Пожар в моем лесу

Детский дом – то еще местечко, но и оставаться с этой дамой тоже не хочется. Курапика за год в детдоме уже научился отличать хороших опекунов от плохих. Тех, кто приходил из-за искреннего сочувствия к сиротам сразу было видно. Обычно это были немолодые женщины, как правило округлые и невысокие, с простой прической, и немного грязной головой. У них не было любимчиков, они приходили сразу ко всем детям, и когда читали сказку для маленьких, их добрый голос, с разными интонациями произносящих реплики героев, притягивал сесть рядом даже подростков, которые давно выросли из всех этих глупых книжек, не имеющих ничего общего с миром, находящимся за пределами приюта. Уходя, они окидывали грустным взглядом всех детей, и от счастливого конца книжки, от атмосферы всеобщего волнения за судьбу героев, и от неожиданного возвращения в реальность, всех переполняли такие настоящие, непритворные чувства, что женщина бросалась обратно к детям, дети - к женщине, и они все вместе скатывались в большой клубок объятий, кто-то даже ронял слезу. Через несколько секунд клубок развязывался, и дети махали вслед гостье с улыбками. Такие, как правило, никого не забирали, но сами их приходы оставляли счастливое послевкусие. Были и другие, которые, стоило только дорогому каблуку, неважно мужскому или женскому, перешагнуть порог в гостиную, сразу начинали бегать по детям глазами, словно хищник, которому дали выбрать жертву. Дети ежились и каждый в этот момент испытывал разное: кто-то мечтал стать меньше, чтобы тебя не заметили и не забрали, а кто-то наоборот – больше, чтобы именно тебя выпустили из этой клетки и посадили в другую - подороже и посвободнее. Как только они делали свой выбор, то выделяли фаворита из остальных: гладили его по голове, спине, очерчивали контуры лица, задумчиво смотрели в глаза, будто гипнотизируя, а самые наглые даже целовали лоб или щеку. К остальным детям относились пренебрежительно, будто те были грязью, где все это время вынужден был лежать их бриллиант, который они наконец-то забирают в свою коллекцию. Госпожа А. относилась ко второму типу. Когда ее коварные глазки остановились на хорошеньком блондине, Курапика почти материально ощутил, как его облизнули. – Ах, – выражение А. мгновенно сменилось на жалобное, она приложила ладонь с объемным маникюром на свою маленькую обвисшую грудь, наклонив голову вбок от умиления. – Такой хороший мальчик. Что этот ангел делает в приюте? – она повернулась к воспитательнице, вопросительно смотря на нее. – Это Курапика, ему семнадцать, – тут же отреагировала воспитательница, переводя взгляд на блондина. - Его родителей убили. А. так испуганно и натурально вскрикнула, посмотрев на собеседницу, что даже воспитательница, привыкшая рассказывать эту биографию, тоже приоткрыла рот и вскрикнула вместе с А. – Ах, малыш, это правда? – А. положила свою руку на плечо Курапики, и не дожидаясь ответа, немного сжала его и пропищала, готовая вот-вот расплакаться: «Мои соболезнования». Таких актрис еще поискать надо. Но да, слова воспитательницы были правдой. А. вышла вместе с ней, чтобы «не травмировать психику ребенка напоминанием об этом», в кабинет, где рассказывала будущему опекуну (Курапика был уверен, что А. его заберет) все подробности. Семья у Курапики была достаточно состоятельной, зарабатывала средства исключительно своим честным трудом малого бизнеса - оба родителя были врачами, а отец - одним из немногих, умевших делать операции на глаза. Хорошие, качественные операции, за адекватную цену. Мама была педиатром, и в частном секторе где они жили, если у кого случались проблемы со здоровьем, шли прямиком к Курута. Те осматривали, советовали и даже выписывали лекарства, ставя, как положено, печати на рецептах, и в качестве благодарности в нерабочее время принимали только мелочевку, вроде пирога или банки домашнего джема. Курапика был старшим ребенком в семье, у него было две сестры, с которыми он оставался, если родители задерживались, помогал с уроками. Он мечтал стать врачом, как и его родители, и помогать всем слабым. Ему нравились книжки по медицине, ботанике, фармацевтике из домашней библиотеки, и когда кто-то из сестренкиных кукол «заболевал», Курапику сразу звали на помощь. Но и в школе он очаровывал девчонок своими обширными знаниями в этой теме. Те даже пару раз притворялись, что упали в обморок, чтобы Курапика понес их в медпункт, и когда парень брал их на руки, те неожиданно оживали и норовили чмокнуть его в губы. И все бы так и продолжалось, если бы однажды в дом Курута не проник грабитель. Если бы родители не вернулись домой раньше, по дороге забрав из школы дочек, и не подвернулись под горячую руку этому ненормальному. Курапика даже улыбнулся, представив, как сильно открывает рот от удивления эта А., и как за ней тоже самое делает воспитательница. Курапике в тот день пришлось задержаться из-за подготовки к школьному мероприятию. Опомнившись от шока, он сделал всё, как его учили родители: сначала проверил пульс и убедился, что семья мертва, потом позвонил в полицию. Те тридцать минут что он ждал спец. службы, показались ему самыми долгими за всю его жизнь. Он просто сидел и смотрел на лежащих на полу близких людей. Моргая, слезы размывали изображение, но потом все: и кровь, и искаженные ужасом лица, становилось кристально четким. У соседей Курута перед домом было видеонаблюдение, благодаря чему преступника все же нашли, и за убийство четырех человек дали пожизненное. Курапику сначала забрали бабушка с дедушкой, но через полгода те скончались от старости. Остальным родственникам было не до Курапики, и парень оказался в детском доме. Дверь в гостиную распахнулась, и Госпожа А. со слезами стремительно зашагала каблуками к Курапике и порывисто обняла блондина, окутав его ароматом ванильных духов. А. оказалась довольно шустрой и уже через пару недель все необходимые документы были подписаны, руки пожаты, и вот Курапика в новенькой кремовой водолазке, подаренной А., машет на прощание ребятам. – У меня есть коттедж в Н., может заедем сначала туда? – спрашивает А., надевая солнечные очки и поворачиваясь к блондину. – Хорошо, А.-сама, – отвечает Курапика с почти натуральной улыбкой. – Ну что ты, малыш, зови меня просто А., – отвечает женщина, наклоняясь к парню, и легко треплет его щеку. – Да, А.-са... То есть А. А. победно улыбается и щелкает каблуками в сторону станции. По дороге они забегают в торговый центр, и А. настаивает на еще одной покупке для Курапики. – Может телефон? – Нет, - возражает Курапика. – Мне бы хотелось наручные часы. А. расцветает, слыша его желание. Курапика бегает глазами по прилавку, игнорируя лекцию продавца о модных в этом сезоне моделях, и решительно показывает на серьезные, с коричневым ремешком, четкими цифрами, и самым главным - окошком с сегодняшним числом и днем недели. Несмотря на то что на тоненьком запястье Курапики громоздкие часы смотрятся неуместно, видя блеск в глазах и легкую, но довольную улыбку, А. соглашается на приобретение. – Сейчас же август? – тихо спрашивает Курапика у продавца, занятого оформлением чека. – Август, мой сладкий, – отвечает А. и запускает пальчики в волосы на затылке Курапики, и с нескрываемым удовольствием наблюдает, как они высыпаются из ее рук. – А., я могу вас кое о чем попросить? – выходя из магазина, Курапика поднимает глаза на опекуншу. – Да, конечно, все что угодно, мой сахарный! – Я... – Курапика закрывает глаза за челкой и набирает воздуха, произнося в голове: «Спокойно, Курапика, поиграй ради твоего же блага», и, откидывая челку, грустно смотрит впереди себя. - В детдоме наши документы хранились у директора и... – Курапика косит глаза на женщину. - Возможно это глупая просьба, но все же... – он отводит одну прядь за ухо, открывая лицо, давая А. рассмотреть все его смущение. – Но можно я буду нести их своем кармане, словно они мои? - Курапика умоляющее поднимает ресницы на А. – И можно я сам заплачу за такси? Мои родители давали мне карманные де... Курапика не успевает договорить, как А., закусывая губу и кивая, уже вручает в его руки и паспорт, и несколько купюр, явно превышающих стоимость такси. – Курапика, дорогой, подожди меня тут, – просит А., когда они выходят на улицу и стоят недалеко от стоянки такси и автобусной остановки. – Я отойду на пару минут в уборную - лимонад в том кафе был такой вкусный, я не смогла остановиться... – Да, мне он тоже понравился, – едва сдерживая улыбку отвечает Курапика. – Ой, врунишка! – А. шуточно грозит ему пальчиком, отходя назад. – Сам-то почти ничего не выпил. Как только А. скрывается в толпе, Курапика, как ошпаренный, бежит к уходящему автобусу, который тормозит, чтобы подобрать еще одного пассажира. Курапика забирает сдачу и немного покачиваясь, садится на свободное место у окна в середине салона. Сердце бешено стучит, на лице застыла глуповатая улыбка. Автобус, рыча мотором, отъезжает от остановки, оставляя эту маньячку А. позади. За окном всё больше начинают размазываться городские пейзажи и появляться сельские. Курапика сжимает в руках свой паспорт и купюры, стучит по стеклу, трогает обивку кресла, радостно оглядывает салон, чтобы убедиться – не галлюцинации ли это? Курапике интересно, что сделает Госпожа А., обнаружив пропажу: вскрикнет, смешно вытягивая рот или сожмет наманикюренные кулачки и зарычит от злости из-за упущенной добычи? Блондин откидывается на спинку кресла и, блаженно закрывая глаза, заливается искренним смехом, от осознания того, что обдурил взрослую тетку. Курапика целый день катается на автобусах, довольно утыкается носом в стекло, рассматривая домики, выходит на тех остановках, которые ему нравятся. Потом идет куда захочется, улыбчиво глядя в лица прохожих, как маленький восхищаясь каждому красивому зданию или необычному дереву. Люди кажутся улыбчивее, зелень – ярче, автобусы – комфортнее. Всего за год в детдоме Курапику поглотила такая апатия, триста шестьдесят пять дней слились в такое однообразное месиво, что воздух свободы и краски улиц пьянят до головокружения. Курапика испытывает душевный подъем, свое будущее он видит только в светлых тонах. С паспортом он даже сможет устроиться на работу, пусть даже в нем стоит фамилия той А.! Курапика выходит в какой-то глуши и, видя возле остановки знак, что до некой деревни Т. с населением чуть больше тысячи осталось десять километров, решает пройтись пешком. За час прогулки по дороге не проехала ни одна машина. Впрочем, Курапика не сильно беспокоится по этому поводу. Легкий ветерок треплет волосы, садящееся солнце окрашивает небосвод в страстные тона - наблюдая за этой картиной, кроме природы, Курапике ни до чего нет дела. Неожиданно он буквально натыкается на остановку и, увидев скамейку, организм дает знать о своей усталости. Курапика присаживается и тяжело дыша (все-таки весь день на ногах), начинает разглядывать единственного ожидающего. Это высокий стройный молодой человек налегке, без сумок. Курапике сначала кажется, что у него светлые волосы, которые закат окрасил в насыщенный розовый, но даже когда солнце садится, его короткая и аккуратно уложенная стрижка не теряет этот странный оттенок. Курапика не понимает, какого фасона на нем одежда, но это нечто облегающее и яркое. Такому место в баре, за бокалом алкогольного коктейля, но явно не в этом захолустье. Мужчина замечает его взгляд и поворачивается к Курапике, дьявольски ухмыляясь и приподнимая тонкие брови вверх. - Я в вашем вкусе, молодой человек? - медленно, тягуче спрашивает он, щуря желтые кошачьи глазки (это линзы?) и проводя острым языком по верхней губе. Курапика отворачивается, игнорируя его вопрос, но задает свой: – Отсюда далеко до Н.? – До Н.? – мужчина задумывается, направляя свой взгляд куда-то вверх, ни на секунду не прекращая улыбаться. – Далековато, целый день на автобусах с пересадками, – потом снова заинтересованно смотрит на Курапику. – А вам нужно в Н.? – Нет-нет, – поспешно машет руками юноша. – Я просто так спросил. – Вы не похожи на местного, – рассуждает мужчина, неторопливо делая шаги к Курапике, и наклоняется к сидящему. – Где намерены переночевать? Курапика смотрит на деньги в руке и отвечает честно: – В гостинице. Мужчина издает несколько звонких смешков и говорит издевательски: «Вы правда считаете, что в деревне она есть?» Курапика думает, что в крайнем случае поспит где-нибудь на скамейке, но вместо ответа поднимается и начинает шагать в сторону населенного пункта. – Постойте, – довольно громко говорит ему вслед мужчина. – Я знаю одно местечко, за пребывание в котором вам не придется заплатить ни йены. Курапика, не смотря на свои подозрения о подвохе, все же поворачивается, чтобы выслушать. – На этой горе, – мужчина шире улыбается, довольный такой реакцией, и указывает на один из холмов неподалеку. – Есть заброшенный, но хорошо сохранившийся храм, – розоволосый за пару шагов оказывается рядом с Курапикой и, чмокнув того в лоб, так же молниеносно отходит на безопасное расстояние, что Курапика даже не успевает оттолкнуть мужчину, да и, видимо, уже не нужно. – Хочу вас предостеречь, – загадочно улыбается мужчина. – Говорят, там живет очень злой дух, которого можно задобрить, только поцеловав в губы. Помните, – мужчина легко очерчивает контур собственных губ. – Одно мимолетное соприкосновение – и он вам ничего не сделает. Несколько минут Курапика стоит в оцепенении и смотрит в след этому чудаку, потирая чмокнутый лоб. Мужчина довольно быстро исчезает на горизонте, и Курапика разворачивается, чтобы внимательно рассмотреть указанный холм. Даже если история про духа – шутка, то Курапике всё равно совершенно нечего терять. Он продолжает иди по дороге, не прекращая рассматривать гору - холм как холм, в округе много таких. Приблизившись к подножию, Курапика замечает вытоптанную, но, видимо, редко используемую тропинку. Пройдя по ней несколько метров, парень сразу становится поглощен со всех сторон густой темнотой. Лучей от недавно появившихся на небе луны и первых звезд не хватает, чтобы пробиться сквозь кроны деревьев, и только где-то впереди, словно ориентиры, разбросаны крохотные пятнышки света. Курапика передвигается почти на ощупь. Даже слыша только собственное дыхание, шелест травы под ногами и стрекотание ночных насекомых, Курапике кажется, что он вот-вот оглохнет. В темноте нельзя посмотреть на часы, но Курапике чудится, что этой тропинке всё нет конца, словно его кто-то водит за нос. Блондину неожиданно приходит совершенно дурацкая, по его мнению, мысль о духе. Остановившись, Курапика устало опирается ладонями на передние части бедер и, сделав несколько глубоких вдохов, кричит в темноту: – Да приведи уже куда-нибудь! Дождавшись, пока эхо затухнет и отдышавшись, Курапика, еле-еле передвигая ноги, проходит еще немного до ближайшего дерева и видит впереди, на сколько позволят освещение, ступеньки, покрытые мхом, а за ними – покосившиеся и оставшиеся без краски ворота тори*. – Ура! – у Курапики открывается второе дыхание, он бежит по ступенькам и, пересекая ворота, резко останавливается, скованный страхом. Он замечает нечто возле храма. Похоже на человека, но одеяние какое-то объемное и острое, напоминает перья. Слышится шуршаший звук и оно лениво поднимается. – Хисока, – голос у существа спокойный, тембр бархатистый и мягкий, но Курапика чувствует, что одно неверное движение – и его убъют. – Не потрудишься объяснить, где был все это время? Курапика открывает рот чтобы дрожа ответить: «Мое имя не Хисока», но из-за спины существа выглядывают два небольших человечка и подлетают к нему. Курапика от неожиданности вскрикивает и испуганно делает несколько шагов назад. Он замечает на них кимоно, сандалии и странные маски. – Куроро-доно, это не Хисока-доно, – отвечает детским голоском один из них, поворачиваясь к существу. – Не Хисока? – слышится от существа. – Да, но у него метка бога леса, – другой радостно прикладывает свою крохотную ладошку ко лбу Курапики, и лоб начинает приглушенно светиться. На этот раз это точно галлюцинации. От света, непонятно как оказавшегося у него на лбу, Курапика видит немного больше - то существо действительно оказалось похожим на человека. Из темноты блестят огоньки глаз, серьги и заклепки на костюме. Человек в черном закидывает голову назад и издает несколько тихих, но очень красивых смешков. Потом устало выдыхает и неторопливо подходит к Курапике. – Понятно, – говорит он самому себе. – Надо же было меня так обмануть. Чем ближе он приближается, тем сложнее Курапике стоять на ногах. От него исходит очень напряженная хищническая аура, но сам он до невозможности спокоен, почти равнодушен. Ему на встречу летит один из маленьких человечков. – Разве не здорово, что у нас теперь есть бог, Куроро-доно? – Нет, ни капли не здорово, – агрессивно замечает дух, видимо, Куроро, продолжая иди к Курапике и прожигать его взглядом. – Не для того я столько ждал, чтобы потом служить вот этому, - он подходит вплотную к блондину и смотрит свысока. Курапика весь трясется – на лице этого Куроро практически нет эмоций. Даже не так, – он умудряется передавать всю свою ненависть, все свое превосходство, почти не используя мимические мышцы. Курапика просто ощущает, как от него все это исходит, как он гипнотизирует, как передает все через глаза. Если бы он вовсю жестикулировал, если бы рвал и метал, если бы старался запугать, накричать - Курапика бы так сильно не испугался, найдя это показным. Но этот человек так не делал. Ему нет смысла это показывать – его сила и так ясна. – Может, – Куроро обходит блондина. – Мне съесть его? – Как вы можете Куроро-доно! – взмаливаются маленькие человечки. – Вам не разрешено съедать своего ками! – Пока мы не заключили договор, – так же равнодушно отвечает Куроро. – Для меня он – обычный человек с очень вкусной печатью. Ну, – Куроро наклоняется к самому уху парня и шепчет. – Как хочешь умереть? От этих звуков начинает туманится голова. Хочется бежать, но тело не двигается. Хочется закричать, но горло пересохло. Неожиданно в голове Курапики всплывают слова того прохожего: «Одно мимолетное соприкосновение губами – и он вам ничего не сделает». Курапика зажмуривается и думает: «Была, не была!», собирает последние силы и, резко повернувшись, хватает Куроро за воротник и прижимается губами к его губам. Все ослепляет резкая вспышка света, последнее что успевает уловить Курапика – то, как Куроро удивленно произносит: «Откуда?..», как на запястья духа надеваются святящиеся кандалы, и как цепь от них сильно обвивается вокруг руки Курапики. Курапика обессиленно падает и проваливается в сон, в котором он идет по лесу, где каждое дерево превращается в прекрасную девушку, которую он целует.