Ушла в город. Вернусь к полудню
.Китнисс
Тапочка касается что-то тёплое, шерстяное и наглое. Пушистый хвост обиженно тявкающего Персика, который рассерженно поглядывает на пустую миску, крутится вокруг моих ног, угрожая падением. Насыпаю собачий корм и приписываю к записке послесловие.P.S. Мохнатое недоразумение забрала с собой.
– Ну, что, зверюга, – говорю я, когда собака заканчивает с трапезой, – как насчёт прогулки? В конце концов, – прикрепляю поводок к ошейнику, – Эффи подарила тебя МНЕ, – пёс радостно гавкает и бежит к приоткрытой двери. На улице сегодня ветрено. Небо пасмурное и серое. Огромная снеговая туча, напоминающая гигантскую птицу, раскинувшую крылья, обтянула весь горизонт, а солнце даже хитрить не пробует, а могло бы высунуть пару лучиков и озарить хотя бы крохотный краешек небосклона. Оглядываюсь и подёргиваю плечами. Зима в этом году похожа на игривую кокетку: то сдатся на милость весне, то вернётся со снегопадом и бурей, заковав и без того продрогшую землю в новую ледяную тюрьму. Ладно, в Дистрикте -12 и на людей нельзя надеяться, так чего взять с природы?! – Делай свои дела, – приказываю я щенку, как только мы покидаем «Деревню Победителей», – делай и поскорее! – но тот лишь поводит левым ухом и смешно выпячивает язык. Что за бестолковое создание! – вздыхаю я, натягивая кожаный ремешок, на что Персик оскорбленно лает. Наконец через четыре квартала он соизваливает присесть на небольшой пригорок. – Хвала небесам, – радуюсь я и отправляю в ближайшую урну экскременты, упакованные в бумажный пакет, – теперь можно и к Сэй. До «Котла» мы доходим минут за пять, я дёргаю железную дверь, но она остаётся неподвижной – закрыто. Значит, хозяйка столовой сегодня задерживается. Присаживаюсь на бордюр, который вечером служил сиденьем Питу, и принимаюсь подкидывать ботинком лежащие на земле камушки. – За расчётом пришла? – голос у Сэй грубый, а выражение лица недовольное. Видимо, кто-то уже успел донести ей о вчерашнем инциденте. – Нет, – твёрдо говорю я и, подхватив щенка на руки, бегу за начальницей внутрь помещения. – Хочу продолжить работать. Чувствую, что с собакой на руках я выгляжу, как минимум, глупо: Сэй смотрит с упрёком, то и дело, поджимая губы. Обвожу взглядом пол и мебель – следов драки не видно, вот и отыскался сто первый повод поблагодарить Хеймитча. – Рупер Грейн – пройдоха, каких мало, – выдавливает начальница, опуская тяжёлое тело на ближайший стул и приглашая меня занять рядом стоящий. – С тех пор как он сюда перебрался, не было ни одной спокойной субботы. То поцапается с кем-нибудь, то в зубы даст. Думала вовсе запретить ему порог «Котла» переступать, да куда там, – отмахивается она. – За разбитую посуду и мебель платит исправно, но никак не может понять, что не мальчик – продолжает петушиться и получать по морде. А, – качает головой, – дурак, он и есть дурак, но ты, как красная тряпка на арене корриды, а вместо быка у нас твой муж, только вот загонщики будут каждый раз меняться. «Котлу» такое веселье ни к чему. Пускай Капитолий бычьими боями развлекается. – Вчерашнее не повторится, – уверяю я, – Пит больше ни с кем не подерётся, потому что я не позволю. – Свинья зарекалась… Беда в том, что за пару дней мне не найти новую работницу, а на Лиззи, где сядешь, там и слезешь. Вон и она, кстати. Лиззи Клиуфер я знаю со школы. Она лет на пять старше меня. Невысокая, среднего телосложения, с живыми серыми глазами, в глубине которых по весне появляются зелёные крапинки. Лиззи с лёгкостью обведёт вокруг пальца самого чёрта, и эту девчонку вполне можно было бы назвать симпатичной, если бы её правую щёку «не украшало» тёмно-коричневое пятно величиной с грецкий орех. – На пятнадцать минут, – чеканит Сэй, барабаня пальцами по столу. – Опять опоздала на пятнадцать минут! – Подумаешь, – пожимает плечами Лиззи. – Кто-то умер? Клиентов нет. Вы сами только что пришли и даже готовить не начали. – Ну, и нахалка, же ты! – кряхтит пожилая женщина. – Выходишь на смену завтра, потом со вторника по пятницу отдыхаешь. Работаешь на следующей неделе в субботу и в воскресенье. – Снова в выходные? – фыркает девушка. – А мне личную жизнь устраивать не надо? – Я тебе четыре свободных дня даю. За это время можно целый дом построить. Определись уже: либо брось Тома, либо выйди замуж – не трепли парню нервы. – Приберегите советы для внучки, мне и маминых нравоучений хватает. – Не была бы ты моей крестницей, я бы тебе давно по зубам надавала и выгнала бы взашей. Ладно, – Сэй обращается ко мне, – выйдешь во вторник, отработаешь четыре дня, а в субботу, часиков в семь, заглянешь к нам на ужин. Поглядишь, как Лиззи справляется. Поучишься… – Спасибо, – обнимаю хозяйку за плечи. – Обещаю: больше никаких сломанных стульев, по крайней мере, из-за меня. – Ну-ну, – смеётся та. – С тебя новое блюдо. – Ой, – тянет Лиззи, – была бы я на твоём месте… – Лучше тебе не быть на моём месте, – отрезаю я. – Пусть не думает, что она одна тут такая шустрая. Я тоже за словом в карман больше не полезу. – Ступай уже, – хлопочет начальница. – Эх, – достаёт из сумки несколько слегка помятых купюр, – хотела аванс заплатить во вторник, но раз уж ты пришла и не уволилась, – протягивает деньги, – на смену без собаки приходи. Тут люди едят, между прочим. – Да они его, небось, капитолийским шампунем моют, – скучающим тоном щебечет Клиуфер, – шерсть лучше моих волос. Благодарю Сэй и пулей вылетаю из столовой. С одной проблемой, кажется, справилась. Определенно, сегодня удача на моей стороне. – А теперь идём к мяснику, – говорю я, поставив Персика на пол и потянув за поводок, однако проклятая псина и не думает двигаться с места, повернув наглую морду по направлению к ненавистной мне тропинке. – Это тебя хозяин науськал? – злюсь я, наматывая кожаный ремешок на руку. – Не знаю, о чём вы вчера с ним договорились, но в булочную мы не пойдём, – мохнатое чудовище поводит ушами и принимается лаять на парящего над крышей голубя. – Проклятье, – хмурюсь я и сворачиваю на дугообразную дорожку. Сколько я уже не ходила по ней? Четыре месяца?.. Сто тридцать дней, если быть точной… Ничего не поменялось: те же немного покосившиеся дома, та же склонившаяся в три погибели осина, тянущая длинные ветви к вертикальной табличке с красными буквами, правда, сегодня она покрыта пригоршнями снега, а не золотисто-коричневыми листьями. Чего удивляться? Дистрикт-12 не меняется десятилетиями… Переступаю порог и вздрагиваю от серебристого звона висящего над дверью медного колокольчика. Осматриваюсь. Длинные полки с румяными булочками под стеклом не стали короче, а головокружительный, наполняющий рот слюной запах свежеиспеченной выпечки не приобрёл горьковато-терпкого оттенка. Всё в «Семейной пекарне Мелларк» осталось прежним, всё, кроме Китнисс Эвердин… – Здравствуй, дочка, – небесно-голубые глаза главного Пекаря смотрят на меня с каким-то странным, немым восхищением. Ещё мгновение и руки целовать начнёт. За что такая честь? – Ты одна? – интересуется он. – С Персиком, – показываю на надоедливую животину, пока мистер Мелларк поправляет и без того аккуратно разложенную продукцию. Вид у старика растерянный, хотя каждая морщинка сияет искренней радостью. Похоже, он не ожидал, что я когда-нибудь приду в пекарню, тем более, одна, без его сына. – Как здоровье Вашей жены? – По-разному, – тонкие губы пытаются изобразить вежливую улыбку, – У Кендры бывают хорошие дни, а бывают плохие. – И какой сегодня? – продолжаю я, на что свёкор лишь неуверенно пожимает плечами. – Я устроилась на работу в столовую в Шлаке, – мужчина медленно кивает, расправляя бумажные пакеты. – Вам Пит рассказал? – ещё один кивок. – Он здорово злится из-за этого… – опять молчание. Что-то отец моего мужа сегодня совсем неразговорчивый. Может, у него ангина? – Хочешь завиток с яблоками? – наконец, выдавливает из себя мистер Мелларк. – Свеженькие: только из печки достал. – Не надо, – отнекиваюсь я, – Пит каждый день что-нибудь печёт дома. Скоро я буду шире дочки мясника. – Да, – немного уставшие глаза старика лучатся от гордости. – Если бы мой младший сын захотел открыть свою пекарню, то я бы растерял всех клиентов, поэтому пускай балует супругу. – Мистер Мелларк, – собравшись с духом, выпаливаю я. – Вы что-нибудь знаете о говядине в кисло-сладком соусе? – Пит любил это блюдо в детстве. Кендра готовила его. Иногда… – Да. Я бы тоже хотела попробовать. Может быть, Вы помните рецепт хотя бы примерно? – Я спрошу, – через паузу произносит он, указывая взглядом на потолок, – у жены. – Только не говорите, что для меня. Тогда она точно не расскажет. – Расскажет, – утвердительно кивает главный Пекарь. – Кому-то ведь нужно передавать накопленное. Подожди минут десять. Пекарня погружается в тишину, Персик заигрывает с собственным хвостом, а мне не остаётся ничего, как созерцать белый потолок, выложенный узорчатой плиткой. – Держи, – радостно сообщает свёкор, опуская на мою ладонь небольшой листочек в клетку. – Спасибо, – благодарю я и прощаюсь, пряча бумажку в карман. В лавке Оскара Уайта я провожу не меньше четверти часа. Раньше мне никогда не приходилось самой покупать мясо, напортив, я сбывала охотничьи трофеи всем, кто только был готов взять, но кролика и индейку трудно сравнить с молодым телёнком: на такие деликатесы я раньше и смотреть бы не стала, а сегодня вот смотреть приходится, причём в оба глаза. – Давайте вот тот, – показываю я на двухкилограммовую вырезку. – Хороший кусок и жира почти нет. Расплачиваясь с мясником, я испытываю почти мстительное удовольствие, которое расползается вокруг моего сердца подобно дремлющему Лютику, примостившемуся на коленях у Прим. Ещё чуть-чуть, и душа замурлычет от умиления. До чего же всё-таки приятно покупать продукты на заработанные собственным трудом деньги! – Как погуляла? – спрашивает Пит, едва я закрываю за собой дверь и переобуваюсь в тапочки. – Была у Сэй, – отвечаю я, убирая мясо в холодильник. – Она выплатила аванс. Навестила твоего отца. Миссис Мелларк дала рецепт тушёной говядины, поэтому вероятность того, что я испорчу блюдо, заметно снижается, – остаётся надеяться, что этот рецепт правильный, и свекровь не удумала отравить меня вместе с не особенно любимым сыном. – У нас ведь есть, – заглядываю в листочек, – орегано? – Душица на второй полке слева. Ты правда ходила в пекарню? – Ходила, – правый уголок губ Пита неровно ползёт вверх, а затем моментально возвращается на прежнее место. – «Котёл», «Семейная пекарня Мелларк» – разницы нет. Больше я не буду делать исключений. – Хорошо. Помочь порезать мясо? – Лучше займись картошкой. Следующие четыре часа проходят вполне мирно и спокойно. Пит трёт сыр и морковку, я разделываю вырезку и долго тушу её под крышкой, некоторое время мы даже смотрим по телевизору какой-то фильм о потерянном ожерелье. Безмятежные минуты искусственно-созданной тишины заканчиваются ту минуту, когда в дом вваливается Хеймитч: – Вашего скотовода из Дистрикта-10 не бил в Двенадцатом только ленивый, – как под копирку повторяет Эбернети слова хозяйки столовой. – То просто по роже съездят, то зуб выбьют, то нос сломают. Этот Грейн, когда напьётся, полностью с катушек слетает. А может, дело в его роже, потому что та явно кирпича просит, – почёсывает вывалившееся из-под ремня пузо. – Я, конечно, выпивку одобряю, но с головой тоже дружить надо, – поворачивается в сторону Пита, – Ты его здорово вчера приложил – хватило бы и пары подзатыльников. – Схожу к нему завтра и поговорю. Если он не может работать, то я готов возместить физический ущерб. – Прибереги разговоры для толстосумов в Капитолии. Я уже отправил его на две недели в отпуск без содержания, точнее, с содержанием, но моим. Так что вы теперь меня месяц кормите. Кстати, – посылает язвительную улыбку, – угадай-ка, солнышко, кто зашивал твоему новому кавалеру рассечённые бровь и губу? – желудок неприятно сводит, а Хеймитч продолжает зло издеваться. – Не бледней, не бледней! Раньше думать надо было. В больницу его не поведёшь: там бы стали задавать вопросы. Им бы пришлось долго объяснять, почему у дерева такой хороший удар справа. А если бы ещё на старину Джея напоролись, Тред давно бы навестил вас с конвоем. Элизабет – молодец! Всего два раза вздрогнула, пока Грейн орал, что его расквашенная морда – мелочь по сравнению с пересчитанными рёбрами «ублюдка из Деревни Победителей». Я, конечно, попытался убедить твою мать в том, что «ублюдок из Деревни Победителей» стоит перед ней, но она, похоже, не сильно поверила. – Позвоню ей вечером, а завтра зайду в гости, – хмуро отзываюсь я, стараясь не смотреть на Пита, испытывающего то же чувство вины, что и я. – Этот человек точно не напишет заявление? – Не напишет, – уверенно говорит Хеймитч, и я облегчённо выдыхаю. – Спасибо, – Мелларк с благодарностью пожимает руку бывшего капитолийского тренера. – Я снова твой должник. – Ага. Миллионный раз. Пожрать есть что? – Тушеная говядина с запечённым картофелем под сыром, – говорю я, а когда мой муж скрывается за кухонной дверью, шепчу старику в самое ухо. – Как думаешь, Грейн со своими дружками не устроит на Пита охоту, желая отомстить? – Вряд ли, – немного подумав, отвечает тот. – Кишка тонка у этого фермера. Больше болтает, чем делает. На трезвую голову побоится связываться, а на пьяную лучше разнесёт в очередной раз «Котёл». – Хорошо, – улыбаюсь я. Спасибо тебе, Хеймитч. За всё. Пойдём ужинать. – А что за праздник сегодня? – ухмыляется он, когда я ставлю на стол тарелку с мясом. – Отмечаем последний рабочий день? – Чай будешь? – переводит беседу в мирное русло Пит. – Наливай. В пятницу заходил к директору школы. Ждёт не дождётся, когда начнётся капитальный ремонт. Поделился свежими сплетнями. Оказывается, старая карга, Лаура Бинс, наконец-то решила уйти на пенсию. Счастливое событие планируется на начало июня. Ты, Китнисс, могла бы пару раз в неделю заглядывать к ней и учиться работе библиотекаря. Денег там, конечно, кот наплакал, но зато спокойно: школьники обычно в коридорах дерутся. Ну, а ближайшие месяцы будешь слушать мозгоправа и вести дом. – Я согласна приходить в библиотеку, – незаметно прячу под стол нож, лежащий около своей кружки, – но до мая останусь работать в «Котле». – Что, что, солнышко? – лицо у Эбернети багровеет, а тарелка с порцией мяса опасно подвигается к краю столешницы. – Повтори-ка сначала. Старый я, видно, стал – не расслышал. – Китнисс до мая будет работать у Сэй, – спокойным голосом отвечает Пит. – Вы что вообще охренели? Оба? – орёт Хеймитч и локтем опрокидывает недоеденный ужин на пол. На говядину тут же с жадностью набрасывается счастливый Персик, делая вид, что его не кормили, как минимум, неделю. – Ладно, она, – трясёт кулаком у моего виска бывший тренер, – умом не блещет, но ты зачем идёшь на поводу? – Это выбор Китнисс. Хочет – пусть работает. Не наручниками же её к кровати пристёгивать?! – Может, вы давно того, – сосед изображает в воздухе неестественный круговорот рукой, отпихивая собаку, лижущую его тапочек, – и это игры у вас такие? Сдались два извращенца на мою голову! *** – И что, – улыбаясь во все тридцать два зуба, говорит доктор Аврелий, протирая заляпанные линзы очков-половинок, – мистер Эбернети согласился с доводами Вашего мужа? – Спустя две недели, – объясняю я, – а до этого даже не здоровался при встрече и хлеб не брал. Вчера караулил меня вместо Пита. Субботняя смена прошла сносно. Из Лиззи бы получился отличный учитель. Теперь я не церемонюсь с шахтёрами. Зачем кричать на поезда, если есть они? – Никогда бы не подумал, что Вы, милая Китнисс, сторонница гомеопатии. – Гомео что? – переспрашиваю я. – Гомеопатии, – не сдерживая смеха, объясняет мужчина. – Альтернативное направление в медицине использующее слаборазведённые препараты, которые у здоровых людей вызывают серьёзные осложнения, а больных вылечивают. Выражаясь простым языком: лечение подобного подобным. К гомеопатическим относят змеиный и пчелиный яды, а также прогрессивный метод уринотерапии. Капитолийцы прямо визжат от восторга, когда применяют его. – Какая гадость, – морщусь я. – Пьют далеко не все. Большинство обтирается. – Уринотерапия, гомеопатия или ещё зверь какой, я не знаю, но мне лично это помогает. Я без опаски подхожу к столикам и не дрожу от страха, прогуливаясь по вечернему дистрикту. – Прекрасно, – психиатр делает несколько пометок в дневнике. – значит, Вы работаете там до мая, а что потом? – Не знаю, – пожимаю плечами я. – Если не подыщу что-нибудь другое, помогу Хеймитчу. В июне он начнёт грандиозный ремонт в местной школе. Конечно, там будет работать бригада специалистов, но от грязи никуда не денешься. В середине августа, возможно, устроюсь в школьную библиотеку. – Чудесно, – продолжает восторгаться доктор Аврелий, – ну, а после? Помню, при первой нашей встрече Вы грезили разводом. Передумали? – Разумеется, нет, – ощетиниваюсь я. – Поэтому и устроилась на работу. Хочу подкопить денег и в начале ноября навсегда покинуть Двенадцатый. Нужно было с самого начала так поступить без всякой многоходовки в виде свадьбы и совместной жизни в один год, но я испугалась отъезда да и Прим пожалела, денег брать не собиралась, но в результате… Розовый домик в центре города, шуба и продукты вылились в кругленькую сумму. Я откладываю деньги, мама тоже копит, и Прим, наверняка, летом начнёт торговать лимонадом и мороженым из козьего молока, но вряд ли мы соберём достаточное количество, чтобы рассчитаться с моим фиктивным мужем. Обустраиваться на новом месте будет не на что, да и Пит ни за какие коврижки не примет наши сбережения. – Вас беспокоит то, что Вы не в силах вернуть ему долг? – Беспокоит. – Но ведь не всё на свете измеряется деньгами. Дружеское участие стоит дороже золота. – Думаю, дружеского участия Питу маловато. – Начните с простых вещей, – улыбается собеседник. – Расскажите, какой дальше Вы видите свою жизнь. Какой она станет после развода? – Устроюсь работать. – В новый «Котел»? – Без специального образования… – начинаю я. – Так почему же Вы не учитесь? – разводит руками мой лечащий врач. – Или Вам удобнее прикрываться отсутствием диплома, чем получить его? – Диплом? Образование? – из горла вылетает презрительный смешок. – Мысли о колледже испарились из моей головы в тот день, когда я потратила последний цент из скопленных папой денег на наше с Прим обучение. Он хотел, чтобы мы учились как мама, но вышло, как вышло. Возможно, лет через пять я сумею помочь сестре, но себе едва ли. – Почему же? – Потому что в противном случае мне снова придётся залезть на шею Питу, причём на добрые четыре – пять лет. Такую цель Вы преследуете? – Ничего подобного, – отнекивается психиатр. – Я говорил только про образование, про шею мистера Мелларка Вы придумали сами, а она совершенно не пригодится. В Третьем, Втором и Первом дистриктах хватает учебных заведений, а в Капитолии их – пруд пруди. Для одарённых студентов есть бюджетные места, предусмотрена стипендия и общежитие. Их не больше пяти-десяти на курс, но они существуют, просто нужно постараться, посидеть над учебниками и выучить недоученный материал. Разобраться в непонятом. Никто не обещает Вам сладкой жизни сразу: первые два-три года придётся подрабатывать, официанткой или уборщицей, возможно, в местах, подобных Вашей столовой, но два-три года потерпеть можно. – Не получится: отметки в моём аттестате выглядят печально. – Так было всегда? – Нет. Первые шесть классов я училась не хуже Прим, а она отличница, но потом… – Потом умер отец, и Вам стало не до учёбы. Ну, так начните всё с начала. Пробуйте. Свободное время есть. Экзамены обычно проходят в конце июля – поднапрягитесь: впереди четыре месяца. Мне показалось, что Вы всегда добиваетесь того, чего хотите. Потом заберёте и миссис Эвердин с Примроуз. Насколько Ваша мать хороша в своём деле? – Пациенты её любят, и уколы она легко ставит. – Приезжим работникам иногда тоже выделяют общежитие или служебные квартиры. На худой конец будут снимать, но Вы должны попробовать поступить. Осталось понять, чем Вы собираетесь заниматься? – Чем? – задумываюсь я, уступая напору доктора. Его слова напоминают сказку, слишком приятную сказку, в которую до боли в сердце хочется верить. Если я сяду за учебники, то ничего не потеряю, а только приобрету. – Пожалуй, буду помогать таким как я.