Пожар в моем лесу

Курапика чувствует прикосновение чего-то яркого и теплого. Нехотя приоткрывает один глаз и рассматривает залитый солнечным светом незнакомый потолок. Может, это потолок коттеджа А., и его побег от этой приторно пахнущей ванилью дамочкой был просто сном? Курапика обреченно закрывает глаз и очень надеется сейчас не услышать писклявое: «Доброе утро, мой сладенький!» Перед глазами пляшут разноцветные пятна, которые собираются во вчерашние то ли воспоминания, то ли больные галлюцинации. Вызываемый в сознании образ того черного духа, шепчущего что-то на ухо, заставляет приятные мурашки пробежать по телу. До ушей Курапики доносится шорох сдвигаемой двери, но даже различая чьи-то приглушенные шаги, Курапика не хочет отпускать эту фантазию. Цепи с громким звоном застегиваются на запястьях духа, и Курапика, обхватывая ее, сильно тянет на себя, заставляя духа упасть к своим ногам. Шаги становятся ближе, и парень из-за всех сил надеется, что это не тапочки А. пришли пнуть его в реальность. Несколько секунд ничего происходит, но потом слышится шуршание, и чья-то рука ложится на лоб Курапики. – Как себя чувствуешь? Бархатистый мужской голос. Курапика слегка поворачивает голову и ощущает, что рука на лбу тоже прохладная, большая и мужская. Курапика открывает глаза и, увидев образ из своего сна во плоти, отмахивает чужую ладонь со лба и пятится назад, перебирая ногами, словно насекомое. Черный плащ с меховым воротником. Гладко зачесанные назад угольные волосы. Ультрамариновые бусины в ушах. Крестообразный рисунок на лбу, оголённый торс, расслабленная поза, и серые, словно две луны, глаза, с безразличием и с чем-то еще смотрящие на испуганного юношу на полу. Курапика сглатывает. При дневном свете дух оказывается даже восхитительнее, чем при загадочном сиянии звезд. Комната, будто стакан с чаем, наполнена искрящимся светом с насыщенными переливами. За открытой дверью Курапика краем глаза замечает блестящую зелень и синее, глубокое небо. По его коже мимолетно пробегает прохладный вкусный воздух, а после снова окутывает тепло и лень. Курапика уверен, что за бумажными стенами – ничто иное как рай в утренних объятьях. Но прямо напротив Курапики возвышается этот черный человек, похожий на само воплощение слова ночь. Пусть на вид это и правда, совершенно точно человек, но Курапику словно жар от печи лижет устрашающая аура. Как если бы вы пришли в зоопарк, вам открыли клетку и разрешили погладить медведя. Нечто на уровне подсознания не дает вам сдвинуться с места, потому что перед вами - зверь, даром что на охоте он не был целую вечность. Курапике чудится, что меховая обивка плаща вот-вот превратится в колья и покроет блондина множеством дырок. Что он растечется красным прямо здесь, под этими увесистыми ботинками, и поминай как звали, Курапика Курута. «Он вам ничего не сделает», – снова всплывает в голове фраза. Что-то слабо верится. – Ты помнишь вчерашний день? – мужчина внимательно смотрит прямо в Курапику. От этого вкрадчивого голоса и взгляда, буравящего насквозь, невольно веришь, что действительно чем-то провинился. Блондин медленно кивает, пытаясь убедить себя что и сейчас, и вчера - все на яву. – Точно? – настойчивее спрашивает мужчина. – Никаких пробелов? Курапика приоткрывает рот, но, передумав, отрицательно мотает головой. – Хорошо, – недоверчиво произносит мужчина, и Курапика облегчённо, едва заметно выдыхает. – Иди завтракать, – роняет незнакомец и бесшумно уходит. Когда дверь закрывается, до Курапики долетает шум ветра, гуляющего среди листвы. Спустя еще немного – потрескивание жучков, стук деревяшки о камень*1 и течение воды. Все эти звуки такие приятные, такие ощутимые и реальные, что Курапике кажется, будто разговор до этого был с привидением. Юноша поднимается, не отрывая глаз от открытой двери, ведущей на природу. Так хочется посмотреть: что там за деревья? Как именно они переплетаются? Какая здесь трава? Какие камни? Откуда журчит вода? Курапика подходит к двери и щурится от солнца и тепла. Небольшое пространство перед домом вымощено камнем, а дальше – лес, словно стена, отделяющая храм от остального мира. Верхушки освещены добела, но, как и во вчерашних воспоминаниях, сквозь густые кроны проходят всего несколько лучиков. Где-то далеко чирикает птичка, а Курапику обдает приятным порывом ветра. – Как здесь хорошо! – восхищенно говорит юноша. Перень снова забегает в комнату и открывает дверь с противоположной стороны. За ней, как он и думал, покрашенные, ровненькие, и совсем не разваленные ворота тори. Привиделось, наверно, всякое в темноте. Курапика смотрит на циферблат на запястье: десять часов, пятнадцать минут, суббота, второе августа. Как же ему нравятся эти часики! Да ему вообще всё нравится! Нет в его жизни больше А., нет грязного приюта! Курапика закрывает глаза, подставляет лицо ветерку и представляет, как он проводит все свои последующие субботы и августы здесь, в этом чудном уголке. Да и Т. наверняка тоже - очень уютная деревня! – Ты не слышал? – Курапика чуть ли не подпрыгивает от неласкового, настойчивого и отрезвляющего голоса за спиной. – Я сказал: «Иди завтракать». Курапика оборачивается, но никого не видит. Счастливые грезы улетучиваются с новым порывом ветра, и парень неторопливо, почти апатично шагает в сторону, откуда звали - не видит смысла противится. За другой дверью его ждет не просто тарелочка с едой, а целая гора узорчатых тарелок со всевозможными яствами и закусками. Желудок Курапики, завидев такую пестроту, начинает протяжно и призывающе урчать. Рядом со столом стоит мужчина в черном, пронзая Курапику недовольным взглядом, торопя сесть за стол. Курапика начинает терять нить: это мираж из-за голода? Или вчера ему действительно посчастливилось встретить своего черного ангела-спасителя? Он легонько дотрагивается до рукава мужчины, и, ошпарившись об нечто материальное, отдергивает руку. – Можно? – парень кивает в сторону блюд. – Мне повторить? – раздраженно отвечают ему. Курапика обиженно шагает, поспешно садится, бурчит: «Спасибо за еду», и тянется палочками к первому попавшемуся блюду. Сначала парень недоверчиво кладет кусочки в рот, но голод и сказочный вкус берут вверх: тарелки начинают постепенно опустошаться, а живот Курапики – довольно, удовлетворительно замолкать. Парень настолько поглощен долгожданной трапезой, что чужая рука на плече становится громом среди ясного неба. Курапика сначала замирает, скосив глаза на чужие аккуратные ногти, но потом продолжает завтрак, правда, с меньшей скоростью и энтузиазмом, подозревая, как бы эта рука не сжала ему горло или не впилась когтями в плоть. На столе все еще много нетронутых блюд, но Курапика откладывает палочки в сторону, перебив себе аппетит такими догадками, показывая, что наелся. – Твое имя? – пальцы начинают бродить по плечу, но даже такое, казалось бы, безобидное движение, совершаемое этим человеком, вызывает неприятные ассоциации с мясником, который прощупывает свинку, чтобы понять, где лучше резать. – Курапика, – отвечает блондин. – Фамилия? – Имеет значение? – огрызается Курапика, но потом прикусывает язык, удивляясь собственной смелости, и отвечает уже более смиренно. – Курута. Но в документах другая стоит. Парень задумывается: а можно ли ему вообще проявлять инициативу? Решив, что можно, осторожно спрашивает. – А ваше имя – Куро? – Курапика припоминает, что вчера к мужчине обращались именно так. – Куроро, – снисходительно поправляет мужчина. Куроро. Как красиво… – И зачем ты сюда пришел, Курапика? – прохладная ладонь переходит ко второму плечу. - Не похож на искателя приключений. Курапика задумывается, с какого момента начать свой рассказ, но его мысли прерывает новая фраза Куроро. – Даже не так: кто тебя сюда привёл? – брюнет наклоняется, одной рукой приобнимет Курапику за плечи, а другой опирается на стол. Ухо с объемной серьгой оказывается напротив губ Курапики, словно мужчина боится упустить какую-то подробность, какое-то важное слово, слетевшее с губ юноши, а блондин невольно любуется правильным мужским профилем, неожиданно оказавшимся близко-близко. Курапика сглатывает, тихо выдыхает, смущенно бегает глазами по комнате. Зачем так наклоняться? Курапика же достаточно громко говорит. Парень закрывает глаза и еще раз тихо выдыхает. Вообще невозможно сосредоточиться! Но теперь, по крайней мере, он знает с чего начать. – Молодой человек с розовыми волосами сказал, что я могу здесь переночевать, – Курапика всеми силами старается не задеть дыханием чужую ушную раковину, слегка отклоняется назад, но его тут же настойчиво возвращает назад сильная рука. – Он предупредил, что здесь может быть дух, – парню приходится почти шептать. – И что его можно задобрить, только поцеловав в губы. Курапика задерживает дыхание и зажмуривается, желая только, чтобы Куроро поскорее выпрямился. – А тебя он поцеловал в лоб? – Куроро, видимо и не думает о том, что парню некомфортно. Курапика кивает. Парень прекрасно понимает, что чмок от того незнакомца и поцелуй с Куроро слабо тянет на беспорядочную половую связь, но мысленно иронично усмехается, думая, что теперь знает всю зловещую подноготную этого пункта в каждой брошюре о здоровом образе жизни. Курапика приоткрывает глаза и замечает у двери двух маленьких человечков. Оба, паря в воздухе, держатся за косяк двери и выжидающе, даже несколько испуганно смотрят на них с Куроро. Парню кажется, что еще пару минут в такой обстановке – и он, как вчера, снова грохнется в обморок, потеряв рубеж сна и реальности. – У тебя есть родители? Братья, сестры? Друзья? Любимый человек? – Куроро равнодушно перечисляет все то, что есть, и что дорого многим людям, но чего абсолютно не осталось у Курапики. Курапика содрогается, когда задевают его больное место, и, уже не стесняясь, тихо, горестно выдыхает на ухо мужчине, который на секунду показался сочувствующим его горю. – Нет… – А место, куда бы ты мог вернуться? Курапика снова усмехается. Ну да, обычно у людей есть хотя бы это. Но… – Нет. Маленькие человечки у двери заметно напрягаются. – Хочешь остаться здесь? – спрашивает Куроро с недоверчивой интонацией, как если бы отговаривал парня от чего-то сомнительного, попахивающего авантюрой. – Да, если можно!.. – Курапика моментально взбадривается, как питомец, которому предложили корм. Когда к нему наклонился Куроро, как огромная черная птица, загородившая свет, все ненужные мысли, в том числе и о том, что за стенами чудесное утро, что ему нужно где-то жить и учиться – улетучились, но сейчас всплыли прямо перед глазами ярче прежнего. Курапика даже не сразу сообразил, что, наверно, слишком громко крикнул, и что Куроро, должно быть, неприятно. Куроро разочарованно цокает языком, мол, жаль, что хочешь, а человечки у двери как-то странно, оживленно ерзают. – Что ж, – произносит Куроро выпрямляясь, и Курапика чувствует, как рука, которая удерживала его от побега, поменяла положение, и как прохладные пальцы хозяйничают в его волосах, легко задевая кожу головы, оставляя холод в местах прикосновений. Это непривычно, но совсем не неприятно. – Тот молодой человек тебе не соврал, – тяжко усмехается Куроро. – Отныне я тебя и пальцем не трону, Курапика. Прохладная ладонь тут же уныло покидает светлые волосы. – Гисин, Кёфу*2, – раздраженно говорит Куроро, и карлики у дверей вздрагивают. – Объясните ему все. Курапика, я могу побыть один? – Куроро поворачивается и пристально, но не прожигающе, как раньше, а с едва заметной просьбой, смотрит на Курапику. Курапика, не совсем понимая, зачем вообще спрашивать у него разрешение, но очарованный этим взглядом, впервые – смотревшим на него без явной злобы, взволнованно отвечает: – Д-да, конечно! – Спасибо, – благодарно обороняет мужчина, резко разворачивается и уходит, задвигая дверь. На бумажные стены падает пугающих размеров тень, слышится нечто похоже на взмах огромных крыльев. Тень пропадает, как и ощущение того, что ты тонешь в бездонном пруду, не покидавшее Курапику с тех пор, как мужчина повторно пригласил блондина за стол. Карлики осторожно вылетают из своего укрытия, смотря в сторону, куда ушел Куроро, словно мужчина что-то забыл и, должно быть, вот-вот вернется. Но проходит несколько секунд, Куроро не возвращается, и карлики в масках Кагура*3, один – в синем кимоно с желтыми листьями, другой – наоборот, в желтом кимоно с синим геометрическим узором, радостно поворачиваются к Курапике, складывая руки в умилительном жесте. – У нас наконец-то есть бог! – Счастье-то какое! – Мы – Гисин! – тот, что в синем кимоно и маской окамэ*3 показывает на себя. – И Кёфу! – другой, в желтом кимоно и маской хётоко*3 тоже указывает на себя. – Приветствуем вас, Бог Леса-доно! – выпаливают оба, взмахивая руками, из которых на Курапику летят цветы. – С сегодняшнего дня служим вам! Приказывайте! – Для начала: вы – ёкаи? – Курапика пропускает слова про бога и про слуг мимо ушей, смахивая лепестки с плеч и с макушки, вспоминает сказки, которые ему рассказывали про духов, и по-детски восхищенными глазами пялится на то, как двое парят в воздухе, и как на их крохотных ножках болтаются сандалии. Духи переглядываются будто то, что они – аякаши*4, что-то само собой разумеющиеся. – Мы ждали, так ждали, когда придет кто-то благословленный Хисокой-доно! – Поэтому всё уже приготовили! – они достают из-за пазухи альбом и подталкивают Курапику в сторону двери. – Мы вам всё-всё расскажем! Пойдемте на улицу, сегодня такой погожий день! – Да-да, нечего в доме сидеть! От их тонких голосков и от жизнерадостных слов на душе становится легко, все кажется простым и понятным. Это полная противоположность тревоге и смятению, чувству наваждения, которые испытываешь рядом с Куроро. Курапика усаживается на террасе, нетерпеливо ерзая, всем своим видом показывая, что уже давно готов слушать. – Итак! – Гисин открывает первую страницу альбома, на которой восковыми мелками довольно коряво нарисована ветка сакуры, гора, судя по всему, Фудзи, синяя толстая полоса внизу, и красный круг в верхнем углу. – Всё в этом мире пронизывает божественная энергия! – комментирует Кёфу, торжественно показывая на иллюстрацию. – От солнца на небесах, до крошечной пыльцы на цветке сакуры! Курапике с трудом удается не засмеяться, слыша такое масштабное и отдаленное вступление. – И существует два мира: мир людей и мир духов, – говорит Гисин, перелистывая страницу, на которой в ряд стоят разные чудики-ёкаи от цукумогами*5 до рокурокуби*6 и люди: кто в разноцветных прямоугольниках вместо тела, наверно, кимоно, а кто в синих прямоугольниках вместо ног, очевидно, джинсах. – Оба мира пронизывает одинаковая энергия, граница между ними тонка и хрупка, и они переплелись как клубок ниток. Для наглядности сравнения, на следующей странице действительно изображено нечто, напоминающее клубок. – Но несмотря на такую тесную связь, люди и аякаши не могут общаться друг с другом, - продолжает Кёфу. – И те, и другие глухи к проблемам иного от них мира. Кёфу подает Гисину знак, и тот снова демонстрирует другой лист, на котором нарисовано, как существа с предыдущих страниц непонимающе чешут свои головы. – Им нужен посредник, – Гисин убирает еще один лист и открывает взору новую картину: те же существа блаженно тянут руки к служителю храма. – Ками? – предполагает Курапика. – Именно! – восклицают карлики, обрадовавшись сообразительному слушателю. – Обычно ками – это человек*7, которого благословляет другой ками, если хочет передать свои обязанности, – Гисин опускает альбом и свободной рукой мудро поднимает палец вверх, приготовившись начать подробное объяснение. – Вам передали обязанности бога леса, в том момент, когда поставили эту печать, – Кёфу прикасается ко лбу Курапики, который начинает светится, как и вчера ночью. – И передаются они поцелуем? – продолжает логическую цепочку Курапика, вспоминая вчерашнюю встречу на остановке, в то время как свет на лбу начинает постепенно затухать. – Все верно! – А в чем состоят обязанности ками? – Курапика подается вперед. Если уж ему их передали, то выполнять нужно как следует. – Выслушивать прихожан и помогать в исполнении их желаний, – оглашает Гисин. – Хисока-доно был Богом, дарующими исцеление от недугов, так что молитвы были соответствующего содержания. – Также вы должны помогать упокоению юрэй*8 и рэйкон*8, решать проблемы мира ёкаев, если они требуют вашего, как ками, вмешательства, – добавляет Кёфу. – Вы – бог леса, а значит, на ваших плечах лежит и ответственность за плодородие, здоровье деревьев и животных на здешней земле. Курапика начинает серьезно волноваться. Это всё, конечно, обязанности бога, меньшего он и не ожидал, но как, скажите на милость, ему – обычному подростку, справиться со всем этим списком?.. – Не переживайте, Бог Леса-доно, – говорят духи, замечая озабоченность на лице юноши. – Ведь на то и существуют хранители! – Хранители? – Курапика с надеждой поднимает глаза на карликов, находя в этом слове свое спасение. – Да! Это ёкаи-чудища, с которыми заключается договор, опять же – поцелуем, чтобы впредь они использовали свою мощную силу только во благо, помогая своим ками в их нелегком труде. – Куроро-доно – лучший хранитель которого только можно пожелать, – хвалёно добавляет Гисин. – Так что вам совершенно не о чем беспокоиться, Бог Леса-доно! Только вот Курапике ни капли не становится легче от новости, что помогать ему будет именно Куроро. Парень вспоминает, как грубо прижался к губам мужчины вчера ночью, и как тот захотел поспешно удалиться, когда Курапика согласился остаться здесь. Куроро, должно быть, пытался выудить из него отказ, чтобы не служить «вот этому». Блондина от осознания данного факта просто мутит. Несмотря на то что вчера ему ничего не оставалось, кроме как проверить, можно ли здесь переночевать, Курапика совсем не хотел добавлять неприятности, хлопоты кому-либо. – Есть еще кое-что, что мы должны вам сказать, – произносит Гисин, перебивая внутренний монолог Курапики. – Первое: ваша самая главная сила – слова! – Это как? – откровенно не понимает Курапика. – Любое ваше слово, если оно произнесено достаточно решительно – приказ для хранителя! Любое?.. - Таким образом вы можете заставить Куроро сделать всё что угодно! Всё-всё, что угодно?.. – Так что с сегодняшнего дня – побольше уверенности! – подбадривающе говорят карлики. Курапика трясет головой. Именно сейчас ему не хочется вникать в смысл этих обетов, не заглядывать в будущее, не представлять, какая должна быть интонация, не представлять, что это должны быть за слова, не думать о том, какую власть и какую ответственность возложили на его плечи. Не думать, не думать, не думать… – И второе, – Гисин снова переворачивает страницу альбома и вытягивает к лицу Курапики рисунок упрощенного лица Куроро и какой-то черноволосой девушки. Над их головами большое красное сердечко, и двое довольно тянут друг к другу губы. – Любовь между человеком и ёкаем… Что? Что – любовь между человеком и ёкаем? Неужели это обязательное условие? Вот тебе и еще одна причина, почему Куроро был так огорчен! Конечно, Хисока-доно, о котором его вчера спрашивал Куроро, наверняка в этом плане в тысячу раз лучше! А Курпика-то, как наивный ребенок, надеялся, что правда сможет, по крайней мере, попытается, поладить с загадочным обитателем храма. Кёфу решительно достает черный мелок и набрав побольше воздуха, выкрикивает: – НЕ-ЛЬ-ЗЯ!!! – Что? – испуганно выдыхает Курапика. – Ни под каким предлогом!!! – отрезает Гисин. – Ни при каких обстоятельствах!!! – НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ, НЕЛЬЗЯ!!! – кричат оба, и Кёфу перечеркивает чёрным весь рисунок, покрывая сладкую парочку траурными безобразными кривыми. Наблюдая, как они исчезают под чёрной вуалью, Курапика искренне сочувствует нарисованной леди, прекрасно понимая причину возникновения таких чувств к Куроро. Ведь мужчина, что не говори – просто великолепен. – Запрещено!!! – карлики яростно, словно самураи, вонзающие катану в противника, рвут лист на мелкие клочки, и Курапике снова становится жалко и обидно за несчастную девушку. – Это настолько важное условие? – оскорбленно спрашивает блондин, шокированный таким резким, негативным отношением к рисунку, наблюдая как карлики измученно восстанавливают дыхание, словно после нелегкого боя, и как бумага похоронно оседает на его колени. – О-очень важное условие! – пугающе трясется и грозит пальцем Гисин. – Уже сколько ками и хранителей погибло, не соблюдая его! – Кёфу сотрясает плечо юноши. – А мы не хотим оставаться без вас, Бог Леса-доно! Курапике очень интересно, как это вообще можно – умереть от любви («Ромео и Джульета»?), но он решает оставить неприятную для карликов тему. – Ах, вот еще что! – ударяет себя по лбу Гисин, но уже без фанатизма, а спокойно, мгновенно забыв про недавний разговор. – Есть ещё одна способность ками, которая показывает, насколько мощные заклинания вам под силу. Талисманы, – и вручает Курапике стопку вытянутых листочков бумаги, бережно перевязанных ниточкой. – Если их прикрепить к чему-либо, то слова обретут силу в материальном мире! – добавляет Кёфу. – Попрактикуйтесь в изменении сущности предметов: превратите воду в саке, листья – в деньги, заставьте дерево цвести раньше положенного срока, ну и так далее… – перечисляет Гисин, пока Курапика пролистывает стопку, прикидывая, на сколько попыток этого хватит. – Если справитесь – то состоялись как Бог! – гордо заявляет Кёфу. – Тогда сможете при помощи талисмана вылечить человека или даже исцелить землю! Вы должны стремиться к тому, чтобы сделать всё без помощи хранителя, используя только свою энергию! – Хранители, конечно, могут это и сами сделать, – пожимает плечами Гисин. – Но они – не более чем наставники и подмога для вашего становления. – А от чего зависит: получится у меня или нет? – Курапике не хотелось бы «делать то, не знаю, что». – От искусной каллиграфии, от ясности и при этом красоты заклинания, и, конечно, от вашей божественной энергии! О да, последний пункт такой понятный. Карлики замолкают и утыкаются взглядом в потолок, какое-то время словно пытаются разобрать, что там написано. – Фух! – выдыхает Гисин и утомлённо оседает на пол, вытирая со лба несуществующий пот. – Вроде ничего не забыли, – Кёфу устало бухается рядом с ним. – Подождите! – Курапика сжимает талисманы и сам не замечает, как его голос повышается. – Как вообще увеличить эту божественную энергию? – Остальное вам пусть Куроро-доно разжевывает, – Кёфу равнодушно делает взмах рукой, достает веер и, закатывая глаза, начинает им блаженно обмахиваться, явно смакуя жизнь. – Но попытка не пытка, Бог Леса-доно! – Гисин отпивает дымящуюся жидкость из появившийся ниоткуда чашки. – Всё-таки попробуйте превратить воду в саке! Просто… – он начинает водить головой, словно пытаясь уловить тонкий аромат, щелкает пальцами, не зная, как бы это объяснить. – Просто… – Просто почувствуете, как в вас течет божественная энергия! – довольно очевидно заканчивает за него Кёфу, театрально разводя веером. – О, точно! – поднимает палец вверх Гисин. – Спасибо. – Пожалуйста. Взмах веера и хлюпанье чая. Курапика распластывается на террасе и, игнорируя совет карликов, начинает смотреть на небо, на котором, как на зло, нет ни единого облачка, за которым можно было бы понаблюдать. Парню сейчас не хочется думать ни о какой божественной энергии - переварить бы сначала все остальное. Курапика закрывает глаза и в сознании возникают желаемые картины того, как он будет жить здесь. Он непременно превратит воду в саке, заставит дерево цвести раньше срока, и, в конце концов, прямо как Мессия, сможет исцелить даже слепого. Он будет ходить в школу, устроится на неполный рабочий день… И у него здесь обязательно будут друзья. Но станут ли они настолько близкими, что Курапика даже сможет рассказать им, что он – ками? В любом случае, безопасней будет, если сначала они будут думать, что Курапика - просто служитель. Деревня же только обрадуется, если храм наконец-то будет работать? – Кстати, – Курапика приподнимается на локтях и поворачивает голову к человечкам. – Тут же, вроде, должно быть все разрушено, разве нет? Карлики перемещают взгляд на блондина, а потом снова зачарованно смотрят вверх, выплывая из одних мечтаний в другие. – А здесь и было все разрушено, – буднично замечает Кёфу. Как?! Значит ему не показалось?! – И… - протягивает Курапика, садится, и расслабленно отклоняется корпусом назад, опираясь на ладони, непринужденным видом пытаясь скрыть свою заинтересованность. В конце-то концов, теперь же он имеет право знать? И добавляет. – Почему же?.. – интерес в голосе незапланировано, но всё же мелькает, и это выдает волнение Курапики с головой. Карлики кидают взгляд на него и, снова погрузившись в свои мысли, несколько отрешенно начинают рассказывать. – Вообще-то, Куроро-доно мог поддерживать храм в нормальном состоянии, принимать прихожан, как и раньше. Но… – Но он не захотел. Повисает тишина. Курапика послушно, терпеливо молчит, ожидая продолжения, и когда парню кажется, что ожидание затягивается, посылает карликам новый многозначительный взгляд в котором читается все такое же чуткое: «Почему же?» – Представьте себя на месте Куроро, – сочувственно объясняет Кёфу. – Ваш ками уходит, запрещая покидать храм. Проходит год, а от него даже весточки нет. Молчание. – Проходит пять лет, а он не возвращается. Молчание. – Проходит десять лет, а ваш ками все еще не вернулся. Молчание. Шумный порыв ветра. – Куроро-доно за это время совсем одичал, – говорит Кёфу, грустно опуская веер. – Если пойдете в деревню, – вздыхая добавляет Гисин, смотря в чашку. – То сами все поймете. Курапика виновато опускает взгляд на половицы, рассматривая полосы в дереве. Чувствует, что без разрешения вторгся в чужой мир, заставил внешне всё здесь вернуться на круги своя, на многие года назад, но внутреннее состояние жильцов, тех, чье место, чей дом – этот храм, измениться, проснуться от многолетнего сна, неохотно принять потерю, и жить дальше, по тем порядкам, которые здесь установит он – новый ками. Курапика понимает, что даже обрадовавшимся карликам нужно время, чтобы всё принять. А Куроро… Курапика сомневается, что ёкай вообще будет замечать его присутствие. – Мне… – говорит Курапика, продолжая смотреть на пол, сжимая пальцы в кулачки. – Мне нужно поговорить с Куроро, – добавляет юноша куда более уверенным голосом и поворачивается к человечкам. – Вы не знаете, куда он ушел? – Ну… – тянет Кёфу, прикрываясь веером. – То есть вы всё-таки знаете, да? – догадывается Курапика и наклоняется, упорно продолжая смотреть на духов. – Если к вечеру он не вернется, то завтра утром уже точно придет, так что просто подождите немного, Бог Леса-доно… – тихо, напугано говорит Гисин, пытаясь успокоить, отговорить парня от этой дурацкой затеи. Курапику вдруг озаряет гениальная мысль: может быть, наоборот, оно и лучше - сегодня, пока Куроро нет, хорошенько осмотреться в храме? – Ладно, - Курапика поднимается и, сомкнув руки в замок, тянется на носочках вверх, и резко опускается. – Пока подожду. Парень резво оказывается за дверью, а карлики, приложив руки к груди, облегчённо выдыхают, миновав беду. Курапика с выражением первооткрывателя осматривает комнату, в которой всего час назад валялся в полудреме. Итак, что тут у нас?.. На стене – довольно большое зеркало, под ним стоит комод. Курапика нетерпеливо заглядывает в выдвижные ящики. В первом – его паспорт и оставшиеся деньги. В третьем – ничего, а вот во втором – уже какая-то находка. Курапика достает две цветных накидки. Одна – синяя, с каймой по краям, слева – алый узор, напоминающий стрелу. Курапика прикладывает ткань к себе и понимает, что эта – ему маленькая. Другая тоже синяя, но выглядит более празднично. Он снова примеряет ткань на себя, но оказывается, что наряд состоит из нескольких вещей, верхняя часть – с симметричным желтым острым рисунком остается у него в руках, а юбка с широким желтым поясом и знаком бесконечности падают на пол. Верхнюю часть будто по нему шили, и Курапика снова заглядывает в шкаф, чтобы найти что-нибудь под низ. Не надевать же такую красоту на голое тело! Там действительно, как раз на такой случай, оказывается еще два комплекта: двое белых легких брюк, с одной лишь разницей – в форме штанин. Простая белая хлопковая фуфайка, и рубаха, но уже понарядней – белая, с треугольным воротником, украшенная симметричным зеленым узором в стиле, что и остальные рисунки, и крупной горошиной посередине. Она раздваивается книзу, и, похоже, ее нужно обвязать вон тем зеленым поясом. Курапика дрожащими руками надевает сначала бело-зеленый свободный костюм, больше напоминающий нарядную пижаму, а потом на него – сине-желтую накидку со всей прилегающей атрибутикой. Покопавшись еще, он находит две пары одинаковых по форме, но разных по размеру мягких синих балеток. Натянув подходящую пару, парень наконец поднимает глаза на зеркало и не может сдержать улыбку. Несмотря на то, что смотрится немного по-женски – ему очень идет. Курапика аккуратно укладывает в шкаф неподошедшую одежду, с усмешкой прячет джинсы и водолазку, купленные А. Он тихо шагает на середину комнаты и, гордо выпрямившись, одну руку отводит за спину, а другую протягивает несуществующей партнерше. – Не хотите ли потанцевать со мной, юная мисс? – напыщенно обращается парень к пустоте. Курапика отходит в сторону, куда протягивал руку и, разводя складки ткани, делает реверанс, застенчиво смотря перед собой. – Конечно, сир Курапика, для меня это будет большой честью! – отвечает парень самому себе, делая голос несколько писклявее. Курапика с улыбкой возвращается на место кавалера и, обхватив за талию воздух перед собой, начинает кружится, под звучащую в голове мелодию вальса. Та-а-а… Та-а-а … Та-а-а … Та-та-да-та-та! И снова! Та-а-а… Та-а-а … Та-а-а … Та-та-да-та-та! М-м-м… М-м-м… М-м-м… М-м-н-н-н! Курапика бухается на неубранный футон на полу, закрывая смеющийся рот ладошкой. – Эй! – парень поднимается и выдвигает дверь, заставляя карликов подпрыгнуть от неожиданности. – А что это за наряд? – О, на вас очень хорошо сидит, Курапика-доно! – духи одобряюще облетают парня. – Только вот… – Это костюм служителя храма… – Можно мне в нем ходить? – спрашивает Курапика. – Ну да, если хотите… – Он такой удобный, – объясняет свой выбор Курапика, наклоняя голову, рассматривая геометрические узоры. – Даже в деревню так ходить можно? – Курапика щенячьими глазами смотрит на духов. Этот костюм обрадовал его даже больше, чем покупка наручных часов! В нем чувствуешь себя настоящим лесным духом! – Только если Куроро-доно разрешит, – серьезно, но не строго отвечают стражники. – Ура! – Курапика довольно улыбается, закрывает глаза и тянет руки вверх. Есть ещё три комнаты: одна в качестве столовой, где небольшой шкаф заполнен старой, но вполне пригодной посудой (кроме этого шкафа и столика Курапика даже плиты не нашел), другая, судя по всему, заменяет гостиную: в углу стоит длинный цветок, а подушки на полу чрез чур украшены. В последней комнате комод, такой же, что и у Курапики, и парень очень радуется за свою совесть, когда в нем не оказывается ничего конспиративного: только черный мужской костюм, великоватый блондину. Ванная комната тесная, печка в ней – старая, та, которая нагревает воду дровами, туалет – деревянная каморка на улице. Под перекладинами, которые поддерживают террасу, валяется инвентарь: тазы, тряпки, садовые ножницы и куча другого полезного в хозяйстве барахла. Конечно, имеется и несколько храмовых построек: небольшая чозуя*9, перед воротами тори параллельно стоят А и Ун*10. Собственно, всё простенько и скромненько: никаких тайн, дневников, запертых шкатулок, подписанных фотографий или старинных редких предметов. Курапика аж вздыхает от разочарования. Он обрыскал весь храм за час, а вечером, нет, да даже обедом – ещё и не пахнет! Курапика решает убить время полезным способом – потренироваться в написании иероглифов, раз уж от этого умения скоро многое будет зависеть. Ему удается в хламе под террасой отыскать чернильницу, вставшую колом кисть и твердую, как камень, банку с засохшими чернилами, которую если потрясти и помять - начинают сыпаться остатки сажи. Курапика пытается исправить ситуацию, добавив в банку воды, но от этого ничего не меняется – теперь если потрясти и вылить, получается вода с крупинками черного пигмента. Карлики преспокойно играют в го*11 на террасе, и Курапика к ним обязательно бы присоединился, если бы не был в ней таким профаном. Парню хочется прогуляться в деревню, но духи строго настрого запрещают куда-либо уходить, пока не вернется Куроро, и они не придумают Курапике легенду. Это, в принципе, справедливо, но все равно… Полный отстой! Когда маленькая стрелка наручных часов доползает до единицы, Курапика, растягивая «удовольствие» насколько это возможно, перекусывает холодными остатками еды. Куроро-доно ведь готовит при помощи своей «божественной энергии»! Ползет один час, тянется другой, третий. Курапике надоедает бесконечно смотреть на ручей неподалеку, ему кажется, что он уже каждого сверчка в лесу успел узнать по имени. Парень кое-как мается, терпит до пяти часов, но дальше так продолжаться не может. Он встает на террасу и, втянув побольше воздуха, готовится протяжно выть. – Стойте, Бог Леса-доно! – оба карлика подлетают к нему, затыкая рот. – Вы правда думаете, что сможете позвать так Куроро-доно?! – недоумевает Гисин. – Нам не хотелось вас отправлять на улицу Красных Фонарей, но, чувствую, вы повеситесь от скуки, если мы этого не сделаем… Курапика измученно закатывает глаза. И как он раньше не додумался? Веревка-то в хламье есть. – Улица… чего? – переспрашивает блондин. – Кра-асных Фонаре-ей, – Гисин делает волну руками, стараясь голосом усилить пугающий эффект. – Даже в мире ёкаев – не самое приличное место, – неодобрительно качает головой Кёфу. – В каком смысле неприличное? – Курапика не понимает, чем может быть страшна обыкновенная улица, пусть даже иного мира. – Да во всех смыслах! – И Куроро туда пошел? – восклицает Курапика. Все мы не без греха, но что же дух может так долго там делать? – Он взрослый, – пожимает плечами Кёфу. – Ему можно. – А вот вам, Бог Леса-доно, – Гисин указывает на Курапику и тонкие брови на маске неодобрительно смыкаются на переносице. – Там вообще делать нечего! – Всё еще хотите пойти? – хмурится Кёфу. Курапика решительно кивает. Духи грустно переглядываются. – Что ж, – Гисин достает бумажный фонарь и зажигает его, несмотря на то, что на дворе всё ещё день, а Кёфу подталкивает парня в сторону леса. – Надеемся, вы извлечете из нашей прогулки определенные выводы, - поучительно замечает Гисин, и Курапика, пройдя немного между деревьев, становится поглощен густой темнотой, да такой, что даже красный свет фонаря не способен озарить мрак вокруг. Сначала просто кажется, но потом приходит осознание – это уже не их лес.