Пожар в моем лесу

Куроро и Курапика поспешно встают со своих мест, и Курапика теперь окончательно захлебывается в волнении, сомнениях. Началось. – Мито-са-а-а-ан!!! – из дома навстречу женщине бежит обрадованный Гон и, настигнув ее, крепко обнимает за талию, обтянутую потрепанным, но еще годным для носки оби*1. Следом неторопливо выходит Киллуа, засунув руки в карманы. – Привет, Гон, Киллуа, – произносит женщина и, легко улыбаясь, ласково проводит ладонью по шевелюре Гона, который приникает к ней еще ближе, вцепляется крепко, переполненный детским обожанием, и не думает отпускать. – Здравствуйте, Мито-сан, – отвечает Киллуа, и даже его обычно напряженное лицо слегка разглаживается, когда он смотрит на обворожительную взрослую. Потом поворачивает голову к девочке рядом с ней и заботливо, по-братски интересуется. – Ну? Что интересного было? – Мне всё понравилось! – объявляет очаровательная миленькая девочка с круглыми глазками и длинными шикарными синеватыми волосами, стриженными прямым каскадом, и довольно хлопает в ладоши. – Там были красивые фейерверки! И танцевали тоже очень здорово! И… – она запинается, увидев приближающихся незнакомцев и, почувствовав что-то неладное, ее личико грустнеет, она отходит немного назад, испуганно хватаясь за подол юкаты Мито-сан. – Здравствуйте, – вкрадчиво говорит Куроро и уважительно наклоняется, приветствуя; Курапика следует его примеру. – Вы, я так понимаю, Мито-сан, хозяйка магазина? На лице молодой женщины в странной пропорции смешиваются радость от встречи с детьми и приходом домой и опасение по поводу незваных гостей, которые смотрелись бы не так подозрительно, будь они внешне похожи, стояли бы с чемоданами и без этих одинаковых повязок. Эмоции борются между собой, и умиротворенно-строгое лицо то смягчается неопределенной улыбкой, то озадачивается сдвинутыми к переносице бровями. – Да, это я, – отвечает она мягким, но напряженным голосом. – Чем могу быть полезна? У Курапики не получается не рассматривать ее – очень пропорциональная, с не выделяющимися, но гармоничными женскими изгибами. Короткие русо-рыжие волосы небрежно рассыпаны по сторонам, отросшая челка закреплена заколкой на макушке, лицо не запятнано ни временем, ни косметикой. Такая правильно-красивая, что трудно определить, сколько ей лет – тот возраст, когда девушка, обременённая обязанностями, теряет в движениях и во взгляде кокетство и приобретает материнские мягкость и строгость и из-за этого кажется старше, чем есть на самом деле. Очень, очень милая и серьезная. – Не могли бы вы уделить нам немного своего времени? – смиренно просит Куроро, кланяясь еще раз, и Курапика тоже снова кланяется. Мито-сан, словно заранее зная русло разговора, как будто находит подтверждение своим опасениям – и лицо на секунду искажается испугом, как если бы и ей, и её драгоценным детям собирались причинить вред. – Мальчики, – она ещё раз гладит Гона и девочку, кажется… как там Гон говорил… Аллуку по голове, и успокаивающе, хотя Курапика замечает, что у нее трясутся руки, подталкивает всех троих детей обратно к магазину, голос содрогается. – Идите в дом. Мальчики? – Нет!!! – Гон шустро уворачивается из-под ее рук и смотрит прямо в глаза, напористо выпаливает. – Мы имеем право знать, что это за причина такая, из-за которой они сами не знают, будут ли тут жить! – Вот именно! – соглашается Киллуа. – Мито-сан, – Гон успевает опередить возражения, берет ее за руки и смотрит серьезно и решительно. – Сделай так, чтобы Курапика тут остался. Пожалуйста. – Вы уже познакомились?.. – шокировано спрашивает женщина, в ее голосе мешаются удивление и облегчение. – Курапика помог нам с домашкой! – Они хорошие, правда-правда! Аллука стоит в оцепенении, переводит огромные непонимающие глазки то на Гона и Киллуа, то на Мито-сан и загадочных незнакомцев. Эти слова действуют на женщину совершенно обратным образом – она выпрямляется, и смотрит на Куроро с Курапикой сурово и гордо, с непонятным вызовом, будто твердо решив защищать то, что принадлежит ей, до конца. – Пойдемте присядем, – Мито-сан показывает на ближайший к магазину столик, тот, где они недавно сидели с Куроро. Из голоса резко и густо плещется тщательно скрываемое презрение, подозрение. – Гон, включи свет, пожалуйста. Гон послушно бежит в дом, слышится приглушенный щелчок, и через мгновение над крышей загорается единственная лампочка, желтым куполом ограждая тот столик от все сильнее сгущающийся темноты. К нему шагают Куроро и Курапика, устало, но спешно щелкают гэта*2 Мито-сан и Аллука, смирено топают Киллуа и Гон. Куроро садится на свое место, Мито-сан – напротив него, где раньше сидел Курапика. Столик становится своеобразной границей, переговорным пунктом между двумя сторонами: Куроро и Курапики с одного пластмассового края, Мито-сан и детей – с другого. Курапика возможно, себе накручивает, но между ними словно сплетается, собирается, материализуется какое-то жуткое напряжение, сопротивление. Натягивается, в какую-то секунду становясь твёрдым и стойким, аж звенит, доходя до предела, что Курапика боится лишний раз вздохнуть не так, ведь всё, отсчёт пошел – их первое впечатление не должно быть отталкивающим, они с Куроро должны смотреться как можно ближе друг другу, намного роднее, чем есть на самом деле, но как, как это сделать? От их поведения сейчас очень, слишком многое зависит. Курапике непонятно, от холода ли, от важности момента ли по телу снова пробегает легкая дрожь, но пытается на мгновение представить, что дороже Куроро на целом свете у него никого нет. И робко и кротко кладет ладони на плечо мужчины, почти любовно разглаживая ткань пиджака. Ведь, если они… Они… Семья?.. То что в этом такого? – Простите, что не запускаю в дом, – всё также гордо произносит Мито-сан, слегка дрожа от холодного воздуха, успевшего проникнуть сквозь ткань юкаты до кожи, но не теряя при этом достойного вида. – О чем вы хотели поговорить? – Обстоятельства так сложились… – начинает Куроро, расслаблено запуская руку в пиджак, кажется, будто и не заметив выпада со стороны Курапики, и кидает на стол два паспорта. Мито-сан сначала любопытно смотрит на Куроро, как бы спрашивая разрешения, а после, получив молчаливое согласие, берет их оба в руки, заинтересованно рассматривает фотографии. Курапика старается как можно незаметнее вытянуть голову и тоже заглянуть в документы. Курапика Сато*3 … Куроро Сато*3 … «Когда успел?» - мелькает удивленное и одновременно благодарное, облегченное в голове Курапики, но не признать того, что это хорошая идея, он не может. – …Что у нас из документов одни паспорта, – продолжает Куроро. – До нас доходили слухи, что в этой деревне есть заброшенный храм. Мы бы хотели спросить у вас, Мито-сан: вы не можете предположить, как староста деревни отреагирует на то, что мы, в обмен на разрешение жить здесь, восстановим и будем приглядывать за тем храмом? Женщина, услышав про храм, настороженно замирает, и Куроро, воспользовавшись ее замешательством, добавляет: – И если он ответит согласием… – Куроро, принимая необходимую сейчас игру, смягчает, снижает голос до незнакомого ранее Курапике – по-домашнему заботливого, неожиданно ласкового, головокружительно нежного. – Возможно ли будет устроить Курапику в школу?.. – поворачивается к Курапике, ладонью дотягивается до головы блондина и словно привычно, легко начинает перебирать мягкие пряди, желая показать, что они друг другу не чужие люди. Курапика вздрагивает от логичного в их ситуации, почти, но все же не совсем ожидаемого жеста. Надеется, что примесь удивления на его лице сейчас выглядит нормально, и что у Куроро получилось добиться нужного эффекта – потому что от пальцев Куроро, бережно расчесывающих его волосы, нежно и трогательно задевающих кожу головы, так сильно, так необыкновенно приятно – это почти позабытое чувство, когда так от искренней любви к ребенку делает взрослый. Когда-то давно также нежно запускали пальцы в его волосы и мама с папой, но Курапика, беспомощно ища ответ, заглядывает в большие, смягчившиеся какой-то утаенной тоской серые глаза, лицо, обрамленное изумительными угольно-черными волосами – приметы, которых никогда не было в его семье, и смущенно отводит взгляд, не знает причину поднимающейся в груди бури, не понимает себя и тревожится, потому что хочется расплакаться, подольше чувствовать эти почти что ласкающие прикосновения и робко постанывать от переполняющих, пощипывающих сердце, странных чувств. На Мито-сан это производит успокаивающее впечатление. Ее раннее шокированное лицо меняется на понимающее, приглушенно-удивленное. – Так вот в чем дело… – тихо шепчет она, видимо, уже не испытывая сильной тревоги по поводу их родства. – Вообще-то… – она опускает голову, теперь, видимо, приготовившись высказать, сковывающие ее обстоятельства, а Куроро незаметно и естественно выпускает руку из волос Курапики. – Это возможно. Т. и С. – слишком глушь, чтобы к нам часто ходили с проверками. Курапика коротко, разочарованно выдыхает, когда мужчина снова обращает всё свое внимание на Мито-сан, но когда улавливает смысл сказанного девушкой, то с каждой секундой расслабляется всё больше и больше, забывая про недавние эмоции, облегченное изумление приподнимает брови и приоткрывает рот, подкидывает задорный огонек радости в глаза. – Здесь достаточно людей, которым больше некуда пойти. Взять хотя бы Киллуа и Аллуку… «Так они всё-таки не ее дети…» – думает Курапика. – Главное, что мы ценим – это помощь и спокойствие, - продолжает Мито-сан. – Я, надеюсь, если мы… то есть староста согласится, сюда рано или поздно не нагрянет полиция?.. Все и так на иголках, с тех пор как в С. поселились Ностраде… – Нет, ничего такого не должно произойти, – успокаивает ее Куроро. Курапика тоже кивает, хотя подозревает, что его рано или поздно всё же начнут искать. И ведь найдут. Надеется, что к тому времени он станет всем тут слишком близок и полезен, что его никто не сдаст, что каждый будет помалкивать, как рыба в аквариуме. – Тогда просто замечательно, – легко и доверительно улыбается женщина. – Остается еще один вопрос. Тот храм, понимаете… – Мальчики нам уже всё рассказали, – торопит ее Куроро. – Не стоит беспокоиться по этому поводу, - лицо Мито-сан искажается изумлением, и Куроро спешит объяснить, сдерживая снисходительную улыбку, словно растолковывает совершенно очевидную и глупую для непонимания вещь. – Мы ночевали там вчера и уверяем вас – это просто тихая развалина, в ней никого нет. Мито-сан так и замирает с открытым ртом. Гон и Киллуа недоверительно хмурятся, Аллука округляет и без того огромные глазки. – Ни звуков, ни вообще… Ничего?.. – наконец ошарашенно шепчет Мито-сан, не веря. – Абсолютно ничего, – убежденно подтверждает Куроро. Повисает неуверенное молчание. У Мито-сан начинает поддергиваться нижняя губа. – А что если вы врете? – тоже категорично не веря, спрашивает Киллуа. Куроро задумывается, прикладывая фалангу указательного пальца к подбородку. – У А отломлен нос… – еще несколько секунд напряжения памяти. – А у Ун на левой лапе не хватает двух когтей. – Да… – Курапика тоже делает вид, что что-то усиленно вспоминает, хотя на самом деле не то что не помнит – даже не знает, какие дефекты были у тех статуй, ведь, когда он просунулся, всё уже было восстановлено. – Кажется что-то такое с ними было… Мито-сан отмирает. Поражается, смотрит на них изумленно и благословенно, как если бы Куроро был пророком или ясновидящим, а Гон и Киллуа улыбаются, поворачиваясь друг к другу с в одно мгновение просиявшими довольными лицами. – Они не врут! – восклицает Киллуа. – Курапика будет жить здесь! – Гон задорно подпрыгивает и радостно смотрит на Курапику, и Курапика, поймав его искрящийся взгляд, тоже улыбается, растроганный тем, что они с Куроро прошли проверку, а Аллука, видя, что происходит что-то хорошее, радующее её брата, поднимает уголки губ искренне и весело. Мито-сан поспешно встает со стула. – И всё же я бы на вашем месте пока туда не ходила, – говорит она с формальной придирчивостью, хотя дети за её спиной смеются и скачут. – На нашей памяти было несколько исчезновений в том храме, я, конечно, поговорю со старостой, но нам будет тяжело принять тот факт, что… – смех ребят вспрыскивает особенно громко. – Спасибо вам большое! – кланяется Курапика. – Спасибо, вы нас очень выручаете, – Куроро тоже встает и кланяется. Мито-сан отвечает им улыбкой, и невидимая стена между ними, ранее казавшаяся серьезным препятствием, теперь не представляется таковой, когда Куроро и Курапике доверительно опускают мост, пуская внутрь, как своих. – Поздравляю, Курапика! – Гон подбегает к Курапике и крепко, больно сжимает ребра, видимо, считая это объятием. К-к-как Мито-сан это терпит?! – Проходите в дом, добро пожаловать, – гостеприимно просит Мито-сан, пропуская гостей внутрь магазина, а после, зайдя сама, вставляет потрёпанный ключик в непрочный замок на входной двери, и заперев, убавляет радио на подоконнике. Становится тесновато. Компания проходит в тот самый темный проход, где Курапика видел загадочную запертую дверь и кусочек мебели, и когда Мито-сан ловким движением задевает выключатель, Курапика жадно впитывает глазами проявившуюся на месте темноты комнату. Как и полагается японской семье, большая и просторная, из явно выпирающей мебели, кроме встроенных шкафов – только невысокий книжный стеллаж у дальней стенки, до отказа набитый старенькими книжками и танкобонами с мангой. Гордой коллекцией стоят потрепанные, пожелтевшие, кое-где бережно заклеенные первые тома «Наруто» и «Жемчужины дракона», и только где-то в уголке робко и неродимо втиснуты новенькие два томика с какой-то сёдзё мангой. Курапика понимающе улыбается. Ну кто бы сомневался. Что уж там говорить – даже у него порой не хватало сил не пойти и не купить вечную классику, хотя со временем интересы изменились в другую сторону, и если Курапика и зачитывался мангой, то это были произведения независимых авторов и издательств, с необычным рисунком и глубокой психологической подоплекой, настолько сейчас невостребованные, что взахлеб прочитанные главы в журнале никогда не видели свет в книжных магазинах, так и не издавшись полноценным томиком. Но всё равно, во всей этой обстановке просматривается едва уловимая, не резкая, не животрепещущая, но – бедность. – Вы помыли бар? – обращается Мито-сан к мальчикам, другим ключом отпирая, как оказалось, не такую уж и секретную дверь, и свет из их комнаты ярко и резко вползает в глубокую темноту другого помещения, рисуя на полу желтоватый прямоугольник, прерываемый тенью-силуэтом девушки, заставляя еще не успевшие высохнуть, неожиданные для такого места старинные, благородно темно-красные половицы робко, влажно поблескивать. Мито-сан оборачивается, пронзая мальчишек недовольным взглядом. – Ну помыли же, – непонимающе поднимает плечи Киллуа. Мито-сан не находит нужным сердится слишком сильно в присутствии гостей и тут же спешит заняться другим делом. – Я пойду переодену Аллуку*4, а вы пока можете… – Мито-сан заглядывает под крышку кастрюли на плите. – Ка-а-ак суп закончился?! Всё происходит быстро и на удивление организованно: Мито-сан раздает указания, а потом уходит в другую комнату, освобождать Аллуку и себя от громоздких нарядов, а Гон и Киллуа оперативно подготавливают продукты для, похоже, в этот раз куда более большего ужина, чем обычно, а Куроро и Курапика на праве гостей молча садятся за низкий столик на полу. Курапика не сильно смущается дурацкой планировкой и контрастностью помещений, наверняка обоснованной универсальностью заведения; а когда Мито-сан, довольная, немного растрепанная, наконец появляется из-за сёдзи*5 в простеньком красном домашнем платьице, со странным объёмным цилиндрическим украшением, обвитым вокруг шеи, и именно на этой женщине, Курапике оно совсем не кажется похожим на ошейник, скорее на оберегающий, напоминающий крест – не смущается её суетливыми движениями, проверяющими поставленные на плиту Гоном и Киллуа кастрюли и сковородки, поправляющими собственную одежку, стремящимися устроить гостей как подобает, Аллукой, переодетой в доходящей до половины икр зеленную юбку и кофточку с длинными бесформенными рукавами, сидящей на полу, пока в пальцах Киллуа струятся передние прядки ее волос, юрко собираемые забавными заколками с разными, непохожими друг на друга смайликами, то и дело посылаемыми ему девочкой короткими любопытными взглядами. Мир и обстановка вокруг будто начинают светится, будто преобразуются в самое спокойное и мирное место, в котором хочется находится и не хочется уходить. Маленькая победа, маленькая радость от полученного доверия никак не хочет утихать, и хотя впереди еще куда большее испытание, а легкая, неподдельная, облегченная улыбка всё не сходит с лица. Пока на плите что-то булькает и шипит под пристальным надзором хозяйственных Гона и Киллуа, Мито-сан возвращается обратно в крохотный торговый зал, подзывая жестом за собой Куроро и Курапику и, подойдя к окошку, как раз возле кассы, радио и календаря, поднимает большую черную трубку с почему-то раннее незамеченного, кажущегося почти сказочным в эпоху сенсорных дисплеев, старого телефонного аппарата, загадочно спрятавшегося в тени горшка с каким-то пышным растением. Звенит и трещит поворачиваемый тоненькими длинными пальчиками диск номеронабирателя, Мито-сан садится на стул с внимательно-сосредоточенным видом, и замирает на громких гудках, а дождавшись щелчка, означающего, что соединение получено, вздрагивает, словно ожившая птичка. – Алло? – громко и звонко спрашивает Мито-сан, и Курапике она теперь представляется не только деловой и ответственной, но и в хорошем смысле, такой же, как и остальные девушки – озабоченно и трогательно беспокоившейся кого-то о чем-то просить. – Нобунага? Да, это Мито. – Да, уже дома, спасибо, что подвез, – девушка улыбается так искренне, будто собеседник и впрямь сидит пред ней и почему бы не улыбнуться, если его компания тебе приятна? – Слушай, я вот чего звоню… – она окидывает облокотившегося на дверной косяк и сложившего руки на груди Куроро быстрым взглядом и после задумчиво смотрит куда-то перед собой. – Мы вернулись, а нас ждали двое молодых людей. Говорят, что хотят жить в храме на горе… – и в воздухе повисает пауза. Лицо Мито-сан остается спокойным, но глаза делаются озабоченными, выслушивая ответ и недовольные реплики по другую сторону провода, такие громкие и несдержанные, что даже Гон и Киллуа с Аллукой, взволнованные тишиной в зале, как-то странно притихают на кухне. Курапика кидает озабоченный взгляд на Куроро, но тот кажется, по крайней мере, внешне безмятежным, и Курапика решает ещё ненадолго оттолкнуть, отодвинуть свою тревогу в сторону – может на самом деле еще рано паниковать? Мито-сан несколько раз растерянно и возмущенно приоткрывает рот, силясь что-то возразить, но мужской, искаженный телефонным шипением энергичный голос все не останавливается. Мито-сан выдыхает, устало трет веки, выслушивая еще несколько фраз. – Ну хорошо, хорошо… Серьезный мужчина, брюнет, в черном костюме, на вид – около тридцати, может меньше. С ним миловидный юноша-подросток, блондин, где-то семнадцать лет, – на секунду задумывается и добавляет не без некоторого смущения и симпатии, достаточно важный для лучшего представления об их внешности факт. – Оба – красивые. Но послушай! Они… – Дайте мне трубку, – просит Куроро, делая шаг в сторону Мито-сан, настойчиво протягивая руку. Мито-сан колеблется, бегает глазами вокруг, мысленно наверняка прикидывая: как бы так лучше разрулить эту ситуацию, как бы выставить пришедших в лучшем свете? Нерешительно кладет телефонную трубку в раскрытую ладонь Куроро, мысленно признавая, что будет намного эффективней, если их дело уладится прямым разговором мужчины с мужчиной. Прежде чем поднести трубку к уху, Куроро закрывает динамик ладонью и спрашивает: – Это староста? – Н-нет… – Мито-сан сконфуженно опускает глаза. – Нобунага – наш очень хороший знакомый, друг нашей семьи… С кухни раздается презрительное фырканье, а за ним – предостерегающее шиканье. – Я просто подумала… – стыдливо спешит объясниться девушка. - Что прежде чем иди к старосте, будет лучше сначала проверить всем вместе, в каком состоянии храм… А так как… Мало ли что там может быть… Я хотела попросить Нобунагу, пойти туда вместе с нами… – Я понимаю, – бросает Куроро. Мито-сан отходит в сторону, расстроенно сжимая пальцами предплечье и потупив взгляд, а Курапика, уже испытав сочувствие за девушку, напрягается, превращаясь в чувства, стараясь не пропустить ни одной интонации, ни одного слова, слетевшего с губ Куроро, ни одной эмоции, проскользнувшей на его лице. Но все проходит на удивление гладко, спокойно. – Здравствуйте. … – Мое имя – Куроро, моего племянника зовут Курапика. … – Мы вот по какому делу… К дверному проему тихо подкрадываются три ребенка и тоже прислушиваются. … – Будем рады, если… … – Да, да, хорошо. Конечно. Куроро отдает трубку обратно – встрепенувшейся Мито-сан. Та растерянно, встревоженно прикладывает ее к уху, слушает несколько спокойных реплик и опустошенно наконец опускает ее обратно на корпус телефонного аппарата, напоследок издавшего тревожное «дзинь». На лице каждого, Курапики – особенно, рисуется волнение, томительное ожидание. – Н-ну - что?.. – нетерпеливо произносит Курапика. Куроро подходит к юноше и как-то совсем уж совсем спокойно и словно бы незначительно, но от этого не менее успокаивающе, коротко проводит по его голове ладонью. – Всё хорошо. По лицу невольно расплывается щенячья радость и детская благодарность. Всё хорошо. Всё хорошо. Всё – хорошо… «Спасибо, спасибо!..» - силится сказать глазами Курапика. – Завтра в десять часов мы пойдем в храм, посмотрим, что там вообще можно сделать, – успокаивающе выдыхает Мито-сан, улыбаясь, объясняя детям, что к чему. Гон и Киллуа с Аллукой облегченно выдыхают, ведь теперь, кажется, знакомство можно считать состоявшимся. Из кухни слышится тревожное шипение, и Гон с Киллуа бросаются обратно в комнату, под незлые упреки в невнимательности от Мито-сан. Оставшийся вечер проходит как в сладком тумане. Ужин – вкусный, люди вокруг – веселые и беззаботные, и даже Куроро роль внимательного родственника уже, кажется, и не жмет вовсе. – Куроро-сан, не хотите выпить? – радушно, с опекой и без тени кокетства спрашивает Мито-сан. – За знакомство. Бар уже высох. – Нет, премного благодарю, Мито-сан, – любезно отзывается Куроро. – Познакомлюсь с Нобунагой, всё все одобрят – тогда и выпьем. Что-то мне подсказывает, что Нобунага хороший человек. Так ведь? – Да… чутье вас не подводит, – улыбается своим мыслям Мито-сан, убирая остатки ужина, проводя тряпкой по столику. – Он немного буйный и эмоциональный, но человек хороший. И уж на выпивку горазд! – она усмехается, очередным энергичным движением смахивая в тряпку крошки. – Мито-сан… – Гон подходит к ней как-то робко и скрытно, словно со странной просьбой. – М, а книжку?.. – Вы хотите сегодня дочитать? – поднимает удивленные глаза Мито-сан. – Да-да! – кивает Аллука и делает несколько довольных, предвкушающих хлопков в ладоши. – Сегодня, сегодня! – Там же всего одна глава оставалась, – поддерживает затею Киллуа. Мито-сан неловко кидает на Куроро с Курапикой смущенный взгляд. Уж не глупым ли им покажется, что детям в таком возрасте читают книжки? – Мы с удовольствием тоже послушаем,– понимающе улыбается Курапика, помогая ей определиться с выбором. Лицо Мито-сан благодарно размягчается. Ну раз и гости не против, то значит – можно. Дети оживленно принимаются устраиваться на полу, выбирая наиболее удобную позу, то садясь, то ложась, то тыкая друг в друга пальцами, хихикая и обзывая, то заставляя друг друга пододвигаться ближе, то отползать подальше. Курапику вполне устраивает место, где он сейчас сидит, и он только обнимает ноги руками и устраивает голову на коленах, уже приготовившись вспомнить детство. – Негодники, совершенно не хотят читать Акутагаву*6! – жалуется Мито-сан, достав с полок и раскрыв на закладке старенькую потрепанную, Курапика подозревает, что библиотечную книжку в темном тканевом переплете со строгими светлыми буквами на обложке: Артур Конан Дойл «Затерянный мир», и теперь Курапика догадывается, чем вызвано нежелание девушки читать ее при гостях. – Не оправдывайтесь, – мягко замечает Куроро, подсаживаясь к Курапике. – Хороший выбор. Мито-сан начинает читать, и хихикающие дети тут же притихают, устремив любопытные глаза на нее. Однако внимательная тишина висит не слишком долго – по ходу повествования кто-то из них, несмотря на интерес к истории, не выдерживает и начинает пялится на соседа, хихикать, встретившись взглядами, и очередная реплика профессора Челленджера, произнесенная Мито-сан, звучит не просто резко, под стать герою, но неоправданно угрожающе, и дети снова притихают, когда осознают, что обнаружены, а улыбается и издает негромкий смешок на этот раз уже Курапика. Курапике приятно смотреть и на ребят, и на, хоть и несогласную с выбором детей, но старающуюся всё же читать книгу как можно живее и интереснее Мито-сан. Смысл сказанного ею иногда проплывает мимо ушей Курапики, пытающемуся по глазам, по выражению лица, по одежде, по дому, в котором они живут, додумать прошлое этой девушки и неродных (?) ей детей. Мысли сбиваются, когда над ухом слышится тихий, ласковый, нежный шепот Куроро: «Не хочешь лечь мне на колени?» Курапика сразу же чувствует, как сердце начинает радостно, тая от внимания к себе, восторженно-часто биться о ребра. Курапика, не говоря ни слова, не кидая взгляда на мужчину, опускает голову на колени Куроро и тут же закрывает глаза, пытаясь сквозь стук собственного сердца расслышать, о чем там спорит рассказчик с новым возлюбленным Глэдис, сквозь прохладные пальцы в волосах, понять, нет, вспомнить, почему смеется главный герой, его же бросили. Воображение, вместо того, чтобы рисовать кабинет лорда Джона, его колоритных гостей, трофеи на стенах, коробку из-под сигар, частыми цветными романтичными мазками, лепит такой настоящий, такой похожий на оригинал образ Куроро: его сильные руки, которые, вот сейчас отпустят волосы Курапики, поднимут его голову с колен и собственнически притянут к себе, его длинные пальцы, которые проведут холодно-приятной дорожкой по позвоночнику, ребрам, животу и соскам, заставляя скулить, словно новорожденный щенок, его губы, которые вот сейчас прижмутся к губам Курапики, и всё естество вспыхнет от восторга, его серебристые глаза, которые посмотрят на Курапику взаимностью; закрашивает ненужный нескладный задний фон Мито-сан, Гона, Киллуа и Аллуки, покрывая его то каледоскопически-ярким небом на закате, то мягкой пастельно-теплой интимной комнатой, то спокойным зеленым первобытно диким лесом; играет такую новую, но словно бы знакомую, только ждущую, когда ее вспомнят, сонату счастья, любви, наслаждения и трепета; и Курапика тихонько всхлипывает от того, что пальцы Куроро не выпутываются из его волос, и что фантазия не превращается в реальность. Прочитав последнюю фразу Мито-сан победно, резко и неожиданно, словно выстреливает из пистолета, захлопывает книгу, и объявляет: «Всё! Теперь все в кровать!», и дети подскакивают и начинают по пути в ванную комнату возбужденно обсуждать, что «Я так и знал, что всё хорошо закончится! Им досталось куча денег!», что «А ведь жалко, что птеродактиль улетел…», что «Нет, жалко, что его бросила Глэдис!», что «Ну бросила и бросила, зато он снова поедет на плато!», что… и так далее и в таком духе; а Курапика как в небытие поднимается с колен Куроро и пытается заставить себя видеть Мито-сан и подходящего к ней Куроро более четко. – К нам частенько заглядывают проезжающие мимо люди (странно, что первое, что им приходит в голову – спросить ночлега именно у хозяйки магазина!), так что два лишних футона у нас найдутся, – опережая вопросы, заявляет Мито-сан. – Спасибо еще раз, что разрешаете переночевать, – с благодарной улыбкой произносит Куроро, не забыв еще раз поклониться. – Ой, ну да что вы! – отмахивается Мито-сан. – Если… Если всё будет хорошо, я… буду только рада если смогу снова посещать тот храм, – голос Мито-сан не сбивается, но по быстро проскочившей на лице тоске, можно догадаться, что в ее ум закралась какая-то нерадостная мысль, которую она и сама была бы рада отпугнуть. Рада бы, но… – Курапика, ванная там, – показывает на очередной скрытый проход Мито-сан, и Курапика с задумчивым видом шагает в нужную сторону. В соседней, не шибко большой комнате, уже расстелены футоны и дети каждый по очереди подходит к Мито-сан. – Спокойно ночи, Мито-сан! – улыбается Гон и обхватывает шею наклонившейся девушки и звонко чмокает в щечку. – Спокойной, Гон, – улыбается Мито-сан, и Курапике кажется, что сейчас в ее голосе, в ее прикосновениях к колючей шевелюре Гона – вся ее нежность и любовь, куда большие, чем те, что она вложила в суп, съеденный так быстро, в ее волнительно заботливые угрозы и упреки. – Споко-о-ойной, Мито-сан! – Аллука кидается на шею девушке с не меньшим обожанием, чем Гон, целует сама и подставляет щеку для ответного поцелуя. – Спокойной, Мито-сан, – не слишком тепло, но и не бездушно бросает Киллуа и единственный, кто не стесняясь накидывается на него с несколькими поцелуями – хохочущая Аллука. – Курапика, – зовут и приходится обернуться. – Спокойной ночи, – лицо Куроро склоняется совсем близко, кожу подбородка нежно задевают пальцами, и когда Куроро мягко прикасается к щеке губами, всё вспыхивает, как этого и хотелось совсем недавно с закрытыми глазами, и один короткий, невинный поцелуй заменяет фейерверк ласок, заставляя покраснеть и тихонечко, нет, не почти благодарно простонать-заскулить, но радостно коротко выдохнуть и вдохнуть. – Сладких снов. Курапику охватывает легкая дрожь, и сквозь бесконечную перемотку этих ощущений в теле, где-то глухо, пугливо бьется мысль – «нужно как-то ответить», и, поднимаясь на носочки, Курапика прижимается губами к побритой щеке Куроро, стараясь быстро и незаметно вдохнуть запах чужой кожи, и после того, как несколько лишних секунд не убирал губ, тихо, взаимно произносит: – И тебе тоже. Засыпает так крепко, что навряд ли на утро вспомнит, что во сне с неба капали теплые краски.