Пожар в моем лесу

Гисин тихо шагает вперед, и Курапике приходит мысль, что с таким же успехом они могли бы иди и без фонаря: вокруг ни зги не видно. Курапика сомневается, что у него сейчас под ногами трава или камни. Такое ощущение, что шагаешь, нет, ходишь на месте в пустоте, совершенно безмолвной и невесомой. Шаг. И ещё. И ещё один. Бесконечные шаги сливаются в монотонную ходьбу, и Курапика перестает ориентироваться. Они застряли в одной секунде? Или час ходьбы так растянулся? Далеко впереди появляются красные точки, к которым они медленно, но верно приближаются, и Курапика может разглядеть, что это – такие же фонари, что и у них, развешанные над домами. Становятся слышны звуки обычной улицы: разговоры, передвижения, хлопки дверей, хохот, шуршание одежды (интересно, почему это всё так громко?). По улице передвигаются огромные и мелкие существа, одноглазые и многоглазые, напоминающие человека, и имеющие весьма отдаленное сходство с ним, но Курапика до последнего надеется, что это просто какой-то обман зрения или карнавальные костюмы. Но эта мысль кажется нелепой, когда они начинают идти непосредственно между домами, и блондин чуть ли не врезается в какого-то быка в кимоно*1, сталкивается взглядом с его огромными гипнотическими глазищами, в нос ударяет резкий запах немытого животного. Курапика с трудом сдерживается, чтобы не завизжать, как сопливая девчонка, затащенная в комнату страха своими дружками, в то время как Гисин и Кёфу поспешно извиняются и тянут блондина в сторону. Карлики оглядываются по сторонам, ища Куроро в толпе, а Курапика еле тащится, смотря себе под ноги, пока ёкаи со всех сторон шепчутся. – Человек… – презрительно и осуждающе. – Это человек... – с интересом и непониманием. – Как же вкусно пахнет! – блаженно. – Может съесть его? – Сдурел?! У него метка бога леса! – Оно же и вкуснее! – Ты хоть понимаешь, кто его хранитель?! – предостерегающе. – Я видел, как сегодня приходил Куроро. – Так это – его новый бог? – насмешливо. – Ты посмотри какой он мелкий! – Куроро, должно быть, просто противно от того, что он стал его хранителем, вот и хочет набраться хорошенько да покувыркаться с девчонками! – Мальчик бедняжка! – женское сочувствие. – Вручили поводок от такого чудища как Куроро! – Да у него кишка тонка этому пернатому что-нибудь приказать! – как приговор. Иногда все замолкают и проводят Курапику голодными ненасытными взглядами. Парень идет мерно, ритмично, словно в лесу, окруженный дикими бешеными собаками, которые попрятались между деревьями, преследуют каждый твой шаг, и как только ты насторожишься, остановишься, покажешь, что знаешь об их присутствии, они в мгновение ока окружат тебя и разорвут все мышцы, до которых только смогут дотянуться. Ты упадешь, а они оторвут от тебя кусок, грубо прожуют и проглотят, ещё раз и ещё, пока там, где ты стоял, не останутся обглоданные кости и впитавшаяся в землю кровь. Насытившись, побредут прочь, и здесь бесследно пропадет ещё один человек. – Эй, ты что делаешь! – шикает кто-то. – Совсем идиотка! – тихо, но все равно слышно. – Жить надоело?! Курапика слышит, как сзади мягкими шагами к нему подкрадывается нечто большое и грациозное. – Ма-альчик… – Курапику обвивает несколько пушистых хвостов, на одно плечо ложится вытянутая огромная лисья морда, а на другое – когтистая лапа, и парень замирает, боясь сопротивлением подписать себе смертный приговор. Карлики тоже испуганно застывают, видимо, не в силах как-либо возразить огромной кицунэ. Остается только надеяться, что она не сожрет его сразу. – Ты ведь Куроро ищешь, да? – Курапика не видит выражения ее … (вежливо ли будет повторно сказать про такую аккуратненькую и хорошенькую – морда?), но чувствует, как лисица улыбается, предвкушая что-то. Курапика сглатывает и кивает, чувствуя, как плотно к нему приникло пушистое и обтекаемое, но не переставшее быть угрожающим тело, и начинает ощутимо дрожать. – Ты так его не найдешь, – хвост, словно рука, сочувственно проходит по щеке парня, несколько ворсинок задевают мягкие губы и спускаются к шее, щекоча адамово яблоко, заставляя Курапику нервно сглотнуть. – Я видела в какой дом он зашел… – шепчет кицунэ, и парень боковым зрением замечает у себя над ухом белоснежные клыки, вдыхает запах меха, но не такого, как на воротниках - пыльного и безвкусного, а живого, чистого, как у ухоженной кошки редкой породы, с легкой ноткой пота. – А они… – лисица переводит узкие зрачки на карликов, которые, как и Курапика, сжались от ужаса. – Тебе здесь не проводники, - Гисин открывает рот, чтобы предостеречь Курапику, но лицо лисицы неожиданно резко искажается агрессией, она рычит на них, будто и не лиса вовсе, а лев, и двое отскакивают, пробитые крупной дрожью. – Идем… – кицунэ снова становится милой и дружелюбной, обходит парня и коварно манит за собой лапкой. Но Курапика стоит на месте. – П-почему? – тихо произносит он, не понимая, как это у нее не может быть дурных намерений. Кицунэ усмехается, осознавая, что парень, возможно, не такой наивный и безвольный, как она думала. – Всегда полезно иметь в должниках Куроро, не находишь? – бросает та, продолжая иди, соблазнительно виляя пятью хвостами, а потом внезапно подскакивает к карликам, которые вздумали ступать за ней, встает на четвереньки и нешуточно, угрожающе рычит на них, да так, что шерсть встает дыбом, и слюна капает с белоснежных клыков на землю прямо перед человечками. Только когда карлики стыдливо пятятся назад и исчезают в толпе, даже не смея поднимать глаза на Курапику, будто зная с самого начала, что именно так всё и выйдет, кицунэ встает на задние лапы и продолжает путь, а Курапика послушно шагает следом. Можно подумать, у него есть выбор. Лисица словно расчищает дорогу - перед ними расступаются, замолкают. Курапика сравнивает это ощущение с тем, которое он переживает рядом с Куроро: тебя оберегает тварь, которой на самом деле хочется впиться зубами в твою артерию. Лисица шагает всё дальше и дальше, огромными и привычными шагами, так что Курапике приходится заметно ускоряться, чтобы поспевать за ней. Они заходят в какой-то закоулок, и обстановка заметно меняется. Если в предыдущих местах дома были примерно одинаковы, то сейчас просто какое-то закономерное изобилие, словно разного качества гостиницы и хостелы в большом, переполненном людьми с разными судьбами, городе: от весьма шатких до почти роскошных. В воздухе витает ароматный и пряный дым кальяна, затрудняющий видимость, да такой сильный и едкий, что заставляет ноги заплетаться, а голову кружиться. Ёкаи им встречаются редко, но и те немногословны и совершенно не обращают на Курапику внимание, словно здесь и помимо аппетитного человеческого ребенка есть ещё куча всего куда более занимательного. Парень несколько раз натыкается глазами на полуобнаженных красавиц кицунэ и дзёрогумо*2, задумчиво стоящих у дверей, двусмысленными взглядами провожающие путников. Что здесь происходит?.. Курапика замедляет шаг и качается, пытаясь нащупать стену, на которую можно облокотится, и прикладывает руку ко рту. Кицунэ обеспокоено оборачивается к нему и, несмотря на головокружение, Курапика замечает, как та быстро облизывается. – Что такое? Подташнивает? – заботливо произносит лиса, наклоняя голову вбок, будто действительно беспокоясь за состояние юноши. Курапика кивает и, услышав протяжный, полный наслаждения и сладости женский стон прямо из окна сверху, мучительно закрывает уши руками. Куда она его привела?.. – Потерпи, – Курапике приходится отвести руки, чтобы расслышать ее слова, которые тут же перебивает короткие женские охи и звериные мужские рыки, слышимые аж здесь, хотя исходят из дома достаточно далекого от них. – Осталось немного, – кицунэ отворачивается и продолжает иди вперед, словно этот сладковатый мускатный запах, пропитавший всё вокруг, для нее - как воздух. Курапика берет себя в руки и волочит ногами, подавляя порывы рвоты, надеясь, что не задохнется от этого дурмана, выворачивающего лёгкие и кишки наизнанку. – Этот – его любимый, – кицунэ наконец останавливается напротив дома, одного из обделанных явно богаче, чем некоторые конуры вокруг. Возможно это просто разыгравшееся воображение Курапики, а возможно отсюда на самом деле несет сильнее всего. - Не хочешь меня отблагодарить? - оборачивается лисица и Курапика даже с затуманенной головой замечает, как тяжело и часто она дышит, бегая по блондину глазами. – С-спасибо... – произносит Курапика, всё ещё не веря, что его привели куда надо. – Не такой благодарности ждут в нашем мире от человека… – кицунэ сочувственно улыбается, и неспешно шагает к юноше, прощая парню его неосведомленность. «А какой?» – пищит Курапика, зажмуривается и чувствует, как большая морда с влажным и прохладным носиком утыкается в его лицо, с усладой вдыхает запах человека, трется, оставляя выделения на коже. – Знаешь, малыш, – лапы с мягкими подушечками удерживают Курапику от того, чтобы отвернуться и не дышать щекочущим запахом шерсти. – Почему договор между ёкаями и людьми скрепляется поцелуем?.. Курапика мотает головой, боясь разлеплять глаза. – Да потому что это приятно, – произносят ему на ухо. Огромный шершавый язык проходит от одной щеки Курапики к другой, беспощадно задевая губы, и только боль от когтей, впившихся в виски, держит Курапику в реальности, мешая упасть, провалиться в сон и забыться. Мягкая влажная мышца спускается ниже, обвивает шею юноши, а клыки легонько надавливают на хрящи, заставляя Курапику несильно схватится за шерсть на плечах лисицы, и взвыть от странных ощущений. Курапика не видит, просто чувствует, как она закатила глаза, вдыхая его аромат вперемешку с кровью, словно редкий наркотик. Когтистые лапы упираются в грудь Курапики и расходятся по сторонам, бережно разрывая ткань, а огромный язык ползет от шеи вниз и несколько раз облизывает гладкий торс, заставляя блондина снова постанывать, не до конца осознавая происходящее. Пасть впивается в грудную клетку и боль от множества зубов, одновременно неглубоко вошедших в тело, заставляет ум Курапики на секунды проясниться. – Пустите… – хрипит блондин. – Еще немного, малыш… – многообещающе отвечает кицунэ. Лисица усмехается довольно и, приоткрывая пасть, сует свой огромный, мокрый шершавый язык прямо в крошечный, по сравнению с ее, рот парня. Язык настойчиво, без препятствий проникает внутрь, утыкаясь в горло, пытаясь проникнуть ещё глубже. Курапика сдерживает порывы рвоты - ощущения просто кошмарные, как если бы доктор, пытаясь проверить ваше горло вместо ложки, садистки использовал собственную руку, вымазанную в чем-то слизком, одним пальцем, щекотя небный язычок и неугомонно суя ладонь еще глубже, заполняя все пространство, перекрывая доступ кислорода и мешая дышать. Лисица стонет прямо в рот Курапике, отчего в горле появляются вибрации, и Курапика упирается руками в мех, отталкивая чудище, не в силах больше это терпеть. Лисица наконец отстает и благодарными, удовлетворенными глазами смотрит на Курапику. – Передавай Куроро, что в целости и сохранности тебя к нему привела Вейзе*3, – шепчет кицунэ на прощание, и легонько, почти трогательно, словно извиняясь, лижет щеку Курапики. Лисица шагает прочь, оставляя дрожащего истерзанного юношу, осевшего на землю, позади. Курапика тяжело дышит, обнимает себя за плечи, а после смотрит на ладони, испачканные в собственной крови. От влажных следов кицунэ парень начинает замерзать, но тело не только от этого дрожит в лихорадке. Что это, чёрт подери, было?.. Блондин пытался делать нечто подобное самому себе, когда родители совершенно точно не собирались возвращаться домой в течении пары часов, или когда неугомонные сестренки в соседней комнате переставали шептаться, когда из их комнаты не было слышно ни единого звука, когда они выключали свои ночники и наконец ложились спать. Но сейчас ему это сделал даже не человек. Тело, несмотря на покалывания в местах укусах, все еще помнит шершавый язык, несколько раз прошедший от низа живота к соскам. Было и больно, и одновременно… Курапика со всей силы дает себе пощечину, запрещая додумывать продолжение. Нужно найти Куроро. И как можно скорее. Курапика поднимается. Нос снова вдыхает этот гадкий запах, уши снова слышат чьи-то стоны. Курапика резко отодвигает входную дверь, указанную лисицей, и погружается в дым и похоть. Несколько пьяных миленьких голеньких кицунэ даже не успевают удивиться присутствию человека, и Курапика начинает распахивать двери одну за другой. Здесь дзёрогумо старательно делает какому-то рогатому они*4 минет. Не эта. – Ах, посмотри, это человеческий ребенок! – восхищенно раздается за ним. – И правда, какой хорошенький! Здесь прямо совсем как в человеческом порно: в лису, прижатую к стенке вдалбливается лис. Опять не эта. – Эй, хозяйка! – мужской басистый голос. – Что это за новенькая плоскогрудая девчонка? Чего она в облике человека бегает-то? И здесь его нет! Другая дверь. Какой-то усатый они поддрачивает себе, наблюдая как нурэона*5 обвила крохотную плачущую кицунэ, собственнически целуя ее. Курапика думает, что его вот-вот стошнит, но не от дыма с какой-то возбуждающей примесью, из-за которого в легких не остается кислорода, а от этих зрелищ, от собственного бессилия и уколов совести, от осознания того, что ничем не может помочь этой малютке, потому как сам в любую секунду может оказаться на ее месте. И здесь его нет! Неужели та кицунэ его обманула? Курапика тянет последнюю дверь в конце коридора, но та оказывается запертой. Парень старается со всей силы, стучится, но обыкновенное бумажное препятствие все равно не поддается. Не может быть, чтобы он насколько устал! В нос снова пробирается этот запах, охи, вздохи и громкие смешки отдаются эхом в голове, перед глазами всё расплывается, подкатывает новый приступ головокружения. Курапика вот-вот обессиленно осядет на пол, но, собирая оставшуюся энергию, ухватывается за косяк двери и из последних сил тянет ее в сторону. На разбросанных матрасах лежит Куроро, неожиданно для Курапики – в облике человека, одетого, разве что с расстёгнутой ширинкой, облокотившись на предплечья. Одна кицуне старательно насаживается на его член, то импульсивно поднимаясь, то медленно опускаясь, задирая голову и закатывая глаза так, что видно белки, и протяжно скулит, да так высоко, сладко и громко, что у Курапики самого на секунду сжимается в штанах. Вторая кицунэ на полу и, послушно виляя хвостом, вылизывает член, часто и сосредоточенно дыша, когда тот показывается из промежности другой лисицы. Еще одна кицунэ покрывает поцелуями-укусами грудь Куроро, игриво посасывает, задевает его соски ноготками. Курапика видит, как черный ёкай тянется к ней лицом и как их языки сплетаются между собой. Спустя несколько мгновений Куроро издает приглушенный вздох, выгибается, закрывает глаза и запускает пальцы между пушистыми ушками кицунэ на нем, которая замерла и стонет протяжно и дольше обычного. Куроро приоткрывает рот, разрывая поцелуй с другой, тело и мимические мышцы на его лице содрогаются в экстазе. Курапика трясётся, борется с искушением сделать шаг и присоединиться. Прекрасно... Как же прекрасно… Когда эта мысль уже промелькнула, каким-то незнакомым голосом неконтролируемо произнеслась в голове, Курапика осознает, что, вообще-то, видит, как совокупляются животные, и что ему должно быть противно, так же, как и со сценами в предыдущих комнатах. Но не было. – Так вот… – Куроро приоткрывает глаза и смотрит на остолбеневшего Курапику привычным холодным взглядом. – ...кто шумел, – от бесподобного выражения, застывшего на лице мужчины секунду назад, не остается ровным счетом ничего. – Извини, поздно среагировала, – Курапика слышит, как позади по полу стучат несколько тонких лапок и останавливаются рядом с ним. – Так вот она – причина твоего неожиданного визита? – произносит низкий женский, искренне заботливый голос, не сочетающийся с обстановкой вокруг. Курапика слегка поворачивает голову и натыкается взглядом на некрасивую взрослую дзёрогумо, с короткими светлыми волосами, грустными умными глазами и большим носом с горбинкой. – Да, – подтверждает Куроро, поглаживая одну лисичку за подбородок, отчего та начинает довольно мурлыкать. – Напомни, малыш, – улыбается Куроро, не поднимая глаз на блондина, наблюдая за тем, как две кицуне по очереди подставляют мордочки под его руку, изредка аккуратно всасывая чужие пальцы, желая ласки, в то время как другая слизывает остатки белесой жидкости и с члена, и со своей ублаженной подруги, отчего та приглушенно стонет прямо с рукой Куроро во рту. – Как там тебя зовут?.. Курапика оскорбленно сжимает руки в кулаки и выпаливает: – Пошли отсюда! Куроро удивленно, с усмешкой приподнимает брови, не ожидая такой дерзости, а паучиха грубо впечатывает блондина в стену, заставляя снова дрожать перед непредсказуемым и опасным существом. – Дай Куроро спокойно отдохнуть, – твердо, категорично произносит женщина. – Если ещё хоть раз, – она наклоняется вплотную к лицу парня, чтобы незваный гость мог рассмотреть пылающий в ее глазах гнев. – Он придет ко мне с пустым взглядом, прямо как сегодня, и захочет трахаться с кем-то кроме меня, - она приближается ещё ближе, и Курапика не видит ничего, кроме этих сузившихся от яростных эмоций зрачков. – Я буду знать, что это из-за тебя, незамедлительно найду и убью, – паучьи лапы по одной ложатся на горло Курапики и сжимают трахею сильнее и сильнее. – Совью вокруг тебя паутину… – взбешенно продолжает женщина. – Заставлю почувствовать жалкой личинкой, задыхаться, и почти умереть, а потом снова дышать и испытывать боль. Медленно, лениво буду отрывать от тебя мясо... – паучиха соприкасается своим лбом со лбом Курапики и говорит прямо в губы блондина, который зажмуривается и чувствует, как от спины до самых ступней пробегает леденящая дрожь. – Засуну ее тебе в рот и заставлю сказать, какая на вкус твоя плоть. – Да ладно тебе, Паку. Не злись на него, – непринужденно и шутливо замечает Куроро, а потом добавляет, маня к себе рукой, и его лицо становится почти добрым. – Лучше иди сюда. Эти слова действительно усмиряют женщину. Курапика с облегчением начинает вспоминать как дышать, когда паучиха покорно отходит, и поражается тому, как быстро ее грозное лицо меняется на чуть ли не слезливое. Она поспешно перебирает лапками в сторону Куроро, а кицунэ, словно знающие, что делать в такой ситуации, бесшумно отползают к двери, и уходя, одна всё же не выдерживает и останавливается возле Курапики, приближается, и, заметив оборванную одежду, загадочно, понимающе улыбается и лишь вдыхает его запах, не принуждая к большему, и Курапика почти успокаивается, когда дверь наконец задвигают. Куроро и эта дзёрогумо целуются порывисто и чувственно, словно после долгой разлуки, иногда просто застывая и смотря друг на друга ревнивыми глазами. Где-то глубоко в груди Курапики что-то завистливое, похожее на гадкого червяка, начинает неприятно шевелится. Пока блондин наблюдает как двое снова закрывают глаза, и как их губы долгожданно воссоединяются, обида на эту женщину и на своеобразное предательство Куроро смешиваются между собой в нечто жуткое и противное, заставляющее сердце сделать несколько лишних ударов. Курапика, считая нужным напомнить о своем присутствии, снова выкрикивает утопающе: – Мы уходим отсюда!.. На что Куроро и дзёрогумо непонимающе переводят глаза на него. – Ты не слышал? – Курапика делает несколько истеричных смешков, повторяя слова духа, которые он ему сегодня сказал, вспоминая и копируя его пренебрежительную интонацию. - Я сказал: - Курапика вдыхает поглубже и говорит насколько это возможно серьезно и бесстрастно в данной ситуации и в его состоянии. – «Мы уходим отсюда». Курапика надеется, что оглушающее позвякивание натягивающихся цепей раздается на самом деле, а не только в его черепной коробке. После недолгого безмолвия, в глазах Куроро Курапика замечает нечто неуловимое и изумленное, похожее на осознание недавних слов, но это очень недолго. Ёкай, словно опомнившись, наконец встает, неопределенно пожимает плечами, вяло поправляет плащ, натягивает брюки. – Заходи еще как-нибудь, Куроро, – печально говорит женщина, невидяще смотря перед собой. – Ты же знаешь, я всегда здесь… – Обязательно, Паку, – достаточно сердечно отвечает Куроро и громко шагает к Курапике, подходя вплотную. Останавливается и просто смотрит – с презрением, почти с ненавистью. Курапике кажется, что его за эту выходку сейчас ударят или испепелят. Но ничего такого не происходит, просто за спиной Куроро начинают разворачиваться, словно спрятанные до недавнего времени, сизо-черные крылья, и от неожиданности Курапика все же делает испуганный шаг назад. Они тянутся к нему. Курапика снова отходит, но Куроро, кажется, на это наплевать. Крылья просто вытягиваются еще дальше, и, толкая Курапику в спину, упорно притягивают ближе, заставляя уткнуться лицом в торс мужчины, пахнущий потом, покрытый красными отметинами недавнего секса. – Держись крепко, – обыденно, без эмоций говорит Куроро, и Курапика послушно хватается за мех на плаще. Его одной рукой обхватывают за талию и прижимают, а Курапика чувствует, как ноги отстали от земли, и как неожиданно тяжело стало вдруг держаться. Куроро стремительными взмахами проносится по коридору, облетая одурманенных посетителей, под их удивленные крики и звон разбивающейся посуды вылетает из здания на улицу, взмывая высоко-высоко, что Курапика даже боится смотреть вниз, боится думать о том, что возможно, Куроро просто захочет сбросить такую ненавистную и ненужную ему ношу как он. Через минуту болезненной тряски, скачков и рывков, Куроро замедляется, и Курапику в конце концов бережно ставят на землю и отпускают. Блондин подозрительно, медленно открывает глаза, не веря в исполнение своей просьбы, поворачивает голову в сторону, наконец-то вдыхает чистый свежий, родной и сладкий воздух. Оказывается, что они стоят прямо перед храмом, на иссиня-смольном небе уже выглянули первые блестки, и всё вокруг видно в холодно-сказочной палитре. Курапика опускает голову, снова утыкается в грудь мужчины, плечи периодически содрогаются, а из глаз вытекают крупные капли. И прежде чем заснуть на руках ёкая, между всхлипами бормочет, зная, что потом забудет: о том, что в целости и сохранности его в тот бордель привела Вейзе, и чтобы Куроро помог малолетней кицунэ, в которую сейчас наверняка вбивает свой огромный и волосатый член тот жадный ненасытный они. А Куроро, в свою очередь, оскаливается, предвкушая, как сегодня ночью съест аж двоих.