Пешка

Тьма. Сплошная такая. Ничего в ней не видно и не слышно. Я блуждаю взглядом по ней. Тьма предстает передо мной во всей своей наготе. Внезапно вижу в ней свечение. Тихое и слегка пульсирующее. Постепенно оно вырастает в ярчайшую дрейфующую звезду. Не понимаю, то ли я падаю на эту звезду с дикой силой притяжения, то ли она летит ко мне со скоростью света. Излучение ее настолько велико, что от меня остается лишь тень. Не успела я столкнуться с ней, как меня разнесло на атомы, молекулы. Мне очень жарко. Я просыпаюсь и снова проваливаюсь в безмолвную тьму. И когда просыпаюсь меня, окружает тьма. Однажды я проснулась, а в глаза мне бьет свет и на до мной витает вытянутое лицо в круглых очках. У этого лица выросли руки, а в них оказалась вонючая ткань и я снова провалилась во тьму. «Хлороформ», - мелькнуло у меня в голове. И снова просыпалась и засыпала. Я открыла глаза. Голова раскалывалась, а по телу пульсировала боль. Между ног зудело и щипало. Сначала я даже не поняла, что наконец очнулась. Для меня было странно, что я гляжу не на полотно тьмы, а на освещенную желтым светом комнату. С великим трудом повернула голову и посмотрела на источник света. В окно глядела огромная низкая и красная луна. Я вспомнила Хель, и в моем сердце вспыхнуло беспокойство. «Ее убили», - мелькнуло в моей голове. Горло стало сдавливать, и из груди вырвался стон. Хриплый и булькающий. В голове мелькало разбитое лицо и огонь. Как она стояла на коленях и смотрела на меня. А я бессильная стояла перед ней. Я тихо зарыдала от этого бессилия. Ведь я сделала все, что могла. Ах, надо было хватать ее и убежать, пока была возможность! Дура! Какая же ты слабая дура! От соплей мне заложило нос и уши, заболела голова, но я уже не могла остановиться. Сердце забилось в бешеном ритме и мне стало жарко настолько, что перед глазами все заплыло. Желтый свет комнаты превратился в пылающий красный пожар. А в нем горела и кричала Хель. Но в моем сердце теплилась надежда, что она воскреснет Священным огнем и вернется ко мне. Чувствую на своей коже прикосновение. Поморщившись, открываю глаза и вижу перед собой лицо в очках. Оно держало ложку, открывающую мой рот, и смотрело в него. Похоже, оно увидело, что я очнулась. Оно отодвинулось. Теперь я смогла разглядеть обладателя этого вытянутого лица в очках с длинным носом. Мужчина средних лет внимательно смотрел на меня стальными серыми глазами. Он был довольно худ, и высок, судя по всему. Тонкие бледные пальцы сжимали серебряную ложку. - Хорошо, что ты очнулась, - прозвучал бархатный баритон. Странно, но в этот раз у меня ничего не болело. Я попыталась приподняться на локти, но поняла, что руки у меня не гнутся. - Рано. – Человек в очках положил мне руку на плечо. Я бессильно уронила голову на подушку. Моя комната была белой и стерильной. Прямо передо мной висели часы. Три часа после полудня. Рядом с моей койкой стояла тумбочка со стаканом и таблетками, щипцами, бинтами, шприцами и прочими медицинскими инструментами. - Меня зовут доктор Йегер. Гриша Йегер. – серьезное лицо улыбнулось мне. – А как тебя зовут? Я повернула голову к своему собеседнику, который все так же внимательно смотрел на меня и терпеливо ждал ответ. - Ма… ра. – прохрипел совсем чужой голос. - Мара… Я очень рад, что ты очнулась. - Человек встал. Он действительно был очень высок и худ. Одет во все черное, в резиновых перчатках. Он взял стакан с тумбочки, приподнял мне подушку и помог мне присесть. По моему телу прошел отвратительный холодок от прикосновений доктора… - Прости, пожалуйста, - как будто прочитал мои мысли. Он вылил мне в рот горьковатой воды. Я поморщилась. – С тобой сделали нечто ужасное и должен признать, что раны твои очень серьезные. Но ты идешь на поправку. Странно, что сейчас я этого ничего не чувствовала. В теле даже была некоторая легкость. Я облизала губы и поняла, что чего-то не хватает… Зубы? Я языком стала пересчитывать их. Мне не хватало левого клыка и двух верхних резцов. - Сейчас твое состояние стабильно, температура прошла и ты в сознании. Некоторое время я еще послежу за тобой. Тебе придется потерпеть мои осмотры. Следующие два месяца провела в больничной койке. Теперь я «просыпалась» каждый день. Постепенно стала подниматься и ходить. Каждый день, что я провела здесь, меня навещал доктор Йегер. То есть не только проводил осмотры, но и еще просто заходил ко мне и приносил гостинцы. Так же он устроил мне сюрприз и сделал мне зубы! Их было не отличить от настоящих! Я помню, как тогда в кабинете дантиста заплакала от счастья. Дело в том, что зубы были расколоты, и ими было невыносимо есть. На них все чувствовалось: и горячий суп, и каша - это попадало на зубы и вызывало нестерпимую боль. Санитарки тогда еще стали ворковать, мол, доктор Йегер сделает всем в этом госпитале зубы, можно своих вообще не иметь. Хоть они это говорили и в шутку, но должна признать, что Гриша Йегер мог заменить любую конечность. У одного мужчины отсутствовала нога с середины бедра. В итоге доктор сделал такой протез, который мог сгибаться и разгибаться в коленном и даже в голеностопном суставе! Выглядело это жутко, потому что сам протез напоминал ногу без кожи, обтянутую проводами. Но это было потрясающе! Я помню, что тогда еще была конференция (надо заранее оговориться, что госпиталь был при университете, поэтому в палатах постоянно шастали интерны, проводились различные мероприятия и встречи). Так вот на ней команда доктора Йегера показала высший мастер-класс. Когда мужчина, которому доктор сделал протез, вышел на кафедру, чуть прихрамывая, вся аудитория, которая состояла порядка из трехсот человек: студенты, врачи, профессора и пациенты - просто привстала и ахнула. Одна девушка с лохматыми каштановыми волосами, собранными в высокий хвост и в очках с толстенными линзами, что-то крикнула на эмоциях, взъерошила и без того неаккуратную прическу с петухами, и сползла по стенке без чувств. Он шел! Да, он прихрамывал, но движения ноги-протеза были настолько естественными, как будто искусственная нога могла ловить сигналы из мозга и двигаться так, как хочет этого организм. Тогда это произвело такой фурор, что следующие две недели доктора Йегера я не видела. Вместо него приходили медсестры, давали таблетки, мельком спрашивали о самочувствии, иногда ко мне заходила глав врач, бойкая полная женщина 48 лет с водянистыми глазами и большим носом-картошкой, с интернами и гордо рассказывала, как доктор Йегер вытащил меня с того света. Каждый такой раз зачуханные интерны рылись в истории моей болезни и к моему великому стыду, просили поднять меня сорочку и показать «рубцы, образовавшиеся в результате насильственных действий сексуального характера с применением посторонних предметов». И да, это было отвратительно. Когда с меня сняли бинты, я увидела последствия той ночи в полной своей красе. По всему телу до шеи были рубцы от порезов и ожоги от окурков. У меня не было тогда трех зубов, а лицо было похоже на одну из картин галереи Хель. Синяки сходили, но они были самых разных цветов от синего до бледно-желтого. О прoмежности я молчу. Мне было очень больно первое время ходить в туалет. Все это заканчивалось тем, что текла кровь, а то и вообще выходили густые кровяные сгустки. Но к счастью это прошло. Постепенно это все затянулось и восстановилось, оставив только рубцы и шрамы. По внутренней стороне бедра шел огромный длинный и безобразный шрам… Я даже не помню, как мне его могли посадить… Дни в больничной палате тянулись долго. Соседей по палате у меня не было, видимо всех выписали, когда я еще была без сознания. Только однажды на одну ночь ко мне подселили мальчика, который, как оказалось, полез к отцу, когда тот работал на станке, и по счастливому стечению обстоятельств, пацан засунул палец в станок и лишился указательного пальца. Визгу тогда было. Орал мальчуган, отец рвал на себе оставшиеся волосы, а мыть ревела во всю глотку, как будто ей самой только что оторвало руку по локоть. Наша глав врач, Мария Бочкаревич, отчитывала родителей, параллельно останавливая кровь несчастному пацану и отдавала распоряжения младшему персоналу госпиталя. Принеси то, принеси сё, перевяжи, отрежь, вколи. Она умудрялась перекрикивать визжащего пацана... Потом мальчика, в то же утро, перевели в другую палату. К сожалению, скука склоняет к размышлениям и меланхолии. Я вспоминала Хель и плакала. Вспоминала ее и плакала. Я все больше ненавидела себя. Хель бы на моем месте поступила более продуманно. Однажды, одним из вечеров, когда я оставалась одна в палате, меня вдруг осенила мысль. А за что ее убили? Конкуренция? Она много лет была на плаву в своем деле… За то, что она заступалась за шлюх? Но ведь у нее такой тыл, в виде ее батюшки… Я еще раз попыталась вспомнить ту ночь. Странно, что бордель ее отца был цел и даже не захвачен огнем. Да-да, это я точно помню. Это очень странно. Убивать дочь влиятельного человека при живом отце? Здесь была какая-то не состыковка. Да и еще эти люди. Я как сейчас помнила синие, ледяные глаза низкого человека. Лица его я не помнила, но глаза его запомнила. Это его рук дело? Я ничего не могла понять… Через две недели меня, наконец, навестил доктор Йегер. - Ну что, ребенок, как ты? – ласково потрепал он меня по голове. Он любил говорить, что я ребенок. Я больше не испытывала отвращения от его прикосновения. Мне нравился Гриша Йегер. Он всегда учтив, внимателен и заботлив. Да и рядом с ним, я действительно чувствовала себя ребенком. - Где вы были, доктор? – Полюбопытствовала я. Он сел на стул и устало мне улыбнулся. - После той конференции наша верховная ведьма затыкает мной все дыры. Кстати, я надеюсь, она тебе не докучала? Верховной ведьмой он называл главного врача, Марию Бочкаревич. У них были хорошие и дружеские отношения, и они за глаза и в глаза называли друг друга «верховная ведьма» и «паук», соответственно. - Нет. что вы… - соврала я. Надо бы перевести тему. - Вы были просто потрясающи! Я не знаю ни одного человека, который мог бы сотворить такое чудо… - или все-таки знаю… - Вы врач от бога. Гриша тяжело вздохнул. Я только что увидела, что глаза его красные и уставшие. - Спасибо, Мара. Но я просто люблю помогать людям. Меня сильно утомляет вся эта показуха, что устраивает наша глав врач. Да и за успех нужно благодарить инженера, который собрал протез… Я лишь подал ему идею. Он впервые вот так просто говорил со мной… Просто, а не официально и по делу. - Вам надо поспать. Он снял очки и провел рукой по лицу. - Да, не помешало бы. Мара, нам надо решить еще один вопрос. Куда ты пойдешь после того, как тебя выпишут? Я много раз задавала себе этот вопрос. У меня внутри холодело от мысли от того, что меня могут вернуть в бордель… - Я… Мне… - замялась. – Простите доктор, но мне некуда идти. – смущенно проговорила я. Нет. Нет, в деревню к себе я больше не вернусь! Гриша Йегер сидел, закрыв руками лицо и облокотился на свои колени. - Да… Это был глупый вопрос с моей стороны. Учитывая то, где я тебя нашел… Он убрал руки от лица и внимательно посмотрел на меня. Я знала этот взгляд. Значит сейчас пойдут вопросы. - Ты жила в деревне Мария, а значит, с самого детства тебя использовали для набивания карманов сутенеры, а богатые ублюдки для своих плотских утех. – В его голосе звучали нотки раздражения и гнева. Меня это напрягло, я никогда его не видела таким. Он смотрел мне прямо в лицо строго и не отводил от меня глаз. - А потом ты стала, кому-то не угодна и с тобой решили расправиться. Наступила тишина. Только часы тикали. Вечерний ветер дул в окно и раздувал занавески. Солнце заходило и в палату стали пробираться тени. Нет… Не угодна стала не я, а Хель. Ну вот опять слезы на глаза наворачиваются… Йегер быстро встал со стула и широкими шагами пошел к окну и захлопнул его так, что стакан с водой на моей тумбочке задрожал. - Я думаю, что тебе стоит остаться в госпитале, в качестве работника. – Продолжил говорить он, стоя у окна спиной ко мне. Голос его стал спокойным и уставшим. – Ты сможешь параллельно учиться и работать. Да, конечно, будет сложно, будешь на побегушках. Но у тебя хотя бы будет работа и жилье в общежитии. Я смогу тебя устроить. Ты будешь в безопасности.