Это чувство... Оно такое противное, жалкое, очень болезненное чувство предательства. Внутри каждую секунду, не важно сколько прошло времени с того самого момента, что-то ломается и крошится, превращаясь в бесполезную пыль. И сам человек превращается в никому ненужную куклу без эмоций, чувств, желания жить и тем более просто и безгласно существовать. Его, это чувство, наверно, очень просто узнать и понять, даже если до этого тебя не предавали. Ещё его очень просто запомнить и сразу же возненавидеть.
Чангюн, оставшись в одиночестве, всё так же лежит на кровати и с непониманием смотрит на экран телефона. Он чувствует себя так, словно бывшие хозяева вообще без зазрения совести, как котёнка, оставили Има в сыром и тёмном переулке мокнуть под холодным осеннем ливнем. Только Гюна оставили там, где когда-то в самом Кихёне умер живой и самый настоящий человек, оставив после себя только печальную тень. Младший сейчас даже не до конца понимает, что происходит и что сделал Ки. Но старший действительно оставил его, уехал, как трус, по-другому ведь его никак назвать нельзя. Чангюна так паршиво бросили одного, не забыв сначала приманить чем-то, казалось бы, нереальным. Да, старший всегда, даже в школе, казался слишком нереальным для Има, тем человеком, до которого рыжему ещё жить и жить, пытаться сделать хоть что-то лучше.
Чангюн меняет своё положение на сидячее и всё так же сонно смотрит по сторонам. Кихёна рядом нет, вокруг только его одиночество, в котором он, по-видимому, решил похоронить макнэ. Им берёт телефон и с ложными надеждами пытается дозвониться до брюнета. Но любому будет понятно: телефон уже не доступен. А Чангюну надо хотя бы узнать, где вообще Ю.
– Чёртов Ю Кихён, ты можешь хотя бы ответить?! – кричит Им, ещё больше травмируя своё горло. Чангюн набирает номер старшего ещё раз, и ещё раз... Но из динамика доносятся только короткие гудки, сообщающие о том, что абонент не доступен. С каждым таким бесполезным звонком парень раздражается больше. В итоге, нервы окончательно сдают, и парень психует. Отшвыривает от себя телефон, который вмиг становится таким противным Чангюну, к деревянной спинке кровати. Мобильный почти вылетает за пределы кровати. Гюн зарывается руками в запутанные рыжие волосы и сжимает ладони в кулаки. И это ощущение даже не дискомфорт по сравнению с тем, что причиняет ему болезнь из-за безрассудного отъезда Ю Кихёна. Чувство отчаяния волной накрывает парня, и по его щеке скатывается одинокая слеза.
Чангюн понимает, что эти звонки бесполезны, что это слишком глупо. И, может быть, он звонит, потому что в нём говорят чувства самосохранения и так называемый эгоизм. Чангюн на самом деле действительно боится умирать, зная, что его хён сейчас даже не в Сеуле. Парень не хочет умирать, потому что ему всего лишь двадцать два года, половину из которых он потратил на то, чтобы разочаровывать своих родителей. Он не хочет умирать сейчас, потому что ещё не доказал, что по-настоящему может добиться желаемого. И если Им умрёт, лучше не будет ни ему самому, ни Ки. Но единственное чангюновское спасение так жестоко убивает его сейчас своим трусливым бездействием и отдалённостью, губительным расстоянием. Неужели старший не понимает, что это, как минимум, очень глупо и нелепо?! Вот так оставить человека, в котором из-за тебя же растут чёртовы цветы. Разве он сам не знает как это больно, когда тебя, словно ненужную вещь, оставляют?
Чангюн, хоть и теряет счёт времени, думая о произошедшем, но не может долго находится в этом месте. Квартира... Она словно проклята, словно тут полно демонов, которые всё разрушают и заполняют твой внутренний мир каким-то душевным дерьмом. Это место заставляет впасть в какую-то отравленную кому и терпеть это непонятное давление. Долго тут никто не может находится. В итоге Чангюн тоже срывается, как из самого настоящего Ада, сбегает из этой ужасной квартиры, из этого кошмарного места, которое только убивает в человеке личность и чувства, но бежит от этого с цветами, которые ежесекундно разрушают в нём живую плоть. Он загнан в тупик, а если парень и находит выходы, то к хорошему они не приводят. Чангюн бежит из того места, в котором он почти спас Кихёна, в котором сам Ю признавал то, что Гюн ему нужен. Он бежит оттуда, где его оставил умирать самый дорогой человек. Рыжий даже не закрывает дверь квартиры. Просто сбегает по тёмной лестнице, потому что сил и терпения ждать лифт не остаётся. Силы начинают уходить всё быстрее, а клетки всего организма становятся чувствительнее к жгучей и такой знакомой боли.
С этого самого момента горло начинает болеть невыносимо. Эти жуткие ощущения ещё ужаснее. Каждое, даже самое незначительное, движение, словно удар электрического тока, отдаёт дикой болью по всему телу: от израненных лёгких и горла до кончиков пальцев. Особенно больно, когда Чангюн бежит так, будто от этого зависит его жизнь. Ему кажется, что он выпил хорошую дозу кислоты или ему втыкают в горло острые металлические спицы. Чангюн понимает, что ему нужно двигаться туда, где есть люди, но сейчас утро и никого нет. Им когда-то мог думать, что боли сильнее, чем до этого дня, не бывает и у него не будет. Что дальше только болевой шок, а с ним и сама смерть, мучительная, но, к его огромной радости, быстрая. Но нет. Просто, видимо, у этой болезни, у этой боли нет предела.
По правде говоря, Чангюн не пытается сбежать от боли, он уже понимает, что сделать этого не получится. Рыжий пытается сбежать от предательства. От осознания того, что это произошло с ним и что дальше – хуже. Парни словно поменялись местами. Это так смешно и вместе с этим хочется, психуя, плакать, кричать и разбивать собственные руки в кровь. Теперь младший понимает каково было Кихёну, когда Им поступил с ним, наверное, даже хуже, чем Ки сейчас. Это всё смешно и одновременно гадко и ужасно больно.
После такого, наверно, действительно трудно вновь стать человеком. Хотя почему „наверно”? Кихён вот, видимо, не смог. Ему, правда, не удалось удержать ту тонкую нить, которая связывала его с человечностью. И старший решил так же убить Чангюна. Это такая изощрённая месть? Им понимает сквозь боль, к которой рыжий уже почти привык, что виноват по сути во всём этом только он сам. Самолично парень подвёл себя и Кихёна к краю пропасти и к краю жизни, дал шанс сделать ещё шаг вперёд и закончить со всем, что изо дня в день только мучает парней. Так почему он винит Кихёна, если старший просто сделал этот шаг, пусть и по своей глупости.
Чангюн резко останавливается, чувствуя волну острой боли, которая исходит из лёгких и окутывает всё тело разом. Вот теперь это действительно нельзя ни с чем сравнить. Словно его связывают, обливают бензином и поджигают заживо, или тело разом пронзает сразу сотня самых острых лезвий. От таких ощущений парню становится действительно страшно. Он облокачивается о стену какого-то дома. Вмиг вокруг воздух исчезает совсем, и из горла Има вылетают только хрипы. Парень зажмуривает глаза. Вокруг всё кажется холодным, но Чангюну становится до омерзения душно. Когда он разлепляет веки, видит, что он уже на асфальте, а на его пыльных ладонях мелкие кровавые царапины. Перед глазами всё начинает темнеть, уходить в страшный мрак, который обычно бывает перед смертью. Но ведь слишком рано, рыжий уверен, что это не последний приступ. Парень пытается сделать хотя бы вдох, но не получается. В следующую секунду Чангюн, непонятно как, чувствует на тыльной стороне своих ладоней какую-то жидкость. Он открывает глаза и видит красные пятна, что растекаются по серому асфальту. Кровь с лепестками белой розы. Им чувствует, как очередная порция кашля вырывается из его горла. Парню кажется, что из него вырывают органы, прямо вырывают. Всё ужасно, смертельно ужасно...
Через какое-то время кашель всё-таки прекращается, оставляя после себя хрипы и тяжёлое, прерывистое дыхание. Но волны не такой сильной боли всё ещё блуждают по телу Чангюна, заставляя его изредка содрогаться, точно в лихорадке. Он чувствует, как его сердце отбивает медленный ритм, который сообщает о том, что парень ещё жив. Им ещё минуту или две сидит на асфальте и пытается восстановить дыхание, хотя это крайне трудно из-за боли в горле и лёгких. Голова болит то ли из-за такого резкого приступа, то ли из-за того, что кислорода в организме очень мало. Рыжий опирается руками о серую кирпичную стену и пытается встать. Из-за боли шаги и вообще все движения удаются только с огромным трудом. В нормальном состоянии до общежития он дошёл бы с этого места за семь-десять минут. Но сейчас Гюн может только медленно двигать ватными ногами, не отрывая их от земли и создавая этим неприятное шарканье. Чангюн чувствует, что с его пальцев вниз на землю изредка ещё капают маленькие капли багровой жидкости. Он пытается стереть со своих рук кровавые следы, но в итоге просто размазывает кровь, пачкая руки ещё больше, почти по локоть.
В общежитии так называемая жизнь только начинается. Некоторые студенты уже идут к нужным кабинетам, как и учителя, некоторые только собираются, ища более-менее нормальные вещи среди гор грязных, а кто-то даже не думает просыпаться, зная, что из-за их богатых родителей университет даже не посмеет подумать, чтобы выгнать их. Вот, как обычно это бывает с утра, у автомата с кофе постепенно собирается очередь из сонных парней и девушек. А кто-то, пряча опухшее из-за пьянки лицо под чёрными очками, пытается не попадать на глаза преподавателям и старостам. И только Им со своим ужасным видом выбивается из всей этой студенческой массы. Все самым откровенным образом пялятся на его окровавленные руки и лицо, на чангюновскую одежду, которая в какой-то уличной пыли и той же крови, что на его руках. А сам Им пытается просто передвигать ногами и молиться, чтобы не упасть от очередного приступа.
Ждать лифт, который то и дело, что только ездит по этим чёртовым четырём этажам, так же, как и делать всё остальное, больно. Чангюну кажется, что его просто, как тряпичную игрушку, выворачивают наизнанку или медленно режут на тонкие ломтики острым скальпелем. Рыжий чувствует: ещё несколько минут, и новый приступ удушающей боли заставит парня свернуться в жалкий ком, состоящий из костей, кожи и крови с белыми лепестками чёртовой розы. Внутри него эта физическая боль и отвратительные чувства, которые обязательно превращаются в одно нереальное месиво, что заставляет расти цветы быстрее и отравляют всё живое внутри Чангюна. Предательство, оказывается, намного больнее, когда тебя предают во время того, как ты медленно умираешь.
Чангюн под косые и осуждающие взгляды других студентов обессиленно упирается в серую стену большого железного лифта. Вот какая-то девушка, которая в жизни наверняка вообще ничем не выделяется из, на самом деле, серой толпы, где все пытаются сверкать ярче Сириуса, используя для этого очень мнимые способы. Она стоит возле своих подружек, таких же как она, и в упор, так откровенно смотрит на Чангюна, который не может сделать лишнее движение, боясь ускорить второй приступ. Она осуждающе смотрит на парня и шепчет что-то на ухо одной из дешёвых пародий на кукол Барби. Да так отвратительно улыбается, кидая небрежный взгляд на Има. Чангюн ответил бы, желание дикое. Но стоит ли его жизнь этого? Вот и Чангюн понимает, что нет.
Минхёк и Хёнвон уже не спят. Чангюн не знает даже, удивительно это или нет. Хёнвон вообще всегда сонный и сейчас такой, а Ли почти всегда бодрый, радостный и такой раздражающий. Чангюн с громким хлопком закрывает дверь комнаты и опирается о дверь всем телом так же, как в лифте. Парни, смотря на макнэ, замирают и смотрят на него очень удивлённо и испуганно. Они уже начинают перебирать в своих головах все варианты истории, которую сейчас должен рассказать Им, но не думают об истинной причине такого феерического прихода под утро.
– Где Кихён? Позвоните ему, – хрипит Чангюн, поднимая на старших свои красные от усталости глаза.
– Что? – спрашивает Минхёк, который всё ещё в шоке от вида макнэ.
– Позвони ему, от меня он не берёт, – рыжий почти плачет и стонет от боли, сейчас его раздражает всё, особенно голова хёна, так плохо работающая.
– Чангюн, что вообще происходит? – так не вовремя решает выяснить отношения Хёнвон, который прерывает диалог своего парня и младшего.
– Блеадь! Трудно набрать этот ебучий номер?! – срывая последний голос кричит Им, болезненно затихая под конец предложения.
Последнее, что Чангюн видит и может запомнить – Че что-то отвечает в очень грубой форме младшему. Перед глазами всё плывёт и темнеет, рыжий перестаёт понимать, что происходит вокруг него. Чангюн чувствует, что ноги уже не держат его совсем. Он оседает на пол, не чувствуя, что делает это. Опять эта жгучая, удушающая боль, похожая на огонь, охватывает каждую клеточку на теле Има. Из-за боли в ушах начинает звенеть, но Чангюну кажется, что он слышит, как жёсткие корни растения разрывают его лёгкие на куски испорченной ткани. Он хочет закричать от боли, но опять изо рта вырываются только сдавленные хрипы.
Хёнвон, находясь в шоке от не привычной грубости младшего, делает два шага к нему. Он видит, что Гюн его не слушает совсем, и хочет встряхнуть его, чтобы он, наконец, перестал психовать и сказал хоть что-то внятное. Но, как только Че дотрагивается до плеча Има, тело младшего бессознательно падает на пол.
– Твою мать! – Оба хёна обеспокоенно подлетают к Иму. Хёнвон приподнимает его голову и укладывает к себе на колени. – Мин, звони в скорую!
„Мин, звони в скорую...” – слова громким эхом отбиваются от стенок черепа. Голова, кажется, уже пустая, но на неё что-то очень сильно давит со всех сторон. Чангюну опять холодно, а тело пробивает эта болезненная дрожь, похожая на удары тока. Он понимает, что это не есть хорошо, поэтому пытается не закрывать глаза. Он открывает губы в попытке что-то сказать и чувствует, что по губам и подбородку начинает стекать горячая жидкость. На самом деле алая жидкость даже не тёплая, но Чангюну так не кажется. Руки и рукава рубашки Хёнвона пачкаются в крови Гюна. Брюнет видит, что Им теряет сознание.
– Эй-эй! Нет. Чангюн! – Он приподнимает голову макнэ, но это, похоже, не помогает, и изо рта Чангюна вырывается ещё порция очень болезненного кашля и тёмная кровь с белыми лепестками, которые сильно бросаются в глаза. Иму с огромным трудом удаётся дышать, он пытается поменять своё положение на сидячее и делает это только с помощью Вона.
– Медики скоро будут, – говорит Минхёк, подходя к парням, – это... розы внутри него? – Голубоволосый берёт в руки один из лепестков, испачканный в крови, и смотрит своими стеклянными глазами на остатки цветка с каким-то страхом.
Острая боль всё ещё сковывает тело Чангюна. И сил у него из-за этого совсем нет. Рыжему очень хочется просто закрыть глаза и провалиться в эту тьму, но ещё рано, поэтому он сквозь боль и дикую усталость пытается не закрывать глаза и дышать. Но кислорода в организм проступает с каждым новым вздохом всё меньше, и терпеть эту острую боль, похожую на ожоги, становится труднее. Чангюну кажется, что руки и ноги немеют, начиная с пальцев; ему кажется, что он чувствует, слышит, как его лёгкие буквально рассыпаются на кусочки. Им закрывает глаза, потому что сил нет совсем, даже для попыток дышать. Когда он разлепляет свои, как ему кажется, свинцовые веки, видит бело-серую крышу автомобиля скорой помощи, врачей вокруг себя и капельницы. Чангюн уже даже не чувствует, что вновь начинает кашлять, что по его губам вновь стекает кровь с чертовыми лепестками. Парень это видит, когда врач приподнимает его голову, чтобы он не задохнулся от крови в горле. Всё так сложно для него сейчас. Сложно и больно...
***
Чангюн ещё полностью не проснулся, но уже чувствует холод, от которого немного немеют пальцы на руках и ногах. Внутри него сидит какое-то чувство... Неприятное ощущение некоего неудобства. Парня немного тошнит, во рту и в горле сухо, словно он выпил прошлой ночью несколько литров алкоголя. Ещё он чувствует, что лежит на чём-то твёрдом, но более-менее удобном. Терпимо, так сказать. Гюн начинает двигать руками и хочет повернуться на бок, потому что спина немного болит. Видимо, он уже очень долго лежит в одном положении. Как только рыжий двигает правой рукой, чувствует, что что-то мешается и слышит тихий стук чего-то о железо. Им начинает открывать свои глаза, которые он не особо то и хотел открывать, потому что, стоило проснуться парню, он вновь захотел провалиться в чудесное царство Морфея. Сначала всё перед глазами размыто, и Чангюн очень долго не может сфокусировать взгляд. Но уже сейчас в глаза бьёт яркий свет. В другую секунду парень слышит знакомый женский голос, в котором есть явные ноты гнева и сильного недовольства:
– Вы же врач! Вырежьте этот цветок из его тела! – Чангюн узнаёт голос своей мамы, которая в данный момент разговаривает на очень повышенных тонах за дверью с доктором, по всей видимости.
– Поймите, Ваш сын уже достиг совершеннолетия. Без его письменного согласия мы не можем проводить эту операцию, – голос у мужчины уставший, но говорит он по-прежнему спокойно. Чангюн уверен, что его мама уже несколько часов требует от этого врача сделать хоть что-то с этими цветами.
– Но он умирает!
– Он не умирает. Его друзья вовремя вызвали скорую. Сейчас он под нашим наблюдением, – всё ещё пытается отстоять свою точку зрения врач, но разве можно спорить с матерью, когда речь идёт о здоровье её ребёнка.
Им уже может нормально видеть. Теперь парень точно уверен, что он в больничной палате, странно одно – нет такого явного запаха медикаментов. Чангюн смотрит на правую руку и видит катетер под белым пластырем и длинную капельницу. Он поднимает свой взгляд выше. На соседней койке спит Минхёк, возле которого сидит Хёнвон.
– Чангюнна, тебе больно? – Хёнвон старается очень осторожно встать с больничной койки, дабы не разбудить Мина. На вопрос Вона Чангюн отрицательно поворачивает голову из стороны в сторону. Он опять переводит взгляд на катетер капельницы. И только сейчас младший понимает, что ему действительно не больно, нет даже намёка на приступ. Нет тех жгучих спазмов в груди и сердце. Чангюна не кидает то в жар, то в холод. Его совсем не лихорадит, и голова не раскалывается от каждого движения. Главное – Им может спокойно дышать, словно ему и правда вырезали эти цветы.
– Куда уехал Кихён? – Хёнвон тяжело вздыхает, не желая начинать этот разговор.
– В Японию. Минхёк всё-таки смог до него дозвониться, назвал тупым и никчемным трусом.
Услышав разговор парней, в палату с безумием в глазах влетает женщина, которая до этого кричала на врача. Она откидывает в сторону свою сумку и сразу начинает расспрашивать Чангюна о его самочувствии. Осматривает его вдоль и поперёк, кричит на всех, кто попадается ей под руку. Даже врач не успевает сделать хоть что-нибудь, он не может даже приблизиться к парню. Но Чангюну ничего из этого не надо. Пусть он проснулся совсем недавно, всё равно чувствует усталость и хочет спать. Рыжий хочет тишины, спокойствия и одиночества. Впервые ему это так нужно.
– Блеадь, оставьте меня! – Это звучит громко и слишком грубо. Все резко замолкают, и Минхёк просыпается, не понимая, что происходит. – Мама, уйди! Оставь меня! И вы двое тоже уйдите, – он кидает раздражённый взгляд на друзей, – я только очнулся. Я, блеадь, до сих пор не помню, что со мной было в тот день, я не знаю, сколько провалялся здесь, а вы бегаете возле меня! Оставьте, пожалуйста...
– Я попрошу всех покинуть палату и оставить в покое больного, как минимум, на сутки, – раздаётся громкий голос врача. После приказа мужчины Хёнвон послушно покидает палату, утащив с собой полусонного Мина. Мама Чангюна, шокированная таким грубым приказом мужчины, открывает рот, чтобы возразить, но доктор строго указывает на дверь. И вот, наконец, в светлой палате остаются только Чангюн и его лечащий врач. Мужчина подходит к Иму и спрашивает парня о самочувствии.
– Почему я ничего не чувствую? В смысле, боль и приступы...
– Сильное обезболивающее, – поясняет мужчина, – тошнота? Головокружение?
– Тошнота. Сколько я тут лежу?
– Третьи сутки, если не ошибаюсь. Тошнота – нормальная реакция на лекарства. Но тебе надо пойти поесть. Столовая на первом этаже.
– А капельница?
– Санитары уберут её сейчас. Скажи, что-то случилось с тем человеком, которого ты любишь?
– Почти... – Врач сразу оставляет Чангюна одного в палате.
Даже после того, как парня освобождают от капельницы, Чангюн не очень хочет вставать и идти куда-то. Он просто устал, по-человечески устал. Любой устанет, когда твоя жизнь – нелепая драма с элементами хоррора. Ему трудно терпеть боль, трудно что-то делать и что-то доказывать, когда тебя вот так оставляют. Очень сложно терпеть жизнь, когда в памяти улыбка этого человека, его тело, прекрасный голос и его эмоции, а в груди боль, в прямом смысле, сжигает сердце.
***
Чангюн в тот день вновь заснул и проспал около двенадцати часов. Сейчас он чувствует себя лучше, уже и тошнота прошла. Парень решает спуститься в столовую на первом этаже, всё-таки он действительно не ест уже четверо суток.
„К нам поступила срочная информация об авиакатастрофе японского самолёта, – телевидение резко прерывает какое-то развлекательное шоу. На экране появляется известная ведущая новостей, которая быстро и чётко произносит каждое слово. Когда та говорит о Японии, Чангюн останавливается, чтобы послушать. –
Из-за неисправности в двигателе пассажирский самолёт даже не успел набрать высоту и рухнул. Только что стало известно, что билеты на этот рейс покупали корейские айдол-исполнители, сёстры Токану, японские модели, которые должны были стать главными актрисами в одной из новых дорам, и сын известного бизнесмена – Ю Кихён. О состоянии пассажиров на данный момент неизвестно.”
