинам.       Подслушав наш разговор, в чем Катюша не раз потом признавалась Роману, поняв, что ее обманули, лишили парня, который ей очень понравился, воспользовались ее наивностью и невинностью, девушка решила мстить Малиновскому. Она исчезла из квартиры задолго до того, как Ромка вспомнил о ней и появилась перед его очами только через два месяца, когда он уже паковал вещи для отъезда в Санкт-Петербург. Выглядела она так, что у Малины сбилось дыхание, но к себе его не подпустила, сказала, что улетает в город на Неве, к родителям, что перевелась в Питерский университет, и что ждет ребенка, о чем и предъявила ему справку. А в справке было написано, что предположительная дата зачатия, как раз то самое число, когда Малиновский сделал ее женщиной.       Она ничего не просила и не требовала. Она просто выдала информацию и ушла. Это было непонятно. Это было неприятно, и первой, кому позвонил Ромка по приезду к месту назначения, была Катя. Но разговаривать она с ним не захотела, и встречаться тоже отказалась наотрез, мотивируя это тяжелым токсикозом, нежеланием видеть человека, который настолько беспечен, что размахивает своим хоботом направо и налево, не задумываясь о последствиях даже если перед ним невинная девушка.       — Катя, давай встретимся, поговорим, — уже умолял Ромка, чувствуя себя последней скотиной.       — Нам не о чем разговаривать, мне от тебя ничего не нужно.       — Катя, я имею право на…       — Никаких прав ни на что ты не имеешь, — была категорична девушка.       Это ж если Ромку послали на три буквы, так он же землю носом рыть будет, пока не вернет свое, и не бросит потом первым. А тут еще и его ребенок примешался к его уязвленному самолюбию. Короче, после месяца отфутболиваний и полного игнора, Малина приперся к Катюше с кольцом, тортом и цветами. Свадьбу они не играли, расписались по-тихому и по-быстрому, с родителями Катя зятя не познакомила. И начался Ромкин личный семейный ад.       Мало того, что жена его ни в грош не ставила, она еще и держала мужа на сухом пайке в черном теле. Сама дала всего однажды, сразу после свадьбы, и на сторону бегать возможности не предоставляла. Следила за каждым его шагом, при малейшем намеке на забег влево, у нее появлялась угроза выкидыша и Ромио, терзаемый угрызениями совести и опасениями за жизнь ребенка, возвращался в лоно семьи. А там… Там сухой паек и черное тело.       Подошел срок рожать, а Катя все не рожает и не рожает. День не рожает, неделю не рожает, месяц не рожает… И выясняется, что первая справка была фальшивой, забеременела Катюша в тот единственный раз, сразу после свадьбы. Или, как сказала она со смехом, не в тот раз и не от него. Но анализ ДНК она ребенку делать не даст, потому что никакие алименты ей не нужны. Ей вообще от него ничего не нужно. Только чтобы он жил и мучился вопросом его это ребенок или не его. Потому что нельзя играть людскими судьбами. Никак нельзя! И за то, как Ромка поступил и со мной и с Катей он должен был расплачиваться всю жизнь. И сама подала на развод.       Может все бы так и было, только Ромке удалось завладеть слюнявчиком мальчика, по-тихому сделать анализ ДНК, убедиться, что ребенок не его, повзрослеть, и навсегда потерять охоту к такого рода приключениям.       После нашей встречи в мужской комнате ресторана «Ришелье», Ромио съездил в Питер, уволился, вернулся домой, в Москву. И вот уже четыре года мы работаем вместе в компании «Zimaletto», дружим. Он больше никогда не лезет в мои дела, если я его об этом не прошу. А я не прошу, даже с Кирой разобраться не прошу, хотя сейчас, по прошествии времени и благодарен ему за то, что он избавил меня от подобной Катеньки.