ID работы: 5544316

Will you save me?

Слэш
NC-17
Заморожен
146
автор
Размер:
298 страниц, 38 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
146 Нравится 296 Отзывы 47 В сборник Скачать

1.13

Настройки текста
Время будто бы останавливается. В голове Чангюна нет ничего кроме этого имени, произнесённого девушкой с экрана. Кихён должен был быть в этом самолёте, он должен был погибнуть или очень сильно пострадать. Осознание этого факта останавливает кровь внутри Гюна и будто бы ломает его ноги. Появляется чувство, что все двадцать два года жизни прошли зря, и вся дальнейшая жизнь будет пустой и бесполезной, если же он не умрёт в ближайшее время из-за приступа. Сейчас Иму действительно трудно стоять на своих двух, потому что внутри разливается какое-то очень неприятное ощущение тревоги, хотя, скорее, даже страха. Он делает пару шагов в сторону железных стульев, что стоят у стен коридора больницы, и оседает на один из них, нервно цепляясь трясущимися пальцами за его края. Мир вокруг парня начинает становится донельзя холодным. Дыхание становится тяжелее, сердце уже не отбивает бешеный ритм как в первые секунды после того, как Чангюн услышал новость, удары становятся всё медленнее и тише. – Чангюн? – Им не сразу понимает, что говорят с ним, потому что в голове мысли только о Кихёне и об этом самолёте. Он медленно поднимает глаза на человека в белом халате и с бейджиком. Перед парнем его лечащий врач. – Чангюн, что с тобой? Опять приступ? – он отрицательно мотает головой. Мужчина пытается поднять на ноги парня, чтобы провести его до палаты, но Чангюн не может сделать и шага. Он сейчас, словно тряпичная кукла. Им размыкает губы в попытке сказать что-то, но теряется, забывая все слова. Он пытается сделать шаг вперёд, но спотыкается на ровном месте. Рыжий цепляется за руки мужчины, боясь бессознательно упасть на пол. Врач прикасается ладонью к горячему лбу Чангюна, а потом кладёт два пальца на запястье парня. – У тебя же почти нет пульса. Медсестра, укол с морфином и снотворное! И каталку сюда, – кричит мужчина, придерживая парня, чтобы тот не упал и не получил переломы или ушибы. Сейчас Чангюн прекрасно слышит врача, видит медсестёр и их быстрые манипуляции, но не может воспринимать это, будто всё происходит не с ним. Он медленно проваливается в свой мир, который просто поможет закрыться от всего, что окружает. Где-то от сердца или от лёгких исходит пульсирующая, но терпимая боль. Она становится сильнее. Это похоже на огонь, который медленно разгорается, а потом будет бешено полыхать, превращая своими горячими языками пламени всё вокруг в пепел. Так же и эта болезнь: однажды она поглотит Чангюна и убьёт его. Но собственное здоровье сейчас рыжего волнует меньше всего, ведь зачем оно ему, если Кихён может оказаться в деревянном ящике в земле, на глубине четырёх метров? Пугает только это. Да, в принципе, у любого всё становится таким ненужным и бессмысленным, когда он слышит, что с дорогим ему человеком что-то случилось или может случится. Он действительно теряет какой-то смысл жизни или хотя бы часть этого смысла. Он же может даже и не увидеть больше его или её. Всё, что останется потом — воспоминания, фотография и надгробная надпись на мраморной плите. И ведь совсем не важно то, в каких вы с ним отношениях на данный момент. Главное — не сказать и не сделать того, что может привести к таким ужасным последствиям. Чангюн и Кихён натворили многое, теперь для них обоих это оборачивается так. Приходится платить сейчас за свои ошибки. Это что-то вроде кармы или эффекта бумеранга. Чангюн никогда не чувствовал себя таким слабым и разбитым. Но сейчас его тело обессиленное и истощённое. Парень, честно говоря, уже не понимает, сколько ещё можно терпеть. Любой нормальный человек уже бы сделал эту операцию, наплевав на чувства. Но разве любовь может кого-то оставить нормальным? Чангюн видит, что его, как безвольную куклу, аккуратно кладут на железную каталку с тонким матрасом. Врачу девушка в белом халате приносит два шприца на не большом металлическом подносе. Ему вкалывают сначала один шприц в вену у локтевого сгиба левой руки, а затем второй в вену другой руки. Чангюн понимает, что последние четыре дня он живёт только благодаря этим препаратам, которые даже не успевают до конца раствориться в его крови. Такой химический коктейль — заменитель нормального сна здорового человека и еды для него. Парня довозят до палаты и оставляют рядом с кроватью, не трогая его никак. Чангюн сам просит, чтобы его оставили одного. Доктор всё же остаётся, потому что профессия не позволяет уйти. — Чангюн, твоей болезни меньше месяца, — начинает он, а Им уже мысленно стонет, потому что ему не хочется говорить об этом даже с врачом, который сейчас Гюну будет ближе матери, — но она прогрессирует слишком быстро. Ты же и сам понимаешь это, ведь так? — Чангюн кивает с болью и отчаянием в глазах. — Такие приступы обычно наступают на шестом или восьмом месяце этой болезни. — Если вы говорите про операцию, то я не подпишу. Смысл мне оставаться живым физически, если... — Чангюн, такие слова, отговорки и отрицательные ответы я слышу каждый раз от пациентов с такой болезнью, — продолжает мужчина, видя то, в каком состоянии находится Чангюн, — и те, кто решаются на эту операцию, потом ещё год благодарят. Они находят новых людей... — Уберите их из моих лёгких, когда будет самый край, — повернув голову в сторону врача, говорит Чангюн. По глазам Има видно, что он серьёзен сейчас. Видимо, он действительно понимает, что в таких отношениях рано или поздно будет этот край. Конец. И тогда единственным правильным выходом будет операция, отказ от чувств. Врач на слова парня понимающе кивает и оставляет его одного в палате. Проходит около двух минут, а Чангюн всё также лежит в одном положении и смотрит в белый потолок палаты. Он слышит, как за окном завывает сильный ветер. Сухие, жухлые листья врезаются в окно. Тускло, скучно и печально. Как раз, чтобы назвать этот день последним днём жизни. Повернувшись на бок, рыжий чувствует, как по его телу разливается какое-то приятное тепло, от которого становится спокойно и совсем не больно. За последнее время в жизни Има мало приятного, если исключить Ю Кихёна, поэтому сейчас ему хорошо, как с его хёном. Чангюн понимает: то, что он хочет сделать просто бессмысленное безумие, глупость, которая у нормальных людей вызовет смех. Но он берёт телефон, который почти выпадает из рук, потому что у парня нет сил даже держать что-то, и набирает номер Кихёна. Сначала из динамика телефона доносится несильное шипение, а потом длинные гудки, которые прерываются после третьего. — Чангюн, я... — слышится тихий и виноватый голос старшего, а Чангюн готов умереть уже сейчас, услышав этот родной желанный голос. Все страхи испарились разом. — Ты не в том самолёте? — спрашивает рыжий — Что? Я... Я не успел на него. Чангюн, прости! Я куплю другой билет! Клянусь... Глаза парня наполняются слезами, но губы изгибаются в почти незаметной улыбке. Кихёна не было в том самолёте. Чангюну достаточно понимания этого, ему хватило услышать его голос...

***

Женщина в одиночестве сидит в светлом кабинете напротив места врача, нервно постукивая ногой по тёмному полу, и ждёт той минуты, когда, наконец, приведут её единственного и любимого сына. Она очень волнуется, как волновалась два дня, пять дней и неделю назад, потому что её сын — Им Чангюн умирал, находясь в больнице, и спасали его только лекарства в шприцах. Мама не хочет потерять и его, ведь мужа она уже похоронила. Женщина не знает, что ей скажут, что делать для лучшего состояния здоровья её сына. Только волнение бушует в ней, задевая сердце. Наконец, светлая дверь кабинета открывается с тихим скрипом. Женщина оборачивается и видит сначала мужчину лет сорока, в белом докторском халате, а за ним своего сына, который за последнюю неделю, проведённую в больнице, очень изменился. Парень ещё больше похудел и стал сутулиться. Под глазами круги, говорящие о его сильной усталости, болезненная бледность и потрескавшиеся губы. Он выглядывает из-за плеча мужчины и виновато смотрит на мать глазами, полными усталости, боли и отчаяния. Чангюну действительно стыдно перед матерью за то, что он делает со своим здоровьем и за то, что парень заставляет её так сильно волноваться. Ему очень стыдно и плохо от того, что Им ещё ни разу не смог оправдать её ожиданий; не то, что его отец... — Здравствуйте, миссис Им. — Здравствуйте. Теперь я могу забрать сына? — Да, тем более, что держать его в больнице смысла нет, — говорит мужчина. И ведь смысла никакого действительно нет. Помочь людям с такой болезнью можно только операцией или взаимными чувствами от человека, который и стал когда-то причиной болезни. Да, и Чангюн отказывается совсем есть, пить и принимать таблетки в этой больнице. Ему чуть ли не насильно впихивали снотворное, чтобы парень хотя бы спал. — Но Вам придётся приобрести обезболивающее и давать его сыну по мере нужды в этом. И следите, чтобы он их принимал, потому что сын у Вас вредный и... — Упертый, да, — кивает женщина на слова врача, понимая его полностью, а Чангюн закатывает глаза, мысленно возмущаясь, — может быть, ещё что-то? — задаёт она вопрос. — Да. Чангюн, ты — студент, как я понимаю. Я посоветую тебе сменить свою привычную обстановку на более спокойную. Недели две побыть дома, а лучше за городом, если есть такая возможность. А твоя мама должна проследить, чтобы ты хорошо ел и спал. — Спасибо, мы пойдём. До свидания, — женщина встаёт и кланяется мужчине. Чангюн послушно следует её примеру: встаёт и низко кланяется. Он обязан этому врачу многим, потому что он ни с кем в больнице так не нянчится, как нянчился с Чангюном. Парень даже задаётся вопросом: неужели он действительно такой раздражающий и вредный? И как его вообще Кихён терпел в школе и терпит сейчас. В коридоре пусто и немного темно. Это стало таким привычным для Чангюна. Тут холодно и одиноко. Чем-то эти, казалось бы, нескончаемые коридоры похожи на квартиру Ки. В этих коридорах, у окон, парень проводил больше всего времени до выписки. Особенно долго он сидел у закрытых окон, смотря на людей, когда желание увидеть Кихёна становилось слишком сильным. А такое происходило очень часто. Рыжий действительно скучал. Но старший ни разу за эту неделю не пришёл и даже не позвонил, хотя Минхёк с Хёнвоном говорили, что он вернулся в город на следующие сутки. От этого Чангюну было обидно. И пусть почти все скажут, что это просто детское поведение, но это именно так. Чангюн вздыхает и надевает куртку. Он не считает нужным соблюдать рекомендации врача, о которых мужчина говорил минуту назад. Им думает прямо сейчас отправиться в общежитие, но мама его настроена кардинально по-другому. — Я так и знала, что тебя нельзя оставлять одного! — обеспокоенно ворчит женщина, придерживая ладонями худое лицо сына и всматриваясь в ярко выраженные признаки усталости. Она, как любая хорошая мать, сильно переживает за своего ребёнка. Ещё сильнее её беспокоит то, что всё это время Чангюн ей врал, говоря о своём „хорошем” самочувствии. Просто парень понимает, что его мама в любом случае будет требовать этой операции, потому что собственный ребёнок и его здоровье намного дороже всего остального. — Чангюнна, неужели она стоит всей этой боли? — с грустью в голосе, взгляде и голове спрашивает женщина у Гюна, заглядывая ему прямо в глаза. — Мам, этот человек... Это он. Не она, — немного неуверенно поправляет её, – и да, стоит этого, — отвечает он на её вопрос. — Но ты же умираешь, Чангюнни, — мама парня стоит уже со слезами на глазах. — Мам, пожалуйста, не надо, — с мольбой в голосе чуть ли не скулит Им, — вот ты бы за папу умерла? — грубо спрашивает он, отчего женщина замолкает и замирает на месте. Она не понимает своего сына, не может понять, потому что для матери самое дорогое даже не муж, а ребёнок. Она не понимает его, но согласно кивает, отводя грустный взгляд, полный боли, отчаяния и слёз. — Пошли, на улице уже стоит такси, поедем в дом отцовский, за город, — говорит она, делая шаг по коридору. — Мам, я в общежитие пойду. — Нет! Ты поедешь со мной. Я не хочу через два дня ответить на звонок из морга и услышать, что тебя можно забирать! Хотя бы просто пожалей меня, свою родную мать! — кричит женщина, не замечая на своём лице крупных слёз и того, что у неё руки очень сильно трясутся. Парень кивает и идёт за плачущей мамой, потому что не хочет испортить всё и сейчас и причинить ей этим ещё больше боли. Им с матерью проходит мимо медсестёр и больных, которые до сих пор лечатся. Слышны их шаги, голоса, стук колбочек о железные подносы. Но рыжему кажется, что вокруг тихо, словно кроме них никого здесь больше нет. От этого чувство вины внутри разъедает все органы на своём пути и, наконец, добирается до того самого сердца, которое у Чангюна уже давно сгнившее и ни на что негодное. Она всю жизнь свою потратила на него и продолжает делать это сейчас, а что может дать взамен парень? Она хочет от него, чтобы он был всего лишь здоров, но даже это Гюн смог так отвратительно изгадить. Парень, в принципе, сплошное жалкое разочарование для неё, которое не может даже приложить хоть чуточку сил для того, чтобы сделать нечто значимое. Он вновь только пародия, скорее, даже карикатура на своего отца, которая, кстати, так себе вышла. Рыжий никогда им не будет, потому что он всегда слишком глуп и всегда упирается в своё. Чангюн не умеет достигать каких-либо целей, Им умеет только совершать ошибки. Кто-то скажет, что жизнь человека не может проходить идеально и без ошибок. Да, это так. Только вот из двух вариантов такой человек, как Им Чангюн, выберет худший. Это можно оправдать только тем, что парень моральный мазохист. Но рыжий так не считает. Наверно, быть таковым — самое ужасное, что можно придумать для этого мира.

***

Находится в загородном доме отца, вдалеке от корейского мегаполиса и городской суеты хорошо. Вокруг высокие деревья с самыми разными листьями, что смотрятся, как, наверное, знают многие, невероятно. Тихо, если не считать голоса соседских детей и птиц. И ночью звезды, которые Кихён любит чрезвычайно сильно, видно тут намного лучше, потому что к небу не поднимается густая удушливая пелена дыма и копоти. Да, как ни странно, тот воздух действительно очень сильно отличается от здешнего. Рыжему сейчас кажется, что городской воздух не просто какое-то дерьмо, а очень токсичная кислота дерьмового происхождения. Но сейчас Им не в городе и это неплохо. Также неплохо, когда тебе не приходится рано вставать и куда-то идти или делать что-то очень важное и быть ответственным за это, хотя в случае с Чангюном, портить что-то важное. Парню нравится просыпаться, когда у всех нормальных людей уже обед, и ни о чём не заботиться, а просто проходить на небольшую уютную кухню, наблюдая на столе огромное количество еды от мамы. Такой еды, какую не готовит даже Ю. И за это тебе надо лишь изредка выпивать таблетки или ставить уколы с обезболивающим, когда в груди белые бутоны роз начинают неприятно давить, напоминая о том, что болезнь как бы ещё с парнем и, благодаря некоторым, не собирается исчезать. Это, знаете, как в детстве... Ты врёшь маме, что заболел, используя свою плохую актёрскую игру, а она вроде как верит, но на деле просто не подаёт вида. В таком темпе проходят пятнадцать дней. Это всё... Конечно, неплохо или, может быть, даже хорошо. Но в любом таком „хорошо” есть отвратительное „но”, которое обычно никто не любит. Всё это кажется такой ерундой, ничем, если вспомнить один не самый приятный момент, который присутствует две недели и омрачает абсолютно всё. Рядом нет Ю Кихёна... Да, того самого парня, который три недели назад трусливо оставил Има одного, уйдя по-английски. С одной стороны видеть старшего совсем не хочется, потому что он не осмелился даже позвонить или написать чёртово смс с вопросом о здоровье макнэ, и возвращаться в общежитие тоже. А с другой стороны Чангюн просто любит Ки и все его загоны. Зато Минхёк звонит, наверно, каждый час, если не чаще, и рассказывает всё, что происходит с ним и Хёнвоном, словно каждый их день — это невероятный экшн. Например, к Хёнвону за две недели три раза успела пристать преподавательница; затем он почти пропустил зачёт из-за того, что проспал, потому что всю ночь интересные книжки читал с Минхёком. Также Ли успел ещё на первой неделе чангюновского импровизированного отдыха рассказать о своём дне рождении, которое состоится третьего ноября. Конечно, теперь Чангюн не просто должен, а обязан быть на этом событии года с великолепным подарком. — Чангюнни, мне завтра на работу выходить, надо в город ехать, — с беспокойством в голосе говорит женщина за завтраком на шестнадцатый день. Чангюн даже не знает, как на это реагировать и что в этом случае будет правильным. Но он понимает, что напрягать и дальше этим всем свою маму нельзя. Поэтому парень понимающе кивает и отвечает матери, что с ним уже всё хорошо, и он может спокойно вернуться в общежитие. Но даже такие слова не могут успокоить женщину, и она обеспокоенная и недовольная что-то бурчит себе под нос и заставляет есть побольше.

***

Появление, точнее возвращение Чангюна в общежитие ни разу не фееричное, потому что, будем честны, он толком никому не нужен. Чангюна ждут только... Минхёк. С порога самый старший с криками налетает на ничего не подозревающего Има, цепляясь за него всеми конечностями и стискивая в самых крепких объятиях, словно макнэ — это огромный мягкий плюшевый медведь. Хёнвон тоже был бы рад Гюну, но он просто спит. Вернее, спал, пока Хёк не разбудил его громкими, радостными криками о возвращении младшего. — Может быть, ты хотя бы попытаешься снять с меня своего, между прочим, парня? — садясь рядом с Хёнвоном спрашивает Чангюн, которого до сих пор обнимает Мин, все так же прилагая к этому все свои силы. Хёнвон на этот, казалось бы, вполне резонный вопрос только смеётся. — Он не самоубийца, чтобы это делать, — отвечает за Че голубоволосый. — Знаешь, как мы соскучились? Прям очень! — у Чангюна эти фразы вызывают улыбку, потому что хоть кто-то его ждал, и немного жалости к себе, вернее, к своему бедному телу, которое может сломаться под весом Минхёка. — Это всё, конечно, замечательно, — отвечает Им, пытаясь убрать минхёковские руки с себя, — но... Где Кихён? Минхёк и до сих пор сонный Хёнвон синхронно убирают со своих лиц улыбки, заменяя их на мрачные лица после этого вопроса, которого, конечно, никак нельзя избежать. Ли уже не обнимает Чангюна, а брюнет резко просыпается. Они оба то ли не хотят, то ли попросту не решаются ответить. И, безусловно, человеком, который должен ответить младшему, становится Хёнвон, которого сильно пинает по колену Хёк. — Кихён все три недели находится у себя в квартире. И он просто бухает без перерывов. Это более чем странно, но... От чего-то, когда кто-то влюбляется, он начинает постоянно думать только об одном человеке. И даже при малейшем упоминании в голове сразу возникает образ этого парня или этой девушки, вновь всплывают воспоминания. С Чангюном так же. Он кивает в ответ Вону и начинает думать о Ю. В голове Има только одна мысль о том, что Кихён — предатель, но до боли любимый. Сначала он сбегает, как трус, боясь ответственности, а потом пытается утопить память и чувство вины в алкоголе. Чангюну вновь обидно от того, что Кихён боится даже сейчас показаться перед парнем и честно посмотреть ему в глаза. Неужели он не понимает, что как бы хватит! Пора прекратить мстить Гюну так изощрённо и болезненно, наверняка, для обоих. Чангюн же считает, что этого более чем достаточно, ведь Ки почти убил его. — Почему вы не на учёбе? — Ещё же рано, — отвечает Хёнвон, но с каждым словом его уверенность в этом куда-то пропадает. Он смотрит на телефон и понимает, что вообще не рано, а они проспали треть лекции. — Минхёк, ты опять отключил будильник?! Ты! Айщ... — кричит он на голубоволосого и слезает с кровати. Чангюн думает, что его, наконец, оставят в покое, тишине и одиночестве. Но нет, беззаботный Минхёк, в отличие от своего парня, похоже, даже не думает спешить на учёбу. Он продолжает сидеть рядом и заплетает из имовских волос косички. Причём Хёк сразу оповестил младшего, что избежать этого не получится, ведь старший очень-очень соскучился по своему любимому макнэ. И рыжий понимает, что Ли очень безрукий, потому что он заплетает только третью косичку, а волос выдернул, словно налысо бреет Има. — Минхёк-хён, а ты не хочешь в душ? Тебе всё-таки на учёбу, — говорит Чангюн, начиная расплетать минхёковское произведение искусства. — Не-а, там сейчас Хёнвон. Точно! Там же сейчас Хёнвонни, — с радостью и желанием в голосе выкрикивает Мин, — если ты не хочешь услышать аудио-порно, то тебе лучше уйти в другое место, – уже издевается хён, уходяв ванную комнату. — Фу, блеадь! Я только приехал, а вы... А вы — самые отвратительные хёны в мире! — кричит Им и хлопает на прощание дверью. Но этого, скорее всего, ни один, ни второй не услышат, потому что они самые отвратительные хёны, которые сейчас уже спариваются. Знаете, погода в Корее меняется с невероятной скоростью. Очень часто, смотря в окно, ты не можешь понять, что тебе надеть, чтобы тебе было комфортно на улице в течении долгого времени. Когда такси, в котором ехал Чангюн, только подъехало к чёрным фигурным воротам общежития, светило солнце. На улице было и правда слишком тепло для конца октября. Это даже как-то радовало Има, потому что тёплое солнце хоть немного разбавляло его меланхоличное настроение. Чангюн ещё подумал, что куртка ему не нужна совсем, потому что выходить на улицу он и не собирался. Но даже сегодня всё против него. На улице уже нет солнца или хотя бы намёка на него, и тем более нет тепла. Ветер начинает завывать, разбрасывая по серому пыльному асфальту сухие и уже коричневые листья. Ноябрьский холод забирается под тонкую кофту Чангюна, заставляя его съежиться. Все люди, которых видит парень, так же как он, спешат домой в тепло, закутавшись в свои осенние куртки. Ну, вот вновь медленно наступает это грустное время, которое навевает только тоску и отчаяние. Вообще, не всем нравится такая погода, но находятся любители. Чангюн не из таких депрессивных людей, а вот Кихён раньше любил чрезмерно такую погоду и грустную музыку, ещё дождь или снег и в одиночестве убивать своё время исключительно дома. А потом он... Встретил Чангюна. Как только Чангюн зашёл в комнату, его голову заполнили мысли и воспоминания о Кихёне. Когда Им терпел объятия Ли, он опять же думал о Ю. Всё время, что макнэ не по своей воле терпел на своей голове творения Ли, парень всё так же думал о своём хёне. И сейчас, хотя бы на секунду, его не оставляют мысли об этом парне. И эти мысли заставляют рыжего начать идти в определённом направлении, которое Им выучил наизусть ещё с первого раза. Сквозь свою глубокую прострацию и полное безразличие ко всему окружающему парень не слышит шум машин на широких дорогах. Не чувствует, как ломается старая листва под ногами. И он, словно не видит всех этих людей вокруг. Это ничуть не пугает, просто навевает привычную грустную тревогу. Без Кихёна мир не мир, а просто набор картинок. И просто, что Чангюн будет делать, если у этой истории с Ю Кихёном будет не самый счастливый конец? Чангюн на холоде остаётся ждать, когда кто-нибудь из соседей Кихёна будет заходить и запустит в дом Има, который сейчас похож на замерзшего брошенного щенка. Но никого долго не было. И спасает его какая-то девушка, которая куда-то спешит. До сих пор Чангюн не знает, нужно ли ему видеться с Ки сейчас. Ну, что будет, когда младший всё-таки поднимется на этаж и зайдет в ту квартиру? Рыжий не знает. От того и становится немного страшно, ведь опять может быть больно. Но, как уже было сказано ранее, любовь делает каждого влюбленного ненормальным. Только поэтому Чангюн уже поднимается на лифте. Дверь в квартиру не закрыта, а только захлопнута. Теперь Чангюна не удивляет и это. Парень аккуратно и тихо открывает её и заходит, так же тихо захлопывая дверь за собой. По квартире гуляет до жути холодный сквозняк, в этом месте даже холоднее, чем на улице. Чангюну от этого не смешно и уже давно. В тёмном помещении стоит гробовая тишина, будто дома никого нет. Младший делает неуверенный первый шаг по полу этого импровизированного Ада, а затем второй и третий. Да, ожидание смерти страшнее самой смерти. Чангюн уже понял это. Кихён на кухне. Там, где его и замечает рыжий. Старший сам на себя не похож. Своими красными и опухшими от слёз глазами он смотрит в стену напротив. И взгляд у него потерянный, одинокий, виноватый. Понимает ли он всю плачевность ситуации? — Да. Считает ли Ю, что виноват во всём этом только он и никто другой? — Да. Считает ли так Чангюн? — Никогда и ни в чём младший не будет винить Кихёна. В первую минуту, когда Ки переводит взгляд на Има, замечая, что младший уже очень близко, старший только смотрит, так растерянно... А потом он протягивает руку к нему, задевая кофту Има. — Значит, ты не пьяные галлюцинации на фоне чувства вины, — это не звучит как вопрос. Это скорее, так, отметка для себя. — А раньше, — начинает говорить Чангюн, — ты ненавидел алкоголь. Говорил, что он горький и не вкусный, — вспоминает младший, обращая внимание на большое количество стеклянных бутылок из-под крепкого алкоголя. — Я и сейчас считаю, что вкус у любого алкоголя отвратный, — усмехается Ки, — такой же ужасный, как и те романтические комедии, которые Минхёк заставляет смотреть на свой день рождения, — продолжает говорить он, а Чангюн слышит сквозь его слова, что хён пьян и сейчас, причём очень сильно. Он хватает брюнета за руку и тащит за собой в ванную комнату. А тот даже не сопротивляется, и не известно: не может он или не хочет. Чангюн буквально затаскивает обессиленное тело старшего в ванную и включает холодную воду. От неожиданного холодного душа Кихён хватается руками за края белоснежной ванны и зажмуривает глаза. Рыжий выключает воду, только когда Кихёна уже начинает трясти от холода, а губы его приобретают синеватый оттенок. Им укрывает его большим полотенцем, стирая воду с его волос. А Кихён до сих пор дрожит и пытается сильнее прижаться к тёплому Чангюну. — Чангюн, — он впервые за эти минуты смотрит прямо в глаза парню, — я люблю тебя...
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.