Влюбить за 30 дней

Наш путь к кровати обозначила хаотично разбросанная по полу моя верхняя одежда – без нее сразу стало значительно легче дышать. Настя окончательно превратилась в нечто буйное и неконтролируемое, и я вдруг почувствовал, что за этим неожиданным превращением кроется что-то иное. Я сел на постели и остановил ее в шаге от себя, не позволив упасть на меня. Ее глаза широко распахнулись от удивления, а руки тотчас покрылись гусиной кожей. Я улыбнулся со всей нежностью, на которую был способен. - Неужели ты все еще боишься меня? Она отрицательно помотала головой – по-моему, слишком активно. - Я страшный? - Издевательски медленно спустил с ее плеча один рукав широкой футболки. Настя стала переминаться с ноги на ногу, не решаясь посмотреть на меня. - Нет... ты красивый... даже слишком… - Может, я делаю что-то ужасное? - Вторая второй рукав соскользнул по плечу, я потянул за низ, и футболка с легким шорохом сползла к ее ногам. Через минуту я полностью освободил ее от одежды. Настя, пересилив себя, наконец обратила на меня неуверенный, смущенный взгляд. Я восторженно улыбнулся. - Господи, как же ты прекрасна... – я коснулся ее груди и она вздрогнула, встретив мою руку нежным прикосновением к локтю. – Всего лишь хочу, чтобы ты почувствовала меня. Пожалуйста, почувствуй меня... Настя молчала, как и должны молчать волшебные существа - нимфы, наяды, или даже богини, ибо для созерцания красоты не может быть надлежащих слов. Я неоднократно представлял ее тело, но в жизни оно все равно оказалось значительно красивее: стройное, с мягкими круглыми изгибами и нежной атласной кожей, трепетной, горячей на ощупь. Я не до конца верил, что могу до него дотронуться, не беспокоясь, что оно растает, как призрак из снов. Я коснулся кончиками пальцев ее раскаленной от острого желания коже, описав вокруг груди знак бесконечности, и провел линию вниз, по маленькому упругому животику. Настя закрыла глаза и прерывисто вздохнула, когда мои руки скользнули по ее пояснице и настойчиво потянули вперед. Я повторил тот же путь губами, позволив ей обнять меня как раньше - несмело, но крепко. - Если бы ты знала, как я хочу сфотографировать тебя сейчас... Настя легла рядом со мной, немного согнув ноги в коленях - как настоящая античная статуя – только живая, и такая желанная… - Зачем?.. - Ее голос срывался, тело трепетало под моими руками. - Потому что ты не осознаешь, насколько прекрасна... Что тебе мешает?.. Я целовал ее там, где она даже не ожидала, и с Насти постепенно спадали напряженность и оцепенение. Я знал, что после этой ночи она обязательно изменится, как меняется после завершающего шлифования прекрасная скульптура - вместе с последним нежным прикосновением художник будто вдыхает в нее жизнь. Я гладил внутреннюю поверхность ее бедер и впитывал безумно пьянящий аромат, теряя разум от желания. - Анастасия ... моя Настя ... Она тихо вздохнула, оплетая руками мою шею, и я заметил в ее глазах легкую дымку грусти: - Твоя... только твоя... И я осторожно забрал ее под себя. В голове стучало сердце, я не видел больше ничего, кроме огромных темно-золотых глаз – широко раскрытые, влажные, они смотрели глубоко внутрь меня. Я дико боялся напугать ее, поэтому приблизился к уху и прошептал: - Не бойся… Я не сделаю тебе больно. Она поцеловала мою щеку. Ее голос слышался будто издали: - Больно будет, если ты когда-нибудь меня предашь. В этот момент я резким движением прижал ее к кровати. Настя застонала и судорожно вцепилась в меня, но я только теперь понял, что она имела в виду. Она уже бывала с мужчиной и он разбил её сердце. Это открытие в какой-то миг ударило мне в голову волной обиды и даже разочарования, но меньше чем за секунду все захлестнула безумная лавина, и я перестал думать, волноваться, переживать, утонув в бескрайнем океане сияющей всепоглощающей страсти. Ладони Насти порхали по моему телу, словно горячие мотыльки, и мы сливались в нечто, гораздо более прочное, чем единое целое, потому что скоро я уже не понимал, куда исчезли пространство и преграды между нами. Я начинался там, где заканчивалась она, мы смешивались, словно два невесомые эфирные существа. Я будто смотрел на нее изнутри, и ясно видел, как в глубинах ее души тает что-то тяжелое, что-то напряженное и злое, что иногда, когда она стеснялась или боялась, проявлялось в ее голосе железом. Это было то, что не позволяло Насте быть собой - красавицей, достойной поклонения и восхищения, - и набрасывало на ее лицо и тело зловещую тень, неподвижную маску, в которой она растворялась и за которой скрывалась от всего мира. Живот девушки напрягся, натиск мгновенно усилился стократ, и я обезумел от удовольствия, двигаясь все быстрее и мощнее. Она шла за мной, придумывала, создавала новое – так, как я учил ее, и в то же время раскрывалась передо мной, как мне казалось, возвращаясь к самой жизни. Я не знаю, сколько минуло времени – может быть, целая вечность. В какой-то момент ее дыхание прервалось, по телу пролетела судорога, и она выгнула спину, из последних сил цепляясь за меня. Вокруг вдруг потемнело, я почувствовал, как в ушах свистит ветер - мы падали в бездну, и падение наше становилось все медленнее, тише и мягче. Постепенно комната, время и пространство возвращались к нам, а мы – в себя. Она снова стала просто Настей, я - собой, и мы лежали теперь, обнявшись, без малейшей возможности пошевелиться. Я потянул одеяло, вдруг почувствовав приступ озноба. Настя положила голову мне на плечо и затихла, лишь изредка прерывисто втягивая воздух. Прошло несколько минут. Я посмотрел на нее, но она этого не заметила. - Я люблю тебя. Она даже не шелохнулась. - Давно? - Как только увидел.