— Знаешь, довольно вам по углам тесниться, да по номерам прятаться. Можете без всяких стеснений уединяться и у нас.
Вопреки убеждению Юли, Даша поперхнулась вполне натурально.
Разговора на подобную тематику — совершенно ничего не предвещало. Утро начиналось совершенно в обычном распорядке, подразумевая горячий кофе, контрастный душ и обыденное «до свидание» знакомому следователю, с которым подругу теперь связывают далеко не самые мудрёные чувства. Сегодня по каким-то срочным и секретным делам, он ушёл второпях, даже не удосужившись надеть галстук. Оно и к лучшему. Теперь завтрак можно провести в непринуждённой обстановке с лучшей подругой, с которой в последнее время довольно редко удавалось провести время наедине. По нескольким причинам. Точнее, по одной — сербского происхождения причины.
— Тем более, мы с Вовой, возможно в скором времени переедем к нему. И тогда вся обитель будет в вашем распоряжение.
Но такого непринуждённого завтрака, подразумевающего под собой подобную тему — она никак не ожидала.
— Ну скажи, — хитро сощурила глазки Юля и снизила голос на полтона, — Трезвый, он в этом деле лучше, ведь так?
Поборов спазматический кашель, на который подруга будто бы не обращала внимание, она тут же схватилась за кружку с остывшим кофе и залпом выпила её.
— Юля!
— Ну, а что? Мне и остаётся только, что и фантазировать. Ведь ты со мной ничем, подмечаю, абсолютно ничем не делишься по этому поводу! Ни-че-го-ше-ньки мне не рассказываешь, коварная, — в сердцах воскликнула Юля.
Демонстративно откашлявшись, Даша постаралась скрыть зло разыгравшееся смущение и попытать судьбу, в надежде перевести тему разговора на что-то более незатейливое.
Да и было бы, что рассказывать, если уж по чесноку…
— Лучше бы спросила меня о том, не устала ли я наши номера убирать в гордом одиночестве. Ведь твои длительные телефонные разговоры с «Вовчиком» уже переходят всякие границы.
Тем более, что всё это — лишь убедительнейшая игра, в исполнение неподражаемой в своей роли — Юлии Комиссаровой.
— Ну, чем я ещё могу оправдаться? — хитро проговаривает Юля, монотонно размешивая сахар в чашке чая, — У любви свои причуды. Но
ваши причуды — мне гораздо интереснее и привлекательнее для обсуждения.
— Да нет у нас никаких причуд! — в сердцах вырывается у неё.
Тотчас захотелось спрятаться, забиться в самый тёмный угол этого дома, чтобы скрыть покрасневшие от волнения уши и алые пятна смущения на щеках. Столь короткой фразы и целой гаммы эмоций и чувств, что не нуждались в своём представление, вполне хватает на то, чтобы «тётя Юля» обо всём догадалась.
— Да ладно?! — переспросила она, — Он ещё тебя не окучи…кхм… Он ещё не осчастливил ту самую единственную и никем не превзойдённую для него Канаеву в своём номере, что гордо несёт название «люкс»?
И увидев понурый взгляд подруги только пуще прежнего в этом убеждается.
— Да ла-а-адно?!
— Можешь больше не повторяться, — констатировала Дарья, — Ничего не было.
Больше отвечать ничего не хотелось. Заёрзав на стуле, девушка почувствовала себя крайне неудобно, ведь ещё в самом начале, когда вся неразбериха с Никитой и Софией улеглась, и сумасшедшие по своему непостоянству отношения снова возобновились, она приняла твёрдое решение о том, что обсуждать их личную жизнь с Павлом — она ни с кем не будет. Ведь личное — это личное.
Правда, самое забавное, но и самое печальное было в том, что того самого
личного, так между ними и не возникло. Причин не торопиться у них было много. Но причин претворить все желания в жизнь — было ещё больше.
Поэтому в те моменты, когда он провожал её до дома, не уставая рассказывать ей о своих счастливейших деньках с ней, а умопомрачительный поцелуй — был эффектным, но и разочаровывающим завершением их свидания, она не могла не задумываться о том, что его? её? нет,
их останавливает?
Он ни разу не напрашивался в гости, а вечера проведённые в его номере — были неким обманным трюком, после которых она просыпалась с лёгким головокружением от выпитого вина, заботливо укутанная в плед. На столике всегда её ожидал горячий кофе и незамысловатый завтрак от лёгкой руки шеф-повара ресторана «Victor», а из душа всегда выходил полураздетый, источающий немыслимый магнетизм, человек, от чьей улыбки по утру ещё круче хмелела голова, а от нежного, но дразнящего поцелуя в щёку, хотелось содрать с него к чертям собачьим это дурацкое полотенце.
Но приходилось сдерживаться. Ведь он абсолютно спокойным взглядом взирал на её нижнее бельё,
в котором она ходила находясь в полном отчаянии, в котором она ходила под предлогом испачканной формы, когда он
совершенно случайным образом, а не по наводке Юли, оказывался в раздевалке.
Но то ли силы воли у этого человека было не занимать, то ли былую привлекательность она для него утратила, но не было не единой попытки или даже полу-попытки на то самое, чего она так долго избегала в начале их знакомства.
— А может он… того? — нахмурилась подруга, — Болен?
Даша не ответила. Только сделала большие страшные глаза.
— Не говори глупостей!
— А почему нет то? — изумилась Юля, — «Отъестествовал», так сказать, Кристиночку, да и подхватил от неё полцарства венерических заболеваний.
Умозаключив, продекламировала девушка, не сдерживаясь от довольной усмешки.
— Карма — есть карма. Всё воздаётся по заслугам, — пожимает она плечами, и тут же не оглядываясь покидает комнату, уворачиваясь от брошенной вслед газеты.
***
— В семь вечера у нашего любимого места, идёт? — не перестаёт он покрывать её лицо поцелуями,
которых давно стало мало, от которых уносит куда-то прочь из реального и не менее прекрасного мира, — Вечер будет многообещающим, милая.
Сглотнув, она еле удержалась на ногах, когда ощутила отсутствие рук на её талии, которые тут же захотелось вернуть обратно, спросила вдогонку:
— Но я заканчиваю лишь в девять. А как же работа?
— А что мы делаем по-твоему сейчас? — с обворожительной улыбкой оборачивается он, — Работаем над нашими отношениями.
И ведь не поспоришь с тобой, хитрый лис.
День прошёл в трудоёмкой работе, в которой она не позволяла себе халтуры, не смотря на звание девушки самого завидного сербского жениха в городе. Однако девушка старательно скрывалась от многозначительных взглядов подруги, что не переставала подкалывать её после того откровения, что поселила ряд сомнений и в душе Комиссаровой.
Предположений много, а ответов мало. Хотя, ведь и не особо важен секс в отношениях, верно? Ведь он и она счастливы и без этого. Поэтому мусолить эту тему она больше не намерена.
Оглядев напоследок чистоту и порядок ресепшена, и удостоверившись в отсутствие новых посетителей, она с чувством выполненного долга направилась прямиком в раздевалку, чтобы позже быть отпущенной с доброй воли начальника.
Закрыв на ключ шкафчик, она отряхивает кашемировое платье, от которого он ей запретил отказываться (воспользовавшись привилегиями должности хозяина отеля), как вдруг ощутила разгорячённые губы на своей шее, отчего всё тело пронзила невидимая наэлектрезованная волна и побежали проказники-мурашки.
— Готова?
С тобой — хоть на край света. Или как там говорят в тех бульварных книженциях, чьей героиней себя она сейчас ощущает?
Ответом послужил утвердительный кивок и незамысловатое переплетение рук.
Сегодня он выглядел ещё более счастливым, чем обычно. Не постесняется, если расскажет о том, что улыбаться этот человек стал гораздо чаще, когда она находилась рядом. И не той среднестатистической улыбкой и не той знаменитой усмешкой, по которой сходила с ума добрая половина города. Нет, он улыбался по-другому. Как-то по светлому, по-особенному. Как-то будто она знала эту улыбку уже тысячи и тысячи лет, тысячи жизней подряд, и вот наконец-то встретила её вновь.
И так, будто они оба знали какой-то секрет на двоих. Который даже побоятся упомянуть, не то чтобы рассказать друг другу.
***
-… и тут я ему говорю: Вань, если ты хочешь произвести впечатление на девушку, то начинай поражать её с размеров своего загородного коттеджа, а никак ни тем, что выпирает у тебя, как…
— Паш!
— Прости-прости, — посмеивается он, — Не удержался от истории. Так и вертелась на языке, чтобы рассказать.
Порой бывают моменты, когда он забывается и повествует ей не самого приличного содержания сцены благо не своей жизни, а друзей. Но привычки искоренять трудно, особенно, если это касается юмора. А впрочем, её это и не особо волнует. Он мирится с её настырностью и маниакальной тягой к порядку во всём, а значит и она вполне себе может привыкнуть к подобным мелочам, которые только скрашивают вечер.
Спрятав обе замерзшие ладони в сгибе его локтя, Даша прильнула ближе. Как же чудесны такие моменты, и как их оказывается не хватало всё это время.
Неужели им понадобилась так много времени, чтобы окончательно понять, что они нечто большее, чем миллионы проб и ошибок? Ведь всё так просто. Вот он рядом, а вот рядом она.
— Даш?
Она почувствовала, как его пальцы пробежались по её волосам, а затем аккуратно заправили выбившуюся прядь за ухо.
Атмосфера, объятия, да и сами безмятежные мысли умиротворяли, а его спокойный тон лишь ещё больше убаюкивал.
— Да, родной? — сонно пробормотав, спросила она.
— Не объяснишь ли мне ты одну наинтереснейшую вещь?
Слегка отстранившись, она взглянула ему в глаза, в которых читался нескрываемый азарт и ожидание.
— О чём ты?
— Да так, — задумчиво он почесал затылок, — Тут на днях со мной свершилось нечто смешное и абсурдное.
Она радостно улыбнулась, приготовившись услышать одну из тех нелепых ситуаций, в которые так любит влипать Павел.
— Вернулся я значит в свой номер. Вечер был. Пошёл — зубы почистил — умылся — душ принял, короче всё по стандарту. И выхожу, как вдруг слышу сла-а-абый стук в дверь.
Он не надолго затихает и делает глоток вина, после чего снова продолжает:
— Открываю я значит дверь, а на пороге — коробочка, — чему-то двояко усмехается он, сверля её хитрющими глазами, будто бы приготовившись обрушить на неё лавину, — А в коробочке — тюбик, с чудеснейшими по своим свойствам пилюлями. И записка: «
Проверено на собственном опыте. Советуем.»
Ей хочется разыграть немую сцену «рука — лицо», а затем обругать самыми неприличными словами того рыжего коршуна, который как всегда так нахально витает над чужими делами и суёт свой клюв, куда не просят.
Она старательно пытается подобрать слова для объяснений. А лучше бы и вовсе отойти от этой темы, мол, а я тут причём?
Но он, как всегда её опережает:
— И всё бы ничего, но это уже не в первый раз, когда твоя подруга столь двусмысленно пытается до меня донести о моей неспособности к любовным прихотям. Не подскажешь, откуда в той рыжей головушке, такие мысли завелись, а?
От осознания того, что в его предположениях это с её подачи у Юли возникли подобные догадки, она чуть ли не задохнулась от возмущения и стыда, от наличия которых в голову не сразу пришли подходящие слова.
Но в конечном итоге они пришли. Сформировались в окончательное предложение, которое не заставило себя долго ждать
— Комиссарова — труп.
Павел прищурился в картинной задумчивости.
— А теперь поподробнее, пожалуйста.
И она рассказала. И о том утреннем разговоре на кухне; о тех сомнениях, что мучили её; о тех волнительных моментах, за красную линию которых они никогда не перешагивали; и о том, что она счастлива с ним и без этого, но иногда всё же приходят мысли «А чем я хуже?»
Он внимательно выслушал её, после чего ещё добрых полминуты гипнотизировал взглядом, а затем заливисто рассмеялся, нет, загоготал на всю VIP-комнату в ресторане, что он забронировал на двоих. Не «Victor», но место приличное и отнюдь не из дешёвых.
— Ох, Канаева, — не может перестать ухохатываться он, — До слёз меня доводишь, честно.
Потупив взгляд в пол, она из-за всех сил сдерживается от возмущённых ответов.
— Ну как ты могла подумать, что ты не привлекательна для меня, дурочка? — улыбнулся он, нежно взяв её руки в свои, — Как в эту умную головушку могла придти мысль о том, что я намерен прожить с тобой в платонической любви до конца дней своих?! Конечно, в подобном ничего плохого нет, но…
— Тогда в чём причина? — не выдерживает она.
На что получает злоумышленный взгляд, после которого следует сиюминутное помешательство, чего она никак не могла ожидать. Его руки обхватили её за талию, а затем подхватили и пригвоздили к стенке с такой силой, что у неё замерло дыхание от лёгкого испуга и куда большего ожидания последующих действий.
Подтянув её к себе чуть ближе, ткнулся лбом в ее лоб, прикрыл глаза и глубоко втянул носом воздух. От неё пахло чем-то знакомым. Необъяснимо родная и необъяснимо своя. Так не должно быть. Он не должен так сходить с ума от неё, увлекаясь этим же безумством и требовать большего. Но так есть. И с этим ничего не поделаешь.
Да ему и не хочется.
— Так значит вот, что тебя тревожит? — он устраивает её руку через свою шею, — Вот значит, какие коварные мыслишки скрываются за этим ангельским личиком?
Он покрывает её шею лёгкими поцелуями, и ей кажется, что сейчас она растает без следа.
— Я не святоша, — поигрывая с пуговицей у него на рубашке, она улыбнулась — так, как он любил, — Не забывай об этом.
— И в голове такого не было, родная, — щекочет он её нос, — Просто я впервые в жизни захотел всё сделать по-другому.
Хотелось искренность чувств и той же отдачи в ответ; хотелось наличие глупых свиданий под луной, а не бессонных ночей, которых в его жизни хватает с лихвой; хотелось сначала узнать внутренний мир, а уже потом наружный.
— Ты — первая для меня. Первая, кто покорила моё девственное сердце, — шутит он, отчего она закатывает глаза, но тоже не сдерживается от улыбки, — Поэтому всё хотелось сделать правильно. А точнее, подождать до твоего Дня рождения, милая.
Она чувствует, как его руки опускаются чуть ниже её поясницы.
— Но раз ты настаиваешь…
— Совершенно наоборот, — останавливает она его, — Я готова подождать. Поэтому не поступай банально, а дождись вместе со мной!
— Банально? — и крепче притянул её за шею к себе, — Что ж, мне необходимо бороться с собственной предсказуемостью, что скажешь?
