Пешка

Конечно же я тогда согласилась. Я в любом случае не хотела возвращаться к той жизни, которая у меня была. Я регулярно утешала свою 19-ти летнюю хозяйку. Взамен на это я могла жить в ее доме. Есть ее еду, пользоваться всеми удобствами. Со своим отцом, как оказалось она не контактирует. Только договорилась с ним о моей «свободе». Условия сего договора. она мне так и не разгласила… Однажды, когда мы ложились спать, она спросила: -Ты не хочешь обучиться грамоте, Мара? Она любила выдавать безумные и внезапные идеи. - Я думаю мне поздновато. Хель. - Ошибаешься, учиться никогда не поздно. У меня в голове крутились сомнения. На кой я вообще ей сдалась? - Скажи мне, зачем я тебе? - Ты мне нравишься. - Этого не достаточно. Ты слишком много мне дала. Она повернулась ко мне. У нее глаза всегда будто горели. Даже в темноте. Она мне казалась демоном. Она дотронулась до моей щеки. - Ты так красива и сексуальна… Мне это она очень много раз повторяла. - В этой деревне много красивых девушек. Есть те, кто во много раз красивее меня. Она опустила ладонь мне на сосок и начала нежно по нему водить. Я прижалась к ней. - Если я скажу, что ты просто в моем вкусе, этот разговор будет окончен? Я промолчала. Мне нравилась Хель. Это был первый человек, который делал что-то для меня. Я с радостью отвечала на ее ласки. у нее были нежные руки и ласковый язык. И на словах и на деле. Но мне все-таки казалось, что она что-то не договаривает. На следующий день, она принялась обучать меня чтению и письму. А потом даже наняла учителя по математике. Я вспоминаю эти времена с трепетом. Особенно мне нравилась математика. А когда я научилась читать и понимать смысл прочитанного, мне открылся новый мир, неизвестный до этого. У Хель была огромная библиотека. Вместе с ней мы читали книги о внешнем мире. Со временем это стало нашим основным времяпровождением. Мы с ней мечтали увидеть море. Даже, несмотря на титанов. Так же она потихоньку стала меня выводить в свет. Да и просто мы любили гулять с ней, покупать продукты. До этого я никогда не бывала за пределами своей деревни, а тут мы с ней поехали в центр. Для меня было открытием, что люди могут жить по-другому. Женщины могут работать на полях, могут шить одежду и даже ковать металлические изделия. А некоторые из них и вовсе работать в полиции. Сейчас для меня это все звучит дико, когда я это перечитываю, но тогда я просто поверить глазам не могла. Хель на многое мне открыла глаза. Я постепенно к ней привыкла. Мы с ней травили собственные шуточки, у нас с ней появились собственные секреты. Каждую ночь мы с ней разделяли постель, я ко всему этому привыкла. Ко всему, кроме ее красоты и живого пытливого ума. Она сама знала несколько диалектов и даже другой язык. Он любила искусство всем своим сердцем и лепила замечательные скульптуры. Мне даже не по себе от мысли, что она дочь сутенера. С таким образованием, с таким мышлением, с таким воспитанием. Я все пыталась интересоваться, кто ее мать и почему она не общается с отцом. Но она видимо, не готова была мне рассказать. Все наши разговоры об этом заканчивались либо сменой темы, либо ссорой, после которой было страстное примирение. Так прошел год. Я получила базовое образование и прочла, по крайней мере, четверть книг из библиотеки Хель. Я теряла интерес ко всему, когда читала что-нибудь, или изучала. Хель даже шутила, что добровольно отдала меня в любовницы учебе. Но она была горда мной. Нам всегда было, о чем поговорить. Она подняла меня на совсем иной уровень. Именно она открыла во мне великую тягу к знаниям. Именно она меня мотивировала и вдохновляла. Мне странно сейчас было думать, что сначала нас ничего, кроме похоти и потных тел ничего не объединяло. Потому что через год, смотря на нее, любуясь ею ночами, я испытывала нечто. До сих пор не могу описать это чувство. Я чувствовала себя с ней единым целым. Мы похожи друг на друга больше, чем можно себе представить. В ней я видела себя, как отражение в зеркале. Но в то же время мы с ней были разными. Она любила искусство, а я математику. Она брала вдохновение из внешнего мира, а я сутками зависала над чертежами или анатомическими атласами. Мы настолько дополняли друг друга. Что я ощущала себя частью ее, а она частью меня. Она мне часто это говорила. Что я ее часть, конечность или орган. И что если она меня потеряет, то не выживет, или ее жизнь не станет прежней. Хель не была чиста. Если бизнес ее отца основывался на продаже людей, то бизнес Хель – на наркоторговле. Морфин, эфедрин, героин, лсд – это далеко не полный перечень наркотиков, которые она могла синтезировать. Я не знаю, как она могла этому всему обучиться и у кого, но человек, который целиком и полностью сердцем принадлежал искусству, мог делать своими руками в самодельной лаборатории, такие сильные вещества. Я чисто случайно об этом узнала. К ней часто приходили богатые отпрыски местной элиты. Надо сказать, что Хель от меня свои предпринимательские дела не скрывала, поэтому об этом я узнала довольно скоро со дня нашего совместного проживания. Так вот, они обговаривали взаимовыгодный обмен. С обеих сторон звучали нереальные суммы денег… Не могу сказать, что мне нравилось то, чем она занимается. Хотя параллельно с этим она поставляла эти вещества аптекам и госпиталям, но это можно сказать, было прикрытием ее основного бизнеса. Я много раз видела, как наркоманов убивал передоз. А еще чаще я видела, как накрывали дилеров. Их просто могли убить среди белого дня, сейчас я понимаю, что это, скорее всего, была банальная конкуренция… Но. В один момент это все закончилось. Это был солнечный и жаркий день, стрекотали цикады, сверчки, кузнечики. Мы катались верхом на лошадях. Да Хель могла позволить себе эту роскошь. Мы держали два гнедых коня. Кнопа и Клопа. Хель их так назвала, ради шутки. Потом же больше всего к ним привязалась. Она была странным человеком, у нее была какая-то выборочная эмпатия. К кому-то она относилась с великим состраданием, а мимо другого нуждающегося могла пройти и глазом не моргнув. В тот день мы читали какой-то пошлый любовный роман, хихикали и целовались под старым, мощным ясенем. Потом пешком забрели на ферму, находящуюся неподалеку. Там долго целовались, пока нас не застукал старик и граблями гонял по всему полю. Мы, смеясь, бегали по кругу от него, а потом бегом вернулись к лошадям и ускакали. Смеркало. Стало немного прохладнее. Солнце уже садилось за горизонт. Такое огромное и желтое. Запах жженой травы становился более резким. Где-то шелестели листья высоких деревьев. И вечерний ветер так приятно ласкал лицо и волосы. Мы молча ехали. Я чувствовала умиротворение. И, наверное, Хель чувствовала тоже самое. Где-то вдалеке послышалось ржание лошадей. Мы уже приближались к нашей деревне, когда я заметила зарево. Где-то полыхал пожар. Хель тогда остановила лошадь. Я остановилась рядом с ней. Что-то тогда было в выражении ее лица такое, что заставило меня содрогнуться. Это было, что-то похожее на страх. Хотя по ее лицу вообще что-то читать было сложно. Вдруг она резко бросилась навстречу зареву. - Только оставайся здесь – прокричала она. – Пожалуйста, я сейчас вернусь. И что-то в ее голосе заставило меня послушать ее. А может и не это. Может, это было банальное волнение, которое перерастало в дрожащие руки и страх, который сковал горло. Стемнело. Я все еще стояла в лесу. Стояла до тех пор, пока непонятная паника не схватила меня. Зарево все еще пылало. И не знаю, пылало ли оно ярче потому, что пожар становился сильнее или просто стемнело. Я тоже поскакала навстречу этому зареву. И чем ближе я подъезжала, тем громче были крики, ржание лошадей. Горело где-то в центре деревни. И тут с ужасом осознала, что это может гореть дом Хель. Я бросилась туда, где был пожар. Мимо меня, в противоположную сторону пробегали орущие торчки и проститутки с ужасом на лицах. А потом то, что я увидела, повергло меня в полный шок. Хель. Вокруг нее стояла целая толпа здоровых мужиков, которые ее избивали. На ней уже и живого места не было! Помню, что на смену страху пришел гнев. Такого гнева я никогда не испытывала. Ни тогда, когда меня унижал сутенер, ни когда меня оскорблял «клиент». Я бросилась на лошади в эту толпу и даже отбросила двух бугаев в стороны. У меня был прут, которым я ударила еще нескольких верзил. Но мне было этого мало. Я посмотрела на Хель, которая стала неузнаваема. Вместо прекрасного лица, было кровавое месиво. Она была связана и не шевелилась. Одежда ее была порвана, смуглая грудь была обнажена, штаны спущены. Красная пелена перед глазами. Я дубасила прутом всех, кто мне попадался под руки, мои руки и штаны окрасились багровым цветом крови. А потом… меня стащили с лошади. Помню, что со свей дури отбивалась ногами, орала, но меня связали. - Аааа, вот и шлюха твоя нарисовалась, – заржал кто-то. Меня бросили на землю и сапогом ударили в висок. Голова загудела, в глазах зарябило, но сознания я не потеряла. - Оооо, какая крепкая. Я смотрела на Хель. Она открыла глаза и тоже смотрела на меня. Ее уже беззубый рот, что-то говорил. Я попыталась еще раз подняться, не могла вот просто так отдать мою Хель этим ублюдкам. Я должна бороться до конца. Но меня пнули в спину и я ударила в грязь лицом. - Эг. Давай заканчивай с этим. Я подняла голову и увидела полного и очень низкого мужчину в шляпе и черном костюме. У него были усы и глаза, которые горели синим. - Окей. Род. – отозвался самый высокий мужик. – То есть босс, – добавил он с беззубой улыбкой. Потом он поднял меня за волосы. - Эй, королева шлюх! Хочешь увидеть, как твою потаскуху выебут? Хель просто молча смотрела… Ее глаза затухали. Удар в голову. Дикий звон, помутнение сознания, тошнота и я падаю навзничь в грязь. Но все же соображаю. Мои руки связаны. Удар ботинком в живот, чувствую железный привкус во рту. -Это конец, я попалась. - пронеслось в голове. Множество ударов по почкам, бокам, груди, я уже не чувствую боли, все мысли сосредоточились лишь на том, чтобы это побыстрее кончилось. И вот, наконец, это закончилось. Ничего этого не стало. Я просто лежу и разбавляю какую-то лужу слезами и кровью. Зачем меня оставили живой? Чтобы я лишний раз почувствовала себя ничтожеством? Помимо сильной боли в пояснице и животе, которая с каждой секундой становилась сильнее, я чувствую необъяснимую жалость к себе. Потом мне одели мешок на голову и куда-то повезли. Это продолжалось целую вечность. Темнота и жар от факела. Я чувствовала каждое свое сломанное ребро. Потом с меня сняли мешок. Передо мной на коленях стояла Хель. Еле живая. Потом меня кто-то нагнул лицом в землю. Срезал ремень на штанах и снял их с меня. С этого момента начался ад. Я задыхалась от того, что какой-то ублюдок воткнул мне в глотку член, мерзкий и вонючий. Еще два раздирали мне промежность. Все смешалось. Не знаю, сколько это продолжалось. Об меня жгли окурки, не знаю, что побывало у меня в анусе и во влагалище. А потом стало просто темно. И невыносимо больно. «Твою потаскуху выебут». Как вещь. Так просто сравнять человека с вещью. Сравнять с вещью и выкинуть. Ведь я всего лишь шлюха. Что значит для шлюхи лишний раз быть вытраханной во все щели? Она не человек. Она игрушка. Шлюха же. Дальше я помню только то, что было темно и холодно. Самое прискорбное то, что я была в сознании, но ничего не видела и не слышала. Где были эти ублюдки, где была Хель. В голове раздавался только свистящий шум, а зрение сузилось до точки перед носом… Время шло, я уже и боли не чувствовала. Сколько прошло времени? Час или два? Где Хель… Кто-то садится на корточки рядом со мной и глядит в моё разбитое лицо. Я вижу светлые глаза, которые смотрят на меня.. Он дотрагивается до моего лба. - Эрен, дай накидку.