У семейного психотерапевта

И снова утро воскресения. И снова плотная дождевая стена не позволяет берлинцам выйти на улицу. Горожане лишь в случае крайней необходимости высовываются из своих уютных домов, не боясь попасть под холодные водяные потоки. Чёрная ауди, так горячо любимая немцами марка машины, плавно припарковалась возле уже знакомого нам офисного здания. Из неё торопливо вышел Эрвин Смит, застёгивая пуговицу своего пиджака, и, обойдя автомобиль, открыл дверцу возле заднего пассажирского сидения. Принимая помощь мужа, Леви так же спешно покинул салон, опасаясь промокнуть под беспощадными потоками холодной воды. Не говоря друг другу ни слова, они идут по уже знакомому им маршруту, поднимаясь по широким ступеням вестибюльной лестницы. Но в данном случае повисшее молчание их не угнетает, в кои-то веки, позволяя им находиться в комфорте. Никто из супругов не пытается спрятаться за щитом игнорирования, как это было обычно, и дело было даже не в терапии. Соблюдать правила бойкота больше нет смысла, поскольку пара этот недельный обет молчания уже нарушила. Но это далеко не означает, что пропал стимул к лечению их семейной болезни и супруги опустили руки. Напротив, лишившись права на такое простое действие, как общение, они стали ощущать более острую необходимость в разговорах и объяснениях. Ведь зная, что лимит на слова исчерпан, в голове неосознанно складываются более конкретные и существенные вопросы друг к другу. Запрет — интересная штука, действующая противоречиво своему смыслу. Запретный плод является куда более ярким искушением, чем доступный, и подтверждением тому есть уже известное миру яблоко в Райском Саду. Испытывая запрет, Эрвин и Леви уже не имеют право на расточительство слов, с помощью которых можно донести главный смысл своих чувств. Поэтому одним из самых важных уроков, который они освоили посредством молчаливой терапии, стало понимание того, что порой лучше проглотить гнев, всего лишь не раскрывая рта, чтобы не сорваться на близкого человека, и, оказывается, куда удобней слушать и осмысливать, когда сам при этом не растрачиваешься на крики. Обычного человеческого общения между ними не было уже давно. Такое бывает, когда при виде него ты хочешь сказать не то, как он особенно выглядит сегодня, а то, как отвратительно он себя ведёт. И в ответ на негатив слышишь аналогичную агрессию, только в разы болезненную и колющую. Подобное отношение в семье Смит стало уже чем-то вроде вредной привычки, которую супруги решили полностью искоренить. Ведь они переходят на новый этап, где пускать события на самотёк запрещено. Теперь, чтобы изменить их плачевное положение, придётся взять в руки тяжёлые инструменты и начать выстраивать фундамент заново, предварительно разобрав ветхие стены. — Добрый день, молодые люди, — поприветствовал Григорий Йегер своих клиентов, стоило им только войти в кабинет. Приятная прохлада от кондиционера хорошо настраивала и располагала к работе. Доктор приветливо улыбнулся, чем развеял всякие мысли о психологическом сеансе. Казалось, он просто ждёт гостей и готовится к душевной беседе. — Добрый день, — вместе ответили супруги, удобней устраиваясь на широком мягком диване. Эрвин откинулся на спинку, а Леви, привычно скрестив руки на груди и положив ногу на ногу, прижался к подлокотнику сидения. — Я очень рад вас видеть снова, — внимательно изучая своих клиентов, продолжил Григорий. — Что ж, как долго вы подчинялись запрету на разговоры и как вы проводили время при этом? Раздельно или вместе? — Почти три дня мы не разговаривали. Мы не избегали друг друга, даже наоборот, старались по максимуму не расставаться, — ответил Эрвин. — И кто первый нарушил молчание? Что вы сказали самое первое? — Мы поссорились, — снова кивнул Смит, нахмурив брови. — А после ссоры, очевидно, снова не разговаривали? — Нет, мы поговорили… Очень эмоционально поговорили. Разговор было очень сложно вести, но через какое-то время супруги смогли расслабиться. Они решили рассказать о главной причине их последней ссоры, не скрывая подробностей, доверяя Йегеру и не скрывая от него ни малейшей детали. Смит рассказал о своей злости в момент, когда он увидел пустую оплатку, об оскорблениях, которые обрушил на своего омегу в порыве эмоций, о разговоре, который последовал после, и о причинах, которые повлекли за собой этот скандал. Леви лишь изредка дополнял рассказ своего мужчины. Не перебивал. — Сколько раз вам удалось поссориться за эту неделю? — спросил Григорий, откладывая планшет, на котором фиксировал некоторые нюансы. — Дважды. Во время молчания и после него, — Смит впервые задумался о том, что за прошедшую неделю они ссорились рекордно малое количество раз. Это явный успех, который доктор Йегер позволили зафиксировать клиентам самим, не озвучивая их ещё не значительную, но уже победу. — Я думаю, что вам удалось разрешить одну из серьёзных причин ваших повседневных конфликтов. И это произошло именно благодаря разговору, который у вас случился сразу после молчания. — Вы правы, — согласились супруги. — Стадия молчания была подготовительным этапом к нашей основной задаче. На первом сеансе, если помните, вы либо не шли на контакт, либо из вас выплескивались неконтролируемые эмоции. Молчание должно было лишить вас возможности в очередной раз поссориться, а также дать дополнительное время на раздумывания и переосмысливания ваших отношений. Я рад, что вам удалось обсудить одну из острых тем, и предлагаю перейти к следующему этапу терапии, которая поможет вам ещё больше разобраться в ваших запутанных отношениях. — Дождавшись очередного кивка, доктор продолжил. — Я уверен, что у каждого из вас есть вопросы друг к другу, которые вы бы не осмелились задать, боясь разрушить то доверие, которое у вас только что началось зарождаться. К сожалению, вам никто не может дать на это гарантий. Но теперь вы умеете контролировать свою речь и выдавать информацию порционно, не вмешивая в это свои эмоции. Я помогу вам начать, но потом вы уже продолжите это делать сами. На столе перед вами лежат вопросы и ситуации, которые вы можете вытянуть и обратиться с этим друг к другу. — Григорий кивнул на журнальный столик, на котором ровным веером лежали перевёрнутые карточки. — Главное правило: отвечать только на поставленный вопрос, а оппонент в это время может дополнять ситуацию своими дополнительными вопросами, которые касаются вашей жизни. Это как игра в экзамен: если «преподавателя» не устроит ёмкость ответа, он может задавать «студенту» наводящие, помогающие вопросы. Не перебивать, стараться прислушаться к своему супругу и быть предельно честным. Леви, прошу, начните вы. Брюнет вытянул из веера первую попавшуюся карточку и, потратив несколько секунд на чтение, обратился к Эрвину: — О чём ты думал сегодня перед сном? — Я, — Эрвин прочистил горло, решаясь сказать правду, — думал, почему ты продолжаешь спать в гостевой комнате, хотя у нас всё начало налаживаться. Леви на это опустил взгляд на собственные колени, поджав губы. Ему не хочется говорить об этом. Но почему-то он чувствует вину за то, что уже четыре ночи не спит в общей спальне с мужем. — Задавайте наводящие вопросы, Леви. — Григорий решает немного подтолкнуть омегу. — Эрвин пока делает всё правильно, он ответил на поставленный вопрос, не задавая встречного или что-либо ещё. — Тебя это задевает? — Брюнет всё же поднимает глаза на мужа, решая развить эту тему. — Если честно, то да. — кивает Эрвин, чуть повернувшись корпусом к омеге. — Но я поступлю неправильно, если не скажу, что это заставляет меня больше думать о собственных поступках. Я ищу причины, почему ты отказываешься ложиться со мной спать. — И к чему ты пришёл? — К тому, что последний период стал для тебя чем-то новым и тебе нужно время, чтобы к этому привыкнуть. — Отчасти, — кивает омега. — Или же, наоборот, ты даёшь время мне, чтобы я смог сделать для себя какие-то выводы. Но совершенно точно я уверен, что чем дольше я буду спать один, тем глубже я зароюсь в своих бредовых догадках. — Ничего, тебе не повредит немного подумать, — пряча хитрый прищур, говорит Леви. — То есть, сегодня я опять буду спать один? — шутливо-возмущённо. — Эрвин, думаю, сейчас стоит взять карту вам, — прервал их Григорий. — Хорошо, — мужчина тянется за карточкой, после чего переводит внимательный взгляд на Аккермана. — Леви, удовлетворяет ли тебя твой муж в постели? Чувствуя, как стремительно растворяется былая непринужденность, брюнет тяжело выдыхает, пряча лицо в ладонях. Он не готов говорить о сексе. Ни с доктором, ни с мужем. Для него это стало личной раной, которая осталась после Кембриджа. Но вопрос уже прозвучал. Григорий отметил нерешительность и даже некую боязнь младшего из супругов. Смит же серьёзно подобрался, ожидая волнующий его ответ. Леви и Эрвин прекрасно помнят, как прошёл их последний секс. Удовлетворением там и не пахло. Но Леви не хочет говорить «нет», потому что желает забыть всё плохое, начиная с безэмоциональной возни под одеялом, которая заменяла им полноценный секс в последние годы, и заканчивая их прошлым разом. Он знает, что правдой оскорбит Эрвина, как альфу, но лгать тоже было бы неправильно. — Нет, Эрвин, ты меня не удовлетворяешь, — приглушенно, сквозь ладони выдаёт Леви. Он отчётливо слышит, как о столешницу ударяется упругая бумага, как противно скрипит кожа дивана, когда его супруг резко вскакивает с него. Слышит тяжёлый стук обуви о паркет, когда Эрвин начинает молчаливо мерить шагами комнату. Слышит, но не находит сил, чтобы посмотреть на него. Он ведь сказал правду и этим оскорбил Эрвина. А ожидал ли сам Смит подобного ответа? Конечно же да. Он не слепой, чтобы не отдавать себе отчёта, что они уже давно не видят друг в друге объект своей сексуальной страсти. Их скандалы не прекращались, они могли сутками не разговаривать и ещё столько же вести войну. За всем этим сложно иметь желание заниматься сексом. Если раньше они могли после дикого скандала предаться не менее дикой страсти, чтобы потом забыть о причинах недавней разборки, то со временем это стало невозможно. Только течка была способна ненадолго их заткнуть. А в последний раз они и вовсе потеряли себя. Горячка, жёсткий секс без подготовки, боль и стыд. Это сложно назвать сексом, способным доставить истинное наслаждение альфе и омеге. Эрвин это знает. Винит во всем себя. От этого и бесится. — И как давно? — глуша истинный звериный рык, выдаёт Смит. Ущемлённое и раненое достоинство грохочет о рёбра, желая выпустить свою волю и мощь, чтобы заявить о себе своей помеченной омеге и постороннему альфе. То есть конкуренту. — Около двух лет назад я почувствовал, что ты стал холоден ко мне в постели, — Леви берёт себя в руки и наконец сталкивается взглядом с холодной сталью обычно голубых глаз. Он чувствует противостояние, но не хочет подчиняться этому. Он развеет эту тему. Распутает очередной ком. — Прекрасно, то есть ты уже как два года недотраханный ходишь? — Эрвин остановился чётко напротив своего мужа, спиной к доктору. — Я не об этом, — спокойно изрекает омега, всё ещё пытаясь не потерять контроль. — Но вопрос был об этом! Если это не делаю я, так значит, кто-то другой? — О чём ты, мать твою?! — сорвался Аккерман. — О том, что я тебя херово трахаю! Смит не может держать себя в руках. Его только что ткнули лицом в то, что он не способен удовлетворить собственного мужа. Поэтому и начинает приплетать лишнее. Начинает обвинять в придуманных изменах. А вдруг, тыча пальцем в небо, попадёт в десятку? Ведь он не единственный здесь грешник, поэтому и начинает ответно нападать. Невнимательный. Эгоист. Тупой ебарь. Ноль в постели. — Знаешь, да! — не выдерживает Леви. — Уже два года ты делаешь это без желания, без должного отношения. Может, за это время ты привык трахать баб, которым много не надо, но я, если ты забыл, омега, у которого либидо чуточку превышено! И мне для удовлетворения будет маловато просто всунуть один раз за всю течку. По сравнению с тем, каким раньше был наш секс, когда мозги плавились, когда рассудок отключался, когда сутки напролёт мы не отлипали друг от друга, сегодня он не приносит мне удовлетворения! Оба замолкают, чувствуя, что говорят на разных языках, из-за чего снова перешли на ругань. Один говорит об отношениях, которые у них изменились в постели, а второй думает об умениях, переводя это на свой счёт. Эрвин замечает разницу. Поэтому он садится на своё место, принимая решение больше не задавать вопросов по этой теме. Свое смирение он демонстрирует тем, как не глядя протягивает супругу следующую карту. Даёт понять, что готов отвечать на другие вопросы. — Есть ли у тебя секреты, Эрвин? — читает брюнет вопрос из протянутой карточки. — Нет, Леви, — резко, быстро, почти перебивая. — А есть ли что-нибудь, чего бы ты хотел мне рассказать? Например, сознаться в измене. — Я не скрывал этого от тебя, — Смит сжал кулаки, чувствуя в вопросе нападение и нежелание Леви закрывать прошлую тему. — Я думаю, вам стоит рассказать своему мужу о самом факте измены. — Григорий снова обозначил своё присутствие. — Он хоть и в курсе, но было бы правильней, если бы вы сами рассказали ему об этом, а также и о своём ребёнке. Смит почувствовал, как заскрипели его зубы от того, как плотно он сжал челюсти. Ещё чуть-чуть, и посыпалась бы белая крошка. Супруги не говорили на эту тему. Кричали, скандалили, но не говорили. Он не рассказывал о причинах измены, не оправдывался и не просил прощения. Он тогда был слишком взволнован из-за не вовремя раскрывшегося секрета, и на раздражающие вопли своего мужа прокричал тому в лицо: «Да, я изменял тебе, доволен?!» А потом и вовсе обрушил на и без того шокированных родителей, в доме которых они находились в тот момент: «И поздравляю, у вас есть внук». Поэтому сегодня, спустя полтора года после измены, должен наконец состояться разговор. Смит достал сигарету, не спрашивая разрешения покурить, после чего сделал пару торопливых и необходимых затяжек. Выкурив лишь половину, он тушит сигарету в пепельнице, в голове уже перебирая нужные слова для начала сложного разговора.  — Ты совершенно неожиданно уехал в Китай, — уперев локти в колени, Эрвин немного подался корпусом вперёд. — На полгода. Я подумал, что ты решил сбежать от наших проблем, ведь на тот момент мы уже начали нешуточно разговаривать на тему развода. Я решил, что ты не хочешь принимать никакого участия, спрятав голову в песок, и поэтому лишь соизволил позвонить перед отлетом и сообщить, чтобы я не ждал тебя раньше окончания зимы. Я был очень зол на тебя за то, что ты оставил меня наедине с нашими проблемами. Я не хотел в них окончательно погрязнуть, поэтому не стал пресекать моё частое общение с женщиной. Это были обычные встречи, флирт и ничего более. Но я каждый раз снимал обручальное кольцо. Леви, я хочу, чтобы ты знал, что я не планировал уходить от тебя, чтобы начать строить что-то с ней, я не рассматривал её под углом будущей жены и матери моих детей. Я просто расслаблялся и отдыхал в её непринуждённом обществе, а она ничего не требовала взамен. С самого начала я знал, что наша с ней связь долго не продлится, а после секса всё как будто перегорело. Мы встречались около месяца, переспали только раз, после которого я не хотел ничего продолжать. Я не похотливый самец и не донжуан, но всё же я допустил эти отношения с ней. За три месяца до твоего возвращения она сообщила мне, что ждёт ребенка, и тогда я признался ей, что женат и не собираюсь уходить от тебя. Я думал, что она начнёт угрожать или сделает аборт, поэтому я был твёрд в решении всё рассказать тебе, чтобы потом свободно добиваться опеки над своим ребёнком. Но она мирно согласилась сохранить беременность и оставить всё, как было, при условии, что воспитание малыша будет на ней, а я могу лишь иногда проводить с ним время и помогать материально. Всё оказалось настолько просто, что я не видел смысла говорить об этом тебе, тем более, что ты стал еще более неуравновешенным, чем ранее. Вот так всё просто. Действительно, проще и быть не может. Всё же разрешилось, так зачем говорить своему омеге об измене и о ребёнке? Если бы не внезапный звонок в доме родителей Смита, он бы продолжил это скрывать от них? Или как бы он по-другому преподнёс такие новости? Ах, да, это же Леви здесь неуравновешенный. Это же Леви не имеет права что-либо скрывать. Это же Леви во всём виноват! А Эрвин, значит, может скрывать ложь во благо? Может изменять! Осеменять! Обманывать! — И вы до сих пор… контактируете? — совершенно убитым голосом просипел Леви, нисколько не сомневаясь в этом. — Она мать моего ребенка. Я никогда не откажусь от дочери лишь потому, что оказался порядочным подлецом, — не стал юлить Смит. — Прости меня, Леви. Прости за измену и за трусость, — искренне и совершенно неожиданно для омеги, альфа мягко взял тонкие ладони Леви в свои, смотря тому прямо в глаза. Эрвин всё-таки смог попросить прощение. Слишком поздно, но всё же смог во всем признаться, рассказать, не вуалируя острые подробности. Значит, и Леви сможет это принять. — Как зовут твою дочь? — глотая неприятную горечь, спросил Леви. — Габриэль. Габриэль Шульц, — Смит сощурил глаза в лёгкой улыбке, отчего его взгляд несколько потеплел. Сход лавины с их усталых плеч, казалось, почувствовали оба. Но нужно время, чтобы окончательно принять их новые отношения. А Леви и вовсе придётся заново научаться жить с мужем, но уже в новой для себя роли. В роли омеги, простившего своего альфу. — Считаешь ли ты своего мужа идеальным? — Смит вытянул следующую карточку. — Я… затрудняюсь ответить. — Леви попытался скрыть печаль в голосе, настраиваясь на продолжение сеанса. — Идеальных людей не существует, и, вроде бы, мы хотим измениться и даже пытаемся, только… Если говорить конкретно о тебе, а не о нашей семье, то твой недостаток в том, что ты уже считаешь себя идеальным. — Леви, поясни, — усмехнулся Эрвин. — Я самолюбив? — Нет, не в этом дело. Ты не стремишься исправиться, у тебя есть только твоя правда, и ты не признаешь ничего, кроме этого. Ты упёрт — это плюс, — но ты слеп ко всему окружающему. — Мы супруги. Ты влияешь на меня, я влияю на тебя. Тебе стоило сказать, что тебя не устраивает в собственном муже. Неужели я бы не прислушался? — Я пытался. Но до тебя невозможно докричаться, на любой мой выпад ты кричишь в ответ, ещё и врежешь неслабо. Эрвин снова почувствовал угрызения уже истерзавшей его совести. — Леви, предъяви мне сейчас конкретную претензию. — Эрвин, я прошу тебя считать меня за человека. А это ещё что значит? — Леви…– начал он. — Эрвин, выслушайте своего мужа, — доктору Йегеру пришлось напомнить правила. Эрвин прикусил щеку с внутренней стороны, сразу же замолчав. Да, будет грустно, если выяснится, что молчанка, которая им так дорого стоила, его так ничему и не научила. — Я полностью открыт тебе, в то время когда ты сам не считаешь нужным что-либо рассказать, — набрав грудь воздуха, сразу начал Леви, словно боясь, что его снова перебьют и возможности высказаться больше не будет. — Я доверяю тебе настолько, что даже без объяснений полетел с тобой в Кембридж, что в итоге было лишь одной из твоих грязных уловок и обернулось для меня сущим адом… — Стоп, Леви! — прервал его Смит, пытаясь сразу же разъяснить, как всё было на самом деле. — Я не договорил! — Леви непривычно громким голосом снова взял слово на себя. — Лишь однажды я согрешил и скрыл от тебя свое бесплодие и всё к этому прилагающееся, но мы ведь уже выяснили, что это было ошибкой и с какой целью я молчал? — Прервавшись лишь на мгновение и дождавшись сдержанного кивка, он продолжил. — Но вернёмся в отель Кембриджа. Эрвин, я не малолетка, чтобы повестись на молчаливое обещание, а потом мирно терпеть горячку в ожидании тебя. Прости, но у меня уже возраст не тот и здоровье не то. Поэтому да, я считаю это одной из наших неразрешённых проблем, которая может стать очередным накопившимся комом, размером с дом, которых у нас с тобой столько, что эмигрантов Зимбабве можно расселить! И нет, я не буду больше терпеть подобное к себе отношение, которое ты даже в самом начале нашего брака себе не позволял. Не надо мной пользоваться, Эрвин. Леви замолчал, чувствуя полную опустошённость. Дыхание сорвалось, словно после бега, и даже чувствовалась внутренняя дрожь. Определённо, сеансы у психотерапевта не самым лучшим образом влияют на его душевное состояние. — Я не смог тебе сказать об истинной цели поездки, поскольку подчинялся правилам терапии, — осторожно начал Эрвин. — У меня был выбор уехать, ничего не сказав, либо сказать тебе всё, как есть, перед отъездом. В первом случае ты по моему приезду швырнул бы в меня документы на развод, а во втором это бы значило, что я несерьёзно отношусь к терапии, а значит, и к тебе, и к нашему браку. А я хотел, чтобы ты знал, что я тоже хочу принимать участие во спасении нашего брака. Прости, я жуткий кретин, я совершенно не понял, как это всё выглядело. Я надеюсь, что мы выяснили эту заявку на ком. Леви на какой-то момент потерял способность дышать. Настолько неожиданно простым оказалось объяснение мужа своего поступка. Без обмана и умысла, он всего лишь принял правила терапии, самым честным образом предлагая Леви полететь с ним. Он открыто показал ему распечатки авиабилетов, не прятал свой рабочий кейс, более того — по прилету в Англию даже посвятил вечер только им двоим и молчанию. Как же так вышло, что в итоге им пришлось возвращаться из Кембриджа разными рейсами? А главная причина заключалась в изначально неправильно расставленных приоритетах. Эрвину было проще сорвать мужа с работы и утащить его в угоду собственной, прикрываясь серьёзным отношением к терапии. Попытаться прикончить двух зайцев из двустволки — гениально, но в случае Эрвина — невозможно. Его привычка видеть в ситуациях банальную простоту в этом случае вышла ему боком. — Насчёт твоей главной претензии — я тебя уважаю, Леви, — продолжил Смит мягко сжимать тонкие пальцы своего супруга. — Ты для меня не последний человек, и то, какую честь ты мне оказываешь, каждый раз терпя мои выходки, говорит мне о многом. Это значит, что у меня ещё есть шанс подняться в твоих глазах и не опуститься в собственных. Это значит, что для тебя нет ничего важнее семьи. И это значит, что я всё ещё нужен тебе. Омега не смог больше смотреть в глаза своего мужа. Он до боли зажмурил веки, не веря, что Эрвин говорит ему эти слова сейчас. Остаточное чувство того, что они почти разрушили семью, часто подпитывается их внезапными вспышками ссор. Но вот такие слова, сказанные почти своевременно, заставляют начинать верить в то, что они действительно прогрессируют в своей реабилитации. — Я хочу, чтобы дома вы продолжили эту терапию, но уже без моего присутствия. — Григорий Йегер убрал со стола все ненужные вещи, подготавливая его для следующей терапии. — Самому главному — выслушать друг друга — вы уже научились. А сегодня мы дали старт новому умению — говорить по делу. Порой высказать всё накопленное становится необходимо, чтобы избавиться от лишнего груза. Но помимо этого вы научились рефлекторно закрывать рты, как это было во время молчаливой терапии, чтобы не спровоцировать очередной конфликт. — Он разложил на столе перед каждым из супругов по паркеру и стопке аккуратных золотистых карточек. — Сейчас я попрошу вас заполнить небольшую анкету, состоящую из простых вопросов. Не торопясь, постарайтесь отнестись к каждой карточке с особым вниманием, ведь они помогут мне разобраться во всех ваших ключевых проблемах. Напишите на них именно то, о чем вы никогда не сможете поговорить друг с другом или не осмелитесь обсудить это со мной тет-а-тет. Всё самое сокровенное должно оказаться в ваших карточках. На каждой из них значился один-единственный заголовок: «заветное желание», «страх», «главная претензия», «вопрос, который бы никогда не осмелились задать друг другу», «секрет, который бы никогда не осмелились раскрыть», «актуальная проблема», «то, что нравится в партнере», «то, о чем жалеете». Всё остальное свободное пространство выделялось для написания ответа. Какое-то время потребовалось для того, чтобы заполнить мини-анкету. Григорий удобно расположился на своём месте за столом, не имея желания прерывать своих клиентов. Сегодня выдался очень насыщенный и богатый на эмоции день. Пара, сидящая перед ним, широкими и уверенными шагами стремительно продвигается в терапии. Они настоящие молодцы. И Йегер уже заранее знает, что они смогли найти верное направление благодаря своей особенной связи. Словно доверились своему какому-то внутреннему чутью. Дождавшись, когда все заполненные карточки окажутся у него в руках, Григорий, открыл ящик своего стола. — Чтобы вы были полностью уверены в сохранности ваших мыслей, я запечатаю каждую из карт в отдельный конверт, — он тщательно упаковал конверты, не поворачивая текст супругам, что позволило ему самому ознакомиться с содержимым некоторых из них. — Наш сеанс почти закончен, но я попрошу вас, Эрвин, задержаться на несколько минут. Леви, позвольте вас проводить. — Да, хорошо. — Леви поднялся со своего места, быстро обратившись к мужу. — Я подожду в машине. Смит сдержанно кивнул на это, провожая своего омегу взглядом. — Леви, я хотел бы вас немного похвалить за проявленную терпимость, — оказавшись в просторном холле, обратился Григорий к брюнету. — Вы делаете поистине серьёзные шаги к примирению с вашим мужем. И поэтому втайне от Эрвина я хочу дать вам в руки один очень важный инструмент, которым вы сможете правильно воспользоваться. — Он вынул из внутреннего кармана своего пиджака белый конверт с красиво очерченным заголовком «Заветное желание» и небольшой припиской «Эрвин Смит». Леви осторожно взял в руки конверт. — Вы имеете у себя в руках то, что помогло бы вам гораздо глубже разобраться в проблеме. Но право, воспользоваться этим или нет, остаётся за вами. — Значит ли это, что и Эрвину вы раскроете мои конверты? — спросил Леви, ощущая неприятный холодок от одной только мысли, что муж может узнать все его секреты. — Нет, это значит, что я хочу вам помочь, — Григорий мягко покачал головой. — Простите. Я, пожалуй, пойду, — всё же спрятав конверт в карман брюк, омега повернулся в сторону лестницы. — Всего доброго вам, Леви, — попрощавшись, Йегер поспешил вернуться в кабинет. — Эрвин, — обратился он к мужчине, усаживаясь за стол напротив него. — Вы планируете рассказать мужу о своем секрете? Альфа скептически поднял бровь, удивляясь скорее не профессионализму доктора, а скорости его чтения, и отрицательно покачал головой. — Не думаю, что ему стоит причинять боль этим. — А как насчет сокрытия его болезни? Он ведь тоже её скрывал, чтобы защитить вас. — Это глупость, и он сам это осознаёт. А если я расскажу ему о своей тайне, он взбесится и всё начнется снова. — Хорошо, позвольте тогда задать один вопрос. На что вы готовы пойти ради собственного мужа? — Это глупый вопрос, — нахмурился Смит. — Я буду неправ, если предположу, что «на всё»? — Я и так для него всё делаю. — Прыгать с крыши или в жерло вулкана вам, вероятней всего, не придётся. А как насчет «убить человека»? — продолжал доктор, как показалось Смиту, наступление. — Если вы имеете в виду, готов ли я его защищать, то в наш век можно обойтись и без убийства. У меня достаточно связей, чтобы обидчик моего мужа понес заслуженное наказание. — А знаете, чего боится Леви? — Григорий демонстративно показал Эрвину конверт с именем омеги. — Он боится лишиться вашей защиты, вашей поддержки и опоры. Он боится без вас потерять себя и свою значимость. Смысл его жизни стал заключаться только в вас. — Это всё он смог уместить в одной карточке? — Он написал лишь это. На стол опустилась золотистая картонка с напечатанным словом «Страх», под которым было выведено чернилами знакомым мелким почерком: Боюсь развода. — Не нужно быть психологом, чтобы понять, в каком состоянии сейчас ваш муж, если его жизненным страхом является не болезнь или смерть близких, а одно лишь ваше решение разорвать вашу с ним связь, — поучительно, даже можно сказать, по-отечески прозвучало над Эрвином. — Я повторю свой вопрос: готовы ли вы уберечь своего мужа от его собственных страхов? И заметьте, вас никто не просит убить человека. — Я готов. Для этого я здесь. — Тогда следующий сеанс мы проведем через три дня, а до него постарайтесь на все просьбы своего мужа отвечать согласием. Если он захочет сменить обстановку, проводить с вами больше времени или же просто поговорить — не отказывайте ему. Так, как и он вам ни в чём не отказывал. Постарайтесь быть на равных.