У семейного психотерапевта

Леви не хочет смотреть в глаза собственному мужу. Ему крайне ненавистна эта ситуация, в которой он вынужден терпеть унижение и боль, присутствие мужа и его член в заднем проходе. Как только его отпускает узел и жар лихорадки, он сразу же торопится поднять с пола халат, и прикрыть наготу от глаз альфы. Эрвин ощущает дрожь точеного тела, но понимает, что Леви трясёт скорее от эмоций и раздражения, нежели от горячки или возбуждения. Альфа мирно отпускает супруга, заботливо придерживая его за предплечье, пока тот наклоняется к ногам за мягкой тканью, и решает проводить его до ванны, понимая, что тот захочет побыть один. И это мягко и крайне деликатно сказано. Леви упорно игнорирует мужа, вперив хмурый взгляд в пол, но руки не отнял. Эрвин чувствует его тяжелое хриплое дыхание, видит, как тот пытается сдержать разрывающую его истерику, и винит себя за то, что его омеге так больно сейчас передвигаться. Дверь в ванную беззвучно закрылась, и Эрвин все же остался один. Ещё никогда они не доходили до такого в постели, где один вынужден глотать слезы от боли, а второй - взять на себя роль насильника, а потом еще и переживать потуги собственной совести. Эрвин не терпит грубости ни в каком её проявлении. Черт, лучше бы они сели и по-человечески поговорили, не создавая между собой еще больших проблем! Но альфа знал, что разговора не будет. Еще по приходу в номер догадывался, в каком состоянии он встретит собственного мужа, поскольку знакомый и практически родной омежий запах просачивался в коридоры отеля, заставляя альфу не на шутку завестись, включая в его голове ревностное «МОЁ!» Еще на задворках подсознания альфа торопился попасть внутрь номера, с каждым шагом ощущая, как аромат течки становится все плотней и насыщенней. Чистый запах уже болезненного возбуждения. Запах без медикаментов. Значит, ждет и терпит. Ждет своего альфу и терпит для него. И это только больше подстегивало Смита ворваться в номер и насладиться желанным, хоть и излишне худощавым, гибким телом. Он думал, разговоры тут действительно будут лишними. Первым приоритетом было бы доставить друг другу давно забытое наслаждение, упиваясь жаром так вовремя начавшейся течки. Новая глава их отношений могла начаться именно с момента единения супругов, а потом, уже после изнурительного секса и крепкого узла, они бы поговорили. Вот так просто, выпустив пар, возбуждение и боль, они бы поговорили обо всем, о чем умалчивали. Но на деле получают лишь резь в заднем проходе и угрызения совести. Леви вынужден задушить в себе принципы и обиду, чтобы с остатками последних сил и достоинства собрать вещи и уехать из отеля. В ванной комнате он, как мог, привел себя в более-менее стабильное состояние, отмывшись от следов близости с мужем, запаха, слез и пота. Запахнувшись в халат, который стал уже чем-то вроде спасительной брони, он вышел из ванной. На журнальном столике неожиданно оказались упаковки различных препаратов из английской аптеки. Но среди вороха всевозможных спазмолитиков и обезболивающих средств не было привычных ингибиторов, которыми омега обычно заглушал течку. Мысленно поставив мужу галочку за «заботу» и сообразительность, Леви потянулся к телефону, чтобы заказать недостающее и так необходимое сейчас лекарство в номер, но перед носом неожиданно нарисовалась знакомая коробочка блокаторов. Подняв взгляд на протянутую руку альфы, который все-таки позаботился и об этом, омега выхватил таблетки, тут же отправляя одну из них в рот. Нет, Смит не надеялся на продолжение, он знал, что сегодняшняя ночь безбожно испорчена и его муж откажется и дальше проводить с ним течку, поэтому постарался оказать максимум помощи, понимая, что этого все равно будет недостаточно, чтобы загладить вину перед омегой. Мужчина молчаливо следил глазами за тем, как Леви торопливо натягивал на себя одежду, и каждый раз одергивая себя от порывов помочь. Эрвин как можно деликатней взял свою омегу за плечи, призывая его отвлечься от сборов, и повернул к себе лицом. Молчать стало невозможно до боли в гландах, но оба упорно продолжали следовать глупым правилам бесполезной терапии. Леви не хотел с ним общаться, и не хотел его видеть, и Смит это понимал, поэтому и не брал первое слово на себя. Он чувствовал, что брюнет взорвется, стоит лишь начать искать себе оправдания, или попытаться что-то объяснить, и это однозначно повлекло бы за собой очередной скандал. А Смит не знал правильных слов. Не знал, что хочет услышать его муж, нуждается ли тот в утешении, и не усугубит ли разговор их положения, учитывая их общую тягу к конфликтам. Поэтому, молчание – это единственное, что у них осталось и что еще отделяет их от критической черты. Не дождавшись от Смита каких-либо действий, Леви устало сбросил широкие ладони с себя и направился к кейсу мужа. Не обращая на того никакого внимания, он принялся искать в нем билеты на обратный рейс. Вот они. Датированные сегодняшним утром. Сукин сын привез его всего лишь на сутки, которые были потрачены на решение деловых вопросов. Леви уверен, что, в случае, если не удастся поменять время вылета, он дождется своего рейса в аэропорту. В номере наедине с мужем он оставаться не может. Забрав квитанцию на рейс, Леви взял свою сумку и направился вон из номера. Эрвин тенью держался за его спиной до самого выхода из отеля, так и не решившись заговорить с ним. И только стоя возле такси, он на мгновенье задерживает дверь машины, мешая ее захлопнуть, и в последний раз смотрит в стеклянные бесцветные глаза, видя, сколько боли и обиды в них. Слово «прости» застревает где-то между зубами, но так и не было произнесено, поскольку Эрвин знает, что его ни за что не простят. А Леви не хочет даже слушать его, пообещай тот чего угодно. Поэтому он уехал от него. Уехал, и как Смит понял позже по пустующему месту в самолете, улетел на более раннем ночном рейсе, не дождавшись утра. Поэтому у Эрвина достаточно времени для того, чтобы подумать над всем, что произошло в Кембридже. Он хочет все исправить. Хочет действительно все исправить. Даже если у них нет шансов на спасение брака, то хотя бы можно остаться человеком в глазах, возможно, уже бывшего мужа. Эрвин не тиран и, тем более, не насильник. Но именно так он себя чувствует сейчас, сидя в самолете. А еще он осознает, что, черт возьми, просрал последний шанс помириться с мужем! И другими словами не опишешь. Он только что слил в канализацию их последний шанс на примирение и десятилетнюю совместную жизнь. Ведь, Эрвин уверен, Леви его не простит. Весь их брак он незаслуженно терпел холодность мужа, его родителей, работу, измену. А теперь еще и это. Инициатором их отношений был Смит, а Аккерман оставался ведомым, доверившись своему мужу, который даже не оценил, что держит в руках чью-то жизнь и их общее будущее, приняв это как должное. Леви даровал власть и ответственность своему старшему супругу, думая, что умелые руки создадут сильную и надежную семью, будут держать крепко и защитят. Но в ответ на свою искренность и самоотверженность получил бесплодные обещания, холодную постель, унижение и предательство. Эрвин безжалостно грызет себя, понимая, каким же слепым бараном он все это время был. Какие могут быть претензии к омеге, если сам альфа не уделяет должного внимания супружеским обязанностям? И дело даже не о сексе, хотя и здесь альфа по всем фронтам крупно облажался. Последние годы не было банального понимания между ними. Не было тем для разговоров – только поводы поругаться. Упреки, скандалы, секреты, ругань, равнодушие и ненависть – вот они, результаты десяти лет их брака. Сидя в самолете, где мысли, наконец, приняли правильный порядок, подобно воздушным потокам, Смит приходит к единственному верному решению. Он попросит прощение за все обиды у своего омеги. Ведь он мужчина. Он альфа. Поэтому он виноват. *** Дом встречает альфу не так радушно, как номер отеля в Кембридже. Дома не горит свет, а вместо приятного аромата омеги он ощущает примесь течки с лекарствами. Отвратительный и неприятный запах. Течная омега должна пахнуть притягательно и соблазнительно, а блокаторы делают этот поистине святой аромат отталкивающим и даже опасным для всех альф, в том числе и для собственного мужа. Эрвин помнит, как сладко пахло от Леви в отеле. Из-за того, что течка перешла в горячку, запах стал очень ярким, мягкий мед стал более насыщенным, словно его разогрели под палящим солнцем, а обычно сдержанные нотки имбиря приятно щекотали своей резкостью. Очень острый и возбуждающий запах для Эрвина, который считает его самым приятным и неповторимым. Но сейчас мужчина проходит вглубь дома, и не чувствует практически ничего, кроме пресного запаха блокаторов, отчего невольно сжимает челюсти от чувства негодования и даже злости. Леви не должен пахнуть так. Леви должен пахнуть собой. А еще с медом хорошо сочетается запах молока. Эрвин даже немного воспрял духом, представляя, как сладкое от меда молоко переливается в имбирных нотках. Леви бы подошел такой запах. Ведь так пахнут омеги в положении. А его омега сейчас мирно спит в гостевой комнате, даже не удосужившись снять с себя рубашку и брюки, в которых был в Англии. И это снова заставляет Эрвина почувствовать угрызения совести и надавать себе заслуженных пинков. Ведь Леви слишком чистоплотен и брезглив, чтобы засыпать так. Видимо, его слишком измотали перелет, течка и… ситуация в целом. Поэтому Эрвин не хочет беспокоить сон своего мужа, и торопится покинуть комнату, но на выходе неуклюже задевает сумку омеги, которая переворачивается на пол, с шумом раскидав все свое содержимое. Чертыхаясь и опасливо поглядывая в сторону все еще спящего Леви, Эрвин, как можно тише старательно прибирает его вещи и случайно натыкается на шелестящую пустую оплатку для одной единственной таблетки. Смиту это очень не нравится. Как название, так и сама упаковка. Не обращая внимания на оставшиеся раскиданные предметы, альфа вышел из гостевой комнаты с одной лишь целью – добраться до ноутбука и просмотреть информацию о препарате. Увиденное только подтвердило его не самые радужные догадки. «Экстренная помощь при нежелательной беременности». «Чистка матки». «При незащищенном акте принять в течение суток». «Для единоразового использования». «Не отпускается без рецепта врача». «Рекомендации к применению: не более одного раза за период течки». - Сука! – рычит альфа, с грохотом закрывая крышку ноутбука. Теперь его не заботит сохранность сна Леви. Пусть просыпается, и Эрвин с удовольствием с ним побеседует о делах, которые у них не сложились! Это не просто удар под дых. Эрвин чувствует, как по его голове проезжает поезд, слышит весь этот шум и скрежет, чувствует, как кипит кровь и бьет по вискам. Он дезориентировано мечется по гостиной, широкими шагами мерит площадь комнаты, хватая себя за волосы и нигде не фокусируя взгляд. Он не может поверить, но каждый раз видит перед глазами строки из интернета и фото упаковки, которую сейчас безжалостно мнет в крепких кулаках. Он хочет курить. Он хочет много курить, чтобы в голове ничего, кроме дыма, не осталось, но уже на пятой сигарете, выкуренной нон-стопом, он останавливается. "Почему?!" - он повторяет это в своей голове раз за разом, не веря, что родной муж принимает такие таблетки. Ведь это уже не просто средство контрацепции, а чистка матки, в которой уже, возможно, обосновалась оплодотворенная яйцеклетка. Плод. Зародыш, почти эмбрион. Уже человек. А лживый Леви, прикрываясь своей невиновностью, выставляет Смита паскудной тварью, который посмел изменить ему. Один раз! Один раз, который ему так и не простили! "Ненавижу!" Смит в ярости, он близок к тому, чтобы пойти и задушить лживого супруга. Молча. У них же, мать ее, терапия! Поэтому он даже слушать не станет его оправдания, которым уже точно не будет веры. "Грош цена твоим оправданиям, сука". На гладкую поверхность журнального стола обрушились тяжелые кулаки разъяренного альфы, который потом с грохотом опрокинул предмет мебели на пол, не обращая внимания на разлетевшиеся в разные стороны стеклянные осколки, бывшие некогда идеальной столешницей. Смиту сейчас все равно на сохранность и чистоту комнаты, он жаждет лишь отмщения за свое униженное мужское достоинство альфы. Омега сам не хочет потомства, но продолжает обвинять во всем альфу. Но только вот мужчину такой расклад не устраивает, и он заставит суку поплатиться. Из-за спины он слышит заглушенный в ладонях вздох ужаса и, обернувшись в сторону дверного проема встречает там застывшего Леви, который смел смотреть на него с нескрываемой опаской и... возмущением. Омега сразу же отпрянул назад, чувствуя открытую угрозу, стоило только разглядеть неуравновешенное состояние разгневанного альфы. С несдержанным рычанием Смит кинулся к своему мужу, который бросился в противоположную сторону. Хватило одного быстрого прыжка, чтобы догнать омегу и оглушить звонкой пощечиной, от которой Леви с криком одергивает голову, и, не удержавшись, падает на пол. - Тварь! – Взревел Смит. - Какая же ты тварь, Аккерман! Десять лет! Десять гребанных лет ты мне ездишь по ушам, а сам чистишься после каждой течки?! То есть обычных противозачаточных уже недостаточно?! – Обрушив кулаки о стену, продолжал кричать альфа, огромными усилиями стараясь удержать себя от очередного удара по лицу своего лживого супруга. - Ты никогда не позволял себе… - Держась за пылающую скулу, непонимающе обронил Леви, боясь подойти к собственному мужу. Он не ожидал удара от него. Поэтому страх принял главенствующую позицию, отгородив возмущение и раннюю обиду. Но он вовремя осознал – Эрвин узнал о лекарстве, которое он принял сразу после того, как прилетел в Германию. - Меня ненавидишь за то, что мне родила ребенка другая женщина, тычешь меня лицом в это, попрекая изменой! – Смит начал терять контроль и, грубо схватив омегу за предплечья, принялся трясти в руках несопротивляющееся тело, надеясь вытрясти из него все силы. - Нравится строить из себя жертву? Нравится выставлять меня сволочью, а самому оставаться невинной овцой? - Эрвин, прекрати! – Леви тоже начал кричать и пытаться выпутаться из болезненной хватки. - Сколько? – Эрвин брезгливо отшвырнул от себя мужа, нисколько не заботясь о его безопасности. - Я спрашиваю, сколько абортов ты сделал за все время нашего брака? - Я никогда не делал аборт по собственной воле! – Аккерман обнял себя руками, закрываясь, и старался отгородиться от надвигающегося мужа. - Число, Леви! Мне нужно число, чтобы знать, сколько раз ты лишил нас возможности стать родителями! - Я не делал этого! Брюнет не может смотреть в глаза, переполненные яростью и ненавистью, и, зажмурившись, продолжает отступать, из-за чего неудачно споткнулся о ножку дивана и неаккуратно рухнул на пол. - Не смей мне врать! Ты выпил таблетку, чтобы предотвратить беременность, - альфа опасно навис над испуганным омегой, желая того просто раздавить. - Эрвин… - голос Леви предательски дрогнул. - Говори, Леви, иначе я просто придушу тебя. – Угрожающе прошипел альфа, но, все же, совладав с собой отступил на шаг от лежащего супруга, не сводя с того глаз. - Ты делал аборты и не единожды, верно? Леви подбирается, кое-как становясь на ноги, и отходит от мужа на более безопасное расстояние, оставив между ними добрые пять метров. Руки не слушались, поэтому Леви лишь обнял себя за плечи, опустив взгляд в пол, молчаливо кивая несколько раз. - В первый раз я сделал аборт спустя год после свадьбы. – Начал он хрипло. - Врач сказал, что это была внематочная беременность, которая сделала бы меня бесплодным. Я ничего не рассказал тебе, поскольку ты очень хотел ребенка, а принять решение сделать аборт было бы для тебя равносильно смертному приговору, который бы ты вынес собственному малышу. Я не хотел, чтобы ты потом корил себя за это, поэтому скрыл от тебя этот факт. – Леви остановился, сделав глубокий вдох. - Потом долгое время я боялся, что следующая беременность тоже может стать внематочной, поэтому я пил противозачаточные и просил тебя подождать с ребенком, ссылаясь на свою неготовность стать родителем. Но через два года я рискнул, и после незащищенной течки сделал тест, который оказался положительным, но снова…- он остановился. - Внематочная беременность, - спокойно кивнул Эрвин, побуждая того продолжать. - Врач велел абортировать. После этого я проходил обследование, чтобы понять причину, но никаких гормональных сбоев или патологий они не выявили. Специалисты лишь сказали, что, возможно, у меня просто недостаточно развитый маточный канал, и назначили физиолечение. Я прошел его в надежде, что это поможет, и у нас с тобой больше не будет проблем с зачатием. Но и третья беременность тоже оказалась внематочной, и врачи сказали, что после следующего аборта я уже никогда не смогу забеременеть. После очередного обследования мне поставили диагноз - перитонеальное бесплодие. Я согласился на операцию, которая была бы единственным шансом на полное выздоровление, но потом у нас начались проблемы в отношениях, и врачи отказались меня оперировать из-за высокого риска неудачного исхода, поскольку результаты моих анализов были плачевными из-за моих вечных психозов и неуравновешенного состояния. Поэтому, пока операция не проводилась, мне запрещен незащищенный секс, и в случае сцепки без контрацептивов я должен экстренно принять таблетку. – Леви бросил осторожный взгляд в сторону мужа, и надломленным голосом продолжил. - А время шло, но наши ссоры все не решались, мои депрессии затягивались, а последние анализы не предвещали ничего хорошего. В постели у нас начались серьезные проблемы, из-за чего мне пришлось прибегнуть к ингибиторам, что никак не улучшало моего состояния. – Сглотнул, делая паузу. - А потом я узнал, что у тебя родился ребенок. Это ударило по мне сильней, чем факт твоей измены. – Леви не заметил, что стал говорить все быстрей и быстрей, а горячие слезы неприятно жгли чувствительную кожу лица. - Я понял, что уже ничем не удержу тебя, и поэтому не рассказывал о своем бесплодии. Другая женщина подарила тебе ребенка, а я за десять лет так и не смог родить из-за своего дефекта. Я знаю, как ты хотел ребенка, Эрвин. Поэтому не осуждаю, и все мои высказывания на этот счет, что ты поступил нечестно по отношению ко мне, всего лишь результат обиды и жалости к самому себе. Ведь кроме проблем у нас с тобой больше нет ничего общего, и я пытался как можно чаще давить тебе на совесть. За упреками и скандалами я скрывал свою боль и беспомощность, ведь, по сути, ты бы скоро понял, что я тебе больше не нужен. Я честно старался забеременеть, ведь я тоже очень хочу ребенка от тебя, и также старался отгородить тебя от собственной проблемы. Прости меня за мое нежелание отпускать тебя и за мой эгоизм, ведь я просто… уже и не знаю, какими способами удержать тебя. Леви замолчал, продолжая беззвучно глотать слезы, а Эрвин устало рухнул в кресло, упираясь локтями в широко расставленные колени. Мужчина тяжело дышал, смотря прямо перед собой, и не рискуя поднимать глаза на своего омегу. - И ты молчал. И проходил через все это один. – Спустя долгие минуты тишины выдохнул Эрвин. - Какой же ты глупый, Аккерман. Ты не имел права скрывать это от меня! – Вновь сорвался он, открыто поворачиваясь к брюнету. - Я хотел все исправить. - Я ведь думал, что ты просто не хочешь от меня детей, не хотел связывать нас еще больше. Ты заставил меня думать, что ты недостаточно мне доверяешь. - Нет, Эрвин. Я полностью тебе доверял, но со временем я перестал верить в наш брак, потому что он стал разваливаться. Я даже не смог бы привязать тебя ребенком, поскольку оказался бесполезным, как омега. Они снова замолчали. «Привязать тебя ребенком», - грустно и назойливо въелось в голову альфе. «Оказался бесполезным, как омега», - а от этого так вообще выть хотелось. Чем он спровоцировал Леви? Почему он так поступил? Эрвин отказывался верить в то, что его строптивый, неприступный, всегда такой рассудительный Леви, который, Эрвин в этом уверен, стал бы превосходным родителем в будущем, так принижает себя. Недооценивает. Правильней даже сказать, обесценивает. «Не заставляй меня думать о том, какая я свинья», - сокрушенно думает Смит, и без того окрестив себя безответственным и бездарным мужем. Ведь Леви отдал себя всего без остатка альфе, который не смог должным образом оценить столь ценный дар, который просто раскрошил в собственных руках. А сам Аккерман …он уже не может больше быть сильным. Смит хотел правды, он ее получил. Вот только не думал Леви, что слова, которые не должны были произноситься, так сильно подкосят его состояние. Он пытался защитить свою семью от негатива, от лишних переживаний и никому не нужных разбирательств. А оказался только еще большим подлецом за то, что скрывал. Леви знает, что он не тряпка, он способен довести начатое до конца, для Эрвина он смог бы сделать что угодно. Но только это никому нахрен не нужно. Леви сильный, он все простит. И измены, и пощечины. Он проглотит обиду на непутевого мужа, он будет идти до конца, будет верно ждать его с работы, понимая, что муж старается ради семьи. Поэтому и Леви будет оберегать свою какую-никакую, но все же семью. Только как это сделать, когда тебе не верят и бессовестно пользуются, не считая за человека? Обвинили, оболгали, предали. Все, это черта. Осталось только последнее. - Три, - говорит он, не поднимая головы, но зная, что адресат обязательно услышит его. - Что? – переспрашивает Смит, непонимающе глядя на мужа. - Ты хотел число. Три аборта, и все на сроке четыре недели, - холодно отчеканил омега, выходя из своего укрытия. Он идет к холодильнику, чтобы запоздало оказать первую помощь уже расцветающему синяку на скуле. Но это уже не так важно по сравнению с тем, что ему предстоит пережить после. А ведь дальше последует бракоразводный процесс, вынужденные встречи, срывы с работы и так далее по пройденному и заученному списку. Ничему его жизнь не учит. Но ничего, не страшно. Переживет и это. Сам виноват. Леви прикладывает пакет со льдом к ноющей скуле и грустно усмехается про себя. Что-то там про стадии принятия неизбежного говорилось. На первой стадии он отрицал все, что видел, и что творилось с их браком. На второй он начал проявлять гнев и агрессию, провоцировать Эрвина на скандалы, третья стадия – торг, тогда он согласился обратиться за помощью к психотерапевту, все еще надеясь на спасение брака. Четвертая стадия – депрессия – получите, распишитесь. Ну, а пятая стадия, вот она – принятие и согласие с неизбежным. Все, как по нотам, типичный клинический случай, который уже не реанимировать. - Прости, Леви, - раздалось совсем рядом над омегой, заставляя того поднять голову и встретиться с глазами уже чужого человека. Почти чужого. Ведь осталось только поставить точку в их запутанных и выматывающих отношениях. - Все кончено? – У Леви почти получается произнести это равнодушно, но глаза предательски увлажнились от накатывающихся слез. - Иди ко мне. – Эрвин мягко завлекает свою хрупкую омегу в бережные объятья, боясь задеть его саднящую скулу, и невесомо, как хрустального, гладит мужа по волосам. - Мы пойдем на следующий сеанс к Герру Йегеру. Он нам поможет не сломать то, что у нас осталось. И давай пообещаем друг другу больше никогда не умалчивать о чем-то важном. Эта молчанка хоть и научила нас слушать, но гораздо важней уметь довериться и рассказать друг другу о проблемах, слышишь? Словесный ответ не потребовался Смиту, поскольку ощутил на спине слабые, несмелые ответные объятья, такие родные и почти забытые.